Кнут Фалдбаккен (р. 1941), современный популярный норвежский писатель, автор многочисленных романов, новелл и пьес. Дебютировал в 1967 г., некоторые произведения, в том числе "Летние каникулы" / "Insektsommer", 1972, позже были экранизированы. Роман "E-18" ("E-18" - дорожный указатель, означающий Европейское шоссе - направление через юг Норвегии в основную часть европейского континента.), 1980, первоначально был написан как сценарий кинофильма. Оба романа связаны одной темой - темой лета, прекрасного времени года, с нетерпением ожидаемого жителями холодной северной страны.
Особую известность принес писателю роман "Страна заката" / "Uaar, Aftenlandet", 1974 (рус. пер. - 1980 г).
Произведения К. Фалдбаккена переведены на многие языки.
Для широкого круга читателей.
Содержание:
E-18 1
SAILING 1
CAMPING 11
КЛУБ "СУН ТАН" 27
BLUE LADY 39
ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ 48
I - OHAH 48
II - ПАН 60
III - МИРОТВОРЕЦ 72
ИНТЕРВЬЮ С ПИСАТЕЛЕМ КНУТОМ ФАЛДБАККЕНОМ 88
Примечания 88
E-18
© Элеонора Панкратова, перевод, 2003
SAILING
1.
- Опоздала!
Эта мысль стучала в ее голове, пока она, задыхаясь, неслась по улице, стуча по асфальту своими идиотскими каблучками, крепко прижимая под мышкой сумочку и одновременно чувствуя, как с плеча соскальзывает куртка: "Нет, черт побери, не успеть!" Ясное дело, ни малейшей надежды не оставалось, сознание этого парализовало все ее существо, и все же она продолжала бежать изо всей мочи, хотя это было совершенно бесполезно: часы показывали уже половину девятого. Придется ждать следующего автобуса, уже не в первый раз она опаздывает на работу. И все же она продолжала упорно стучать по асфальту своими каблучками. Она рассекала толпу хмурых, невыспавшихся людей и думала: "А вдруг все же…" Несмотря на свою уверенность в том, что автобус ушел пять минут назад и никакой надежды нет, она чувствовала, что просто обязана бежать. Продолжать бег, хотя ноги ныли, а во рту ощущался привкус крови, это было наказание за медлительность и нерасторопность, за то, что она вечно слишком поздно встает, не может накормить Анну нормальным завтраком, не может спокойно одеть ее, черт побери! До чего ей надоели все эти капризы и нытье каждое божье утро. Правда, малышке всего пять, и, конечно же, она не виновата, что из-за ее мамаши у нее все не ладится. А Алиса постоянно вела себя так, как будто во всем виновата дочка. И вот сейчас в каждом ударе сердца она слышала свой пронзительный крик. Солнце нагрело куртку, и на глаза навернулись слезы:
- Вот он! Автобус!
Когда Алиса была уже на углу, желтая задница автобуса как раз мелькнула в глубине улицы Стовнербаккен. До остановки ей оставалось всего каких-то пятьдесят метров, ведь именно сегодня автобус опоздал. Еще бы немного, и она бы успела. Вдвойне обидно!
Все это было настолько невыносимо, что она даже не смогла сразу остановиться, а продолжала труси́ть по асфальту, пока автобус окончательно не скрылся из виду. Задыхающаяся, измотанная, с яростно бьющимся сердцем и замершим рыданием в горле: "Черт, черт, черт! Это уже сверх всего, ужасная ночь и жуткое утро, хныкающая малышка и беспорядок в квартире". Когда, собственно, она последний раз мыла полы? Или окна? Стирала пыль? Другие занимались уборкой, вероятно, уложив детей спать. Но Анну никак нельзя было заставить угомониться. А сама она настолько уставала, что засыпала сразу же, стоило лишь коснуться головой подушки, и телевизор был для нее наподобие снотворного. Но потом, ночью, случалось, что она просыпалась ни свет, ни заря и лежала с открытыми глазами по целому часу, ощущая, как ноют спина и плечи. Она начинала размышлять о разных вещах, постепенно впадая в дрему, и вдруг, помимо ее воли, начинали роиться воспоминания о прошлом, и ей становилось очень грустно. Но тут раздавался звонок будильника. Анна все еще писалась по ночам, хотя ей было уже больше пяти. Другие дети ее возраста уже давно не писаются. Если бы у нее хватило решимости посоветоваться с кем-нибудь из воспитательниц в детском саду. Только ведь эти умные, с таким чувством ответственности девушки, наверняка, стали бы еще больше жалеть ее. У других матерей таких проблем не было. Они разглагольствовали о "ближайшем окружении", "стимулирующих факторах", "ролевой игре", "групповых ситуациях". У тех, других, было устойчивое существование, а у Алисы Хамре его не было. Ее обычный день был похож на марафон, начиная с бега от дома до автобусной остановки, чтобы поспеть на 8.40 и до 16.15, когда надо было успеть на автобус после рабочего дня, и все это безо всякой надежды когда-либо коснуться финишной ленты. Бедная Алиса Хамре…
После такого марш-броска пот струился по спине и груди. Она с трудом перевела дух. Ноги подкашивались. И все же Алиса Хамре была в хорошей форме! Начинался новый день. Жаркий летний день! В такой день закатиться бы куда-нибудь с приятелем. Девушки на работе только об этом и говорят. А она даже вызвалась работать в июле, когда все остальные разъедутся. Ей было тягостно брать отпуск, когда ехать некуда, или, вернее, нет денег, чтобы куда-то поехать. Детский сад не будет закрываться, так что Анне не придется сидеть дома взаперти и капризничать. В прошлом году им удалось вместе с бабушкой, матерью Алисы, съездить за черникой. Наверное, они и в этом году могли бы погостить у дяди, там было очень даже неплохо.
А позапрошлым летом они жили в летнем домике в Ларколлене, который снимали тогда еще вместе с Харальдом. Все время лил дождь, и делать было абсолютно нечего. Единственное, что им оставалось, так это прогулки на лодке в маленькой бухточке, во время которых Алиса должна была выслушивать длинные рассуждения Харальда о разных типах лодок и ценах на них. Анне было всего два года, и ей явно не хватало этого пространства в пятнадцать квадратных метров, она плакала и капризничала, мешая Харальду мечтать вслух о собственном летнем домике в двенадцать квадратных метров ценой в четверть миллиона крон. "В котором будет еще меньше места для ребенка", - думала про себя Алиса. Постоянные ссоры и препирательства по дороге в магазин, газовая плитка, примитивный туалет… Собственно тогда между ними и наступил окончательный разрыв.
А фамилию Харальда она все-таки себе оставила, все же Алиса Хамре звучит гораздо лучше, чем Алиса Свинген, - размышляла она, шагая по тротуару, даже не желая думать о том, какое объяснение она придумает на работе сегодня, и стоит ли его придумывать вообще. Автобусная остановка была далеко позади. Алиса не решалась повернуть назад, хотя следующая остановка была почти рядом со Стовнерцентром, и прежде чем она дойдет туда, уже и следующий автобус может появиться. К тому же в нем, наверное, будет много народу. Может быть, вообще лучше поехать на метро, раз уж она прошла так далеко.
Впрочем, все одно… и она свернула направо, навстречу потоку изможденных конторских служащих. При ярком утреннем свете их лица и тела казались резко очерченными.
- Господи! Неужели и я так же ужасно выгляжу? - подумала она и оглянулась. Она находилась почти посредине между двумя остановками. Неужели она и следующий автобус пропустит? Опять пуститься бежать? Ну уж нет! На это она больше не способна, ноги подкашиваются, да еще эти неудобные туфли…
Мимо нее проносился поток машин, образуя над ним густое облако выхлопных газов. И все же, стоя здесь на улице под кроной старой березы, которая свесила свои ветви через изгородь какого-то чужого сада, она вдруг услышала шелест листвы, ей почудился запах лета и давнее забытое волнение. Ярко-зеленые листочки еще не были по-городскому запыленными. О, Боже, как все это напоминало о давно ушедших днях!
И вдруг ее осенило: надо попробовать автостоп! В ту же секунду она уже стояла на краю тротуара, подняв вверх большой палец. Уж это-то она умела. Ей столько раз доводилось "голосовать", останавливать попутные машины, когда она была молоденькой девчонкой по имени Алиса Свинген и жила в деревне Серскугбюгда, еще до того, как их семья переехала в Осло. Алиса садилась в попутную машину, чтобы ехать на вечеринку в Эльверум или Нюбергсун, одна или с лучшей подругой Магген, с которой уже давно потеряла связь. Их всегда подвозили. Девушек всегда подвозят. Это весьма смущало и пугало родителей. Но в их местности было такое плохое автобусное сообщение, что же оставалось делать субботним вечером семнадцатилетней девчонке…
Теперь все было по-другому. Ей уже целых двадцать пять, и стоит она не где-нибудь, а на одной из улиц Осло, и пытается остановить машину; было уже больше половины девятого, а машины все проносились мимо, и ни один водитель даже не взглянул в ее сторону. Но она не сдавалась. Девушек подвозят. Это она твердо знала, хотя сейчас час пик и она находится на широкой магистрали в Осло, в столице, а не на обочине какой-нибудь проселочной дороги, ведущей из ее деревни в Эльверум. И сама она уже не та семнадцатилетняя девушка в плотно облегающих джинсах с вышитыми на них сердечками, в лиловой водолазке из акрила и черной кожаной куртке на молнии с брелком-медвежонком, свисающим из клапана кармана.
А машины все проносились мимо. Она потеряла терпение, пробежала еще немного вперед и снова попробовала проголосовать. Какой-то парень помахал ей рукой и помигал фарами - это ее приободрило. Ведь ноги-то у нее совсем уже отказывались идти! Яркий солнечный свет, зелень садов, знакомый запах лета, который пробивается сквозь завесу пыли и выхлопного газа, а сама она стоит у края шоссе и пытается поймать машину уже безо всякой надежды попасть вовремя на работу. Ее охватило удивительное ощущение, которое напоминало ей о прошлом. О том прошлом, когда она возвращалась ранним утром домой с вечеринки, и случалось, последние два-три километра надо было идти пешком одной, если только кто-нибудь не ехал на машине в ту же самую сторону. Порой ее охватывало такое радостное чувство, что ни ожидаемые упреки родителей, ни сам факт возвращения в одноэтажный домик без ванны и с туалетом на улице уже не могли омрачить того волшебного ощущения счастья, когда идешь одна по пустынной дороге через летний лес, весь пронизанный светом!
Кажется, кто-то тормозит, нет, нет, просто кого-то высадили из машины, и она равнодушно умчалась прочь.
И вдруг раздался громкий скрежет, и рядом с ней остановился грузовик с высоким кузовом, такой огромный, что он даже заслонил солнце.
Грузовик? А почему бы и нет? Привередничать не приходится. Грузовик так грузовик!
Она взялась за ручку кабины и почувствовала, что ее открыли изнутри.
- Я опоздала на автобус. Может быть, довезете меня до центра? - крикнула она парню, который вытянулся на сидении, чтобы открыть ей дверцу.
Он кивнул.
Она вцепилась в ручку кабины и с трудом стала карабкаться на ступеньку. Хлопчатобумажная куртка соскользнула с плеча вместе с сумочкой. "О, Господи", - подумала она, когда ей наконец удалось закинуть ногу высоко наверх.
Едва она успела как следует захлопнуть дверцу, как он тут же дал газ.
2.
- Музыку любишь?
Она впервые услышала его голос. Они проехали немного вперед и остановились в ряду других машин, ожидая, пока зажжется зеленый свет на Тронхеймском шоссе. Она пыталась рассмотреть сидящего рядом. Он был одет в зеленый комбинезон, сидел, крепко вцепившись в руль и не обращая на Алису ни малейшего внимания. У парня были темные, густые, вьющиеся волосы, которые спадали волнами на уши и воротник. Ей всегда нравились именно такие волосы. Полоска щетины над верхней губой свидетельствовала о том, что он намеревается отрастить бороду - ну что ж, и это неплохо, если она будет такой же густой и темной. Правда, уж очень он молодой. И не такой уж бывалый, как старается казаться. Рука, тянувшаяся за кассетой, оказалась маленькой и гладкой. А на мизинце - золотое колечко. "Подарок какой-то девушки", - подумала Алиса.
- Музыку? Господи! Конечно!
Она, наконец, обрела дар речи.
- Какую?
Глупый вопрос. Да какую угодно. Лишь бы в быстром темпе.
Автомобильная пробка начала рассасываться.
Алиса лихорадочно размышляла. Собственно, она уже давно не интересовалась музыкой. Порой слушала радио, но музыка в одно ухо влетала, из другого вылетала. И сейчас она чувствовала себя совершенно отупевшей: не могла вспомнить ни одной мелодии - это она-то, у которой было когда-то собрано 200 пластинок. В основном Битлз, Роллинг Стоунз и Арета Франклин. Хотя не так уж и густо.
- Что-нибудь побыстрее и покруче.
Кажется, тащить ее в постель он не собирается.
- Тогда попробуем вот эту, - сказал он и ловким движением вынул кассету из ячейки и вставил ее в прорезь магнитофона.
Раздалось металлическое потрескивание, ей нравился этот звук, он предвещал что-то приятное. Кабину наполнил голос Рода Стюарта - отнюдь не отрывистые, похожие на колючую проволоку звуки, а протяжные, исполненные тоски по дальним странствиям: Sailing - Свобода! Интересно, почему он выбрал именно эту мелодию? Она искоса взглянула на него. Он не отрывал взгляда от шоссе. Пряди его волос спадали на гладкий лоб, у него был короткий нос, беспокойные серо-голубые глаза и крепкие руки, которые управляли тяжелым грузовиком с изящной ловкостью, как будто в руках у него был не руль, а какой-нибудь штанген-циркуль. Губы кривила легкая усмешка, придававшая лицу особую привлекательность. Он почти не обращался к ней. За него говорила музыка:
Sailing -
I’ve been sailing
Home again
’Cross the sea…
Автомобильная река растекалась на два потока, они покатили по Трондхеймскому шоссе мимо Амеруда, Калбаккена, Редтведта. Солнце светило им в спину. Она видела перед собой город в мареве из дыма и пыли: золотисто-розовые, серо-голубые, блекло серые тона. Так красиво. Из автобуса никогда ничего подобного не увидишь. Они сидели вдвоем в кабине грузовика, со всех сторон зажатые потоком автомашин, и наблюдали свое отражение в блестящих задних стеклах впереди идущих машин. Кабина покачивалась в ритме общего движения машин в очереди.
…sailing
’Cross the water
To be near you
To be free…
Sailing… Да, мелодию он выбрал, что надо. Ведь они и впрямь плыли. С солнышком и ветерком по длинной реке из сверкающих автомобилей. Она поудобнее устроилась на сидении. На нее вдруг нахлынула волна благодарности к этому парню за то, что он выбрал Стюарта, именно Стюарта с его хриплым, таким сексуальным голосом и именно эту мелодию Sailing, в которой, собственно, воплотились все ее собственные мечты о том, чтобы хоть ненадолго оторваться от обыденности, глотнуть воздуха свободы… И ей показалось вдруг, что и он чувствует то же самое, абсолютно то же самое, по крайней мере сейчас.
- Ну, так где же ты все-таки работаешь?
Господи, да неужели она ему еще так и не ответила? Он подумает, что она совсем с приветом.
- В жиробанке…
"Плавание" уже закончилось, а они так и не добрались до ее работы.
- Это название навевает тоску.
Боже мой, зачем она ему это сказала, теперь он будет считать ее вообще идиоткой.
- Точно, смертельную тоску.
Впереди загорелся красный свет, и они остановились. Мелодия Sailing замолкла. Теперь Стюарт пел в более быстром темпе о своем несчастном разбитом сердце.
Парень впервые пристально посмотрел на Алису, хотя и до этого она замечала, что он бросал на нее взгляды украдкой.
- Пошли все это к дьяволу.
Его светлые глаза поддразнивали ее, губы тронула улыбка. Что, собственно говоря, он имел в виду?
- Как это послать к дьяволу, ты о чем?
- Не возвращайся туда, найди что-нибудь получше.
- Ничего себе, взять так прямо и бросить. Уйти с концами, что ли?
Очередь машин продвинулась, но настроение было явно испорчено. В ней росло раздражение, ему-то что, видно, просто решил потрепать языком.
- Именно так. Мир не перевернется, если ты не придешь на работу денек-другой.
Да, это ей и так ясно, насчет прогулов она всегда была сильна. Бывало, что утром она не могла подняться. Но что-то во взгляде и тоне молодого человека возмущало ее. Он говорил так, как будто все само собой разумелось, что раз он предложил, то она прогуляет работу. Ну, положим, она прогуляет? А дальше что? Что последует с его стороны?
- Ну, что, можно и прогулять, - сказала она язвительно. - Я прогуляю, и что из этого будет? А?
Кажется, она начала слегка кокетничать с ним, чтобы посмотреть, как далеко он зайдет.
- Да все, что угодно. Мы с тобой что-нибудь придумаем.
- Мы?
- Ну да, ты и я.
Вереница машин тронулась, но теперь он уже не отводил взгляда от нее и совершенно не смотрел на дорогу.
- А ведь ты красивая.
Она попыталась откашляться. Она почувствовала, что если заговорит, то голос у нее будет дрожащим. Собственно, пока ей ничего не угрожало. Она стояла у шоссе и голосовала. Он подобрал ее. Возник интерес. Естественно, что теперь он будет пытаться что-то с ней иметь. Такое с ней бывало и раньше, множество раз. Такую возможность всегда надо учитывать, когда голосуешь, и нечего волноваться.
- Уж нет ли у тебя супруга, которого нужно кормить обедом ровно в четыре или там?..
Он заметил ее смущение. Она расслабилась.
- Никакого супруга нет! Но…
- Что значит "но"? Не можешь решиться?
Тут она возмутилась:
- Я, видите ли, не решаюсь! И от кого я это слышу. Ты и сам-то сидишь за баранкой, как приклеенный, день-деньской и водишь эту громадину! И никуда от этого не денешься.
- А давай поспорим?
В его глазах сверкнула озорная искорка, как будто в ее сопротивлении он видел подтверждение того, что она подчинится ему и будет делать все, что он захочет. Она сама это чувствовала, хотя противилась изо всех сил.
- Спорим, что, если я захочу, то брошу баранку.
- Господи, что за чушь! Я и спорить-то не собираюсь. Я спешу на работу, мне надо попасть в центр. И если ты не можешь меня туда отвезти, что ж, мне придется сойти!