"...желает познакомиться с интеллигентным по жизни, сексуально привлекательным обеспеченным джентльменом. Не лысым".
- Лысый? - Синяк нагнул голову в ее сторону. - А насчет секса врать не буду, - сказал он. - У Жирного спроси.
Саша медленно подняла голову и произнесла странным голосом:
- А при чем здесь?.. Вы что?..
- Не туда мысль ползет. Просто Жирный лучше может сформулировать.
- А ты что делаешь, ну, по жизни? - поинтересовалась Саша. - Где работаешь?
- Я разве не говорил? - удивился Синяк. - Автомобилями торгую. Там беру, здесь сбываю. Хочешь, тебе тачурочку подберем под цвет глаз...
Разговор перебил маленький вальяжный человечек с трубкой. Не углубляясь в кабинет, он хорошо поставленным голосом произнес, откидывая голову назад, чтобы было слышно в коридоре:
- Хочу напомнить, мое оформление в Цюрих только через депутатский зал!
Саша брезгливо порылась в папке на столе.
- Да, готовы ваши бумаги.
Крошка недовольно взял документы, вернулся на исходную позицию и, дождавшись, когда в коридоре послышались шаги, повторил медным голосом:
- Только через депутатский зал. - И, не торопясь, вышел.
- Матерый человечище, - усмехнулся Синяк.
В кабинет просочился звон колокольчика. Саша встала.
- Пойду. Собрание. Ты на хозяйстве.
Синяк заметно огорчился:
- Особо не рассиживайся. Скажи, чтоб побыстрей.
- Скажу. - Саша включила ему Мадонну, на которую была похожа, чтобы Синяк за время собрания ее не забыл.
Даже сквозь стены кабинета Синяк видел, как Саша вышагивает по коридору, старательно виляя бедрами и зазывно цокая модными каблуками.
Он выскочил в коридор.
- Потом к Жирному поедем! - крикнул он вдогонку.
Саша обернулась:
- Поглядим.
Из приоткрытой двери уже бубнил знакомый Синяку голос Сикина:
- Итак, дорогие друзья, мы отправляемся тропой Моисея... - И шутливо: - Я буду вашим Моисеем все предстоящие две недели...
Дверь за Сашей закрылась.
Не понравилось Синяку, что Сикин уже оправился и, вишь ты, даже шутит. Едет, стало быть, генеральный секретарь, хотя велено было дома сидеть.
Синяк вернулся в Сашин кабинет, развалился на ее вертящемся стуле. И закурил, чего хотел, не сигару вонючую "Портогас", понтовую, блажь травяную, не сигареты с ниппелем, а нормальный "Беломор", любимый с детства.
А Мадонна тем временем вытворяла невесть что. Синяк не мог понять одного: как она поет, пляшет, акробатикой крутится - всё одновременно - и не запыхается.
Зазвонил телефон. Синяк не обращал внимания. Но телефон зудел очень настойчиво и как-то не по-русски. Синяк лихорадочно стал искать на клавиатуре компьютера кнопку выключения звука. Не нашел.
- Чего?! - заревел он в телефон. - Говорите!
Голос писклявый, бабий, верещал вроде на татарском, а может, на азербонов смахивал. Мяукающий какой-то голос...
- По-русски говори. Не слышу! В смысле: не въезжаю!..
Он снова потыкал кнопки компьютера и неожиданно вырубил всё. На экране поползла, переплетаясь, музыкальная геометрия.
Голос в телефоне перешел на европейский - на французский, наверное, явный гундос слышался.
"Джабар" разобрал Синяк, "Фируз", и запереживал, что нагрубил вначале.
- Виноват! - заорал он. - Джабар на собрании... - Он заскреб лбину, вспоминая чего-нибудь по-немецки, все-таки в Германию часто ездит... - Ихь ферштее нихт. Ауф видерзеен.
Попозже перезвоните.
Закончив разговор, Синяк тщетно пытался отыскать Мадонну всеми клавишами, но вместо этого по экрану плыли космические разноцветные фигуры.
Сидеть бестолку надоело. Он вышел в коридор. Навстречу ему шел улыбающийся высокий красавец из кино про "Доктора Живаго", которое он смотрел на видаке у Романа. Омар Шариф, точно!
- Сал-лом, дорогой! - очень уважительно сказал Омар Шариф, прикладывая руку к сердцу.
Он был в белом пиджаке с подвернутыми на один раз до синей подкладки рукавами. На тонком запястье правой руки болталась цепочка. В распахнутом вороте рубашки - тоже цепура, на которой колыхался золотой полумесяц со звездой.
- Здорово, - кивнул, слегка оторопев, Синяк.
- Скажи, дорогой, где красавица Александра?
- Собрание у ней. Козлов пасет. Скоро кончат.
Омар Шариф взглянул на дорогие часы. Синяку он нравился, а чем, Синяк не мог понять. Вроде по прикиду на пидора смахивает, но не пидор, это точно. Просто очень красивый мужик. И запах от него не пидорный. Богатый красивый мужик. Может, писатель. И вдруг его нехорошо осенило: муж ее первый!
- Ты не из Кувейта? - непохожим на свой, робковатым голосом предположил Синяк.
- Зачем Кувейт? - улыбнулся Омар Шариф. - Очень Средняя Азия, дорогой. Самолет летит скоро. Жена ждет. Дети ждут. Аллах торопит...
- Так ты не из Кувейта? - Синяк радостно перевел дух. - Выпить будешь? У меня в "мерсе" коньяк, виски... Тебе можно по религии?
- Нужно! - воскликнул красавец. - Аллах запретил сок виноградной лозы, про виски ничего не сказал. Забыл, наверное.
И только тут Синяк заметил, что с одной стороны у красавца нет уха. Хм, отморозил? Синяк затащил его в Сашин кабинет. Про ухо не спросил, стеснялся.
- Ты пока Мадонну включи, я ее вырубил, а назад не найду. - Синяк разозлился на себя, что так невнятно объясняет нерусскому. - Короче, пела баба, нет бабы.
Нерусский всё понял, ткнул кнопку, и голая Мадонна, прикрытая лишь двумя крохотными тряпочками, появилась на экране, с неба ей в руки спустился в дыму светящийся шест, и певица, не прекращая пения, стала виться вокруг него.
Синяк пошел за бутылкой. Возле приоткрытой двери собрания маленький депутат курил трубку.
- Жирный не выступал? - спросил Синяк депутата.
Депутат нахмурился, явно оскорбленный невежливостью вопроса и, подумав, не ответил.
- …Моисей увел в пустыню рабов!.. - послышался вибрирующий женский голос, похожий на плач. - И там превратил их в народ! А мы - зачем мы идем в пустыню? Давайте подумаем, сформулируем наши цели...
- Ну и голосок! - покачал головой Синяк. - Зарыганный. Должно, газы мучают.
Он хотел послушать еще, но не при этом же гноме важном. Чего Жирный волыну тянет? Клялся, что скинет Сикина. Что все поддержат, узнав, что тот стукач. ЭТИ поддержат?.. Синяк в этом очень и очень засомневался.
Когда он вернулся с бутылкой, депутата в коридоре уже не было. Из разноголосого толковища за дверью неожиданно выпростался высокий голос Романа:
- Конечно, то, что я хочу сообщить, - вопрос для общего собрания, а вас здесь мало. Но, поскольку вы отправляетесь в святую, так сказать, землю под водительством нашего генерального директора, считаю своим долгом сказать, что Юрий Владимирович Суров, в девичестве Сикин, многие годы служил в КГБ...
Синяк замер.
- ...Полагаю и по сей день помогает Лубянской конторе... Хорошо ли это, учитывая тот непреложный факт, что КСП по существу организация правозащитная?.. Кроме того, он посадил моего товарища...
Урчащий где-то невидимый холодильник рыгнул, сожрав окончание слова, вновь торопливо заработал, как бы нагоняя упущенное.
Роман, видно, не выдержал тишины, повисшей в собрании, и сам забормотал:
- Сейчас вы начнете: охота на ведьм, где справка из ГПУ... Справка - не проблема...
- З-зачем! - страдальчески заскрипел новыми металлокерамическими зубами Синяк.
- Нам не ссориться надо в это трудное для всех нас время, а взяться за руки, - услышал Синяк голос из зала.
- За чьи руки? - выкрикнул Роман. - Топтуна?
Синяк резко пнул дверь ногой. Чтобы не поддаться соблазну войти и вмешаться.
- Что такое, дорогой? - улыбаясь, встретил его одноухий красавец. - Где лицо такое нехорошее взял?
- Не туда Жирный повез! - сказал Синяк, мрачно откручивая пробку у бутылки. - Договорились: объявит, что Сикин Ваньку посадил, и - весь сказ! Без дискуссиев. Без базла... - И тут Синяк примолк, пожалев, что вовлек чужого человека в свои дела. Он забулькал темно-желтой душистой прекрасной жижей в подставленный бокал. И сразу подобрел.
- А где ты ухо забыл. Отморозил?
- Добрые люди отрезали, - красавец поднял стакан.
- Шапана? - поинтересовался Синяк, чокаясь с ним.
- Зачем шпана, - улыбнулся красавец. - Коммунисты.
- О, бляди! - воскликнул Синяк, уже влюбленный в красавца, - А чего ты им сделал?
- Смеялся.
- А-а, - протянул Синяк, хотя ничего не понял. И повторил налив. Красавец не возражал.
- А слышать не мешает? - спросил Синяк.
- Лучше стало, - улыбнулся тот. - Ярче звук. - Он тонкими смуглыми пальцами шевелил на столе бумаги.
- Чего ищешь? - поинтересовался Синяк, желая пособить. - Как фамилие?
- Сурали. Бошор Сурали.
Синяк на правах хозяина полез в стол - человек все-таки на самолет спешит - и нашел бумагу.
На красивом бланке КСП писатели просили президента России предоставить выдающемуся деятелю культуры Бошору Сурали политическое убежище и гражданство России. Поэт постоянно подвергается угрозам физического уничтожения... Среди подписавшихся была и фамилия Романа.
Синяк пожалел, что, не разобравшись, стал грузить Бошора. Ему, видать, своих проблем выше крыши.
- Я, веришь, коммуняк зрить не могу, - сказал Синяк. - Своими бы руками душил...
- Зачем так строго? - улыбнулся Бошор. - Сами тихо уйдут.
- Пока идти будут, мы с тобой сдохнем, - проворчал Синяк, чокаясь с ним.
- На всё воля Аллаха. Подождем.
Синяк достал "Беломор".
Закурил и поэт. И Синяк по дыму учуял: не просто курево, дурь шмалит.
- Будешь? - Бошор протянул ему благоуханный косяк. - Качество гарантирую.
- Вообще-то уже не балуюсь... - засомневался Синяк, - но давай. За компанию и жид удавился.
- Хорошая пословица, - оценил Бошор. - У нас тоже есть... Коня подковывают, ишак копыто сует.
- Еврей, в смысле? - недопонял что-то Синяк, ибо анаша была чересчур крепка. Он протянул папиросу назад Бошору. - Тебе если гражданство-то дадут, где жить будешь?
- Аллаху акбар, - снова улыбнулся Бошор, и Синяк понял, что эта тема не для трепа. И чуть не вякнул: живи у меня. Полагая, что переберется к Саше. А всё виски плюс дурь. Размягчает.
- Хватит! - резко сказала Саша, входя в комнату. - Больше не могу там... Очередной скандал... Роман на Сурова бочку катит. Моча в голову ударила. Привет, Бошор. Письмо про тебя еще не отправили...
- Ничего, ничего, - замахал поэт красивыми легкими руками. - Это не срочно.
Синяк удивился: такой мужик, а чувствуется, робеет Сашки. А та чуток этим пользуется.
- Ну, твой Бадрецов!.. - она покрутила головой. - Что пьете?.. А накурили!..
Синяк открыл форточку.
- Жалко у Жирного голос не ораторский, - сказал он. - Я ему еще в школе говорил: сделай ты себе, Жирный, голос нормальный, девки давать будут...
- Да причем здесь голос! - Саша раздраженно вытряхнула пепельницу в корзину. - Вон у Миши Жванецкого тоже тембр высокий, а какой успех!
- Короче, мента сняли? - спросил Синяк.
- Да какое это играет значение! - Саша выключила Мадонну, раздраженно зашарила сигареты, не нашла.
Синяк достал на выбор - сигары и "Беломор". Саша закурила папиросу.
- Стучал, не стучал... А кто, интересно знать, не стучал? Вон попы и то стучали... И не покаялись. Чего все к Юрке пристали?! Не пьет, не ворует, никому не мешает...
- Я не стучал, - негромко заметил Бошор, как бы про себя.
- Ну и молодец! - Саша раздраженно затоптала вонючую папиросу в пепельницу. - Сиди, радуйся...
- Тебе межгород звонил, - вспомнил Синяк. - Писклявый такой.
- Фируз! - ахнула Саша и схватилась за телефонную трубку.
Вот еще чем хороша была служба в КСП. Беспрепятственно, то есть забесплатно, можно было звонить в Кувейт и в Англию.
- Салямат, - кротко поздоровалась Саша с бывшим мужем. Спокойно, уговаривала она себя, не психовать. - Позови, пожалуйста, Фируз.
Но тот занудил. Фируз заболела. Ее нет дома. Она в Англии. Абд эль Джабар всегда врал тупо, лениво, без выдумки.
- Заболела или в Англии? - напирала Саша и поняв, что проиграла разговор, выкрикнула прежде, чем положить трубку: - Козел! Мудила!
- Любимые слова! - мечтательно прикрыв глаза, сказал Синяк.
- Да-а, - согласился Бошор, кивая. - Жалко, что я только вполуха могу слышать такую музыку. Кому посвящены эти прелестные звуки?
- Муженек мой бывший, - проворчала Саша.
- Счастливый человек, - вздохнул Бошор. - У нас женщины так не говорят. - Скажи, друг, - обратился он к Синяку, до сих пор не зная его имени, а спросить, видимо, было не принято по восточным законам нелюбопытства - Скажи, вам тоже пришлось немного полежать в турьме?
- По глазам прочел? - обрадовался Синяк, проводя обрубком пальца по векам. - В ней родимой... Бошор, жди малку, не уходи, я сейчас мигом Жирного высвобожу и... Предложение имею.
- Как скажешь, дорогой, - сдержанно улыбнулся Бошор.
Синяк влез в собрание уместно. Был перекур, пили кофе.
Роман сидел под пальмой, низко опустив лысоватую голову.
Распухший, бордовый.
- Права человека... права человека, - монотонно скрипучим голосом повторяла кому-то в углу женщина с низкой седой челкой.
- Жирный! - тихо позвал Синяк.
- При чем здесь права человека! - раздраженно пророкотал сзади дикторский голос, перекрывая все остаточные шумы. Синяку показалось, что включили радио. - Своего товарища...
- Он мне не товарищ! - крикнул из-под пальмы Роман.
Синяк обернулся к "диктору". Тот оказался видным мужиком с роскошными усами, жидкой кожей на лице, лет шестидесяти. Он сидел на диване, между его ног была зажата палка с резной звериной головой.
- Чушь всё это! - не обращая внимания на реплику Романа, продолжал усатый. - Мы собрались поездку обсудить, а не спасать страждущее человечество. Давайте продолжим, хватит пить кофе. Мне вообще решительно противен общий тон Бадрецова, это его расследование...
- Как я понимаю, Роман хочет нас взять на гоп-стоп, - раздался приятный неспешный голос. - Я против такой лагерной методы...
Синяк встрепенулся, высматривая говорящего. Оказался пожилой усталый дядька с лицом активно выпивающего. Вроде бы свой: и нос перебит, и курит по-родственному, в кулак, а поди ж ты - с козлами вместе!..
- А я - за, - тихо прошелестел ветхий старик с бледной лысиной и огромным насморочным носом. - Обвинение основательное.
Сикин молча обносил присутствующих кофе. Синяка он не видел.
Дама с дивными ногами придержала Сикина за руку, когда он передавал ей чашку:
- Скажи нам, Юра! Ты работал в КГБ?
Сикин даже попятился от нелепости вопроса:
- Зачем вы так?..
- Вот она, наша черная неблагодарность! - вскричала дама. - Я предлагаю премировать Юру месячным окладом в порядке компенсации за оскорбление.
- Двумя! - ударил "диктор" палкой в пол.
- Скандал протянется минимум пять лет, - молитвенно прижав руки к груди, заявила пожилая астматическая блондинка со странно гладким лицом. - Надо думать о последствиях.
- Давайте кончать, - сказал крошка-депутат. - А то превратимся в приснопамятный Союз писателей.
- Жирный! - крикнул Синяк и влез в зал полностью. - Из турбюро, - для краткости объявил он, тыкая себя в грудь. - Насчет туризма. Узнать пожелания. Кому жарко, кому холодно, кому диет, кому прохладные клизьмы...
Оскорбительного слова "клизьма" собрание не выдержало, заволновалось, но Синяк, не останавливаясь, молол дальше.
- ...В пустыне места всем хватит. Как на кладбище. Значит, по пути, где шатер разобьем, где под солнышком, по ситуации. Товарищ Бадрецов, вас к телефону. Господин Сикин, продолжайте.
Синяк подошел к пальме, почти силком выволок из-под нее очумевшего Романа, одновременно отметив, что на "Сикина" собрание не среагировало.
- Шолом, господа. У вас интим, а я не претендую. Всех благ, господин Суров.
Друзья вышли в коридор. Роман был ошалелый. Таким Синяк его давно не видел.
- Говорил, не рыпайся! - шипел Синяк. - У них же остаточный бздюм играет. Очко-то не железное. Что ты до них ласкался? Сказал - и ладушки. Смотри, набух весь, набряк... лопнешь, а мне отвечать...
- Даже слушать про Ваньку не стали... - бормотал Роман.
Они вошли в кабинет Саши.
- Салом! - воскликнул Бошор.
- Живой! - заорал Роман, обнимая Бошора. - Теперь ты мой сограждан наконец?
- У-у... - уклончиво развел руками Бошор. - Не совсем.
- А что такое? - другим, брезгливым голосом спросил Роман, поворачиваясь к Саше.
- Юрий Владимирович еще не подписал, - небрежно бросила она, пририсовывая какой-то красотке в журнале "Семь дней" длинные запорожские усы.
- Почему? - напряженно поинтересовался Роман. - Критические дни? - И повернулся к Бошору. - Башка болит, спасу нет! Давление, наверное.
- Вылечим. - Бошор полез в кейс. - Сейчас чайку заварим, голова будет лучше швейцарских часов работать.
Саша, не отрываясь от рисования, включила электрочайник. Бошор насыпал из кожаной коробочки желтый грубый чай в чашку, прикрыл блюдцем.
Раздался вежливый стук, и дверь открылась. Вошел тот самый старик к с бледной лысиной и унылым носом, сейчас он был в шляпе с обвисшими нолями. Это он на собрании поддержал Жирного.
- Деточка, - тяжело дыша, сказал старик Саше, - я вас умственно целую. Должен вас предупредить, я не поеду в Египет. Вы кого-нибудь вместо меня...
- А что случилось, Лазарь Иудович? - встрепенулась Саша.
- Деточка... видите ли, дело в том, что я по этически-моральным соображениям не хочу никуда отправляться под руководством Юрия Владимировича, тем более тропой Моисея. Хотя, как вы знаете, мне это очень нужно для работы... Я вас целую, - повторил он и, поклонившись, удалился.
- Кто это? - спросил Бошор.
- Раритетный дед, - улыбнулся Роман. - Мой друган. У него в застой книжку из плана выкинули. Он пришел к директору. Достал пистолет. С войны привез. Не издашь, говорит, застрелю. У директора понос буквально. Книжку в план своей рукой вписал. Книга вышла. Вот такой дед. Отчество даже во время жидобоя не менял. Раз Иудович, значит, Иудович... Слушай, Бошор, - Роман с удивлением посмотрел в чашку. - Чем ты меня напоил? Башка-то прошла.
Бошор лишь усмехнулся, а Синяк смекнул: маковая соломка, не иначе, и пальцем незаметно погрозил поэту.
- В лечебных целях, - еще раз улыбнулся тот.
- Поехали с нами, - сказал ему Синяк. - Едем к Жирному. Погуляем, отдохнем...
- Посуралим, - подмигнул Бошору Роман.
- В другой раз посуралим, - Бошор, склонив голову, прижал правую руку к сердцу. - Самолет.
- Бошор, прошу как брата, - торжественно на восточный лад произнес Роман. - Поосторожнее, не валяй дурака. А то помрешь ненароком.
- Башку отрубят, кинут в вагон с углем, и будешь кататься по всему Советскому Союзу, - добавил Синяк.
Бошор взглянул на часы, болтавшиеся на его тонком смуглом запястье, и неожиданно как-то очень по-русски потянулся и зевнул.
- Когда ко мне смерть придет, меня дома не будет.