– Никак нет, товарищ адмирал, не готов.
– Значит так, – вступил в разговор главный сдатчик Сандлер, человек с вечно озабоченным лицом. – Значит, завод год работал, коллектив вкалывал, не жалея сил, спустил на воду десятки судов и военных кораблей, и теперь из-за вашего, молодой человек, каприза у нас окажется невыполненным годовой план. И многотысячный коллектив лишится и квартальной, и годовой премии! – Он сокрушенно покачал головой. И замечание-то не по судостроительной части, по части завода "Арсенал"! При чем же здесь коллектив нашего завода?! Товарищ адмирал, найдите какой-нибудь выход!
Адмирал хмуро посматривал то на Мартына, то на Сандлера, то на Петра Ивановича. Сандлер с трудом удерживал руки, которые рвались обхватить сокрушенную голову. Петр Иванович только пыхтел от возмущения.
– У "Арсенала" со дня основания не было рекламаций, – проговорил он, глядя через иллюминатор в неопределенное пространство. – Не было, и нет!
Адмирал краснел от напряжения мысли. Он ни на минуту не сомневался в правоте Мартына. Он понимал, что мелкими доработками здесь не обойтись, потому что скорострельность зависит от геометрии казенной части. Необходим комплексный перерасчет и комплексная переделка. За шесть лет его работы председателем госкомиссий такого не было. Адмирал Ядин также понимал, что неподписание акта является допустимым вариантом его деятельности. На то и государственная комиссия, а зачем же она иначе нужна. Если всегда все принимается, то зачем жечь топливо на госиспытаниях! Но Ядин знал и другое. Два дня назад завод отправил на его дачу комплект кухонной мебели, и установил ее во флигеле, который сам же и возвел силами своей бригады строителей. Не подписание акта грозит скандалом, где вскроется… И прощай тогда "клуб знаменитых капитанов", как флотские остряки называли отдел председателей госкомиссий. Прощай, адмиральская зарплата, партийный билет и тысяча мелочей, которые составляют понятие "статус". Статус терять нельзя, как нельзя терять голову. О дачных делах знал и Петр Иванович Карпухин, и, конечно же, Сандлер, и, даже Мартын Зайцев. Три пары глаз устремились на председателя. Штатские люди полагали, что адмирал может запросто приказать капитан-лейтенанту подписать акт. Адмирал же!
А он не мог.
Не мог приказать подписать.
И не мог согласиться с неподписанием.
Молчание длилось довольно долго. Наконец, адмирал приосанился и сказал солидно:
– Все свободны. Я подумаю. И когда народ двинулся к двери, прозвучало:
– А вас, Зайцев, прошу остаться!
Прямо, как в популярном сериале:
– А вас, Штирлиц…
Мартын улыбнулся этому сравнению, которое неожиданно залетело в рыжую голову.
– Чему вы улыбаетесь, Зайцев! – зарычал полный человек в адмиральских погонах. – Заварили кашу, и улыбаетесь!
– Я не заваривал ничего, – ответил Мартын. – Я проверял по формуляру.
– И как вы полагаете, что же нам теперь делать с приемным актом? И с коллективами двух больших предприятий? Притом, что базовый тральщик предназначен, как вам хорошо известно, в основном не для артиллерийского боя, а для минного траления!
Мартын почувствовал, как ярость овладевает головой. Он не боялся адмирала Ядина. Мартыну нечего было терять. У него не было будущего, прошлое полетело в тартарары. Было только настоящее, настоящий момент – момент профессиональной истины. И он сказал, как бы вторя адмиралу:
– И что же нам делать с дачной мебелью, которую вы бесплатно получили у завода?
Адмирал побагровел, поднялся с места, грозная туша нависла над письменным столом.
– Щенок! – вскрикнул он неожиданным фальцетом. – Не сметь так со мной разговаривать! Я командовал дивизией крейсеров! Был начальником штаба военно-морской базы! Мартын спросил тихо: А артиллеристом вы были?
– Да, – чуть снизив тон сказал Ядин. – Я был артиллеристом. Я окончил в училище артиллерийский факультет. Потом – академию. И все стрельбы я выполнял только на "отлично".
– Так как же вы, – начал Мартын, но фразы не закончил, потому что председатель госкомиссии вдруг схватился руками за пухлую грудь и осе в кресле, как мешок с мукой, и его крупная голова свалилась на плечо.
– Вам плохо? – вскинулся Мартын. – Я сейчас доктора… Из руководящего кресла раздалось спокойное и властное:
– Отставить!
Не меняя положения тела, адмирал достал из ящика стола таблетки, положил в рот. Мартын кинулся к графину, протянул адмиралу стакан воды. Ядин стакан принял, ополовинил, некоторое время полулежал в кресле, приходя в себя. Потом заговорил ровным, чуть дрожащим голосом:
– Ты вот что, капитан-лейтенант. Уезжай ты отсюда. Мне другого пришлют артиллериста.
– То есть, как это "уезжай"? – не понял Мартын.
– По болезни, – объяснил адмирал. – Ты же – после травмы, так?
– Ну, так…
– Скажешь доктору, что головные боли, он все оформит, я провентилирую этот вопрос. Болит голова-то иногда?
– Да нет…
– Заболит еще, – успокоил председатель государственной комиссии.
Мартын бесцельно брел по полутемному поселку, абсолютно не зная, куда девать себя этим вечером. Редкие фонари своим нищенским светом едва превращали мрак в полумрак. Полумрак в душе артиллериста не предвещал никакого просветления. У одинокого фонаря топтались две женские фигуры. Когда Мартын с ними поравнялся, одна из дам произнесла не без вызова:
– Военный, угостите даму спичкой!
Обе мяли в руках сигаретки. Мартын достал из кармана зажигалку:
– Будьте любезны!
Прикурили. Одна из них, та, что была поменьше ростом и поневзрачней, неожиданно спросила:
– Мы вам нравимся?
– Мартын пожал плечами:
– Так сразу…
– Ну да, а что вы робеете?
– Я робею?
– Конечно! Потому что вы трезвы, как матрос перед присягой.
Ого!
К вам на язык лучше не попадаться!
Фигуру ее скрала просторная куртка, лицо было неприметным. Подруга ее была высокого роста, почти с Мартына, одета в приталенное, ладно сидящее пальто, косметики было многовато, и она булла, пожалуй, слишком яркой, особенно ярко горели полные, зовущие губы. Разговорились, познакомились Маленькую и бойкую звали Ритой, другую – Надей.
– Надо отметить нашу встречу, – без обиняков заявила Рита.
– Что ж, – сказал Мартын, – ресторан на вокзале, наверное, еще открыт. – Он стал прикидывать, сколько у него осталось командировочных.
– Да нет, подала, наконец, голос Надя. – Ресторан через полчаса закроется. Да мы туда и не пойдем: нас, ведь, здесь все знают абсолютно.
Ее яркие губы, казалось, жили своей отдельной жизнью: то размыкались, то смыкались, то вытягивались в трубочку. Они, как бы давали понять, что слова – всего лишь аккомпанемент для их неповторимого танца. Во всяком случае, Мартын с любопытством уставился на рот ночной красавицы. Не без сожаления повел плечами:
– Значит, не судьба. Встретиться бы нам пораньше…
Рита возразила:
– Как это – не судьба? Очень даже судьба. Мы знаем тут одну тетку, она круглосуточно отпускает. Конечно, с наценкой. Недалеко тут. Дайте нам деньги, – решительно распорядилась она, – мы сходим. А вы здесь оставайтесь, никуда не уходите. Прикинула что-то в уме и уточнила:
– На две бутылки дайте.
Женщины удалились, скрылись в полумраке. Мартын усмехнулся про себя: придут они, как же! Но досады не было: все же, какое-никакое приключение, какое-никакое занятие: ждать, гадать, посматривать на часы и не думать ни о скорострельности, ни о недобросовестном адмирале. Еще сигарета – верная спутница бесприютности. Достал из кармана пачку любимого "Легероса", закурил, отвернувшись от ветра. Табак крепкий – аж голова закружилась. Это после травмы, догадался Мартын, не все еще срослось, как надо. Ладно, перекурим и потопаем в плавказарму. Посмеемся над собой, но убиваться не станем.
А женщины взяли и вернулись через полчасика. И предложили здесь же под фонарем одну бутылочку-то и распить.
– Только пить будем не просто так, – заявили инициативная Рита. – Пить будем на брудершафт.
Какой брудершафт? Без бокалов, из горлА!
– Ничего, – ничуть не смутилась Рита, – главное поцеловаться и – "на ты". Начинайте вы с Надей. Молчаливая Надя подошла к Мартыну, заведя руку за его шею, глотнула из горлышка и. пока Мартын делал свой глоток, расстегнула – распахнула свое приталенное пальто, после чего впилась в моряка долгим, ищущим поцелуем, прижимаясь к нему каждой клеточкой жадного тела.
– Не стесняйтесь, офицер, смелее! – подбадривала Рита. Она подошла к ним вплотную, оторвала ладони Мартына от спины дамы и положила их на ее подрагивающие ягодицы. И, когда они тяжело задышали и Мартын уже ногу просунул между Надиных ног, вдруг растолкала их в стороны и заявила:
– Стоп! Теперь моя очередь!
Расстегнула не только свою куртку, но и шинель Мартына, и китель, и прижалась к обтянутому тельняшкой торсу крепкой молодой грудью, и положила на свою грудь его руку, чтобы он ощутил возбужденные соски. Когда соски оказывались между его пальцами, он слегка сжимал их сквозь тонкую ткань блузки. Бюстгальтера не было на маленькой нахалке. Поцелуй ее был каким-то соленым и очень активным. Мартын почувствовал, как поднимается его орудие, которое никогда его не подводило ни скорострельностью, и ни чем иным. Тут настала Надина очередь разъединять мужчину и женщину. И она это сделала, оттолкнула Мартына и сама впилась своими пухлыми, ярко накрашенными губами в рот подруги. Пожалуй, страсти в этой, на первый взгляд, флегматичной, женщине было побольше, чем в демонстративно активной Рите. Теперь уж Мартын оторвал их друг от друга, растащил в разные стороны. Женщины тяжело, порывисто дышали. Надя сверкнула гневным взглядом, чуть прямо не испепелила артиллериста. Ритино лицо было измазано Надиной помадой.
– Занятные вы девушки! – проговорил совсем почти еще трезвый офицер.
– Выпьем, – предложила Рита. – А то душа горит! Бутылка пошла по кругу.
– Пей, военный! Мы же теперь "на ты"!
– "На ты" – то "на ты", – заметил возбужденный – что греха таить!
– Мартын. – Но до конца так и не познакомились. Мартын я, Мартын Сергеевич, если угодно! Он безмятежно улыбнулся. Подпольная водка делала свое дело.
Женщины тоже улыбались. Но – напряженно. Они не успели отойти от страстного лесбиянского поцелуя. Внезапно поднялся ветер, потащил по побитому временем асфальту обрывок газеты.
"Кто-то писал, кто-то читал, кто-то старался, и все это теперь катается никчемно по земле", – подумал Мартын и поежился, и поднял воротник шинели.
Рита первая скинула с себя оцепенение:
– Пошли ко мне, там поближе познакомимся! – скомандовала она.
Тут присущий Мартыну разум взял верх над похотью: Я-то вам зачем? – спросил он. – Вам и так хорошо.
– Нет, – тихо сказала Надя. – Так не хорошо. Нужен ты. – Она помолчала. – Нужен третий.
И они отправились. Мартын – в середине, девушки взяли его под руки, шли молча, прижимаясь к кавалеру.
В Ритиной однокомнатной квартире царила роскошная широченная кровать.
– Сексодром! – с вызовом сказала Рита. В мгновение ока появились тонкие стаканы и какая-то закуска.
– Теперь уж чокнемся, Мартын!
Чокнулись, выпили почти цивилизованно. Мартын разулся, снял китель.
Рита подошла к постели, скинула покрывало, одеяло откинула.
– Что же ты стоишь, военный? Раздень нас! Сначала меня. Боишься, офицер?
– Нет, – сказал Мартын. – Не боюсь. Расстегнул кофточку вспотевшими руками. Рита помогала, вытаскивая руки из рукавов. Мартын не удержался, погладил ее груди, завел руку под бюстгальтер. Надя подошла ближе. Уставилась на эти манипуляции немигающим взглядом. Рот ее был полуоткрыт, ноздри подрагивали.
– Теперь ее! – скомандовала Рита.
Высокая женщина подняла руки и слегка наклонилась, чтобы Мартыну удобнее было стягивать с нее тонкий свитер. Мартын принялся за дело. Рита тем временем самостоятельно разделась догола и легла в постель. Она лежала на спине, елозя и постанывая.
У Нади оказались большие, продолговатые груди, с трудом удерживаемые бюстгальтером. Нежные и пухлые, они так и рвались из лифчика. Мартын положил на них ладони. Мягкая податливость возбуждала Мартына.
– Расстегни же! – почти простонала женщина. Мартын повиновался. Надя кинулась к Рите.
– Смотри, военный! – раздалось с кровати. Высокая Надя нависла над похотливой подругой, та взяла в руки отвисшие груди и то зарывалась в них лицом, то исступленно целовала соски, то мяла их, прижимала к своей груди, чиркала сосками по соскам.
Мартын пришел в сильное волнение от этой сцены. Странно: отвисшие груди не должны были волновать мужчину. Над ними посмеивались, про них ходили тупые казарменные анекдоты. Но именно вид этой большой безвольной плоти невероятным образом возбудил артиллериста. Он сам не заметил, как разделся и оказался на грешном ложе.
Лег на спину рядом с Ритой и тоже принялся хватать и тискать груди высокой женщины.
– А-а-а! – вдруг закричала Надя и ловко, как цирковая наездница, перескочила с Риты на Мартына. Сама заправила мощный мартыновский член в раскаленное лоно, толчками, толчками насаживалась на него, и Мартыну в какой-то момент показалось, что он попал там, внутри, в настоящее пекло, и он зарычал по-звериному, и исторгнутая им лава перемешалась с исторгнутой лавой упавшей ему на грудь женщины. Обессиленная Надя отвалилась, легла на спину, груди ее раскинулись по сторонам. Рита тем временем принялась приводить в порядок главное достоинство артиллериста. Заботливо, как чистят ствол орудия после стрельбы, она протирала влажной губкой и мягким махровым полотенчиком это, только что на славу отстрелявшее орудие главного калибра.
– Перестань, – слабым голосом – проговорила Надя. – Пусть отдохнет. Ему еще трудиться и трудиться!
Некоторое время артиллерист неподвижно лежал между двумя женщинами и чувствовал, как медленно, но верно пополняется боезапас. Дамы не трогали его, просто не дотрагивались, чтобы не мешать процессу восстановления. Рита поднялась с постели и, не прикрывая наготы, прошла на кухню. Вскоре она появилась с очищенным апельсином и стаканом красного вина.
– Подкрепись, военный!
Когда с вином и фруктами было покончено, Рита приобняла Мартына за плечи и уложила его на бок, лицом к Надежде. Сама пристроилась за ним и – нет, не прижалась, – только дотронулась упругими сосками до широкой спины, покрытой у самых плеч рыжими веснушками. Мартын забеспокоился. Прикосновения делались все настойчивей, иногда он чувствовал, как в него на мгновение вжимаются две умопомрачительные упругости, от чего тело охватывал легкий озноб. А по спине скользили женские руки, еле касаясь кожи, иногда в ход пускались и ногти, нежно и коротко заигрывая с мужчиной. Женские пальцы, между тем, дошли до ягодиц, игриво царапнув накаченные, как футбольные мячи, половинки Мартыновского зада, проникли в щель между ними и встретились с пальцами Надежды, которые легли на мошонку кавалера и играли спрятанными внутри источниками жизненного семени. Тут один Ритин палец стал нежно, но настойчиво поглаживать вход в анальное отверстие. Сладостное и томное чувство заставило Мартына услужливо отвести ногу, и палец вошел-таки в отверстие и пошевеливался там. Что тут говорить, орудие Мартына пришло в готовность к стрельбам и начало, было, шевелиться в поисках цели. Однако же, и Надя не дремала по другую сторону водораздела. Она взяла дело в свои руки и, повернувшись к Мартыну спиной, подразнила его ствол чем-то теплым и влажным. Когда снаряд окреп, пристроила его к своему заднему проходу. Тут уж Мартын сам раздвинул ее ягодицы и не без труда проник в абсолютно новую для себя территорию. А Рита елозила за его спиной, ее печка, ища топливо, терлась о зад артиллериста, и рука Мартына как-то сама собой отвелась назад, и большой палец насадил на себя Риту, как эскимо на палочку. Так они лежали втроем, прижимаясь друг к другу и извиваясь от наслаждения. Одновременный оргазм исторг три истошных стона, потом все стихло.
Мартын лежал, потрясенный и опустошенный, и это потрясение, и это опустошение спасли его от злого отчаяния, которое захлестывало артиллериста после разговора с адмиралом.
Молчали довольно долго, казалось, каждый ушел глубоко в себя. Только Надя приговаривала иногда еле слышно:
– О, Господи!
Первой вернулась к реальной жизни Рита.
– Товарищи! – сказала она голосом распорядителя танцев, – прошу всех в душ!
Возражений не было. Страсти были утолены, нагота не вызывала волнения. А в душе-то в душе! Они мыли Мартына ласково и старательно, словно рабыни – своего господина. А уж пушку – то жалели! Боялись к ней прикоснуться, чтобы не потревожить. Поливали теплой водой, а руками не трогали, хоть руки эти самые так и чесались, так и чесались! Мартын же не был столь щепетильным, и омывая женщин, то придерживал и слегка сжимал груди, то поглаживал промежность. Женщины волновались, но струи теплого душа успокаивали их.
Товарищи, – продолжала распоряжаться Рита, – прошу всех одеться. Хотя бы немного.
Натянули, кто что: комбинашку, свитерок, Мартын – трусы и тельняшку.
Рита сделала широкий жест:
– Прошу к столу!
Все проследовали на кухню.