– Вот о том и разговор, – с суровостью уронил сизощекий.
– Из-за этого мы и здесь, – разъясняющее добавил младенческолицый.
Пауза, разверзшаяся в их и без того спотыкающейся на каждом шагу беседе, была похожа на пропасть. Вот та сторона и эта, и перебраться с одной на другую можно, лишь обратившись птицей. Но сизощекий, похоже бескрылым себя не считал. Он только, неожиданно, может быть, и для себя самого, вновь соскочил на "ты":
– Откроешь своему бородатому, или кто там за него будет, где этот, с фотографии, обитает. Все, больше ничего. Разрешаем.
– Разрешаете? – переспросил В. – Здорово. Почему это вы можете разрешать, не разрешать? С какой стати?
– Тебе все знать надо? – всунулся младенческолицый.
– Разумеется.
Сизощекий вскинул руки, выставил их между В. и младенческолицым, развел в стороны, как если бы В. с младенческолицым были бойцами на ринге, он рефери и вот приказывал им разойтись.
– Тебя просили выяснить – ты выяснил, – сказал он затем, обращаясь к В. – Откроешь, где обитает, и всех делов. Больше от тебя ничего не требуется.
Объяснение директора по связям, зачем людям, которых представлял бородач, понадобился обитатель краснокирпичного особняка под тремя соснами, жгло В. чувством невозможности участвовать в этом деле.
– Нет, – ответил он сизощекому, – не буду я никому ничего открывать.
– Как это не будешь? – Сизощекий, казалось, не понял, что такое произнес В.
– Греха на душу брать не хочу. – Какие-то не его, не из обычного его лексикона были слова, но только ими В. мог выразить то, что полагал нужным.
– Греха! – воскликнул младенческолицый. И даже обратил взгляд к небу, словно желая усилить свое восклицание. – Ты знаешь, сколько на нем грехов? Это богоугодное дело – открыть, где он.
От тирады младенческолицего так и дохнуло ароматом откровенного рэкета, казалось, сам воздух вокруг наполнился его зловонием, и сизощекий поспешно ринулся замазывать совершенную напарником ошибку:
– В общем, нужно открыть. Нужно, и все. Что мы тут рассусоливаем.
– Вот вы и откройте, – предложил В. – Раз вы тоже все знаете. А я – извините.
По тому, какими изумленными взглядами обменялись сизощекий с младенческолицым, можно было заключить, что они сочли его предложение невероятной, из ряда вон выходящей наглостью.
– Думаешь, что советуешь? – выскочило из младенческолицего. – Мы при исполнении. Представляем официальную организацию. Как это мы можем? Общаться со всякими… для нас это исключено.
– Исключено, – подытожил сизощекий. – От нас никакая информация исходить не должна.
– Не должна – значит, не говорите, – сказал В.
Новая пауза означала всего лишь перегруппировку сил. Сизощекий с младенческолицым были готовы и к такому развитию беседы. И снова, как это обычно у них, первым на позицию выкатил сизощекий.
– Счастья ты своего не понимаешь, – как обрушивая на В. огневой артиллерийский удар, проговорил он. – Счастье тебе привалило, а ты отказываешься.
– Отказываешься, отказываешься! – живой пехотинской силой вступил на пропаханную артподготовкой землю младенческолицый. – Что тебе толку от твоих умений? Намного тебе на заводе зарплатишку увеличили? Знаем-знаем, на сколько. Слезы! Это тебе кажется, что намного. А слезы на самом деле!
– Меня устраивает, – не удержался В.
– А лимон тебя не устраивает? – с живостью отозвался младенческолицый. – С Вашингтоном в овале. Лимон! Разом, на руки, беги клади в банк.
– Это откуда же он возьмется, лимон? – словно бы прогибаясь под его напором, спросил В.
– От него, – указал кивком головы сизощекий, недвусмысленно имея в виду того, в краснокирпичном особняке под тремя соснами.
– Поработают с ним как следует, – с готовностью ступил на указанную дорожку младенческолицый. – У него само собой из карманов посыплется. Много посыплется. Ой, много!
– И на всех хватит, да? – поинтересовался В.
– Хватит-хватит, – подтвердил младенческолицый. – На всех хватит. А это мурло что жалеть? Был бы человек, а то шваль, не стыдно руку к экспроприации приложить.
Пожалуй, достаточно, решил В. Все тягостнее становилось ему тянуть этот разговор, отцеживая по крупицам сведения, которые и без того были очевидны.
– Да нет, – сказал В. – Не буду я никому ничего открывать… может быть, это моя выдумка – про три сосны?
Нитку губ у сизощекого передернуло.
– Не выдумка, – сказал он. – Установлено. – После чего добавил: – Полтора лимона. – Шильчатые его глаза прокалывали В. насквозь. В. так и чувствовал, как кончики шил торчат у него из затылка наружу.
– Нет, – твердо сказал он. – И за два, и за десять.
– Да ведь они же, если ты им не скажешь, – перебил его, ступив к скамейке, младенческолицый, – церемониться с тобой не будут. Для них твоя жизнь полушки не стоит!
Прав, прав он был, В. это чувствовал кожей.
– А вы на что, раз вы меня защищаете? – Как предательски, как подло, как гнусно охрип голос!
– А вот не справимся со своей задачей, – выдал незамедлительно сизощекий.
– Им же известно, где ты, они за тобой проследили, – не задержался со своим комментарием и младенческолицый. – А проехать сюда что, не смогут, думаешь? Вашингтоны любые шлагбаумы открывают.
Даже то, что охранник со стоянки проводил его на своем джипе-волчаре до самых шлагбаумных ворот, знали сизощекий с младенческолицым.
– Вот пусть они сначала приедут, – выдавил из себя В. неворочающимся языком.
Сизощекий поднялся со скамейки.
– Жив останешься – сам не обрадуешься.
– Плачет, плачет по тебе желтый дом, правильно по телевизору вчера говорили, – добавил младенческолицый.
Один за другим они оставили ротонду, весело зашуршал у них под ногами гравий дорожки, а там не стало слышно и шороха гравия.
Но В. чувствовал, что он не один в беседке. Голиаф, во всем своем боевом снаряжении, блестя медью лат, плотно надвинутого на лоб шлема, поигрывая тяжелым, неподъемным мечом, стоял рядом во весь исполинский рост и только ждал звука боевого рога, чтобы ринуться на В.
24
Что это было, интуиция? Или что-то иное? Но вдруг, совершенно неожиданно – уже совсем было заставил себя отправиться в ресторан обедать, снова явиться под обстрел любопытствующих взглядов, даже переоделся для этого – его словно пронзило: срочно нужно убираться отсюда. Немедля, сейчас же, сию минуту. И было это так повелевающе, так непререкаемо, что он тут же бросился к чемодану, распахнул, покидал в него все, что было извлечено утром, сгромыхал по лестнице вниз и, чтобы не встретиться с кем-нибудь в холле, вывалился на улицу через веранду.
Одной встречи, впрочем, избежать не удалось. Кудлатая в своем зеленом костюме, сверкающем шелком лацканов, вышагивала, широко разметывая в стороны ноги, будто утверждая каждым шагом счастливое право топтать эту землю избранных, В. хотел пропорхнуть мимо нее незаметным воробушком, – но мало ли что он хотел.
– Вы что, уезжаете? – вся вспыхнувшее подобострастие, остановила его кудлатая. – Вам здесь не нравится? Вы скажите! Мы исправим!
– Нет, не уезжаю, – ответил В., и в противоречие с его ответом рука поспешно сунулась в карман, извлекла верандные ключи. – Вот зайдите ко мне, повесьте, а то чуть не увез.
– Так пожалуйста, так ладно, – принимая ключи, тупо отозвалась кудлатая. – А говорите, что не уезжаете.
– Не уезжаю, – подтвердил В. – Тут мной, возможно, будут интересоваться, отвечайте: отправился на тот берег. На лодке ли, на катере, один ли, с кем-то – не имеете понятия. Знаете только: отправился.
– Откуда я знаю? – еще тупее спросила кудлатая.
– От меня. Я сказал. Вы меня видели – и я сказал.
– Ну да, – раболепно согласилась кудлатая.
– Только про чемодан не говорите. Чемодана вы у меня не видели. Понятно?
– Понятно, понятно, – усердно закивала кудлатая. – Так и отвечу. Видела – пошли на озеро, еще мне сказали, на ту сторону собрались.
– Спасибо, – поблагодарил ее В. и с прежней стремительностью ударил к автомобильной стоянке.
Он был уверен в кудлатой, что она, если придется, скажет все так, как он попросил. Именно в ней можно было быть уверенным на все сто.
Машина "скорой помощи" вкатила на территорию базы, как раз когда он собирался выезжать со стоянки. И была это не обычная "скорая" – легковой фургон с носилками посередине салона, а фургон-грузовичок, написано же на боках фургона было "Специальная медицинская помощь". Что, без сомнения, расшифровывалось как "психиатрическая".
С ногами на педалях сцепления и газа, с рукой на рычаге переключения скоростей, В. стоял в ряду других неподвижных машин, смотрел, как фургон медленно, словно ощупываясь, катит по дороге в глубь базы, и ясно, отчетливо осознавал, от чего сбегал: от этого фургона. Без сомнения, это приехали за ним. Дюжие ребята-санитары, каждый из которых по крепости мышц не уступает библейскому Голиафу.
Приближаясь к шлагбаумным воротам, В. нащупал лежавшую под сиденьем монтировку, и подтянул ее поближе, чтобы в случае необходимости она тут же могла оказаться в руке. Что это за необходимость, он представлял себе весьма смутно, как и то, что будет делать с монтировкой, но близость монтировки придавала уверенности перед встречей с охранниками на воротах. Охранникам мог быть отдан приказ не пропускать его машину, а может быть, и задержать его, – паранойя, стараясь насмешливо, твердил себе В., все ближе и ближе подкатывая к красно-белым косым полосам, и однако же не оставляла его эта паранойя.
Ворота распахнулись перед ним с легкостью, которой не ожидал. И охранники еще что-то сказали ему – позубоскалили, – но что сказали, он не понял и вместо ответа потряс головой, как бы выражая некое согласие. Нет, никаких указаний задержать его им не поступало.
Им не поступало, но те, в фургоне, имели такое указание и, нигде не обнаружив В., не полагаясь на ложные сведения кудлатой, естественным образом должны были проверить наличие его машины на стоянке. А обнаружив ее исчезновение, так же естественно пуститься за ним в погоню, – едва ли в фургоне сидели одни санитары. И, миновав лесной пост, всю дорогу В. гнал, нещадно нарушая скоростной режим, будто уходил не от возможной, а от совершенно реальной погони.
Он сбросил скорость, лишь въехав в город, когда река шоссе разделилась на множество улиц, текущих каждая по своему руслу, и определи тут, по какому из них он направился. Но еще и по другой причине он сбросил скорость, а там, покрутив по улицам, и остановился. У него было чувство, он должен исполнить здесь, в этом оглушенном зноем обезлюдевшем субботнем городе, некую миссию. Да, вот именно так в нем прозвучало: миссию. Не только же ради спасения от страшного фургона бежал он с этой ВИП-базы. Что-то он должен был сделать, раз удалось благополучно и так ловко оставить ее. Но что? В. не мог выскрести из себя ответа. Казалось, нужно предпринять еще одно усилие, самое ничтожное – и все получится, но нет, ничего не получалось.
В. выключил двигатель и вышел из машины. И лишь вышел, тут же увидел, что остановился точно напротив того дома, в подвале которого – уфологический офис коллеги. Случайность? Но В. сейчас не верил в случайность происходящего с ним.
Он заблокировал машину и направился к офису коллеги. Он не знал, зачем это делает. Но раз оказался здесь, он должен был попасть и вовнутрь. Он даже был уверен, что коллега, несмотря на то что весь город эмигрировал на природу, там, у себя в подвале.
Еще он был уверен в том, что кодовый замок на двери или открыт, или не работает, и он беспрепятственно попадет в офис.
Замок был сломан, и у В. не возникло никаких сложностей с проникновением вовнутрь. Он лишь постарался не греметь, чтобы не вызвать переполоха раньше времени. Что конкретно означало это "раньше времени", он не отдавал себе отчета. Но знал: застать врасплох.
Что ему и удалось. А не подкрадись тихой сапой, мягким кошачьим шагом – и не удалось бы услышать того, что услышал. Интервью, опять интервью телевидению давал коллега, сидя за своим столом в позе усталого оракула со сложенными перед собой руками. Свет тысячеваттных телевизионных ламп шпарил ему в лицо, ослепляя коллегу, и, не услышав, как В. вошел, он еще и не увидел его. Оставьте, оставьте, оставьте, словно уже в тысячный раз повторяя это, говорил коллега интервьюеру поодаль. Если даже будет и с перехлестом, что из того? Не в пустое же назиданье дана нам вековечная мудрость: лес рубят – щепки летят. Когда речь идет о спасении, пусть и полетят. А речь идет о спасении. О выживании. Да-да, о выживании человечества как вида! Отличать чуждых нам существ труда не составляет. Никакого труда! Подлинная человеческая особь – это человек, который у мира не просит, а берет. Он хозяин жизни, а не ходатай перед ней. Он ею распоряжается, а не она им. Берет у мира что ему требуется, не полагаясь на чью-то доброту и помощь. Жалость, сострадание – это все слова не из его лексикона. Это лексикон тех, других, которые разлагают человечество, через которых оно загнивает, обращается в труху. Таких нужно отделять без всякой рефлексии – и в резервации, и чтобы не смели оттуда… пусть там пулеметные вышки, ток по проволоке… Ну, а кто без вины попадет в те самые щепки – ничего не поделаешь: пострадал во имя высшего блага! И как, вы говорите, будет называться партия, которую вы организуете, почтительно вставился в предложенную ему паузу интервьюер. Партия, которую мы организуем, с веской значительностью отозвался коллега, будет называться "Партия людей". Вот именно так, без экивоков. Отраден факт, что ее уже готовы финансировать несколько весьма состоятельных бизнесменов, все настоящие, достойнейшие люди…
Оператор от камеры и человек рядом с ним уже не раз и не два взглядывали на В., сначала в их взглядах сквозило недоумение: кто такой? – но потом и один, и другой опознали его, и теперь они оглядывались с любопытством и страстью, которые нарастали от мгновения к мгновению. Они, видел В., готовы уже были развернуть камеру на него. Вот только лампы были настроены освещать коллегу.
В. сделал несколько шагов вперед и вступил в облако искусственного солнечного света.
– Партия нелюдей, с ударением на первом слоге, так называется то, что ты организуешь, – сказал он. И увидел, как камера, оставив коллегу, в тот же миг развернулась на него. – Зачем вы бесконечно даете ему эфир? – посмотрел он на интервьюера. – Вам несут бред, и вы этот бред распространяете. Я не инопланетянин или, в крайнем случае, такой же инопланетянин, как он сам. Как все мы. Вам это не ясно?
– Заткнись! Заткнись! Заткнись! – звучно хлопнул ладонями по столу и вскочил коллега. Неожиданное появление В. ввергло его в ступор, благодаря этому В. и удалось произнести свою речь, и вот коллега пришел в себя. – Выключи камеру! – заорал он затем, тыча пальцем в оператора. – Немедленно! Я приказываю! Интервью мной оплачено, и чтобы еще за мои деньги… Выключи камеру! Выключи!
Горевший на лбу камеры красный огонек, увидел В., послушно погас. О, волшебное слово "деньги", не сравниться с ним по силе воздействия и Архимедову рычагу!
– Да, собственно, достаточно. Это то, что я и хотел сказать, – снова посмотрел на интервьюера В. – И должен был, – вполне неожиданно для самого себя добавил он.
– Нет, подождите, подождите! – вскочил со своего места, побежал к В. интервьюер. Парнишка с пухлым румяным лицом, как два наливных яблочка были у него юные щеки. – Еще минут пятнадцать, и мы с вами… Мы закончим, и с вами интервью! О чем угодно говорите, обо всем, что придет в голову!..
Но В. уже разворачивался, уже не слушал его, уже уходил… парнишка настиг В., – В. молча отстранил парнишку и проследовал к двери. Интервьюер был намерен выскочить следом, – противоборствуя с ним, В. дернул ручку на себя. Дверь захлопнулась, замок защелкнулся.
В. поднимался по ступеням – железная дверь сотрясалась под рывками изнутри, но тщетно: замок на ней все-таки был сломан, и его заклинило от удара.
Машина за время его отсутствия даже не успела нагреться, в ней еще сохранялась прохлада от работы кондиционера. Не задерживаясь ни на мгновение, В. перехватил себя портупеей ремня и тронулся.
Он знал, набирая скорость, куда лежит его путь дальше. Путь его лежал снова за город. Но совсем в другую сторону: к приятелю школьной поры, что привел тогда на устроенный женой сбор младенческолицего застенчивого незнакомца. У приятеля был садовый домик, доставшийся ему от родителей, можно было бы предположить, что по какой-то причине он остался в городе и сначала следует навестить его по городскому адресу, но В. знал точно, что в городе приятеля нет.
На садовом участке у него В. бывал еще в школьную пору, когда там хозяйствовали родители, а сам приятель всячески отлынивал от огородно-садовых работ, и дорога была В. известна во всех своих развилках и поворотах. Ну вот, свидимся еще разок на посошок, прозвучало в В., когда последний поворот был пройден и за круглящимся полем сгорающей низкорослой пшеницы в живых, крепкозеленых зарослях фруктовых деревьев взгляду предстали серые шиферные и красные черепичные макушки крыш садового поселения.
Приятель был там, где его В. и рассчитывал увидеть. Сидел на чурбачке в тени около сарая и шкурил наждачной бумагой, доводя до бархатной гладкости, фигурно вырезанную доску. Он так и не полюбил огородно-садовые работы, он любил столярничать, чему и посвящал здесь свое время.
– Не ожидал? – откровенно наслаждаясь его перевернутым лицом, произнес В., когда расстояние между ними сделалось достаточным, чтобы не повышать голоса. – Долг платежом красен: я ведь тоже не ожидал, что ты ко мне с этим застенчивым типом явишься.
С того вечера он не имел с приятелем никаких контактов, не звонил ему, и тот не звонил тоже.
– Прости, – слабым голосом, тупя глаза, отозвался приятель, – но я не мог отказаться. Они так умеют… Конечно, я не хотел.
– Лучше уж тогда было вообще не приходить.
– Как?! – вскинул на него глаза приятель. – Они, наверное, телефон прослушивали, все знали… мы с тобой уже договорились – что я после этого должен был выдумать?
– Смертельно заболеть, – сказал В. – Слечь с температурой сорок. Они бы тебя с постели подняли?
– Почти так, – отозвался приятель. – Приехали ко мне, с двух сторон, не вырваться, и пошел-пошел…
Жена приятеля, должно быть, увидев В. из окна, бежала к ним от дома. Должно быть, на защиту мужа. Скалка, выбеленная мукой, была у нее в руках. Скалка!
– Что? – развернувшись к ней, проговорил В. – Что ты испугалась? Здравствуй.
– Здравствуй, – останавливаясь поодаль, скалка в руке на взлете, ответила жена приятеля. – Что ты приехал?
– А ты что со скалкой? – спросил В.
Жена приятеля стрельнула на скалку взглядом, но не опустила руки.
– А то, что мы должны, если ты появишься, сообщить о тебе.
– Да, это так, – подтвердил приятель.
– И для этого нужно бежать ко мне со скалкой?
– Что ты приехал, что ты приехал?! – закричала жена приятеля. – Одни неприятности от тебя! Хочешь укрыться у нас, чтоб спрятали тебя? Не спрячем! Мы о тебе сообщить должны!
– Почему ты считаешь, что я хочу у вас укрыться? – удивился В. – Откуда ты это взяла?