- В любой час дня и ночи из неказистого чердачного окошка тихо, еле слышно жужжа, будут вылетать маленькие самолетики авиамодельки. У каждого такого всепогодного самолетика будет впереди малюсенькая видеокамера, а под крыльями не пятьдесят, а сто пятьдесят граммов пластида - чтобы за глаза хватило для любого солидного человека вместе со всеми его телохранителями. А ты, Живчик, будешь сидеть здесь у себя на вилле перед большим монитором, а то и перед несколькими мониторами, и с удовольствием в натуре (ударение на "а") наблюдать, как сморщится паскудная рожа у того же коротышки Фортепьянова, когда он увидит, какой гостинец от Живчика влетает к нему в форточку. И каждая авиамодель будет самонаводиться по адресу, заложенному в электронную память, с точностью до сантиметра, без единого промаха. Через месяц-другой вся эта авиамодельная армада сделает тебя, Живчик, властелином Москвы…
- Принеси-ка из холодильника пива человеку, - велел законник Слюнтяю и спросил: - Слышь, Веня, а до Лондона твоя авиация долетит?
- Почему только до Лондона? Давай с тобой не будем ограничиваться одной Великобританией. Во всех больших городах Европы, а со временем, я уверен, и во всех мегаполисах Америки, да и в Японии мы найдем общий язык с якудзой. Повсюду у нас будут свои небольшие сарайчики-аэродромы, и за одну только ночь, дорогой Живчик, мы покончим со всеми твоими лондонскими врагами. А уже на следующее утро будем чистить Мадрид, потом Рим, Париж, Берлин…
- Мне эти самолетики еще в одном деле пригодятся. И сколько же у тебя готовых авиамоделей? - спросил Живчик, открывая бутылку "Гессера".
- На первое время вполне достаточно.
- А производство наладить сможешь?
- Все упирается только в деньги - авиамодели свободно в магазине продаются - покупай сколько хочешь. Дело все в том, как их дооборудовать и чем оснастить. И у меня есть такой человек, который с превеликой радостью навешает на наши авиамодели все необходимое, включая дополнительные топливные баки, тепловизоры, аппаратуру оперативного наведения по электронно-оптическому биноклю. Только ты, Живчик, посмотришь в такой бинокль на какое-нибудь окно, а в него уже бомбочка влетает. И наши самолетики-авиамодельки скоро превратятся в грозное оружие, от которого нет защиты…
- Что за человек? - уточнил Живчик.
- Академик Бобылев - за него я тебе ручаюсь, он с полным приветом.
- Что с ним такое? - насторожился Живчик.
- Да все время думает.
- Ладно, пусть думает, лишь бы нашему делу это не мешало, - разрешил законник. - Ну, а откуда у этого академика самонаводящиеся реактивные снаряды?
- Да сам академик Бобылев их и придумал во времена холодной войны. А когда его номерной завод за ненадобностью закрыли и Бобылева прогнали взашей, он на всякий случай все самонаводящиеся головки к себе в гараж перетаскал. Кстати, идея "саранчи" - тоже его. К сожалению, гениальный конструктор так и не успел до конца свою идею реализовать. А как было бы хорошо - где-нибудь в океане всплыла бы подводная лодка "Тайфун" и вместо десятка ракет, которые ничего не стоит сбить, с этой подлодки, как саранча, вылетают тысячи и тысячи самолетиков и каждый самолетик летит в логово врага…
- А не замотает мудила-академик свои самонаводящиеся головки? - спросил Живчик.
- Валерий Валерьевич Бобылев только и ждет случая, чтобы всех разбомбить. Таких патриотов мало осталось!
- Отвечаешь за свои слова? А то смотри - раз у нас пошли серьезные дела, я не только тебе, но и твоей телке обязательно голову сверну! - Живчик решил опять припугнуть фраера.
Но Венедикт Васильевич уже ничего не боялся, поскольку предвидел ход дальнейших событий. Ведь Оленька была единственной слабостью выдающегося конструктора Бобылева, и о чем бы она его ни просила, он никогда и ни в чем ей не отказывал. А тут получается, академик Бобылев будет стараться не ради исполнения оленькиных капризов, а ради спасения самой Оленьки… Венедикт же Васильевич и в мыслях себя с Оленькой не разделял.
- Слюнтяй, поезжай-ка с Веней и сейчас же привезите ко мне этого обдерганного академика вместе со всеми его авиамоделями. Пластида побольше захватите. Сначала Фортепьянова кокнем, потом и за других примемся.
- Который час? Мои часы куда-то подевались… - спросил Венидикт Васильевич, охлопывая себя по карманам
Слюнтяй достал из кармана наручные часы - стальной "Rolex", ранее конфискованный им у Венедикта Васильевича, и протянул их владельцу, который так неожиданно завоевал благорасположение законника.
Было половина девятого вечера.
- Надо ехать к нему завтра с утра - он с девяти часов будет в "Ремонте босоножек", - сказал Венедикт Васильевич.
- Где? - не понял авторитет.
- В полуподвале, где обычно с утра бывает Бобылев, есть вывеска "Ремонт босоножек", - объяснил Венедикт Васильевич, - а где расположен знаменитый гараж академика - я точно не знаю.
- Поезжай к нему домой! - велел Живчик.
- В том-то и дело, что Бобылев как раз и живет в своем кирпичном гараже, - объяснил Венедикт Васильевич. - Жена от него давно сбежала, а дочка выгнала папашу из дома. Но ему не до житейских мелочей. Если кто из вас случайно встретит на улице академика Бобылева, то наверняка подумает, что это какой-нибудь патлатый бомж Кизя. Валерий Валерьевич тип еще тот - на нем вся наша оборонка держалась.
- Ладно, я завтра сам за ним съезжу, - решил Живчик. - А ты Штамповка, пивка попей.
Венедикт Васильевич хлебнул пива, спокойно вздохнул - кажется, пронесло! - и тут же стал раздумывать, как бы ему теперь получше с этой бандитской хазы слинять. "Ауди", вероятнее всего, придется здесь покамест бросить. А вот деньги, которые у него в бумажнике были… Может, воспользоваться благорасположением Живчика и попытаться вернуть себе не только часы, но и деньги? Пусть Слюнтяй вернет ему две тысячи триста баксов. Венедикт Васильевич улучшил минуту, подобрался поближе к пацану и негромко сказал ему:
- Зеленые тоже гони назад.
- Штамповка! Твои грины у меня, - тут же сообщил ему Живчик, который, оказывается, краем глаза все время за Венедиктом Васильевичем следил. - Слюнтяй пацан правильный, ты к нему не лезь! Как в крови замажешься, так деньги свои назад получишь, плюс еще тысяч пятьдесят гринов тебе подкину, чтобы у тебя интерес к работе появился.
- Я же пока у тебя не работаю! - заметил было опять несколько обнаглевший Веничка.
- Не у меня, а на меня. А кто, вроде Фортепьянова, на меня в нашем районе не работает, тот долго на свете не живет, - объяснил законник.
- Я бы с удовольствием водки выпил, а то денек у меня тяжелый выдался, - сразу же сообразил Венедикт Васильевич поменять тему.
- Сегодняшний день еще не кончился! - заметил Живчик и велел Слюнтяю: - Принеси французской конины, закусь захвати.
16.
Итак, в среду равно в 16 часов 06 минут Оленька Ланчикова спустилась с 18-го этажа Тузпрома вместе с Ророчкой Фортепьяновым прямо в комнате и прямо в гараж, потому что Президентский спецлифт и есть комната. Влюбленные стали садиться в слабо сияющее купе, сладко пахнущее свежевыделанной телячьей светло-голубой кожей. Перед Оленькой распахнулась дверь лимузина, и у нее создалось полное впечатление, что крыло махаона странным образом отделилось от блестящего черного кузова, а потом откуда-то припорхнуло назад и нежно за ними прижалось и притворилось. И словно не по горизонтальной плоскости двинулись они в путь, а вверх, по восходящей, к немеркнущим звездам древнеримской Аппиевой дороги, по восемь рабов с каждой стороны паланкина…
- Детка, - проворковала Ланчикова, - сладкий мой, как же я тебя обожаю! - и поцеловала обтянутый не в пандан с матовой обивкой сидений блестящий маленький череп господина Фортепьянова.
С некоторым скепсисом - уж больно наигранной и торопливой показалась Рору Петровичу очередная ласка Оленьки, - но Основной Диспетчер ответил на поцелуй.
- Миленький мой, - продолжала между тем безошибочно разыгрывать свою партию Ланчикова, - какой все-таки ужас, что тебе приходится отдавать 40 % этим дармоедам.
- Какие еще 40%? - забеспокоился господин Фортепьянов.
- Все, все я знаю! Ведь одних только межпромысловых коллекторов пришлось тебе, мой дорогой, построить свыше шестисот верст! А сколько компрессорных станций и охладителей ты соорудил? Пальцев на руках не хватит. Ведь никто кроме тебя о вечной мерзлоте не позаботился…
- Что ты несешь? - недовольно поморщился Рор Петрович.
- Жалко мне, Ророчка, жалко до слез, родненький мой, что не все нам с тобой, - Оленька тут же поправилась, - то есть, не все тебе одному принадлежит.
- Ты что дегенерата Гужеева начиталась? - догадался Рор Петрович.
- Не такой уж он дегенерат, хотя все воду мутит.
- Не волнуйся ты так, Оленька, - улыбнулся тут господин Фортепьянов, поняв вдруг, какая хозяйственная девочка ему досталась. - Все в полном порядке. С моей, вернее, с нашей шестидесятипроцентной части всех тузозапасов, этим, как ты точно выразилась, дармоедам достается всего по полдоллара налогов с каждого децикубокилометра туза. А с их государственной сорокапроцентной части собственности с того же каждого децикубокилометра достается тоже не много - всего лишь по доллару. Государство, как и все остальные акционеры, у меня только дивиденды получает и больше ничего! За свои 40% акций всего лишь полтора процента от прибыли! Ведь и тот и другой туз разделяется только по документам, а транспортируется, находится внутри моих тузопроводов, и поэтому разница не велика. Ты не забывай, дорогая моя, что одна только Тузомагистраль "Дружба" - это больше, чем БАМ, КамАЗ, ВАЗ и "Атоммаш" вместе взятые! Шесть ниток из Западной Сибири, из Уренгоя в Ужгород, это шесть труб длинной 4450 км! И проложены эти шесть труб через вечную мерзлоту и тысячи километров болот, через Урал и Карпаты, через Обь, Каму, через твою Волгу, через Дон, через Днепр - всего через восемьсот рек. И пока все это я держу в руках, Тузпром так просто у меня не отнять, - несколько патетически закончил свою речь Рор Петрович. И тут же нежно и трогательно расстегнул верхнюю пуговку синего платья с золотым узором из люрекса, выпростал из черного бюстгальтера белую Оленькину грудь и стал ее целовать.
Оленька же в свою очередь стала брильянтовыми пальчиками щекотать одно Ророчкино ушко, а другое нежное ушко целовать сахарными губками, - у Оленьки к ушкам с отрочества непростительная слабость.
- Так что прошу тебя, моя птичка, не волнуйся, - минут через пять окончательно успокоил Оленьку господин Фортепьянов. Потом сделал небольшую паузу и решил еще немножко просветить свою девочку. - Ты, наверное, думала, красавица моя, что я им отдам все 70 долларов с каждого децикубокилометра туза? Но 69 долларов как уходило, так и уходит у меня на перекачку, на те же турботузокомпрессорные станции. Ведь эти дармоеды свою часть туза тоже не на месте в Бузулуцке или в Уренгое эвенкам продают - им туз тоже надо прогнать через мои трубопроводы к европотребителям. В моем бизнесе главное, чтобы стабильно платили, а то, не приведи Господь, проложим какой-нибудь тузотрубопровод к фуфлыжникам, так потом трубы из земли не выроешь - так и будет по нему течь голубое золото. И будут воровать у меня туз почем зря, как это делают сейчас на маты-Украине. Вот немчура - это другое дело. С ними приятно работать - они платежеспособны на сотни лет вперед и будут платить, пока весь туз до последнего подземного пузырька я им ни сбагрю. А как выдохнутся скважины, тут уж трава не расти. Главное, чтобы нам с тобой, дорогая Оленька, хватило накопленных денег на сибирские пельмени со сметанкой…
- Умница! Дай я тебя поцелую… А куда же мы с тобой мчимся? - спросила Оленька, взглянув на бесшумно мелькающие за бронированным стеклом перелески.
- Приедем - увидим, куда приехали.
- Ророчка, мальчик мой прекрасный, давай уж сразу все дела мы с тобой решим, чтобы больше к ним сегодня не возвращаться. У меня все-таки сердце болит за мою родную Новокострому. Мытари нас просто налогами задушили, а потребители за каучук и за покрышки как не платили, так и не платят нам живыми деньгами ни копейки. Может, снизишь ты нам цену на туз хотя бы на одну треть, за половину я уже и не говорю. А то весь наш бедный приволжский старинный город может остаться без работы…
- Тебя Лапидевский-Гаврилов об этом просил? - сразу сообразил Фортепьянов.
- Да, - честно призналась Ланчикова. - Как ты догадался?
- Что тут догадываться… - Фортепьяннов неожиданно усталым взглядом посмотрел на Оленьку и продолжил: - А ты хоть знаешь, кому Гендиректор вашего Новокостромского химкомбината Лапидевский-Гаврилов продает весь каучук?
- Кому бедняга ни продаст, все его обманывают, никто не платит, - попыталась защитить горемыку Гендиректора Оленька.
- Этот сукин сын Лапидевский продает 90% выпускаемого химкомбинатом каучука самому себе. И делает это через подставную багамскую офшорную фирму, которая тут же перепродает этот каучук, но уже по настоящей цене. И это единственная причина, почему Новокостромскому, да и не только вашему, а любому азотно-туковому латексному химкомбинату деньги за произведенную продукцию не платят и платить не будут. Зачем Лапидевскому платить самому себе, то есть перекладывать деньги из своего заграничного и такого удобного заднего кармана в официальный бумажник? Ведь в него тут каждый мытарь-налоговик может без спроса залезть и проверить, и пересчитать все до копейки, и обчистить его, как липку. Не говоря уже о рабочих химкомбината, которые тоже могут в один прекрасный день взять с боем бухгалтерию, обнаружить главного вора и вместо того, что настырно требовать зарплату, распять Лапидевского-Гаврилова на заборе…
Кстати, я сам все время забываю и опять чуть не забыл! Ведь уже больше месяца, как Новокостромской химкомбинат со всеми потрохами принадлежит мне, то есть Тузпрому! Просто руки не доходят послать в Новокострому наш досмотровый батальон, арестовать Лапидевского и отдать его под суд. Но он-то сам знает, что его ждет не сегодня-завтра!
- Какая сволочь! Какой низкий обманщик! - в сердцах возмутилась Оленька.
- Все эти Агрономы и Химики ничем друг от друга не отличаются, равны как на подбор. Дай им газ (ошибка в тексте - следует читать "туз") бесплатно, а они все равно его у меня украдут, - с горечью сообщил господин Фортепьянов.
- Детка, этот телефон у тебя работает? У меня просто руки чешутся изругать грязного жулика - ведь он сейчас еще на комбинате, - закипятилась Оленька.
- Погоди, Оля, помолчи секундочку! - сказал господин Фортепьянов. - Я сейчас тебе покажу, с кем мне приходится работать.
Господин Фортепьянов взял трубку, нажал кнопку и сказал вслух:
- "Новокостромской химкомбинат".
Компьютер с голоса набрал номер.
- Ну что, воришка, сухари сушишь? - спросил Рор Петрович, как только новокостромской абонент поднял трубку.
Оленька не слышала сбивчивых объяснений Гендиректора, а все порывалась:
- Дай, дай я сама! Дай гада ползучего пропесочу!… Я все ему выскажу!
- Лапидевский, скажи "гав"! - велел господин Фортепьянов и переключил на объемное звучание.
- Гав! - сказал в лимузине Лапидевский.
- Пролай четыре раза подряд. Громко пролай, все равно будешь у меня в конуре сидеть! - усмехнулся господин Фортепьянов.
- Гав! Гав! Гав! Гав! - пролаял Гендиректор Новокостромского Химкомбината.
Рор Петрович довольный положил трубку и сказал:
- Вот и все, что мне в лучшем случае удастся у него отсудить - по одному "гав!" за каждый миллион долларов. Лучше уж сразу эти "гав" у него получить. А украденные деньги он так хорошо запрятал, что наверняка и сам не помнит куда. Ведь память у человека - это тоже средство выжить - или, по крайней мере, спасти украденное.
- Неужели Лапидевский украл у тебя четыре миллиона долларов? - ужаснулась Ланчикова.
- Если как следует поскрести по сусекам, то наверняка побольше. Но это не так много - по сравнению с остальными Агрономами и Химиками. Но Лапидевский-Гаврилов тебя, моя дорогая, ко мне прислал. Значит, это он нас с тобой познакомил. За это ему вполне можно простить четыре миллиона. Этот подонок сейчас так напуган, что годик-другой поработает честно. Все равно, кого бы я сейчас ни поставил руководить Новокостромским химкомбинатом вместо Лапидевского, тот сразу же начнет воровать еще больше, а все деньги от перепродажи каучука и покрышек оставлять на своих номерных зарубежных счетах.
- Как это ужасно! - продолжала сокрушаться Ланчикова, имея в виду свои зряшние визиты к Лапидевскому-Гаврилову.
- Ничего необычного здесь нет! - успокоил ее Фортепьянов. - Точно так же Эстония в начале горбач-елкиных грабежей вышла на первое место в мире по продаже меди и других цветных металлов. А теперь благодаря Новокостромским и прочим нашим ворюгам больше всего синтетического каучука и аммиачных удобрений "производится" на Багамах, где кроме банковских контор и океанского прибоя ничего нет, - улыбнулся одними губами господин Фортепьянов. Выглядел он совсем уставшим.
Тут купе остановилось, и дверь лимузина опять отпорхнула. Рор Петрович пропустил Оленьку, вышел сам, удивился и очень обрадовался. Оказывается, "выездники" Пако Кочканяна доставили их на старую, доставшуюся ему еще от родителей, дачу. Господин Фортепьянов специально оговорил такую возможность - чтобы раз в месяц он обязательно тут бывал. И сегодня он был очень доволен, что их привезли в такое сокровенное, столь любимое им поместье.