- Если забыть о финале, вечер, пожалуй, прошел неплохо, - сказал Аксель. - Как видишь, Джулиус тебя не съел. А ты так нервничал перед его приходом.
- Если уж говорить начистоту, я нервничал несколько дней.
- Почему же ты ничего не сказал, глупышка?
- Конечно, надо было. Но сама мвхслв о Джулиусе как-то пугала. Теперь я его увидел, и это прошло. Он само обаяние. И это легкое заикание тоже прелестно, правда?
- Да. Знаешь, я тоже слегка волновался.
- Так почему же тел ничего не сказал?
- Берег чувство собственного достоинства.
- А у меня разве нет собственного достоинства?
- Ни крошки. Иди сюда. Становись на колени. Нет, я не собираюсь тебя бить, хоть ты и ослушался моего знака. Просто хочу обнять твою голову. Ба! Да ведь ты убрал этот искусственный тростник!
- Ты ведь сказал, что он тебе не нравится.
- Не надо так поддаваться моим словам, милый. И я могу ошибаться.
7
- Морган, тебя не узнать.
- И мне гораздо лучше, Руперт. Чувствую себя отдохнувшей. Вы с Хильдой - мои ангелы-хранители.
Морган и Руперт сидели в его кабинете. Вечернее солнце пронизывало комнату сияющим трепетным светом. Запах табака смешивался с запахом роз. Руперт сидел за письменным столом, Морган - в кресле, положив вытянутые ноги на стул, с удовольствием перекатывая темный мальчишеский затылок по гладкому кретону обивки и чуть покачивая в руке ограненный стакан, на дне которого плескалось немного виски. Она и в самом деле выглядела гораздо здоровее и, с точки зрения Руперта, была очень красива: шелковое полосатое бело-голубое мини-платье с рубашечным воротом и мелкими голубыми цветочками на белых полосках, купленное сегодня на распродаже у "Маршалла и Снелгроува", шло ей необычайно. Худощавое загорелое лицо, темные розы румянца на щеках. И, как отметил Руперт, никакой косметики.
- Руперт, эта обивка кресел новая? Я ее что-то не помню.
- Да, только что перетянули.
- Она так приятно пахнет новым обивочным материалом. М-м-м… Обожаю запахи. Как ты сказал, где Хильда сегодня вечером?
- На заседании Общества по сохранению Челси.
- У Хильды столько энергии. Мне-то дай бог сохранить себя. Какое уж тут сохранение Челси! Саймон приходил плавать?
- Да. У них с Хильдой было еще одно совещание по вопросу новой отделки ванной. Он страшно огорчился, не застав тебя. Почему-то все время не застает.
- Ничего, я еще пообщаюсь с Саймоном. Пока ко мне только-только еще возвращается человеческий облик.
- Еще виски?
- Да, Руперт, пожалуйста. Мне непрерывно нужна подпитка. Как ты думаешь, это плохо?
- Ты снова и снова задаешь этот вопрос применительно к самым разным вещам. Лучше, наверное, самой следить за результатами. Но признаюсь, мне тоже нужна подпитка.
- Моя жизнь в обломках!
- Не глупи, Морган. Разум и сердце помогут тебе все наладить.
- В разуме хаос, а сердце мертво.
- Это неправда. Говорить так - предательство.
- Кого я предаю? Что? Бога ведь нет.
- Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
- Странно, но вроде действительно понимаю. Как продвигается книга, Руперт? Можно прочесть какой-нибудь кусок? Ты объясняешь в ней, что такое предательство?
- Стараюсь объяснить. Прочтешь, когда я закончу.
- Твоя рукопись - в той толстой пачке желтых тетрадей? - Да.
- А все мои рукописи там, у Таллиса. То есть надеюсь, что они там. Трудно представить себе, чтобы он изорвал их в припадке ярости. Там все мои наброски по теории лингвистики. Жалко, что Хильда их не забрала.
- Таллис не согласился отдать.
- Да. И это чертовски обидно.
- Морган, как все же ты думаешь поступить с Таллисом?
- Я знала, что ты спросишь. Когда ты позвал меня в кабинет, я сразу же поняла, что ты все выяснишь и все расставишь по местам.
- Не смеши меня, Морган!
- А что? Ведь в каком-то смысле только ты в состоянии мне помочь. С Хильдой мы слишком близки. Других я, строго говоря, не уважаю.
- Я очень хотел бы помочь тебе, Морган. Но есть вещи, с которыми ты должна разобраться самостоятельно.
- Налей себе еще, Руперт. Я ненавижу пить в одиночку. Это усугубляет ощущение своей греховности.
Руперт налил себе немного хереса. От более крепкого он старался воздерживаться допоздна, хотя удавалось это, увы, не часто. Невольный вздох вырвался у него из груди. День на службе был длинный и трудный, особенно измотало совещание по вопросам компьютерного прогнозирования. Он чувствовал себя разбитым, но и довольным, готовым направить все силы усталого организма на сопереживание свояченице. Ради нее ему хотелось бы проявлять и мудрость, и проницательность, но мыслить ясно и четко он в данный момент был просто не в состоянии.
- Тебе нркно увидеться с Таллисом, - сказал Руперт.
- Да. Но мне страшно даже подумать об этом. Слава богу, он пока не догадывается, что я здесь.
Руперт нахмурился. И Аксель, и Саймон рассказали ему, как Таллис нелепо столкнулся с Джулиусом и узнал о приезде Морган. Он передал это Хильде, но та убедила его молчать. Она не хотела подвергать Морган отрицательным эмоциям. И ей почему-то казалось, что той будет невыносимо узнать о встрече Таллиса с Джулиусом. "Давай будем пока щадить ее", - упрашивала Хильда мужа. Руперт не одобрял обмана, не понимал и не мог увидеть, что именно творилось в душе Морган, но в конце концов согласился. На месте Морган он, безусловно, не мог бы отсиживаться в чужом доме, пока человек, страдающий по его милости, по-прежнему остается в неведении и ожидании. Оттягивать встречу для Руперта было бы мукой.
- Ты виделся еще раз с Джулиусом?
- Нет. - Назавтра Руперт должен был встретиться с Джулиусом за ланчем, но не видел причин сообщать это Морган.
- Как я хочу, чтобы Джулиус куда-нибудь уехал! Надеюсь, так в скором времени и случится. Один человек из Диббинса рассказал мне, что Джулиус договаривается о работе в Германии. Малоприятно было бы вдруг столкнуться с ним на Оксфорд-стрит.
- Но чувство к нему уже в прошлом? - Руперта глубоко занимали сердце и разум, о которых он только что высказался с такой убежденностью, но в умении ставить вопросы он, безусловно, уступал Хильде.
- Не знаю. Не хочу его видеть. Хочу, чтобы голова прояснилась.
- Ясная голова тебе, безусловно, понадобится.
- Да-да-да. Руперт! Заставь меня добиться этой ясности. Сейчас я просто жалкая трусиха. А, кстати, как дела у Питера? Ты собираешься к нему сходить?
- Я приглашал его сюда. Может, придет, может, нет. - Перспектива случайно наткнуться на Таллиса смертельно пугала Руперта.
- Я с удовольствием увиделась бы с Питером. Жалко, что он живет… там.
- Нам тоже.
- Он, наверное, изменился. У тебя есть недавние фотографии?
Подавшись вперед, Руперт засунул руку в ящик письменного стола. Хильда всегда следила, чтобы массивный семейный альбом содержал даже самую свежую фотохронику.
- Вот. Пожалуйста.
- Бог мой, да он мужчина. И похож на тебя.
- Только красивее.
- Нет, ты красивее. Но он, должно быть, выше. И у вас обоих ужасно аристократический вид. Мне всегда нравились такие крупные, внушительные блондины. Кстати, Руперт, ты очень молодо выглядишь. Летящие светлые волосы и застенчивая улыбка придают лицу что-то юношеское.
- Скорее, инфантильное. К тому же я располнел. Хильда тоже.
- Тебе это идет. Дай-ка я посмотрю и на старые фотографии. Рядом с тобой и Хильдой я снова принадлежу беспрерывному времени. Думаю, всем нам необходимо это чувство беспрерывности. А я все последнее время была словно пень от срубленного дерева. О, смотри-ка, мы с Хильдой. Наверно, лет сто назад! Боже, как изумительна Хильда, и впрямь чистый ангел. В те годы она была просто великолепна. Впрочем, она и сейчас такая.
- А ты изменилась. - Руперт внимательно смотрел на фотографию. Хильда, гораздо тоньше, чем теперь, с темными, кудрявыми, как гиацинт, локонами и сияющим смелым лицом, и Морган - пришибленная, недовольная, с поднятыми плечами и мрачно засунутыми в карманы руками. - Ты теперь… в самом расцвете.
- Брак и внебрачная связь явно пошли мне на пользу. Хильда… как бы это сказать…
- Уговори ее покрасить волосы. Она все не может решиться.
- Покрасить волосы? Разве она седеет? Я не заметила.
- Слегка. И я не понимаю, почему бы ей не покраситься. Такие, как у нее, темные волосы смотрятся после окраски очень хорошо.
- Ты меня поражаешь, Руперт. Я поклялась бы, что, с твоей точки зрения, окраска волос - обман. Помнишь ту лекцию о контрабанде, которую ты прочел мне, когда я тайком вывезла из Швейцарии фотокамеру?
- Основа контрабанды - ложь.
- Руперт, ты восхитителен!
- Не смей дразниться.
- Я не дразнюсь, я серьезно. И знаешь, как я тебе завидую! Тебе и Хильде. Вы обладаете тем, в чем я остро нуждаюсь. У вас порядок, всюду и во всем. Я говорила Хильде, как мне завидно, что она замужем за человеком, который способен функционировать. Бедный старина Таллис был в семейной жизни сломанной пружиной.
- Таллис, конечно, не в состоянии заботиться о порядке. Но у него есть другие достоинства.
- Жизнь с Таллисом напоминала жизнь в цыганском таборе. Вначале это казалось мне надмирностью, духовностью, свободой. Потом начало угнетать. Потом - пугать. Я потеряла свое "я". Пыталась одолеть хаос, но не справлялась, прежде всего потому, что Таллис и не ждал, чтобы я справилась, вообще не ждал от меня разумных поступков. Там, где Таллис, не существует ни форм, ни мер, ни границ. Это ужасно трудно объяснить. В последнее время все, с ним связанное, раздражало меня чудовищно. Даже его веснушки.
- Почему даже веснушки?
- Обожаю, когда ты слегка выпускаешь когти, Руперт. Обычно ты само милосердие и всепрощение.
- Чего хотел от тебя Джулиус?
- Очарованности. Предсказуемости. В должное время - веселья, в должное время - тишины. Жизни по его расписанию. Стряпни. Хотя Джулиус, к слову, и сам прекрасно готовит.
- Да, здесь все было иначе.
- Но тоже нелегко. Джулиус все превращал в ритуал. Знаешь, Руперт, есть люди, способные только к глубинным формам общения. С ними страшно.
- Джулиус был таким.
- Да. И Таллис тоже. Почему мне не встретился кто-нибудь заурядный, обыкновенный?!
- Вроде меня.
- Не глупи, ты вовсе не заурядный. Скажи, а что делал Джулиус во время войны? Я спросила его однажды, но он не ответил.
- Я тоже не знаю.
- Наверное, работал на американцев и делал что-нибудь совершенно чудовищное. Какие-нибудь жуткие биологические разработки.
- Однажды он сказал: "Войну я провел в комфорте". Полагаю, речь шла об исследовательской работе.
- Уверена, это было что-то ужасное. Ничего, если я налью себе еще виски?
Морган встала и, чуть поигрывая стаканом, принялась, то к дело поднимаясь на цыпочки, расхаживать по комнате. Надумав выглянуть из окна, подтянула повыше раму. Руперт следил за ней глазами. Осознавал, что усталость привела его к отупению. Морган была, напротив, словно пронизана электричеством. Жаждала, чтобы ее расспрашивали, загоняли в тупик, ловили на противоречиях. Хотела действовать, находить нужные слова, откровенничать, спорить. Руперт стремился проявить быстроту ума, сострадание, точность, твердость, а вместо этого оказывался неуклюжим, вялым и так или иначе сентиментальным.
- Какая странная вещь эти летние сумерки, - сказала Морган. В комнате начинало уже темнеть. - Свет необыкновенно насыщен, но не подчеркивает, а смягчает формы. Ваш сад выглядит нереально. На глади бассейна причудливый синеватый блеск. Освещение будто специально для призраков. Кажется, что вот-вот… и все выглядит так, словно вдруг… Знаешь, Руперт, по-моему, Таллис нередко видел что-то такое, о чем он предпочитал молчать. Иногда это пугало.
- Но ведь, насколько я знаю, Таллис не слишком прикладывался к бутылке?
- Нет-нет, дело было совсем в другом. Кажется, будто от ваших роз идет какое-то свечение. А воздух становится все плотнее, и можно уже вдыхать темноту. О Руперт, Руперт, Руперт…
- Я понимаю, дорогая. И так хотел бы тебе помочь. Но, к сожалению, сегодня, в этом разговоре, я чурбан. Давай зажжем свет!
- Нет, никакого света. Ведь звучит голос моей вины. Скажи, что мне делать, Руперт? Необходимо покаяться, понести какое-то наказание? Как поступить, чтобы пропало ощущение себя обрывком грязной, скомканной газеты?
- Ты действительно хочешь обсуждать это, Морган?
- Не просто хочу - испытываю потребность. Мне нужна твоя помощь, Руперт. Она мне необходима.
- Я прав, полагая, что с Джулиусом покончено?
- Для краткости можно сказать, что да.
- Чувствуешь ли ты к Таллису что-то, похожее на любовь?
- Наверно, да. Мысли о нем неотвязно преследуют.
- А прежде ты его любила?
- Испытывала безмерную и роковую нежность. Он был таким удивительно трогательным… пока не начал раздражать.
- Допустим, кто-нибудь спросит: почему не попробовать вернуться к Таллису?
- Твоя манера говорить "допустим, кто-нибудь спросит А", вместо того чтобы просто назвать это А, умиляет. Думаю, она связана с философским образованием. Не знаю, Руперт. Возможно, я хочу просто избавиться от Таллиса, спастись. Господи! Если бы это действительно было так просто.
- Допустим, кто-нибудь… Ладно, пусть напрямую: как ты относишься к разводу?
- Ты прав, пытаясь воздействовать шоком.
- И все-таки: как ты к нему относишься?
- Все связанное с разводом уродливо, разрушительно и ужасно.
- Попробуй мыслить логично, Морган. Если ты правда хочешь избавиться от Таллиса - в чем я вообще-то не уверен, - надо быть честной и по отношению к нему. Не только твоя, но и его жизнь уходит. И в этой неопределенной ситуации он удивительно терпелив.
- Да, я хочу, хочу быть и честной, и справедливой. Но каким образом, Руперт, как?
- В конце концов, с помощью любви, моя хорошая. Любовь - потаенное имя всех добродетелей.
- Звучит очень красиво. Ты пишешь об этом в книге? Но как превратить оковы в любовь? Я больше не могу видеть Таллиса. Он камень у меня на шее. Боюсь, что любовь - в твоем понимании - для меня непосильна. Поставь другую цель. Что я могу попробовать такого, с чем, возможно, справлюсь?
- Спокойствие. Спокойствие ума - вещь очень важная. Расслабься и позволь себе уйти на глубину. Нырни в глубины духа и раствори в них свое строптивое эго.
- Руперт, ты восхитителен. Я мечтаю прочесть твою книгу. Но как обрести спокойствие, если я живу с мыслью о предстоящем свидании с Таллисом?
- Повидайся с ним, и это окажется позади.
- Ой, нет, не сейчас, еще не сейчас. Руперт…
- Да, детка?
- Я хамски поступила с Таллисом. Я говорю не об уходе к Джулиусу - это был слом всей жизни, но не хамство, дело в другом: я взяла его деньги.
- Как так?
- У нас был общий счет в банке. Это, конечно, полная глупость. Моих денег на нем лежало гораздо больше. Решив остаться в Америке, я взяла все.
- И сколько ты должна Таллису?
- Около четырехсот фунтов.
- Верни их.
- Не из чего, Руперт. В Диббинсе я скопила приличную сумму, но, болтаясь без дела на Западном побережье, потом в Вермонте, истратила ее полностью. Ведь нужно было еще заплатить за… самые разные вещи… и…
- Я одолжу тебе эту сумму.
- Руперт, я вела вовсе не к этому…
- Послушай, Морган. Прошу тебя, не беспокойся о деньгах. То есть бери у меня в долг не задумываясь. Я вполне обеспечен. И я тебе все равно что брат.
- Ты мой ангел-хранитель. Господи, как мне тошно…
- Если ты хочешь рассуждать здраво, необходимо, прежде всего, отдать долг. Денежные проблемы неминуемо приводят к каше в голове.
- Ты прав. В Америке меня все это не заботило. А теперь, после возвращения, угнетает все больше и больше. Но все-таки…
- Не глупи, Морган. Я прямо сейчас выпишу тебе чек. Может быть, нужна большая сумма? Я с легкостью одолжу ее.
- Нет, Руперт. Только та, о которой я говорила. Я верну тебе эти деньги. Как я тебе благодарна. Думаю, ты понимаешь, что я чувствую. И… я хочу попросить тебя еще об одной вещи.
- Да?
- Пожалуйста, не говори об этом Хильде.
- Не говорить?..
- Об этом займе. Я ведь не рассказала ей о причине, которая его вызвала. Я расскажу, расскажу непременно. Но мне было стыдно… ты ведь знаешь, что я всегда… всю жизнь… так страшилась неодобрения Хильды.
- Нркно было все рассказать. Но! Что ж, хорошо, я промолчу.
- Спасибо, Руперт. Ее это ужаснет куда больше, чем мой роман. Но я ей скажу. - Отставив стакан, Морган придвинула стул к письменному столу Руперта и в полутьме пристально вглядывалась ему в лицо. - Значит, ты не уверен, что я в самом деле хочу уйти от Таллиса? И считаешь, что я должна повидаться с ним?
- Да. Не откладывая. И не здесь. В его доме. Напиши ему, Морган. Необязательно писать много. Просто дай знать, что придешь. Он будет очень добр, это ты, вероятно, понимаешь.
- Руперт, не надо, не надо, не надо\..
- Тебе нужно понять, к чему ты стремишься, каким…
- От одной мысли о письме к Таллису у меня голова идет кругом. От мысли о его доброте начинает тошнить. А уж мысль о походе к нему домой… У Таллиса вообще не должно быть дома… Прости. Я заговариваюсь. Да ведь и Леонард там. Леонарда я тоже не хочу видеть. Отношения Таллиса с Леонардом невыносимы. Мужчине противоестественно любить отца. Прости, Руперт, я просто свихнутая. Ты меня распекаешь - и ты прав, но мне от твоих укоров одно удовольствие. Они меня успокаивают. Потому что не связаны ни с какими реальными переменами. Странно устроен наш мозг. Ни точки опоры, ни рычагов управления, ни механизмов, которые помогли бы стать существами ответственными, справедливыми. Любой человек затерян в своей душе, и она бесконечна. Мягкая, вязкая, теплая.
В ней нет ничего реального, никаких твердых компонентов, никакого центра тяжести. Единственная реальность - то что сейчас держишь в руках… вот, что-то вроде этого. - Протянув руку, Морган взяла со стола зеленое каменное продолговатое пресс-папье и приложила его к виску. Наступило молчание. Оторвав руку ото лба, она принялась разглядывать камень. - Он очень красивый. Наверно, какой-нибудь минерал. Что за чудесное хитросплетение зерен!
- Малахит. Оставь его у себя. Пусть будет твой.
- Но, Руперт… дорогой мой… ты не должен…
- Эта вещица у меня с детства. И мне приятно подарить ее тебе.
- Она, должно быть, дорого стоит… я… большое спасибо, Руперт, я буду ее беречь. Ты так необыкновенно добр ко мне, милый, вы оба очень добры: и ты, и Хильда. А сейчас нужно все-таки зажечь свет.
Морган встала.