- Благодарствую, сударыня, - встал и сделал легкий поклон и его единомышленник. Но увидев, что Остап не встает, опустился на стул снова.
- Да, уважаемая Софья Павловна, еще вопрос, что вам известно о дворцовом фотографе Мацкове?
- Дворцовый фотограф Мацков? Я и не знала, что он Мацков. Приезжал по вызову, фотографировал графиню и ее гостей, когда те были…
- Вот нам бы очень пригодились его снимки для газеты, сударыня, - восторженно вставил "представитель радиокомитета" бывший бортмеханик "Антилопы".
Остап был готов одернуть своего "брата Васю", с чего бы это радиокомитету понадобились вдруг снимки для газеты, но промолчал, так как Балаганов уже успел задать второй вопрос, и на него следовал ответ хозяйки:
- Я и тогда не знала, где фотограф проживает. А сейчас, разумеется, мне тем более неведомо, сударь. Весьма сожалею, что не могу помочь в интересующем вас вопросе.
- Да, а поручик, который собирался с вашей коллегой обвенчаться? - начал Остап.
- А-ах, поручик Крылов… - с какой-то прикрытой нежностью произнесла это имя женщина, отведя свой взор в сторону. - Где он, что с ним? - помедлила она. - ничего сказать не могу, как и о других… - Помолчав немного, она тихо промолвила: - Более всего о нем может знать Екатерина…
- Но вы ведь служили вместе с ней во дворце… И вам ничего не известно о поручике? - испытующе смотрел на нее Бендер.
- Представьте себе, уважаемый, что нет. С какого-то времени я с Екатериной не поддерживаю отношения. И даже не встречаемся, судари. Если откровенно, даже во время службы графине я с ней тесную дружбу не вела.
- И вы не подскажете нам ее адрес? - с нотой сожаления в голосе промолвил Остап.
- Кэт? Отчего же, улица Портовая, а вот номер… извините, - подумала немного Софья Павловна, - пятнадцать или тринадцать… Да, скорее всего пятнадцать, рядом с аптекой, несколько я знаю. Всего хорошего, господа-товарищи, сделала шаг у двери хозяйка и неожиданно добавила: - А Фатьма проживает в Феодосии, судари, насколько мне известно. В "Астории" служит.
- Не можете сообщить нам адрес ее?
- Я вам все изложила, господа-товарищи, что могла, - и еще придвинулась к выходу, давая решительно понять гостям, что аудиенция окончена.
Еще раз поблагодарив бывшую графскую горничную, компаньоны вышли на улицу. Остап сказал:
- Вот видите, Шура, все по ниточке, все по кусочку и складывается общее представление о сокровищах славной графини Воронцовой-Дашковой… О ее отъезде…
- Да, командор, складывается, - вздохнул Балаганов. - Что же мы узнали? Узнали то, что ничего не узнали. Вот вам и бумажка…
- Во-первых, геноссе Балаганов, смею вам напомнить ваше неуклюжее пояснение: снимки для газеты. Вы что, забыли, что вы - представитель радио, а не прессы. Хорошо, что горничная не уяснила, кто из газеты, а кто из радиокомитета. Во-вторых, у нас адрес уже второй горничной - Екатерины Владимировны и информация о том, что Фатьма живет в Феодосии. В-третьих, о поручике Крылове… Несомненно, это он собирался обвенчаться с Екатериной, что и явилось причиной разрыва между Софьей Павловной и Кэт, как назвала она Екатерину Владимировну.
- Ну, и что из этого, командор, - скептически посмотрел на него Балаганов. Но великий искатель был всецело занят своими размышлениями и продол жал:
- В-четвертых… Графиня уехала поспешно, внезапно, офицерье окружало ее. Помогли спрятать ценности… А где? Задача из задач, и не по Малинину и не по Бурилину - шагал строевым шагом по улице Бендер.
- Во!., именно где? Это такой же клад, как и тех археологов-любителей, которые искали сокровища гетмана, - вздохнул Балаганов, - И совсем не такой, Шура. У нас есть две служанки графини. Одна здесь, другая в Феодосии. Дворцовый фотограф Мацков, экскурсовод Березовский, графский садовник Егоров. От них тоже получим какие-то сведения. Уже ясно, что графиня отплыла налегке. Клад где-то во дворце.
- Да, командор, - тряхнул рыжими кудрями Балаганов. - Во дворце, около дворца или в том Чайном домике, о котором эта самая Софья Павловна говорила.
- Послушайте, молочный брат Вася Шмидт, - снова остановился Бендер. - Вы не верили, что Корейко преподнесет миллион на тарелочке с голубой каемочкой. Не верили?
- Не верил, командор, если по справедливости… - промолвил Балаганов, виновато потупив взгляд.
- И вот сейчас, - упрекнул его Бендер, - неверующих мне не надо, компаньон-акционер Шура, - и Бендер двинулся дальше.
- Нет, командор, нет же, я только думаю… - устремился за ним Балаганов.
- Ах, вы думаете, шевелите своей белой мозговой массой в рыжекудрой голове? И в Мариуполе не верили, что достанем со дна сокровища беглых. Но ведь достали же!
- Достали, достали, командор, но и попереживали же мы с Козлевичем, ох, командор.
- Кто же знал, что там не золотые червонцы, а бумажные банкноты ушедшего в лету времени.
Так, идя и разговаривая, компаньоны уточнили как пройти к дому по нужному им адресу. Пришли и постучали, но дверь им никто не открыл. Вышедшая из соседней квартиры старушка сказала:
- А она в плавании, товарищи хорошие.
- Как в плавании? Разве она морячка? - удивился Остап.
- Морячка не морячка, а служит на пароходе. Там тоже женские руки нужны.
- Вот это да. И когда же она будет?
- А кто ее знает. Пароход плавает из Одессы в Батум. Оттуда снова в Одессу. А когда приплывает к нам в Ялту, она и наведывается в свою комнату. Побудет до отплытия и снова на службу. Так что так, уважаемые товарищи. Может, что передать ей?
- Да нет, спасибо. Нам желательно с ней поговорить, - ответил Венд ер. Поблагодарив старушку, компаньоны поняли, что уходят ни с чем.
В ялтинском порту, куда затем они пришли, Бендеру ответили, что да, действительно, Екатерина Владимировна служит в Черноморском пароходстве, но более подробно узнать, когда ее можно увидеть, следует в управлении пароходством.
- А где находится управление, уважаемая? - спросил Остап.
- Как где? Естественно в Одессе, - поправила очки служащая в ялтинском порту. - Ялта является промежуточным портом, а кадры для пассажирских линий оформляются именно там.
- И вы ничего больше не можете мне сообщить? - не переставая лучезарно улыбаться, спросил Бендер.
- Я бы вам не смогла и этого сообщить, если бы Екатерина Владимировна не являлась моей соседкой по дому, товарищ, - улыбнулась в ответ портовичка.
Остап поблагодарил ее и, уже выходя к ожидающему его Балаганову услышал:
- Извините, товарищ, а вы не из Турции часом?
Великий искатель остановился и недоуменно посмотрел на женщину. Засмеялся и сказал:
- Прежде чем ответить на ваш вопрос, хочу спросить, разве я похож на турецко-подданного?
- Нет-нет, уважаемый товарищ. Совсем недавно Екатериной интересовался, как и вы, иностранный моряк из Турции. Поэтому я…
- Ах, вот в чем дело? И как он выглядел, уважаемая? Не могли бы вы мне его описать?
- Ну, как описать… вроде из моряков он турецких… С парохода, который привез к нам в Ялту какие-то грузы. Спросил, поинтересовался и ушел.
- Как его зовут, уважаемая, не скажете? Обрисуйте мне его, пожалуйста.
- Теперь я хочу спросить. Какое вы отношение имеете к Екатерине? - внимательно смотрела на Бендера женщина.
- Я? Самое простое отношение, уважаемая. Дальний родственник. Не виделись с ней с двадцатого, очень давно. Я приехал из Москвы, а соседка-старушка…
- А-а, Полина Кирилловна… - понимающе кивнула портовичка.
- Вот-вот, Полина Кирилловна… Она и сказала, что моя родственница служит на пароходной линии Одесса-Батуми. Вот я и поинтересовался, чтобы ее увидеть и повспоминать нашу юность… - вздохнул мечтательно Бендер.
- Понимаю… Ну тогда… Этот турецкий моряк был вашего роста. Смуглый, хорошо говорит по-русски. Лицо круглое, глаза темные. И как ни удивительно для турка - блондин. Он был не из рядовых моряков с этого парохода, а не иначе, как из старших, я думаю…
- Почему вы так думаете? Он был в морской форме?
- Нет, в обычной одежде. Но когда он увидел пьяных матросов с этого парохода, когда те возвращались из города на пароход, то я слышала, как он их ругал на своем языке.
- Интересно… - покачивал головой Остап, продолжая располагающе улыбаться. - А как назывался этот иностранный пароход, уважаемая?
- Как… - задумалась женщина. - Он приплывал к нам не иначе, как месяц тому назад, товарищ. - Не могу вспомнить, - развела руками женщина. - Да вы у начальника порта можете узнать, или у диспетчера нашего… Название ведь иностранное парохода, - извиняющимся голосом пояснила она.
- Благодарю, уважаемая, благодарю вас за интересный разговор, - раскланялся Бендер. - Фамилию он, конечно, не назвал свою, этот самый старший моряк-турок?
- Нет, почему… Он назвался… - начала вспоминать портовичка. - Ататюрком он назвался, уважаемый товарищ, Ататюрком, - подтвердила она свои слова.
- Ататюрком? Ну, что же, благодарю вас, уважаемая, благодарю, - еще раз раскланялся Бендер перед женщиной, давшей ему столь интересную информацию.
Выйдя из проходной порта, Остап поведал своему ожидающему компаньону-другу то, что узнал. Затем сказал:
- По описанию это тот же иностранный моряк, которого мы видели, Шура, тогда в Севастополе в компании с Мишелем.
- В буфете на вокзале? - удивился Балаганов.
- Да. - И подумав, сказал: - Он такой же Ататюрк, как я китайский император. Ататюрк, знаете, кто такой, Шура?
- Откуда, командор, - остановился Балаганов и уставился на своего умного предводителя.
- Ататюрк - это значит, Шура, отец турок. Так называли руководителя национально-освободительной революции в Турции…
- И там революция, товарищ Бендер? - округлил глаза удивлением молочный брат и названный сын лейтенанта Шмидта.
- И там, Шура. Он - первый президент Турецкой республики… А настоящее его имя - Мустафа Кемаль, камрад Вася Шмидт.
- Ой, командор, все-то вы знаете! - с восхищением взглянул на Остапа Балаганов. - Вы действительно сын турецко-подданного, командор?
- Ататюрк - Мустафа Кемаль и сейчас правит Турцией, Шура, - не ответил на последний вопрос Бендер. - Он очень дружен с нашим эсэсэсэр, Балаганов. Поэтому турецкие пароходы и зачастили к нам.
- Вот это да! - остановился Балаганов. - И что же, он приплывал сюда, чтобы встретиться с бывшей графской горничной, которая и нас интересует?
- Глупости. Тот моряк назвался Ататюрком, зная невежество местных портовиков. Он такой же Ататюрк, как и я, - усмехнулся Бендер. - Впрочем, в Турции Ататюрков, возможно, так же много, как и у нас Ивановых.
- Ясно, командор, - пошел за Остапом Балаганов.
- Видите, друзья. Шансы нашего расследования все время увеличивались, а теперь сузились, поскольку одна из горничных в плаванье. Но, в то же время, мы приобрели новый вес в связи с появлением загадочного Ататюрка и его интереса к горничной-морячке, - говорил Бендер, шагая по комнате, в которой чинно сидели Козлевич и Балаганов. - Остается кухарка в Феодосии и верный слуга дома Романовых Березовский, который служит экскурсоводом в самом Воронцовском дворце. Итак, завтра едем на экскурсию в Алупку - заявил командор. - А сейчас обедаем и - на пляж, камрады-акционеры.
После обеда в нэпманском ресторане, идя по многолюдной набережной со своими друзьями, великий организатор нужных его предприятию дел говорил:
- Да, думая и размышляя над полученной информацией в порту, я все больше и больше прихожу к уверенности, что тот моряк с Канцельсоном в Севастополе и Ататюрк здесь, в Ялте, - одно и то же лицо, голуби вы мои.
- Так и пароход такого же названия, командор! "Тринакрия", как мы установили! - подтвердил Балаганов.
- И я так считаю, Остап Ибрагимович, когда вы мне все рассказали об этом, братцы, - уверенно заявил Козлевич.
- О чем это все говорит, детушки? - веселыми глазами посмотрел на своих компаньонов Остап, останавливаясь.
Козлевич и Балаганов остановились тоже и, вопросительно глядя на своего предводителя, ждали пояснения.
- Все это подтверждает, что сокровища есть, что они спрятаны графиней перед ее отъездом, поскольку горничными неспроста интересуются люди из-за границы. Ататюрки и Канцельсоны разные…
- А может быть, и еще кто, - вставил Балаганов.
- И это нельзя исключать, Остап Ибрагимович, - солидно заявил Козлевич, дернув свои неизменные усы.
- И это, друзья, и это, - кивнул головой искатель миллионов для осуществления своей хрустальной мечты детства.
Глава IX. В АЛУПКЕ
В крымском городке под названием Алупка, что в перевод с греческого слова "алепу" - лисица, было так много шашлычных, чебуречных и винных заведений, что казалось, жители его только и питались шашлыками да чебуреками и обильно запивали их вином. А на самом деле жители и отдыхающие в санаториях Алупки ели не только чебуреки и шашлыки, но и другие блюда: греческие, татарские, русские, украинские - самые разнообразные.
Жизнь городка была тихой и размеренной. Большинство месяцев года были жаркими и сухими. Солнце заливало ярким светом белокаменные дома, утопающие в зелени магнолий, кипарисов, олеандровых, гранатовых, инжирных и алычовых деревьев. А внизу, вдоль Алупки, искрило своими лучами лазурное море. То приветливо-спокойное, то грозно-бушующее, но всегда излучающее тепло в зимние месяцы и прохладу в жаркие дни.
Своеобразен городок Алупка. Здесь можно увидеть домики с затененными от яркого солнца комнатами, уютные старинные виллы и великолепный Воронцовский дворцовый комплекс. С его величественными корпусами самого дворца и с его Верхним и Нижним неповторимыми парками. Где пленят и чаруют обширные поляны, непроходимые заросли экзотических растений, беспорядочное нагромождение камней и уютные уголки для отдыха. Беломраморные фонтаны, таинственные сумрачные гроты, водопад и зеркальные озера с лебедями напоминают о сказочном рае. И над всем этим очаровательным пейзажем парит в облаках зубчатая грандиозная вершина Ай-Петри.
В солнечных лучах гора приобретает золотистые оттенки, а в часы заката величественные вершины Ай-Петри окрашиваются в пурпурные, малиновые и фиолетовые тона. Зеленые массивы соснового леса, подступающие к подножью горы, делают ее еще более живописной. Когда вечереет, горную гряду окутывает голубая дымка. И тогда холодные зубцы Ай-Петри, как верные стражи, охраняют ночной сон побережья.
Сады и парки Алупки круглый год сохраняют свои роскошные вечнозеленые одежды. Цветут то одни, то другие деревья, кустарники, цветы.
Побывали здесь Пушкин и Грибоедов, Чехов и Горький, Брюсов и Маяковский, Шаляпин и Рахманинов, Айвазовский и Левитан и многие другие выдающиеся деятели русской культуры.
Более ста лет этот райский уголок у моря привлекает туристов и курортников. А когда в Алупке начали появляться санатории, жизнь городка стала уже не поселковой размеренной, а шумной и суетливой. Особенно, когда Воронцове кий дворец стал дворцом-музеем и стал наводняться потоками туристов не только со всех краев страны, но и из-за рубежа.
Все это не волновало Николая Петровича Березовского, хотя он и был заинтересован в активной посещаемости дворца-музея, где он служил экскурсоводом.
Верный многолетний служака дома Романовых втайне остро переживал смену власти и вынужденно проводил с представителями гегемонии пролетариата экскурсии по любимому его сердцу дворцу, ревниво оберегая достопримечательности музея.
Жил он в хозяйственном корпусе с женой, дамой из бывшего института благородных девиц, и все время задавал себе вопросы: "Неужели так и будет? Неужели былое не вернется?"
В двадцать пятом надеялся, а в тридцатом уже уяснил: "Да, власть Советов штука прочная". Возврата к тому самодержавному, которому он многие годы был всеми силами предан, нет, и не предвидится.
После службы он возвращался домой в невеселом и даже в угнетенном состоянии, садился за стол ужинать. Жена Ксения Алексеевна подавала ему вкусные блюда собственного приготовления, и он ел и топил свою безудержную тоску по прошлому в сухом вине местного приготовления.
По ночам ему снились сны. То видел он во сне царский выход из Успенского собора, то ялтинского градоначальник, который приехал во дворец, сопровождая царскую особу вместе с другими. То, якобы, он был на приеме царицы в Ливадийском дворце, и многое другое, но - связанное с царским режимом и прошлым. В душе он ненавидел Советскую власть. Она была ему противна. Всю жизнь служивший дому Романовых верой и правдой, он теперь был вынужден водить экскурсии рабочих и колхозников и рассказывать им заученные наизусть истории о Воронцове ком дворце, отвечая на их нелепые вопросы о жизни графа и его рода.
Часто Петр Николаевич и его супруга Ксения Алексеевна очень сожалели, что не сумели в девятнадцатом уехать за границу. Хотя выражение "не сумели" было бы не совсем корректным. Когда их госпожа, графиня Воронцова-Дашкова, внезапно покидала дворец, Петр Николаевич с женой пребывали в Симферополе, у тяжело раненого их сына Владимира - поручика, лежащего в госпитале. Все время находились у его постели, ухаживали за ним, как только могли. Но все оказалось тщетным. Сына они не выходили, он умер на родительских руках.
А когда, убитые тяжким горем, вернулись в Алупку то вторично испытали горечь утраты. Графиня Воронцова-Дашкова на военном корабле покинула Крым. В двадцатом, когда вторично бежали из Крыма белые, им не удалось сесть на пароход, отплывающий за кордон с эвакуированным войсками Врангеля. Теперь чете Березовских не оставалось ничего другого, как жить при дворце и ждать указаний победившей власти. И нужно сказать, что им повезло: их не выселили и не притеснили. А когда дворец стал музеем, то Петру Николаевичу, как знатоку всей истории графских дел и самого дворца, предложили служить экскурсоводом. Выбора не было, и он согласился.
Вестей о своей бывшей госпоже, графине Елизавете Андреевна Воронцовой-Дашковой, супруги Березовские не получали и от этого еще более тосковали. И вот однажды на экскурсии…
- …В 1824 году Воронцов приобрел у греческого полковника Ревелиотти поместье и землю в том районе Алупке, где ранее находились татарские сады, - говорил Петр Николаевич группе экскурсантов. - Граф Воронцов писал: "В течение этого лета мы стали владельцами садов и земель в Алупке, достаточно значительных, чтобы возник проект устроить наше главное имение на берегу, в этой чрезвычайно благоприятной по природе местности, наиболее богатой из всех окрестностей, благодаря обилию источников, составляющих необходимые условия для растительности. Мы избрали место, чтобы положить основание нашему небольшому дому, который должен служить в ожидании, пока построим более обширный"…
- Так Воронцов не сразу начал строить дворец? - спросил человек средних лет в респектабельном летнем костюме заграничного покроя, более чем умиленным взором глядя на экскурсовода. И в его восточных глазах с легким прищуром выражалось откровенное почтение к говорившему.
Петр Николаевич бросил мимолетный взгляд на спросившего и продолжил:
- Этот первоначальный небольшой дом был построен в Алупке, предположительно, архитектором Эльсоном в восточном стиле. Богатая мебель, живописные полотна, красивые ковры, люстры, канделябры, многочисленные предметы прикладного искусства говорят о роскоши, с которой обставлялись южные дворцы графа Воронцова.