Но вскоре свет пронзает пространство, и появляется человек с тростью, на наконечнике которой планета Земля, сбоку - колоски, а в центре - серп и молот.
- Прышло твае врэмя сдаваться, княс! - говорит странная личность невысокого роста, разглаживая черная усы.
- Дарк Сталенс… - бурлящий, словно кипящяя сера, слышен голос царя. - Ты не мог вернуться оттуда! - и молнии полетели в усатого человека с тростью…
- Богисевич! - повысив голос, произносил мою фамилию еврей. Я на миг отвлекся и посмотрел на него. Преподаватель походкой бравого красноармейца шел ко мне и своими намерениями напомнил мне почему-то ледокол "Ленин", бороздивший просторы мирового океана в эпоху социалистических соревнований и нашествий призраков коммунизма в Европе.
- Чем вы заняты? - преподаватель стоял надо мной и щурился, пытаясь разглядеть рисунки на обрывке листика в клеточку, который я тщательно скрывал ладонями.
- Слушаю вас, Дмитрий Исаакович, - я говорил как можно более спокойно и равномерно, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
"Идите к черту, Дмитрий Исаакович", "мне насрать на вас и ваш предмет…" Может, на лице у меня и была натянутая улыбка, но глаза явно отвечали обратное. Злость. Бесконечная злость на жигули и москвичи, на школьниц и станцию метро "Площадь Попоек", на почетный караул и т. п.
[иногда такое ощущение, что в голове присутствуют инородные объекты. Они шумят, когда я говорю по телефону]
Дмитрий Исаакович, видимо, удовлетворившись моим ответом, побрел дальше вдоль ряда и продолжал мутные разговоры со студентами.
- Игина, что вы думаете по поводу эсеров? - прыщавая Ирочка поднялась с парты.
"Эсеры - вестники постапокалипсиса, оружием дьявола и мощью пятиконечной звезды расшатывали дьяволоизбранную нацию на совершение скверных блудливо-политических деяний в духе…"
- Это левотеррористическая организация, которая для достижения своих целей использовала терроризм… - невнятным голосом произнесла Ирочка.
Недовольный еврей сел за свой стол и, одев очки, пробубнел:
- Что такое коммунизм? Можешь ответить? - он, слегка раскачиваясь на стуле, устремил свой похотливый взгляд на маленькую Ирочкину грудь минус первого размера.
Сатанизм - такое существование общества, в котором будет осуществляться социальная справедливость по принципу "каждому по способности, от каждого по потребности". Проповедник сатанинской церкви объединенной Евразии Никита Сергеевич Хрущев во время очередной своей мессы провозгласил, что нынешнее поколение рабов божьих будет жить при сатанизме…
- Богисевич! Константин Богисевич! - я опять прослушал зовы старого урода.
- Да! - почти крикнул я.
- Встаньте Борисевич! - в ответ на его просьбу я нехотя положил дешевую ручку синего цвета и, с шумом отодвигая шатающийся стол, поднялся на ноги.
- Почему вы не откликаетесь, у вас пгоблемы со слухом? - в аудитории послышались тупые смешки моих одногруппников.
- Нет, я задумался, Дмитрий Исаакович.
- Ах, вы задумались. Ну, будьте милы, ответьте, чем вызвано появление в современной России организаций национал-социалистического толка, и перечислите таковые… - Я не знаю, Дмитрий Исаакович… - было лень рассказывать совершенно не интересующие меня вещи, даже если того требовал "Дмитгий Исаакович".
- Была бы моя воля, поотчислял бы тут половину… - со злобой сказал преподаватель и сделал жест, после которого я мог сесть и продолжить путешествие по мутному аквариуму затуманенного мозга.
Пара подходила к концу, а я, исписав несчастный листик, разрисовывал парту свастиками самых разных видов и размеров…
Адольф Гитлер, ровными шагами шагая между рядов, заглядывал в белые листики детишек, рисовавших свастики.
- Немного острее концы Ромашка, - произнес он с улыбкой и погладил по голове кучерявого мальчика.
Один из учеников, в синем костюмчике и с головой, выбритой налысо китайской машинкой, произнес:
- Адольф Алоизович, а что будет с победителем конкурса "Свастика 2033"? - мальчик встал из-за парты и был готов выслушать слова своего наставника…
- Ну, Костик, победитель поедет в мировое турне с интернациональным приветом от коммунистической молодежи Германских Советских Социалистических Республик.
- Адольф Алоизович… - замявшись и смущаясь, произнес имя учителя мальчик. Он, опустив голову, промямлил: - Я не люблю негров… Можно, если я выиграю, я не поеду в Африку?.. Можно, да? Да? Можно? У меня на майке надпись "14/88". Ну, пожалуйста, Адольф Алоизович… Я читал вашу книжку, но я все равно не полюбил негров. Они плохие и злые. Можно, я не поеду. Там автомат Калашникова - символ партизанской борьбы. Ну, поймите же меня, достопочтенный учитель… Пожалуйста, поймите меня…
- Ксенофобия есть основа деструктивных процессов всего сущего, Константин, - строго произнес Гитлер. - Удои молока в польском колхозе "Освенцим" составили более ста литров за день с одного взвода красно-белых коров самых разных пород, собранных с восточнославянских государств в период летнего солнцестояния над Европейской равниной… Мне очень жаль, Константин Борисевич, но вас придется расстрелять.
[я не один.
Я не я
Он рядом
Или оно
Как понять
Кто здесь есть кто?
Откуда ты взялся?
Ты человек?
Стать бы машиной,
Чтобы знать все и всех]
Дарт Вейдер вошел в класс.
Dark side of the Force… - механический голос Вейдера разносился по темным коридорам египетских пирамид.
Фреска на стене:
"АБОРТЫ СЫГРАЛИ ВАЖНУЮ РОЛЬ В ЭКОНОМИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ПЕРВУЮ ПЯТИЛЕТКУ ПОСТСОВЕТСКОГО ПЕРИОДА".
- The ghost of the USSR, - произнес Вейдер и вышел на круглую площадку, в центре которой горел вечный огонь в память о защитниках Берлинской стены.
- Hi, my dear boy! - я сидел на бамбуковом половике и гадал на картах, в то время как лорд Вейдер отвлек меня.
- Привет, Лорд, как поживаешь? - спросил я, вспоминая конкурс свастик в школе и турне по африканскому континенту с увлекательным изгнанием дьявола из непокорной национал-сатанистической души.
А он в ответ лишь смотрел на меня и глубоко дышал, сканируя мою душу сквозь призму своих черных линз, тщательно скрывающих его истинный взгляд и помыслы.
Человеку плохо, вызовете врача! Боже, он упал в обморок.
Дарт Вейдер зажег лазерный меч. Красный клинок скупо отражался на его черных лакированных доспехах.
- Константин, как думаете, вы на самом деле real belarusian boy? - честно говоря, вопрос Вейдера немного смутил меня: я не ожидал от него такой прямоты в общении. Я был уверен, если спрошу у него тоже самое, его морда в ожогах покраснеет от стыда.
- Лорд, мы еще совсем не знакомы, а вы меня спрашиваете о таких вещах. Не гоже, лорд Вейдер. В кодекс самурая не входит пожирание мяса рожденных в час полнолуния ящериц…
- Broken Moon 100 %, Костя, вот в чем секрет долголетия.
Опускаются кулисы, в зал входит Адольф Гитлер. В руках у него картина с портретом Мао Цзедуна.
- Идеи иранской революции навеки останутся в нашем сознании, - сказано четко, сказано ясно. - Как вы относитесь к церкви Процесса?
Последний вопрос риторический. Он сделан специально для критиков, дабы потом рассуждать о влиянии копрофагов на современные субкультуры.
Занавес опускается, зал в овациях. Кто может - вскидывает правую руку вверх, кто не может подкидывает в воздух обрубки пальцев, летящих в небо с первой космической скоростью.
Пульс слабый. Кладите его на носилки. Понесли.
Как хорошо в стране советской жить,
Не надо, б…дь, мечтать, страдать, любить…
А просто въ…бывай потиху у станка
В ожидании суровом пары грамм свинца.Как хорошо, что жив товарищ Брежнев,
Он аккуратен, чистоплотен, вежлив…
И в сказке коммунизма не было конца,
Ведь курица появилась из яйца…
- Он будет жить?
- Будет.
Он будет жить. Нервы. Таблетки. Звери в клетке. Нет спасения, скажет разведка.
Я - Костя. Мне тут быть рано. Что значит: "Где тут?"
Идите на хер.
- …чорт! - произнес Венечка.
[во мне что-то кроме меня. Иногда кажется, что я исчезаю]
Я спал. Мне стало плохо. Я просто спал. Дайте мне отдохнуть, и я честно эмигрирую в США и не буду трахать вам больше мозг. Я уеду в США и стану Маяковским. Честно, пожалуйста, только не надо мне делать уколы…
- Ваша цель, товагищ…
- Убивать, товагищ.
- Убивать, товагищ?
- Убивать, товагищ.
Желтое мясо, от сырости и воды. Оно поглощает мозг и поступает вместе с венозным гноем в душу. Все не как у людей. Сосуды сжаты. Плохо. Мало голубого кислорода. Он где-то далеко. Дышать. Глубоко и ровно, чтобы все задумались о моей показухе. Дышать глубоко и ровно. Я этого не хочу, потому что не верю тебе! Я не верю тебе, сука!
Мы слишком разные, поэтому вместе в одном головном мозге или, лучше сказать, процессоре находиться не можем.
Кладите его на носилки.
3
Когда я постучал в металлическую старомодную дверь, ее мне открыл Ботан. Одной рукой он держался за ручку, а во второй у него была книга, с чем он не расставался.
- С возвращением домой! - он улыбнулся, обнажив желтые кривые зубы. Я поднял левую руку вверх и зашел в квартиру после недельного отпуска в больнице.
У вас слабое сердце, вы должны постоянно носить с собой валидол.
- Философ дома?
Почему именно он? Обычно я интересовался Олесей, но та, скорее всего, уже ушла. Она часто уходила вечером и возвращалась лишь глубокой ночью. Или утром. Иногда я сквозь сон слышал как подъезжает машина, дверь закрывалась, стук каблуков, и Олеся ложилась отсыпаться…
- Он… ну, в общем, он в комнате.
Философ, как обычно, опять бухает. Сколько я знаю этого человека, он всегда бухает и очень редко ходит на пары [а сколько я его знаю?]. У него нет цели учиться и, наверное, жить дальше. Он не видит в этом смысла. Вообще, Философ единственный из нас, кто знает, в чем смысл жизни, но он никогда нам об этом не расскажет [если бы я придумал Философа, то это был бы Философ].
- А ты что делаешь? - глупый вопрос к Ботанику. Он всегда читает разную энциклопедическую муть.
- Читаю про отравляющие боевые газы первой мировой войны, - он гордо произнес свою речь, и дверь за моей спиной захлопнулась.
- Идиот ты… - я часто говорил всякие "приятные" вещи моему сокамернику.
…Раздайте людям оружие, будьте добры…
Каждый Божий день не обходился без посылания "на три буквы" Ботаника. В ответ мне он ничего не сказал и молча потопал на кухню, где пахло соевыми сосисками и жареной картошкой. Ботаник забаррикадировался в своих нескольких квадратных метрах.
Я же пошел в свою комнату с единственным желанием бухнуться на матрас и вырубиться на пару суток сразу. В голове после моего срыва все очень сильно гудело, и периодически я терял связь с реальностью.
Впервые после недельного больничного заключения я поваляюсь в комнате без обоев, с запыленным и древним, как Советский Союз, ламинатом.
У вас неправильные взгляды на жизнь. Примите снотворное.
Прости меня, Бог, за грехи мои. Просто не могу смириться.
В комнате я увидел свою аккуратно застеленную кровать и неубранную Олеси. Она, видимо, спешила, не ожидая моего скорого возвращения из храма бесплатной медицины. Но, явно питая некие зачаточные позывы к порядку, она все же застелила мое ложе.
Я лег на матрас, закапал нос нафтизином, к которому уже год как пристрастился. Капли отдали горечью в горле. Где-то вдалеке раздавался шум ночной электрички Осиповичского направления.
Dark side of the Force.
Спокойной ночи, Беларусь. Спокойной ночи, Минск. Я тебя ненавижу!
О, Боже! Они стреляют по мирным гражданам!
Проснулся поздно ночью: домой пришла Олеся. Проснулся из-за открытой форточки, которая стала катализатором мощного хлопка двери в мою комнату.
Олеся села за мой стол и облокотилась на него. Волосы у нее были плохо расчесанные, поэтому тень от лампы наполнилась загадочными узорами волосинок, отделившихся от основного пробора. Я, все еще сонный, перевернулся на другой бок и уткнулся лицом в стену.
Тем временем Олеся взяла карандаш и принялась разрисовывать мой стол разными сердечками, и ангелочками, и прочими некрореалистическими символами. Особенность данного процесса была в том, что я ни разу не видел, как Олеся рисует на листике - она использовала исключительно столы, стены, обложки тетрадок, коробки, всякую косметическую утварь. Если собрать ее добродушные рисуночки в тетрадку, то получилась бы неплохая подборка картинок для школьниц младших классов.
- Здорово… - заявил я о себе. После строгого распорядка, царившего в больнице, ненормированный рабочий день казался мне просто дарованной с неба самодержавной властью над собой.
- Привет, Костик, - в тайных правилах общения с Олесей был один пункт: если она меня называет уменьшительно-ласкательно, значит, хочет поговорить о чем-то серьезном и проблемном. - Как у тебя здоровье? Я думала, ты домой поехал, а потом уже позвонили…
- Готов нести цивилизацию народам Африки… - прокомментировав состояние своего здоровья, я сел на кровать и круговыми движениями кулаков принялся тереть глаза до очередного покраснения.
Через несколько минут я встал, потянулся и решил сходить в туалет после столь долгого сна. Отперев скрипучую дверь, я направился к белой узенькой дверце с нарисованной на ней подковой. Видимо, хозяин квартиры узрел в своем унитазе некий сакральный смысл, способный нести удачу людям. Подойдя ближе к двери, я услышал загадочное бульканье и бурление, идущее в разрез с инопланетными сигналами нашего смывного бочка.
Поразмыслив логически, я сделал вывод, что в туалете паленая водка самым наглым образом покидает внутреннее трехмерное пространство Философа и что сейчас, во время столь важного психологического эксперимента, его лучше не отвлекать.
Я зашел в ванную с вечно протекавшим краном, и, пустив холодную воду, справил свою малую нужду прямо в голубую керамическую раковину, своей пышностью напоминающую мне общественные туалеты в провинциальных домах культуры.
Я глянул в зеркало на свои красные мешки под глазами, сполоснул щеки в холодной воде, обтерся жестким черным полотенцем Ботаника и вышел из ванны под звуки блевотного оргазма. Вероятно, паленка из последних сил пыталась задержаться в желудке у Философа.
Философ так разошелся, что мне уже стало страшно и в голову полезли мысли о номере телефона 103… Но потом я подумал о том, что если братья в белых халатах приедут и хотя бы немного поговорят с Философом, то университет он будет заканчивать на заочном отделении, сидя в психушке. Это было, конечно, прикольно, но весьма жестоко с моей стороны.
Когда я вернулся в комнату, то Олеся уже лежала головой на моей подушке с распущенными волосами и грустными глазами, словно вспоминала детство и рекламу молочной компании "Домик в деревне".
- Чего грустишь? - спросил я и присел рядом с ней. Она в ответ лишь скорчила гримасу, означающую, что именно сейчас она об этом говорить не будет, а если и будет, то совсем не о том, о чем хотела бы.
Я глянул на электронные часы, отстающие на три минуты каждую неделю. Меня не было неделю. А значит, сейчас был ровно час ночи. Еще два часа пройдут, и по заверению американских хорроров наступит час активизации сил Адской Конфедерации, или Соединенных Штатов Ада - разницы между которыми нет.
Я ладошкой принялся гладить распущенные волосы Олеси, блестящие при свете сорокаваттной лампочки, держащейся на куске провода в самом центре плохо побеленного кривого потолка.
Она слегка повернулась ко мне и глазами мне улыбнулась. А я продолжал гладить ее волосы и чувствовал себя сейчас хорошо - не так, как обычно. Обладал душевным единством.
- Выйди на секундочку, я переоденусь… - добродушно сказала она и привстала.
Я кивнул головой и решил сходить на кухню в поисках куска чего-нибудь съестного и неиспорченного.
Но в старом холодильнике, который будет работать даже в случае ядерной войны, не было ничего, кроме трех бутылок "директорской" водки, принадлежащей Философу.
Благо, в деревянной хлебнице лежал кусок относительно свежего батона, который я зажевал всухомятку. Потом я попил противной воды, мало того что не кипяченой, так еще и хлорированной. Хлорировалась она на случай, если вдруг придется из воды делать хлористое химическое оружие, добавив чуть больше "очищающих" ингредиентов.
Когда я постучал в дверь и услышал Олеськино "да", я уже видел ее не в мини-юбке и броской цветастой кофточке, а в серой пижаме, которую, вероятно, ей подарили родители на один из дней рождения. Позже она мне расскажет, что это был подарок на рождество ее старшего двоюродного брата, который погиб во время прохождения службы в армии. Сошел с ума, сбежал с товарищем из части и, расстреливая всех на своем пути, забаррикадировался в детском садике, где и был убит своими же сослуживцами…
Сейчас Олеся пошла смывать дорогую западную косметику со своего обычного, но красивого белорусского лица, и скоро она предстанет предо мной такой, какая есть на самом деле: нагая в душе, и одновременно не закованная в доспехи современной моды снаружи. А я сел за стол и принялся разглядывать то, что мне нарисовала Олеся.
Как я и предполагал, ничего особенного: пару сердечек-звездочек. Позади в углу появился рисунок девушки, сидящей на лавке и смотрящей ввысь - в звездную топь. Вскоре она вернулась в комнату, выключила свет и легла на матрас. Олеся будет спать, а я буду сидеть и читать старый советский учебник по какому-нибудь предмету: не мешало бы нагнать учебу, чтобы потом не было проблем. Хотя судя из учебников, которые нам выдавали, современная наука уже давно их перегнала на несколько десятилетий вперед, а мы, как останки железного занавеса, продолжали поднимать невыносимо тяжелый булыжник ушедшего на дно мирового океана государства…
Часы шли, я углублялся в чтение, Олеся уже спала, иногда ворочаясь. А я читал.
- Нет… - тихий голос за спиной, по которой пробежала дрожь. Сердце застучало словно токарный станок.
Я резко обернулся, готовясь встретить призраки людей, расстрелянных НКВД. А это было всего лишь Олеся. Она скинула с себя одеяло и сейчас лежала на спине, раскинув ноги и закрыв лицо руками.
- Нет, заберите… - произнесла она слова и затем еще несколько невнятных звуков. Меня пробило на дрожь от внезапного испуга. Я встал со стула и хотел укрыть ее одеялом, чтобы не простыла. Однако, когда я подошел к ней, она начала колотить кулаками по полу, а ее тело бросило в метания, схожие с конвульсиями.