Сзади раздался какой-то неясный звук, и дверь начала тихо открываться. В проеме, едва видный в сумерках, стоял высокий человек, одетый в светлое. Слабо вскрикнув, Морган кинулась прочь, к окну.
- Пожалуйста, зажги свет, - резким голосом попросил Руперт.
Вспыхнуло сразу несколько ламп, и в комнате сделалось очень светло. В дверях стоял Джулиус.
Руперт вскочил. Схватившись руками за горло, Морган застыла на фоне черного окна. Джулиус, улыбаясь, затворил за собой дверь.
- Привет, Руперт. Добрый вечер, миссис Броун.
- Я ведь просил тебя… - начал Руперт. Поблескивая глазами, Джулиус продолжал улыбаться:
- Извини, Руперт. Вижу, что зашел неудачно и разрушаю ваш тет-а-тет. Оказавшись неподалеку, я понадеялся, что застану тебя одного. Это не выглядело таким уж невероятным. В наших планах на завтра кое-что нужно изменить. Но сейчас я, пожалуй, пойду. Еще раз прошу прощения. - Говоря все это, он не смотрел на Морган.
- Я провожу тебя, - сказал Руперт. Кипя от негодования, он вышел из кабинета и, плотно закрыв за собой дверь, начал спускаться по лестнице вслед за Джулиусом.
Внизу, возле дома, вечерний свет казался ярче и насыщеннее, тьма не вступила еще полностью в свои права. Почти нестерпимо благоухали цветущие липы и жимолость. И заливались, пели дрозды. Взяв Джулиуса под локоть, Руперт быстро довел его до ворот и пробормотал приглушенно: "Черт тебя побери!"
- Прости, - мягко ответил Джулиус. - По поводу завтра я позвоню. Спокойной ночи.
Повернувшись, он быстро зашагал в сторону Гилстон-роуд. А Руперт побежал обратно к дому.
Морган стояла у окна все в той же позе. Безжизненно опустив руки, пустыми глазами взглянула на Руперта. Потом сказала:
- Дай мне еще виски. Руперт поднял ее стакан.
- О Боже мой, ну почему это должно было случиться! - выдохнула она со стоном.
Руперт налил ей виски.
- Послушай, Морган, - заговорил он. - Ты должна сделать над собой усилие…
- Руперт, - выкрикнула она, - скорее привяжи меня к чему-нибудь! - Потом сказала: - Прости.
Сделала шаг вперед и коротко вскрикнула: "О!" Руперту показалось, что она падает в обморок. Протянув руки, он попытался подхватить ее, но она проскользнула мимо. Дверь кабинета распахнулась, и топот бегущих ног застучал вниз по ступенькам. Распахнулась входная дверь.
Выскочив на площадку, Руперт успел увидеть, как Морган добежала до ворот, огляделась и понеслась по улице, к углу, направо.
Вернувшись в кабинет, Руперт поднял стакан и поставил его на свой письменный стол. Здесь же лежал оставленный Морган кусок зеленого малахита. Руперт убрал его в ящик. Потом глубоко вздохнул и налил себе виски.
8
Выскочив за ворота, Морган сразу сообразила, что Джулиус пошел направо - в противном случае он еще оставался бы в поле зрения. Добежав до угла Гилстон-роуд, она снова глянула в обе стороны, но его нигде не было видно. Все вокруг казалось безжизненным и пустынным. Ряды припаркованных машин, неподвижные деревья, молчащие дома. Уличные фонари уже зажглись, но их свет был еще замурован в сумеречной густой синеве вечернего неба. До Болтонса путь был короче, чем до Фулэм-роуд. Она опять повернула направо. Каблуки босоножек звонко стучали по разогретому асфальту. Добравшись до Трегунтер-роуд, она внимательно всмотрелась вдаль, перешла на другую сторону и еще раз всмотрелась. Никого. Только пустая улица, сплошь уставленная зловеще пустыми автомобилями, и шары фонарей, ярко лучащиеся в постепенно темнеющем воздухе. От неверного света рябило в глазах. Задыхаясь от страха и напряжения, она снова пустилась бежать по левой дуге Болтонса. Проделав полпути, вынуждена была остановиться и без сил прислонилась к стене, судорожно хватая ртом воздух и задыхаясь от разрывающих грудь эмоций. Потом опять быстрым шагом пошла вперед. Стараясь не потерять равновесия, вела рукой по оштукатуренным, кремово-желтоватым балюстрадам. Почти у самого конца дуги увидела вдруг замаячивший впереди светлый силуэт. Это был Джулиус. Пройдя по другой стороне овала, он теперь приближался к перекрестку с Олд-Бромптон-роуд.
- Джулиус! - но это был лишь еле уловимый шепот. Как во сне, из ее горла не вылетело ни звука, а он, крупно шагая, все удалялся и удалялся.
Морган снова пустилась бежать и настигла его на углу Олд-Бромптон-роуд, где он приостановился, оглядываясь и явно надеясь поймать такси.
- Джулиус, это я.
Он обернулся. На лице ни тени удивления, только легкое недовольство и озабоченность. Почти тут же снова переключил внимание, вглядываясь то в одну, то в другую сторону.
- Джулиус…
- Не надо было так бежать.
- А что мне еще делать! - выкрикнула она с отчаянием. - Бежать, бежать, бежать…
Джулиус все еще высматривал такси. Свет уличных фонарей отражался в стеклах его очков. Он был в рубашке с открытым воротом и светло-желтой полотняной куртке.
- Прошу меня извинить, - ответил он, - но я очень спешу, у меня назначена встреча.
- Зачем ты приходил на Прайори-гроув? Ведь ты понимал, что увидишь меня! Ты сделал это специально. Но почему? Почему?
- Непроизвольный импульс. Приношу свои извинения. Теперь я, к сожалению, должен идти.
Он зашагал по Олд-Бромптон-роуд в направлении Южного Кенсингтона. Морган, стараясь не отставать, шла рядом. На тротуаре было теперь много народу, и ее то и дело оттесняли. Она опять начала задыхаться. Воздействие его присутствия здесь, совсем рядом, словно лишало ее воздуха.
- Джулиус, - крикнула она, - не беги так, пожалуйста, нам нужно поговорить!
- О чем? По-моему, все уже сказано.
- Господи, Джулиус, зачем ты приходил? Я не в себе, помоги мне, ведь все это из-за тебя, и некому, кроме тебя, помочь мне.
- Я против мелодраматических речей на публике. То, что вы говорите, вряд ли соответствует истине. А я спешу, меня ждут в другом месте. Всего хорошего.
- Погоди. Минуту, всего минуту, и потом я уйду, обещаю.
Они остановились на углу Дрейтон-гарденс и стояли теперь лицом к лицу. Рядом, на том же углу, золотисто светились окна пивного бара, изнутри доносился мерный гул голосов. Небо уже совсем почернело.
- Давай зайдем в этот бар, - попросила Морган. Ей казалось, стоит присесть, и она сразу соберется с мыслями.
- Как вам известно, я терпеть не могу пивные.
- Джулиус, помоги мне.
- Морган, ты взрослый человек и должна помогать себе сама. Но если тебе совершенно необходимо обременять окружающих, взвали свои проблемы на сестру и зятя. Они откликнутся с восторгом. Я не сиделка.
- Джулиус, да, я ушла от тебя. Но ты ведь заставил меня уйти. Сам знаешь, что заставил.
- Это бессмысленный разговор чисто теоретического плана. Не хочу, чтобы мои слова прозвучали жестоко, но то, что ты делаешь, только расстраивает обоих. К тому же для меня упомянутый эпизод давно в прошлом.
- Я понимаю, тебе больно, ты обижен…
- Ни то ни другое. Я просто хочу, чтобы ты осознала себя человеком, наделенным свободной волей и разумом, и приготовилась пользоваться этими дарами вдали от меня.
- Но я по-прежнему люблю тебя.
- С этим тебе предстоит разобраться самостоятельно. Существует немало широко известных способов уничтожения любви.
- Но я не хочу ее уничтожить! Джулиус, разве ты меня больше не любишь?
- Потрудись говорить потише. И, пожалуйста, вспомни: я никогда не обещал тебе любви и ни разу не говорил, что люблю тебя.
- О господи, ведь это правда. - Слезы не полились, вырвался только хриплый рыдающий звук.
- Мне казалось, что недопонимания не было.
- Я никогда не могла принять это, - сказала она. - О боже мой, боже мой…
- Успокойся. Пожалуйста, помни, что мы на улице. Как тебе хорошо известно, мне неприятны подобные сцены и неприятны женщины, не умеющие справляться со своими эмоциями. Когда-то я считал, что ты к ним не относишься. И полагал, что в этом смысле ты редкость. Я ошибался и приношу извинение за ошибку. В самом начале я объяснил тебе, что любви дать не могу, и ясно дал понять, что предлагаю. Казалось, ты приняла это. Но на деле сочла возможным исходить из допущения, будто я все же испытываю к тебе те чувства, которые ты хотела бы во мне вызвать.
- Именно так все и было, - сказала Морган. - Но оно не могло быть иначе. Я так любила тебя. И ты был со мной. О господи…
- Постарайся взять себя в руки. Повторяю, мне очень жаль, что все это звучит так холодно. Вполне возможно, я огорчен не меньше, чем ты. Но мои рассуждения о чувствах вряд ли тебе помогут. Ты умная женщина, попытайся это понять.
- Я понимаю, - сказала она. - Я понимаю, что это ад. Джулиус, мы владели такими сокровищами, неужели нельзя сберечь хоть частицу? Ты лучшее, что было у меня в жизни. Я понимаю, что ты меня не обманывал. Никогда. Я сама обманывала себя. Но, прошу, дай мне теперь хоть малость.
- Чего ты хочешь?
- Дружбы, поддержки, понимания…
- Это или чересчур много, или опять работа сиделки. Оба варианта для меня невозможны. Удивляюсь, как ты не видишь этого. Прежде казалось, ты меня понимала.
- Я сейчас взвинчена и ничего не соображаю. Давай встретимся снова. Пожалуйста. Скажи, что мы встретимся, и это даст мне силы жить дальше. Я успокоюсь, ко мне вернется благоразумие.
- Бессмысленно. Ты сама признаешь, что больна. И я, безусловно, не в состоянии исцелить тебя, так как являюсь причиной этой болезни.
- Ты должен нести ответственность! Все это твоя вина.
- У тебя начинается истерика. Я спешу и вынужден распрощаться.
- Ты что, отказываешь мне во встрече?
- Да. То, что ты говоришь, относится к драме, которая существует теперь только в твоем воображении. Все в этом мире имеет конец, и в данном случае мы должны его констатировать. Повторяю: я больше не хочу тебя видеть. И когда ты спокойнее проанализируешь ситуацию, то тоже поймешь, что дальнейшие встречи были бы так же бессмысленны и болезненны, как и эта. А теперь давай, не откладывая, расстанемся. Спокойной ночи.
Он зашагал вперед, пересек Драйтон-гарденс и двинулся дальше. Было уже совершенно темно, и его фигура сразу исчезла из глаз, будто проглоченная торопливо скользящими в темноте прохожими. Морган опять побежала, догнала его и схватила за рукав полотняной куртки:
- Джулиус, можно, я пойду рядом, пока ты не найдешь такси?
- Поступай как угодно.
- Джулиус, что мне делать?
- А почему бы тебе не вернуться к мужу? Он показался мне вполне приятным человеком.
- Что?!
Морган остолбенела, и Джулиус, остановившись шага на два впереди, обернулся и посмотрел на нее:
- Теперь в чем дело?
- Подожди, - прошептала Морган. - Он показался тебе… Но ведь ты никогда не видел Таллиса.
- Встретился с ним дня два назад у Акселя. Разве тебе не сказали?
Автоматически переставляя ноги, Морган сделала шаг, другой, и они медленнее, чем прежде, пошли рядом.
- У Акселя, - произнесла она. - Ты видел Таллиса. Бог мой!
- Что тут такого? Он меня не ударил. Даже протянул руку. Почему это тебя так расстроило?
- Протянул руку. - Слезы выступили на глазах у Морган, и она принялась утирать их костяшками пальцев.
- Логичнее было бы радоваться, что мы с ним встретились так спокойно. Повторяю, он произвел приятное впечатление.
- Это… это конец. Прости, я не знаю, что говорю.
- Удивительно, почему они промолчали. Руперт наверняка был в курсе.
- Извини. Думаю, я пойду обратно. А Таллис знает, что я здесь?
- Да.
- Кто сказал ему?
- Аксель, - после легкой заминки ответил Джулиус. - Ну же, зачем так плакать? Спокойной ночи.
- Минуту, - сказала Морган. Они стояли на углу Крэнли-гарденс.
- И что теперь?
- Послушай, - начала она. Рот был, казалось, заполнен горечью и болью. - Кое о чем ты не знаешь. Когда я ушла от тебя… когда ты вынудил меня уйти… там, в Южной Каролине, я прихватила с собой сувенир.
- Что ты имеешь в виду?
- Беременность.
Джулиус судорожно сглотнул. Деревянной походкой отошел прочь и сделал несколько шагов по Крэнли-гарденс. Она пошла рядом, стараясь заглянуть ему в лицо.
- И что же дальше?
- Разумеется, я сделала аборт. Это стоило очень дорого. Но я предпочла обойтись без твоих денег.
За движущимся бордюром окутанных темнотой фигур с шумом неслись потоки транспорта. После паузы Джулиус произнес:
- Ты смотришь на изничтожение ребенка как на финансовую операцию.
- В то время все именно так и было. - К ней подступила, готовясь вот-вот захлестнуть, волна горя.
- И тебе не пришло в голову посоветоваться со мной о судьбе моего ребенка?
- Я не думала, что для тебя это важно. - Никогда, ни одной секунды она так не считала.
Джулиус помолчал. Потом пробормотал:
- Повтор, - и, повернув, пошел назад, в сторону улицы с оживленным движением. Пройдя немного, спросил: - Это был мальчик?
- Я не узнавала. Для меня это не имело пола. Казалось просто болезнью, с которой необходимо расправиться.
Свободное такси медленно подъезжало в перекрестку. Джулиус подал знак, и оно затормозило у тротуара. Сказав "Брук-стрит" шоферу и "Доброй ночи" Морган, Джулиус захлопнул дверцу. На светофоре загорелся нужный свет - и машина отъехала.
Морган стояла не шевелясь. Прохожие задевали ее, толкали. Наконец она отошла в сторону и, прислонившись к кирпичной стене, истерически разрыдалась.
9
- В конце концов, разве им что-нибудь нужно, кроме как лобызать сапог, раздающий им зуботычины? А когда гнев обрушивается на них, и начинается падеж скота, мрут дети, и они скребут себя глиняными черепками или чем-то еще, хотя что это такое и зачем это надо делать, мне всегда было не понять, но, думаю, раз у них не было мыла, то они соскребали грязь так же, как мы соскребаем глину со старого сапога, - хотя какой смысл разговаривать с тобой о мыле, да и о глиняных черепках тоже, если ты никогда не моешься и ходишь как старый козел с загаженным хвостом, - а после этого и после всяких дурацких глупостей о слонах, китах, утренних звездах и так далее, и так далее, и так далее, они все еще лежат ниц, и воют, и славят сапог, что бьет их по лицу… У меня пальцы на ногах болят черт знает как. Что это может значить?
- Что у тебя болят пальцы, - ответил Таллис.
Сидя за кухонным столом, он пытался готовиться к лекции на тему "Профсоюзы и Русская революция". И только он приступил к предложению "В эти годы Ллойд Джордж занимал двусмысленную позицию…", как Леонард вошел в кухню. Это было полчаса назад.
Наступил уже поздний вечер, но жара в кухне еще не спала. Окно было широко раскрыто, и электричество высвечивало квадрат едва ли не впритык расположенной грязной и осыпающейся кирпичной стены. Пахло прилипшим к сковородке застарелым жиром и едкой горечью, которой был насквозь пропитан дом. От раковины несло мочой. Чтобы расчистить место для своих тетрадей, Таллис добавил к прежней стопке еще несколько грязных тарелок. Леонард монотонно покачивался в равномерно поскрипывающем кресле-качалке. Наверху, у пакистанцев, играл джаз. Где-то на улице раздались крики женщины.
Заерзав, Таллис приподнялся было со стула, но крик затих, и он снова сел. Сосредоточиться на работе не удавалась: лившаяся потоком речь Леонарда буквально смывала все мысли.
- Далее, - произнес Леонард. Наклонившись вперед, он ритмично поглаживал фестонно свисающими с подбородка складками кожи по набалдашнику палки, зажатой между коленями. - Далее, что за смысл в этих их разговорах о прогрессе? Если они справляются с чем-то одним, то немедленно упускают другое. Автоматически. У них нет шансов на победу. Теперь они рассуждают о счастье. Но что это такое, счастье? Они даже не знают. Дай им счастье, и они станут хранить в нем уголь. Еще одно. Они все рвутся к переменам, к переменам любой ценой, и они будут рваться к переменам любой ценой, и будут воевать за них до той поры, пока на этом шарике не останутся только высохшие кости, полиэтиленовые мешки и месиво копошащихся пауков. Пауки самые живучие из всех живых существ. А полиэтиленовые мешки неистребимы. Вот каково это местечко - наша любимая планета.
- Шел бы ты лучше спать, папа.
- Конечно, с самого начала все пошло неправильно.
- Проклятие, папа, я же пытаюсь работать!
- Что было у тебя на ужин?
- Жареная фасоль.
- А у меня что было?
- Цыпленок с каким-то гарниром.
- Я хочу есть.
- Поджарь себе тосты.
- Ты мне не сваришь яйцо?
- Нет.
- А где Питер?
- Не знаю.
- Пауки станут пожирать друг друга.
- Да, вероятно. Послушай, папа…
- Так что у них все устроится.
- Уже почти полночь…
- А жить будут в полиэтиленовых мешках.
- Мне нужно подготовить лекцию…
- Ты знаешь, что твоя жена в Англии? - Да.
- Ты к ней пойдешь?
- Нет.
- За какие грехи получил я такого слизняка-сына?
- Суть в том…
- Вот интересно, а ты хоть знаешь, на что похож у тебя рот, когда ты говоришь? Посмотрись как-нибудь в зеркало. Хотя не знаю, хватит ли у тебя сил пережить это.
- Откуда ты знаешь, что она здесь?
- Питер сказал. И сказал, чтобы я тебе не говорил.
- Да уж, вы с Питером умеете хранить тайны.
- А почему ты к ней не пойдешь?
- Если она не хочет меня видеть, я не хочу ей навязываться. Во всяком случае, пока.
- У тебя есть какой-то план?
- Нет. Просто знаю, что меня вечно кидает в разные стороны. Не знаю, что предприму. Не могу предсказать это.
- Единственный стоящий и красивый поступок, который ты совершил, - женитьба на этой девочке.
- Вполне согласен.
- Бьюсь об заклад, что это так.
- Я тоже.
- И как она только вообще согласилась взглянуть на тебя, вот загадка.
- Верно, верно…
- А потом ты позволил этому поганому еврею увести ее.
- Она свободна…
- Свободна! Пустой звук. За целый год ты ни разу не говорил о ней. Будто и думать-то забыл.
- Я не забыл.
- Будь моя воля, спровадил бы всех поганых жидов в Палестину, поганых цветных в те края, откуда они понаехали, а этих мошенников, что твердят нам о государстве всеобщего благосостояния, - в Австралию. Пусть наконец-то поработают. Расчистят саванну - и то будет толк.
- Саванна - все равно что пустыня. Там нечего расчищать.
- Ну тогда пусть умирают от жажды. А всех этих америкашек взять бы и расстрелять.
- Перестань скрипеть креслом, папа. Это нервирует.
- Ты никогда не умел развлечь ее. А женщинам необходимы развлечения.
- Ты развлекал мою мать?
- Не смей говорить со мной о своей матери!
- И все же, ты развлекал ее?
- Нет. Потому что у нас всегда не было этих паршивых денег.
- Развлечения… - сказал Таллис. Он в сердцах оттолкнул свои тетради, и несколько стоявших на краю стола тарелок с грохотом упали на пол. - О дьявольщина!
- Ты смеешь намекать, что я не так, как надо, обращался с твоей матерью?
- Понятия не имею, как ты с ней обращался. Мы были… То есть мне было всего пять лет, когда она исчезла.