Ему было слабо только самому трахнуть эту сумасшедшую девчонку в полосатом свитере.
Она, как будто, этого только и ждала его ответа.
– Хорошо. Тогда на спор! Я вам обещаю, что через месяц Королев станет моим парнем. И тогда вы, – она обвела розовым ноготком всю компанию, столпившуюся внизу, – тогда вы преподносите мне золотое кольцо с настоящим бриллиантом. Окей?
Первой взорвалась Бомбочка:
– Да ты себе еще корону закажи!
– Ты чё, Тонь, совсем сбрендила? Откуда у нас бриллианты? – зашипела кошечка Кити.
Но Тоньку не смутил этот демарш. Наоборот, он лишь прибавил ей решительности:
– Да, Бомбочка, настоящий брюлик, а не копеечный стразик, как у тебя!
Никита задумался. Он, конечно, мог пожертвовать первой зарплатой и приобрести девочке с зелеными глазами колечко с маленьким блестящим камешком. Но он же не идиот, чтобы дарить брюлики всяким шалавам!
– А ты не боишься проиграть? – заботливо поинтересовался он.
Тонька прямо жгла его своими ведьминскими глазищами:
– А я не проигрываю. Запомни, мальчик!
И тут Костян Коротков внес неожиданное уточнение:
– Лады. Будет тебе брюлик. Только ты нам видео предъяви.
– Чего?
Развязку приблизил Варуш. Он направил объектив смартфона на себя и размеренно произнес:
– Короче. Студенты пятнадцатой группы Антонина Большова и Никита Коршунов заключили пари сроком на один месяц. Или Антонина покажет порно с Иноком, или будет нам танцевать стриптиз. Все. Репортаж окончен. У микрофона был Варуш Карапетян.
Тонька спрыгнула со стола. В ее потухших глазах больше не было и следа от прежнего куража. Лица однокурсников слились для нее в одну серую массу. Она бросила тревожный взгляд на Коршунова, но тот уже двинулся к двери. За ним потянулись остальные. Аннушка так и не пришла на урок.
Тонкая беспомощно огляделась по сторонам. С портрета на стене на нее сурово взирал Ф.М. Достоевский.
24
Инок разглядывал себя в зеркале в прихожей. Деда дома не было, и никто не мешал ему предаваться этому занятию, которое так увлекает подростков обоего пола, мечтающих о привлекательной внешности. Нельзя сказать, что он очень нравился себе. Скорее наоборот, он разглядывал свою внешность, как несколько дней назад разглядывал мышей в клетке – с каким-то холодным интересом. Наверное, с таким же бесстрастием оценщик рассматривает выставленную на продажу картину, а биолог – микробов, кишащих под микроскопом.
Ранки на его лбу уже окончательно зарубцевались, и он отодрал пластырь. Теперь его внимание привлекли угри на носу. Эти черные капельки появились там уже довольно давно, но он решил рассмотреть получше только сегодня.
Потрогав одну из черных жирных точек, юноша решил избавиться от нее. Недолго думая, он всадил ногти поближе к черной точке, и сильно надавил на кожу носа. Угорь сначала не поддавался, но после нескольких энергичных вдавливаний черная корочка полезла из поры. К удивлению исследователя, она не отвалилась, а повисла на длинной светлой ножке.
"Ничего себе! – поразился Иннокентий. – Да у нее настоящий хвост!" Он снова стал давить мякоть носа, причиняя себе довольно сильную боль. Наконец, когда на его пальце оказался весь гнойный хвост, он снова подумал: "Похож на слизня."
Разглядывая выдавленный акне, молодой естествоиспытатель вдруг почувствовал необычайное облегчение. Ранка, между тем, стала еще сильнее зудеть и кровоточить. Заметив, как на носу растет капелька крови, юноша сильно испугался. Он вспомнил капельки крови на мышиной шкурке и, пробормотав "З-зачам же я т-так!", метнулся в ванную, где стоял дедовский одеколон. Превознемогая боль, он вылил на лицо все, что оставалось во флакона. Лишь после этого он сообразил, что пора вымыть руки.
После сотрясения мозга, которое он перенес два с половиной года назад, он долго приходил в себя. В его мозгу словно что-то заклинило, и он стал работать совсем не так, как раньше. Он заново учился говорить, писать, завязывать шнурки. Он словно вернулся в детство, только теперь больше не тянулся к новым людям и новым знаниям.
Но за последнюю неделю в его голове словно повернули джойстик. Память словно прояснилась и возвращала ему былые способности и умения. Ее чистая доска сама собой заполнялась словами, формулами и алгоритмами. Он стал вновь думать о движках, уровнях и концепции новой игры.
Инок вновь бросил взгляд в зеркало. Нос сильно распух, но во всем облике было что-то новое, цепкое, острое. Не снимая ботинок, он зашел в дедовскую комнату и решительно открыл верхний ящик секретера. Вынув их конверта три красноватые купюры, он бесшумно задвинул ящик и выскользнул за дверь.
Домой он вернулся ближе к полуночи, когда дед уже хотел звонить в полицию.
– Где ты был, паразит? – вместо приветствия спросил он внука, но заметив его распухший нос, только покачал головой.
Внук же не спешил с объяснениями. Он не спеша снял куртку в прихожей, а потом так же медленно прошел на кухню, оставляя после себе грязны разводы на полу. Встав прямо под лампочкой, он стал закатывать левый рукав. Дед смотрел на него, как на пришельца.
Засучив рукав черной несвежей рубашки, юноша показал родственнику забинтованное плечо.
– Тебя что, ранили? – не то с ужасом, не то с надеждой произнес дед Мошкин.
Вместо ответа отпрыск взял со стола нож и надорвал бинт. Сорвав повязку, он поднес кулак прямо к носу старшего родственника:
– Н-ну как?
На нежной юношеской коже, покрасневшей от тысячи мелких уколов, гадко лыбился семиголовый уродец с короной на брюхе. Все морды непонятного существа были разные, но каждая по-своему омерзительна.
Дед Мошкин охнул и со звоном уронил вилку на кафельный пол.
25
Тонкая делала вид, что позабыла о стычке с приятелями и пари, которое она в пятницу заключила с Коршуновым. За выходные она полностью изменила свой имидж: перекрасила волосы в естественный пепельный цвет и сделала высокую прическу при помощи заколки-короны. В понедельник на ней были новые ультрамодные джинсы, которые едва прикрывали бедра. На штанах сверкали стразы Сваровски, а в ее глазах блестел азарт. Поигрывая бедрами, юная искусительница села за первую парту, чтобы Королев мог теперь как следует на нее насмотреться.
– Привет! – взмахнула она ресницами, точно крыльями, усаживаясь рядом с ним.
В ответ Инок что-то промычал себе под нос.
– Ты не возражаешь, если я тут посижу? – продолжала хищница. – А то эти придурки совсем слушать не дают.
– С-сиди! – коротко ответил Королев и уткнулся в свой планшет.
Он совсем не спешил оценить ее лебединую шею, стройные ноги и тонкую талию.
Тогда Тонька сама принялась его разглядывать. Через месяц этот непонятный паренек должен быть от нее без ума. Сам же он был совсем не похож на принца. Едва зарубцевавшиеся ссадины на лбу, распухший нос, грязные волосы, – все это не слишком вдохновляли юную ведьмочку.
– А ты прикольный! – наконец выдавила она и принялась записывать непонятные слова, которыми уже десять минут подряд сыпал препод.
Разглядывая бывшего вундеркинда, Тонька все больше удивлялась: и зачем она вообще втянулась в эту рискованную игру? Ее раззадорили, разозлили, это факт. Она вспыхнула, как спичка.
Девушка с ресницами-бабочками уже не в первый раз упрекала себя за вспыльчивость, но ничего не могла с этим поделать. Она любила рисковать – и в этом был ее особый кайф. Покорить Москву, овладев искусством соблазна – разве не в этом смысл молодости? Ведь только так можно пробиться, стать звездой и вырваться из той серости, которая царит везде и повсюду.
Тонька вынула планшетик в розовом футляре и задумчиво поскребла ноготком по нему.
По правде говоря, ей не так уж и нужен был этот бриллиант. Конечно, перспектива получить брюлик за ролик была весьма заманчивой. На большой бриллиант она, естественно, не рассчитывала, а вот на маленький такой бриллиантик – почему бы и нет?
Бросая улыбочки в сторону Инока, она не упускала из видимости и Коршуна, который сидел, нахохлившись, в окружении своих дружков. Он тоже старательно делал вид, что не замечает в ней никаких перемен.
На перемене туповатая Бреева спросила ее, чего это она села за первую парту, но Большова сделала вид, что не расслышала вопроса.
Ей вообще не хотелось говорить ни с кем из вчерашних дружков. Все ее внимание теперь было сосредоточено на Королеве.
– А ты мне покажешь, что у тебя получилось? – певуче обратилась она к нему.
Вместо ответа Инок отодвинулся от нее на самый край лавки. Он больше совсем не хотел ее рисовать.
После третьей пары к ним вдруг снова пожаловал директор и велел каждому снять интересное видео из жизни колледжа.
– Оценивать ваши работы будет компетентное жюри, – сказал он. – Нам нужны умные лица, серьезные студенты.
– Да какие из них серьезные! – недоверчиво усмехнулся препод по правоведению, но директор его строго осадил:
– Очень серьезные и ответственные студенты, Сан Саныч. В будущем – грамотные специалисты по этому – как его? Маркетингу.
– Да они же писать не умеют! – вновь возмутился простодушный правовед, но примолк под взглядом начальства.
– Занимайтесь! – велел им всем Скрягин и зачем-то увел с собой и Королева и Коршунова.
Просидев целую пару одна, Большова в полной мере почувствовала тяжесть социальной изоляции и, не дождавшись звонка, отправилась в туалет – дать волю набежавшим слезам. Вслед за ней с урока отпросилась и долговязая Зина, которой тоже приспичило.
Увидев, как Тонька смывает с лица растекающуюся тушь, Колодина догадалась:
– Ты чего, из-за этого спора, что ли?
Но Большова лишь огрызнулась в ответ:
– Отстань, Дылда! Тебя это не касается.
Но отшить Зину было не так-то просто:
– Ты что, думаешь, я не понимаю? Тебя один парень бросил, а другого нет. Да еще это видео! И зачем это Варуш придумал?
Тонька разозлилась:
– Много ты понимаешь! Я это пари сама с Коршуновым заключила, и я его выиграю.
Ей надоели уроки, и она решила потихоньку свалить. Еще неизвестно, когда директор отпустит Инока, а ей пора было перекусить. Постояв на крыльце в полном одиночестве, отвергнутая королева расстроилась окончательно.
– Тебя проводить? – Это был Вадик Рубайло.
Тонька смерила его презрительным взглядом:
– Иди лучше Коршунова проводи!
Вадик состроил обиженную мину, а потом вынул из кармана желтые хипстерские очки и жестом фокусника водрузил их на нос:
– Клевые, правда?
Тонька ничего не ответила, но Вадик не сдавался:
– Ты, Тонь, зря этот спор начала…
– Да ничего я не начинала! – вдруг сорвалась Тонкая, но Вадик был настроен миролюбиво. Сегодня не собирался ее подначивать или обижаться на ее собственные приколы.
– Хочешь? – он протянул пачку дорогих женских сигарет с ментолом.
Большова взяла одну. Галантный хипстер поднес зажигалку.
– Слушай, если у тебя с Иноком не получится, то, может, мы вместе что-нибудь снимем?
Тонкая закашлялась не то от дыма, не то от обиды.
– Да это все из-за вас! – наконец крикнула она. – Из-за тебя, Костяна и Варуша со смартфоном! Вам троим лишь бы прикалываться!
Вадик стряхнул пепел длинным ухоженным ногтем и произнес с сожалением:
– Просто ты любишь приключения на свою попу. А мы тут ни причем.
Большова надулась: в его словах была доля правды.
– Если у тебя ничего не получится, то можно монтаж сделать, – предложил хитроумный фокусник.
Тонкая снова закашлялась. Дым с ментолом разъедал ее не слишком здоровые легкие.
– Но тогда я кольцо не выиграю! – закапризничала она, как ребенок.
Вадик ловко забросил бычок за заборчик:
– Оп-ля!
– Ладно, я подумаю, – нерешительно произнесла отвергнутая королева.
– Надумаешь – эс-эм-эсь! – улыбнулся хипстер и надвинул разноцветную шапочку на самый затылок.
Глядя на его прыщавое лицо, едва заросшее светлым пушком, длинный зеленый шарф, брюки-дудочки и клетчатый пиджак не по погоде, неудачливая спорщица вдруг сама рассмеялась.
– А ты все-таки прикольный! – чмокнула она его в щечку, точно старую подружку, и, не попрощавшись, побежала через раскисший сквер к "Забавинскому".
Вадик стоял на крыльце и улыбался. Тонкая девичья фигурка чем-то напоминала сказочную Фрези Грант. Бегущая по скверу Большова перескакивала через лужи, будто через волны. Увидев забытую дворником метлу, прислоненную к дереву, она вдруг схватила ее и закружилась будто в танце, а потом, заметив, что Вадик все еще стоит на крыльце, помахала ему рукой и просунула черенок между ногами в ультрамодных джинсах.
"А еще она похожа на Маргариту", – подумал романтичный хипстер.
26
– Мы должны не уронить честь нашего колледжа! – слегка заикаясь, произнес Скрягин. – Нам нужен отличный сайт.
На календаре был понедельник, а светлый образ КСУ в Интернете так и не появился. По обе стороны стола для совещаний сидели Королев, Коршунов и еще трое балбесов, на которых директор возлагал большие надежды. Анна Петровна жалась на шатком стуле в углу, а Макушина до сих пор не было. Директор был сильно обеспокоен долгим отсутствием помощника, который не отвечал на его вызовы.
"А не подстава ли это? И зачем он спрятал коробку? А может, этот недотепа уже сам сбегал в Управление и настучал там и насчет флаеров, и насчет липовых отчетов?" – с тревогой думал Василий Петрович, стараясь не выдавать своего волнения.
"Да нет, какой ему толк? Занять мое место? Но кто его назначит? Ерунда какая-то!"
Но навязчивые мысли роились, как назойливые пчелы: "А вдруг он собирает на меня компромат? Ведь он про все знает: и про тендер на ремонт, и про библиотеку, и про буфет!"
Пытаясь успокоиться, Скрягин с силой сжал руки в замок, но это не помогло: "А вдруг он снимал на видео, как я выхожу с коробкой из ночного клуба?! Мне же припишут потом черт знает что!"
У директора вдруг заурчало в животе. Он вспомнил, что один из его знакомых ректоров уже год находится под подпиской о невыезде, а его самого уже не первый день тошнит от жирной и острой пищи: "И о чем я только думал, когда в ЗАГС отправился? Может, развестись, пока не поздно? Вон, Анна Петровна – совсем не хуже. И кстати, землячка…"
Василий Петрович устало откинулся в кресле и довольно ласково попросил учительницу литературы:
– А вы, голубушка, напишите нам что-нибудь хорошее.
– Но почему именно я? – плаксиво возмутилась литераторша. – Мне ведь за справкой в диспансер надо! А то вы меня опять без зарплаты оставите!
Скрягин кашлянул и посмотрел на студентов:
– Так, все студенты сейчас идут в компьютерный класс. А вас, Анна Петровна, я попрошу остаться.
Когда два педагогов остались наедине, Скрягин дал волю чувствам:
– Справочки, милая моя, надо было еще в сентябре сдать! А сейчас у нас конец марта на календаре. И в приоритете у нас веб-сайт. Понятно вам или нет?
Аннушка мелко задрожала всем телом. Понять этого монстра было свыше ее сил. Как бы она ни старалась, все выходило не так. В пятницу он снова отпустил ее с урока, а теперь оказывается, что она зря ездила на другой конец города и зря стояла там битый час в регистратуру! А ведь ей еще в милицию надо! Все коллеги уже сдали свои справки о несудимости, а она такую еще даже не заказала.
– Да о чем писать-то? – пискнула она из своего угла.
Дипломированный специалист, преподаватель словесности, Анна Петровна Брынцева считала ниже своего достоинства красиво врать. Сайт колледжа, который надо было наполнить веселыми картинками и занимательными текстами, казался ей верхом симуляции, которая не имела никакой связи с реальной жизнью. Она вообще не представляла, что хорошего можно сказать про их Колледж сферы обслуживания.
– А теперь идите к охраннику, возьмите ключ от компьютерного класса и вместе со студентами доделайте работу! – рявкнул Скрягин. – Я лично проверю!
В коридоре Аннушка дала волю слезам. Неужели она штудировала по ночам русскую классику ради этого унижения? Неужели ей и дальше придется терпеть неучей на уроках и самодура-директора на педсоветах? Неужели ей придется совершенно бесплатно сочинять сказки про волшебный мир образования?
Смахивая слезы рукой, Анна Петровна побежала за ключом от компьютерного класса. От нахлынувших чувств она даже не заметила, как из кармана выскользнул ее любимый кружевной платочек.
Инок не слышал, о чем Скрягин секретничал с Аннушкой в своем кабинете, но видел, как она плачет, выбегая оттуда, и слышал ее отрывистые всхлипы даже на лестнице. Это так взволновало его, что он бросился за учительницей, но не догнал. На площадке между и первым и вторым этажом он заметил на полу что-то белое. Королев наклонился и бережно поднял батистовый платочек, на котором были вышиты буквы "А" и "Б".
"Анна Брынцева!" – промелькнуло у него в голове.
И тут внутри него что-то ёкнуло. Задыхаясь и перепрыгивая через две ступени, Инок устремился обратно, на третий этаж. Слезы Анны Петровны напомнили ему всхлипы его собственной матери, а ее красное лицо – кровавое месиво после аварии. Сам же платочек, который он держал в руке, вдруг оживил его воспоминания о волшебном дне, когда мать была в белом платье и фатой на голове.
Будто черный вихрь, он ворвался в директорский кабинет и крикнул:
– К-как вы п-посмели ее ударить?
Скрягин глядел на него с изумлением. Этот вундеркинд ему уже порядком надоел.
– Сядь! – рявкнул он. – Да ты кто такой, чтобы здесь кричать?
В этот момент Инок подскочил к нему и, схватив директора за лацканы, с силой встряхнул.
– Да я тебя, мерзавца, сейчас с лестницы спущу! – проревел Скрягин, болтаясь в воздухе и не помня себя от ярости.
Королев на секунду сник и ослабил хватку.
– Ты что, поганец, творишь! Иди, делай сайт! – очутившись в своем кресле, зарычал хозяин кабинета.
– Или вы сейчас же из-звинитесь п-перед Анной П-петровной, или я п-проломлю вам череп! – почти не заикаясь, произнес вундеркинд.
Словно в доказательство своих намерений, он задрал рукав и придвинул левое плечо к самому директорскому носу.
За время службы в армии будущему руководителю образовательного учреждения майору Скрягину пришлось побывать во многих серьезных передрягах. Однажды он попал в плен, и его пытали. Сейчас же, сидя в собственном кресле, он испытывал тот же страх, как тогда, когда его, окровавленного, бросили в яму. Он чувствовал, что вокруг него одни враги, от которых не стоит ждать человечности. Возглавив подразделение учителей и учеников, он вскоре понял, что и от тех, и от других нельзя ждать ничего хорошего. Тогда, двадцать лет назад, врачам едва удалось спасти его раздробленную руку, и сейчас, видя то, что случилось с рукой ученика, разбудило его страх и болезненные ощущения. Он почувствовал, что снова оказался в яме. Тонкая юношеская рука была воспалена так, как будто Королева пытали. Приглядевшись получше, майор понял, что перед ним всего лишь свежая татуировка. Плечо воспалилось и покрылась гнойной коркой.
По спине майора пробежал холодок, но он, не теряя самообладания, спокойно предложил: