- А вы много знаете о травах?
Мужчина распахнул глаза и посмотрел на нее так, словно более глупого вопроса еще не слыхивал.
- Что-нибудь еще?
Мэгги покачала головой и заплатила за траву. Ее пальцы дрожали, когда она полезла в сумочку. Она принялась выталкивать Сэма за дверь, а хозяин сказал ей вдогонку:
- В следующий раз приходите ко мне и за всем остальным. Выйдет вдвое дешевле, чем в этих ваших магазинах натуральных продуктов.
Она обернулась, но он уже снова погрузился в чтение.
Потом Мэгги выехала из города и направилась к Ивовому лесу. Не было необходимости ехать так далеко, чтобы собрать несколько стеблей папоротника, но с этим лесом у Мэгги были приятные ассоциации. Раньше они с Алексом любили тут гулять. Однажды они даже занимались здесь любовью в жаркий летний полдень, но только однажды. Вскоре Алекс охладел к этому месту - после того как, по его словам, увидел гадюку, скользящую между стеблей папоротника. Мэгги даже казалось, что именно в тот раз, в лесу, был зачат Сэм.
- Знаешь что, Сэм? Тебя сделали в этих лесах.
- Нет, - ответил Сэм.
- Нет? Я тебе покажу - нет! - Мэгги замахнулась на него свежесрезанным стеблем папоротника.
- Да! - крикнул Сэм, бросившись наутек.
Они поиграли в прятки среди деревьев, прежде чем вернулись в машину.
На следующий день Мэгги пришлось вернуться в "Омегу". Когда она вошла в лавку, хозяин сидел ровно в той же позе, читая ту же самую книгу, словно не сдвинулся и на миллиметр с тех пор, как Мэгги отсюда ушла. Почти не глядя на нее, он указал ей на ряд пестиков и ступок.
- Они все там.
Мэгги и вправду вернулась, чтобы купить ступку с пестиком, поскольку прошлым вечером решила, что, если уж готовить притирание из купленных ею ингредиентов, то сперва их неплохо бы истолочь.
- А вы не только в травах разбираетесь, но и мысли читаете?
Хозяин поднял голову, явно довольный собой:
- А где же мальчик?
- С няней. Эти два часа в неделю я могу передохнуть. Значит, и вы чего-то не знаете, ну надо же.
- Новичков сразу видно. Они приходят за всякой экзотикой. Вернувшись домой, обнаруживают, что добычу еще нужно приготовить. Тут они вспоминают, что видели здесь вот это.
- Но откуда вы узнали, что сперва я побывала в магазине натуральных продуктов?
- Гм, это было сложнее... Вы пришли с пакетом, на котором название магазина написано крупными буквами.
Мэгги улыбнулась про себя и стала перебирать выставленные в окне предметы. Теперь хозяин ей нравился - она поняла, что это не бесцеремонность, это он так шутит. Она взяла медный пестик.
- Что порекомендуете?
- Керамические можно по неосторожности расколоть. Деревянные - расщепить, к тому же они не годятся для горячего. Металлические недостаточно инертны - частички меди попадут в вашу смесь.
- Значит, камень?
- Непременно.
- Ого, недешево.
- Дело ваше - берите медяху.
- Нет, возьму камень.
- А вчера я вовсе не был назойлив. Я искренне пытался вам помочь.
- Тогда вы должны знать, что очанку используют при глазных инфекциях.
- А, малыш. Я заметил, что у него воспален глаз.
- Не потому ли она так называется?
- Очанка? Нет. Если нанести ее на веки, она способствует ясновидению.
- Вы серьезно?
Он твердо взглянул на нее, но в глазах его играло плохо скрываемое веселье.
- Я никогда не шучу. Расскажите мне, что вы хотите сделать.
Мэгги рассказала. Хозяин задумчиво кивнул.
- Ну, я бы вряд ли это выбрал. Но состав интересный, и вреда от него не будет. Где вы взяли рецепт?
Тогда она сообщила ему о дневнике и о списках снадобий.
- Там еще были слова "нараст. л.". Вам это что-нибудь говорит?
Он невозмутимо посмотрел на нее.
- Что касается саше, то это, конечно, тоже гербализм, но опосредованный, если понимаете, о чем я.
- Может, мне пропустить эту часть?
- О нет. К тому же это позволит вам себя занять.
Ничто в интонации хозяина магазина не говорило об иронии. Он дал Мэгги несколько полезных советов, как приготовить мазь для Сэма. А когда она уже собралась уходить, сказал:
- Этот дневник. При случае мне бы очень хотелось на него взглянуть.
- Может, я вам его и покажу, - бросила Мэгги, - а может, и нет.
И крошечный колокольчик звякнул, провожая ее.
Прошло три дня, но все, что Сэм мог предъявить как результат путешествия его матери в мир гербализма, было грязное лицо да еще яркий мешочек на шнурке вокруг шеи. Мэгги исследовала остатки липкой пасты, которую изготовила, и решила, что настал момент обратиться к традиционной фармакологии.
По какой-то причине она скрыла от Алекса новую коллекцию трав, а также каменный пестик со ступкой. Она точно не знала, почему решила держать новые приобретения в секрете. Возможно, ей не хотелось, чтобы он их осмеял, - трудно было найти что-то более постоянное, чем его скептицизм в отношении всего ненаучного.
Ненаучное.
Нет, не только. Куда больше этого. Скептицизм Алекса был сродни скептицизму многих - почти неистовым, отчаянным. Алекс использовал скептицизм, чтобы оградить себя от всего, расположенного, как он опасался, за пределами его мира. Словно ярды герметичных материалов, приобретенных им для защиты дома от сквозняков или сырости, или его бесконечная война с протечками. Хуже того, Мэгги знала, что где-то в глубине души он лелеет некие подозрения и на ее счет. То, что они никогда не обсуждали и не собирались обсуждать, но что лежало между ними, словно меч, спрятанный между простынями.
Мэгги знала, что Алекс боится ее способностей. Тех способностей, какими сам он не обладал. Способности удивляться, восхищаться, ликовать, быть озадаченной. Способности пугаться, не боясь это показать. Способности противостоять унылому земному притяжению. В Мэгги было нечто, что Алекс ощущал как некую глубинную сексуальность, проявлявшуюся не столько в отношениях с другими мужчинами, сколько с самим миром, с неизведанным, и он боялся, что однажды Мэгги у него заберут.
Кроме того, Мэгги хотела, чтобы этот сюжет принадлежал только ей. Потому-то она и спрятала травы. Ей нужно было пространство для эксперимента. Каким-то образом оно давало ей ощущение власти другого порядка: власти не только над Алексом, но и над теми опытами, которые она осуществляла со своими травами.
Вот поэтому она спрятала все в дальней комнате, в чемодане под замком. Там было полно старых фотографий и памятных вещей - ни она, ни Алекс не могли от них избавиться, но и не заглядывали туда много лет. Она завернула все в черный шарф и спрятала сверток на самом дне чемодана.
Сэм вышел из сада и прошествовал на кухню, размахивая палкой. Мэгги подвела его к свету и с сомнением разглядывала уголок его глаза.
- Риск - дело благородное, Сэм. Но теперь нам придется отказаться от этого лекарства, никакого от него толку.
- Нет! - крикнул Сэм.
- Ради бога, перестань твердить "нет" всякий раз, когда я с тобой говорю.
- Тетя сказала.
- Что?
- Тетя в саду.
- Какая еще тетя? - По спине у Мэгги пробежала дрожь.
- В саду. Она велела сделать это сегодня. Правда. Она сказала мне.
Мэгги выглянула в окно и посмотрела на обнесенный стеной сад с карликовой березой в углу. Там никого не было. Она опустилась на пол перед Сэмом.
- Расскажи мне об этой тете.
- Ты ее не увидишь. Она ушла. И она вот такого роста. - Он растянул большой и указательный пальцы. Потом передумал и слегка уменьшил расстояние. - Нет, вот такая. Она ездит на крысе.
- Что она говорит о мази?
- Она сказала, ты должна намазать меня сегодня ночью. Да, так и сказала.
- Ох уж этот мальчик, - сердито сказал Алекс.
Мэгги испугалась. Муж возвышался на пороге кухни, глядя на них сверху вниз. Похоже, он наблюдал за ними какое-то время. Он казался большим и устрашающим, с нахмуренными бровями и грозно наморщенным лбом.
- Пора уже что-то делать с этим постоянным враньем. Он заслужил хорошую взбучку.
Алекс тяжело затопал вверх по лестнице. У него явно был очередной неудачный день на работе. Мэгги притянула Сэма к себе и обняла.
6
Той ночью Мэгги помазала Сэму глаз травяной мазью, и на следующее утро наметилось явное улучшение. Еще через день от конъюнктивита не осталось и следа. Теперь, по мнению Алекса, единственным поводом для тревоги была укоренившаяся у сына привычка говорить неправду.
- Он еще ребенок. Он сочиняет истории. И что такого? Дети всегда так делают. Потом он из этого вырастет.
Но Алекс был непреклонен:
- Никакие это не истории. Это ложь. Ложь. Каждое слово, которое он произносит, - ложь. Спроси, как его зовут, и он ответит что угодно, только не Сэм. Спроси, где он живет, и он будет нести чепуху. Он уверяет, что его мама - тетя из кондитерской. Если он говорит "да", все должны делать вид, что он подразумевает "нет".
- Ради бога, ребенку всего три года!
- Ему скоро четыре, и с ним что-то не так!
- Это просто фаза, которую он переживает, Алекс. Твоя мать рассказывала мне, что ты до девяти лет писался в постель.
Алексу не нравилось, когда ему напоминали о таких вещах. Мэгги поняла, что ее реплика разозлила мужа: в отличие от большинства людей, он, когда злился, начинал говорить тише и делал глубокие вдохи между словами.
- Это не фаза. Это устойчивое состояние.
- Я хотела сказать - так бывает со всеми детьми. Все они придумывают себе товарищей по играм. Вот что я имела в виду.
- Но Эми никогда этого не делала. По крайней мере, не в таком масштабе. И никто из детей наших друзей. Сэма надо показать детскому психиатру.
- В три года? Да это ты сошел с ума, Алекс!
- Думаешь, будет лучше, если мы подождем, пока ему стукнет тридцать? Именно сейчас нужно этим заняться, если мы хотим, чтобы он выправился.
- Выправился? Я не хочу, чтобы он выправлялся. Я не собираюсь отдавать Сэма в лапы какого-то мозгоправа.
- Кто такой мозгоправ? - поинтересовалась Эми.
- Специальный доктор, - ответил Алекс, - который присматривает за детьми.
- А вот и нет, - заявил Сэм.
Казалось, им легче вот так бесцельно спорить, нежели найти более действенный способ общения. Во всяком случае, Алекс и Мэгги только и делали, что спорили. Вопрос так и остался нерешенным, и они разошлись в разные стороны.
Тем временем Мэгги возвратилась к дневнику, воодушевленная успехом первых своих попыток. Она отыскала страницу со снадобьем, принесшим Сэму облегчение, и сделала там собственную запись. Она зафиксировала даты, количество, которое использовала, и фразу: "Конъюнктивит у Сэма прошел". Эх, если бы в дневнике говорилось, как можно травами излечить от небылиц и выдумок...
Перелистывая страницы и останавливаясь тут и там, чтобы приглядеться к разным средствам, Мэгги совершила открытие. В некоторых местах, где были записи чернилами, обнаружились еще какие-то заметки, но уже карандашом и такие бледные, что беглый взгляд вполне мог их пропустить. В основном эти заметки также представляли собой списки, составленные тем же каллиграфическим почерком, но иногда попадались и дополнительные комментарии к ним. Мэгги удивилась, что раньше их не замечала, но опять-таки карандашные записи оказались слишком бледны, чтобы их можно было с легкостью разобрать.
Рута весьма могущественна, она мать всех трав. Я слышала, что ее также называют башуш, трава милосердия, есть и другие имена. Это трава Дианы, хотя она горяча и поистине относится к стихии Огня.
Именно руту использовали в пору Великой чумы, хотя и отрицали это. Она лучше растет, если ее украсть, что я и сделала. Собирать ее следует рано утром, потому что потом она ядовита. Кто-то говорит - зрение. Я знаю, если съесть листья, не будешь говорить во сне, ведь это язык ангелов и демонов. Толченый лист, если вдыхать его полной грудью, очистит разум от завистливых мыслей. А рутовая вода убивает блох. И вот теперь я использую руту против А., потому что она мне так докучает. Я знаю это, ведь она сама меня научила: если девять капель рутового масла добавить в ванну в солью на девять ночей, когда луна идет на убыль, это разрушит заклятье, которое она на меня наложила, потому что она лишает меня сил. И я знаю другие:
Рута, зверобой, укроп
Скоро ведьму вгонят в гроб.
Мэгги ощутила странный трепет. Она отложила дневник и обернулась посмотреть, что с Сэмом. Он весело играл рядом с ее креслом - возился со старой жестяной коробкой из-под печенья, набитой игрушечными солдатиками. Мэгги снова взяла дневник и перечитала страницу. За тем, что показалось ей обыкновенным гербализмом, явно скрывалось что-то еще. "Рута, зверобой, укроп..."
Она перелистывала страницы в поисках других карандашных записей.
Слушать. Это занятие я люблю больше всего. И я могу это с помощью или без помощи настоя. В ветреный день, когда солнце только что встало, или на закате, что мне больше всего по сердцу, лечь в высокой, увитой листвой беседке и слушать и ждать ветра. И я жду и жду, и вот он приходит с посланиями, что написаны на ветру в листьях, иногда я боюсь, мое сердце разобьется. А если я делаю снадобье, это настой из полыни, подслащенный медом. Или я делаю отвар с лавром, полынью и лапчаткой и дышу им. Но слушать я могу и без настоя или отвара.
Мэгги читала дальше:
Пару слов о полыни, ее также называют ведьминой травой и стариной гарри и артемизией и чернобыльником. Почему "старина гарри", я не могу сказать, ведь полынь "она" и тоже принадлежит Диане, которую еще зовут Артемидой. Ее планета Венера, а ее стихия Воздух.
И вот она очень полезна для зрения; хороши и настой, и отвар или просто свежие листья, если их растереть на зеркале или кристалле. Она также прогоняет усталость и я проходила большие расстояния - диких зверей она тоже отпугивает. И вот собирать ее надо перед рассветом во время нарастающей луны: А. говорит и настаивает, что нужно взять растение, склоненное к северу. А еще она сильнее всего, когда ее срывают в полнолуние.
Через несколько страниц Мэгги наткнулась на имя хозяйки дневника:
П. Б. приходит ко мне в ужасном горе, я никогда не видела такого горя, она бесплодна. Белла, говорит она мне, три года и нет ребенка! Я дала ей совет, а еще у меня нашлось немного шпинатного щавеля, и я сделала ей саше, пока мы говорили. Я не хотела давать ей что-то от моего Мужчины, ведь его сейчас так трудно найти, поэтому я положила брионию, она хороша, но П. Б. этого знать не надо. Я сказала, чтобы она ела маковое зерно и семена подсолнуха в пироге, и послала ее искать омелу. Словом, я надеюсь, что у нее получится, но боюсь, что не могу это увидеть.
И вот А. выбранила меня за все это, ведь она любит повторять: "Будь молчалива, как священный дуб". Она говорит - люди оборачиваются. Но я говорю - мы должны помогать, и все тут.
Выходит, теперь Мэгги знала имя хозяйки дневника. Ее звали Белла. Рыжая Белла. И Белла была кем-то вроде ведьмы.
Мэгги зачитывалась дневником, словно это были важные новости. Некоторые из карандашных заметок она не могла полностью разобрать; в других просто более подробно расписывалось использование трав. Она настолько погрузилась в чтение, что даже подпрыгнула, когда из-за кресла донесся визг Сэма.
- Она меня укусила! - взвыл мальчик.
Он показал ей руку - она увидела тонкую струйку крови, бегущую между большим и указательным пальцами. Мэгги поняла, кто виноват. Уголок жестяной коробки из-под печенья изогнулся, и теперь оттуда торчала полоска металла, острая, как лезвие.
- Ах ты, непослушная жестянка! - воскликнула Мэгги. - Да за такие проделки мы тебя выбросим!
- Это не жестянка, - возразил мальчик. - Жестянка меня не кусала.
Мать взяла маленькую белую руку сына и поднесла ее ко рту, высасывая темно-красные бусинки крови.
- Но кто же тогда? - спросила она успокаивающим тоном.
7
Когда Алекс вернулся домой с работы, Мэгги, Эми и Сэм играли во дворе. Большая голубая свеча в медном подсвечнике была воткнута по центру между плитами двора, ее пламя трепетало на слабом ветру. Теперь прыгать должна была Эми.
Джек, будь ловок,
Джек, будь скор,
Прыгай, Джек, через костер!
И Эми прыгнула. Она совсем не задела свечу и крикнула: "Мамина очередь!" Мэгги отступила на пару шагов, повторила стишок и хорошенько разбежалась. Она прыгнула на несколько футов, тоже не задев свечу.
- Нечестно! - завизжала девочка. - Так нечестно! Ты должна стоять смирно, а потом сразу прыгать.
- В чем дело? - спросил Алекс.
- Замолчи! - крикнула Эми. - Очередь Сэма!
Но мальчик боялся прыгать.
- Трусишка, трусишка! - завопила сестра. - Это просто.
- Не хочу я.
- А можно, я попробую? - попросил Алекс.
Он встал перед свечой и легко перепрыгнул ее без разбега.
- Нет! - взревела Эми. - Ты должен сказать про Джека! Так надо!
- Ладно.
Алекс прыгнул еще раз, почитав стишок.
- Теперь Сэм должен прыгнуть.
- Нет, если он этого не хочет.
- Он зануда.
- Я не зануда.
- Я знаю, - подтвердил Алекс, беря сына на руки. - Я буду держать его, и тогда получится, что мы прыгнули вместе. По рукам, Сэм?
Мальчик кивнул. Сестра ныла, что это не считается, но они все равно прыгнули вместе и хором прочитали стишок. У Мэгги получалось хуже, поэтому ей пришлось повторить попытку.
- А ты знала, что Джек - одно из имен дьявола? - спросил Алекс. - Кажется, эта игра - старый языческий способ исцеления от какой-то болезни.
- От экземы. - уточнила Мэгги. - И в данном случае Джеком называют не дьявола, а одно растение.
- Правда? Очень кстати, потому что у Эми, по-моему, есть небольшие признаки...
Он как-то странно посмотрел на жену.
- Что значит - "языческий"? - хотела знать девочка.
- Что-то вроде... дикого. - ответил отец.
- Вовсе нет, Эми. Это слово относится к людям, жившим до христианства. У них было много разных богов.
Алекс на мгновение задумался. Потом, все еще прижимая к себе сына, сказал дочери:
- Спорим, ты не сможешь сделать это задом наперед?
- Задом наперед? - переспросила Эми.
Алекс повернулся спиной к зажженной свече и произнес:
Костер через Джек прыгай
Скор будь Джек ловок будь Джек
Он прыгнул спиной и неуклюже приземлился, подвернув ногу. Сэм тут же обрушился на него.
- Осторожно! - крикнула Мэгги.
Мальчик подумал, что это шутка, но оказалось, отец растянул лодыжку. Он с усилием поднялся.
Эми заметила, что свеча потухла.
- Ты говорила, это к беде, мамочка. Ты сказала - быть беде, если свеча погаснет.
- Непременно быть беде, - вставил слово Алекс, удаляясь по тропинке прихрамывающей походкой, - если вывихнул лодыжку.
- Вот беда, идиот! - захохотал Сэм. Он поднял с земли погасшую свечу и бросил ее в отца, - Идиот задом наперед!