- Выставляем ему молоко с хлебом. Надеемся, что съедает он. Я ужасно волнуюсь, как бы он не свалился в воду.
- Ежи чудовищно глупы, - сказал Аксель.
- А я уверен, что у него ума хватит, - возразил Саймон.
- Саймон настолько чувствителен, - язвительно обронил Аксель, - что считает себя обязанным снять недостойное обвинение с интеллекта ежа.
- Да, я уверен, что он отлично соображает. А вы такие счастливцы! Как мне хотелось бы иметь у себя сад! Тебе нужно завести кошку, Хильда. Непременно. Подумай, как ей здесь будет хорошо. Аксель не разрешает мне кошку…
- Пожалуйста, выражайся точнее, Саймон! Мы оба решили, что завести кошку было бы непрактично.
- Ладно, пусть. Но мне так хочется, чтобы у тебя появилась кошка, Хильда, а я приходил бы к ней в гости. Сиамскую, а?
- Лучше обыкновенную, пушистую.
- Может быть, черно-белую? Черную кошку с белыми лапками!
- И с белой мордочкой, и с белым кончиком хвоста!
- Нет, лучше с белыми лапками и…
- Господи, боже мой! - воскликнул Руперт. Наступила тишина, и Хильда повернула голову, пытаясь проследить направление его взгляда. Женщина, возникшая в дверях гостиной, смотрела на них с той стороны бассейна. И это была Морган.
Засуетившись, Хильда поднялась на ноги.
- Морган! - одновременно с Хильдой воскликнул Саймон.
Морган была в светло-сером плаще; тихо поставив рядом с собой объемистую синюю холщовую сумку, она смотрела на них с той стороны бассейна словно невидящими глазами.
Подбежав, Хильда с низким протяжным "о-о-о!" обхватила сестру за шею и, притянув к себе, прильнула щекой к медленно опустившимся векам Морган.
- Ну слава Богу, ты дома!
Морган стояла по-прежнему неподвижно, потом повернула шею, отвела голову в сторону и твердым движением рук разомкнула объятие Хильды.
- У вас появился бассейн.
- Да, он совсем новый. - Слезы струились у Хильды из глаз.
- Морган, милая моя, - сказал Саймон, беря ее за безжизненно висящую вдоль тела руку. Казалось, он собирался поцеловать ее в щеку, но вдруг нагнулся и жадно припал к руке.
- Добро пожаловать, дорогая, - говорил Руперт, пожимая доставшуюся ему вторую руку.
- Привет, Морган, - слегка поглаживая лацкан пиджака, сказал Аксель.
Отдернув руки, Морган слепо озиралась. Потом, сняв овальные в металлической оправе очки, начала протирать их довольно грязным носовым платком.
- Сейчас налью тебе шампанского! - воскликнул Саймон. - Не дергайся, Хильда, она выпьет из моего бокала.
Снова надев очки, Морган стояла в прежней напряженной позе, щурясь от падающего в глаза солнца. Взгляд упал на шампанское, на цветы.
- Вы что-то празднуете. Чей-то день рождения…
- Годовщину нашей свадьбы, дорогая.
- Я как-то не ожидала… столько людей… веселье…
- Только свои, - сказал Саймон. - Вот, возьми.
- Нет, Саймон, спасибо. Я не хочу шампанского. Думаю, это… надо бы снять. - Она шевельнула плечами, и серый плащ упал на землю. Саймон бросился поднимать его.
Непрошеные слезы высохли, и теперь Хильда внимательно рассматривала сестру. Морган была в очень простом, сильно измятом платье из синего хлопка. Прямые темные волосы подстрижены по-мальчишески, хоть и не слишком коротко. Узкие карие глаза и длинный чуткий нос. Лицо изможденное, кости туго обтянуты кожей. Длинноногая, тоненькая. В мгновенном озарении Хильда вдруг поняла: они достигли возраста, в котором годы значимы. Теперь изможденная худоба шла Морган. И усталость казалась изящной. И даже очки в железной оправе выглядели как украшение. Да, теперь красота была на стороне Морган.
- Душа моя! - на мгновение снова обняв сестру, воскликнула Хильда.
- Мы ждали тебя не раньше чем дней через десять, - сказал Руперт. - Иди сюда, усаживайся.
- Нет, спасибо. Я и сама так думала. Но потом все же решила лететь. Багаж придет следом. Сейчас я прямо из аэропорта. Решив вернуться, уже не могла ждать ни часа.
- И мне это понятно, - подхватила Хильда. - Какое счастье, что ты здесь! Я так боялась, что ты передумаешь.
- Морган, мне хочется, чтобы ты что-нибудь выпила, - сказал Саймон. - Может быть, виски?
- Надеюсь, ты к нам надолго, очень надолго, - сказала Хильда. - Ведь ты никуда не поедешь? Какие у тебя планы?
- Я совершенно не понимаю, что делаю. Не знаю, куда еду. Планов у меня нет. Намерений тоже нет. Я только что спустилась с трапа самолета и совсем ничего не соображаю. - Повернувшись, она шагнула в сторону гостиной.
- Да-да, конечно! - воскликнула Хильда. - Идем сейчас же наверх, бедняжка. Там все для тебя готово. И ты сразу ляжешь. Руперт, возьми, пожалуйста, ее сумку. Дай мне этот плащ, Саймон. Пойдем, моя милая девочка, наконец-то ты дома.
4
- В какую комнату ты меня поместишь?
- Вот сюда…
Хильда широко распахнула дверь, и Морган вошла. Сестра и зять шли следом. Поставив сумку на пол, Руперт помедлил, потом, по знаку Хильды, вышел. Хильда закрыла дверь.
Взгляд Морган остановился на кровати, застеленной плотным зеленым шелковым покрывалом. Медленно потянув его за край, она сбросила покрывало на пол, сняла очки, осторожно легла на кровать носом вниз, зарылась лицом, в подушки и, когда Хильда попыталась что-то сказать, громко, безудержно разрыдалась.
С легким шорохом провезя стул по ковру, Хильда поставила его вплотную к кровати. Секунда - и она обняла судорожно вздрагивающие плечи Морган.
- Хильда, прости, не надо меня трогать.
- Извини, дорогая.
- Прости.
- Мне уйти?
- Нет. Останься, но молчи.
В комнате наступила тишина, и только в окно долетало пение птиц и легкий гул голосов из сада, где продолжали сидеть и беседовать Руперт, Аксель и Саймон.
Хильда встала, прошлась по комнате. Что-то легло возле щеки Морган. Большой чистый носовой платок. Протянув руку, Морган взяла его, развернула. Слезы, еще слезы. Много, много слез.
- Хильда.
- Да, милая?
- Можешь дать мне хорошую порцию виски-рокс?
- Какого виски?.. А, поняла, со льдом. Сейчас, одну минутку.
- Там, с ними… я не могла пить.
- Я быстро-быстро. Дать тебе что-нибудь еще? Кусочек холодной баранины? Аспирину?
- Нет, ничего не надо. Принеси целую бутылку. Кувшин с водой. И два стакана.
- Конечно-конечно, мне тоже не помешает глоточек виски.
Как только дверь закрылась, Морган резко приподнялась. Сидя со спущенными на пол ногами, обтерла лицо прохладным платком. Слезы текли уже не так обильно. Подойдя к умывальнику, она промыла глаза холодной водой и вытерлась висящим рядом накрахмаленным вышитым полотенцем. Потом надела очки, прошла к окну и закрыла его. Вернувшись, какое-то время рассматривала себя в висящем над умывальником зеркале. Хотелось сказать себе что-нибудь подходящее к случаю, бодрое, успокаивающее, может быть, даже остроумное, но ничего не придумывалось, и она просто смотрела на свое отражение. Услышав, что Хильда поднимается по лестнице, быстро вернулась к кровати и опять легла ничком. Взгляд на себя со стороны, как она и надеялась, придал сил.
Подвинув низкий столик и поставив на него поднос, Хильда снова уселась на жесткий стул с прямой спинкой. Морган приподнялась на локте, устроилась, подоткнув подушки под спину.
- Я сделала все, как надо, радость моя?
- Да, отлично. Воды не надо. Только лед. Спасибо.
- Может, ты все-таки хочешь поспать, остаться одна?
- Нет. Я хочу с тобой разговаривать. Мне кажется, я сейчас ненормальная, Хильда. Ненормальная.
- Успокойся, малышка.
- От виски все-таки легче. Не одолжишь мне свою расческу? Спасибо.
- Ты очень красивая, Морган.
- Я чувствую себя развалиной. А вот ты выглядишь чудесно, Хильда. Немножко пополнела. Ничего, что я говорю это так прямо? И Руперт тоже пополнел.
- Мы стареем.
- Глупости. Саймон и Аксель по-прежнему вместе? - Да.
- Никаких признаков разлада? Интересно, сколько же они продержатся?
- Вроде у них все в порядке.
- Мне жалко, что Саймон увяз в этом. Аксель, насколько я понимаю, плохо ко мне относится.
- Он просто замкнутый.
- Когда мы были девчонками, ты вечно отказывалась признавать, что кто-то кого-то не любит. Но такое случается. У тебя нет сигареты?
- Есть. Вот. Твой багаж идет морем?
- Да. Это в основном книги. Ну и кое-что из одежды и мелочей. И мои рукописи, тетради. Не помню, писала ли я тебе, но в Диббинсе мне удалось хорошо поработать.
- Я рада. Откровенно говоря, из твоих писем трудно было извлечь информацию. Сначала они были обрывочными, потом непонятными, потом - отчаянными. Цельной картины у меня так и не сложилось.
- Думаешь, у меня она сложилась? Я сейчас просто не понимаю, кто я. Может, ты объяснишь. Но, чтобы разобраться, даже тебе потребуется время.
- У нас будет сколько угодно времени, дорогая. Ведь ты останешься у нас? Пожалуйста, чувствуй себя здесь дома.
- Дома у меня нет. А у тебя все так элегантно, Хильда. Эти черные с белым подушки в стиле toile de Jouy. Эта фарфоровая желтая собака. Сверкающие кувшинчики. И эта полосатая - французская, наверно - ваза в виде урны, в которой, знай ты, что я появлюсь сегодня, стояли бы три изумительные розы.
- А ты верна себе, детка! Все так же подсмеиваешься над нашими попытками создать уют.
- Зависть, Хильда. Элементарная зависть. Я все на свете отдала бы за такой дом, как этот, и за такого мужа, как Руперт. Действующего мужа. То есть справляющегося со всеми своими обязанностями. Можно мне еще виски?
- Лед, к сожалению, тает.
- А портативной морозилки у тебя нет? Надо ее тебе подарить. Хотя, черт, у меня же нет денег!
- Не беспокойся о деньгах, Морган. Прошу тебя, очень прошу. У тебя столько неприятностей, что глупо думать еще и о деньгах, когда в этом нет абсолютно никакой надобности. Мы с Рупертом хорошо обеспечены, и ты можешь жить здесь…
- Подожди. Я еще не превратилась в инвалида. Восстановлю понемногу старые связи и найду какую-нибудь работу в Англии.
- Я так рада, что ты остаешься…
- Бог мой, что там за шум? Хильда встала:
- Это Саймон. Он уронил поднос с бокалами из-под шампанского. И они, вероятно, разбились.
- Милый Саймон. Он совершенно не изменился. Разве что выглядит и лучше, и взрослее, чем когда-либо раньше.
- Жизнь в браке явно идет ему на пользу.
- Подойди сюда, Хильда. Не прикасайся ко мне, но будь совсем рядом. Хочу смотреть на тебя. В Америке я иногда очень скучала по тебе.
- И я по тебе очень скучала. Я так обрадовалась, когда узнала, что ты приезжаешь.
- Наверно, ты плохо обо мне думаешь.
- Я люблю тебя, глупенькая.
- Мысль, что на самом деле в глубине души ты меня осркдаешь, была бы непереносима. Просто смертельна.
- Но я не осуждаю тебя, дурочка. Конечно, я пока ничего не понимаю. Но и когда пойму… О каком осуждении ты говоришь? Никогда. Ни за что.
- Я так надеюсь, что ты поймешь… Я как раз думала…
- Морган, ты знаешь, что Джулиус…
- Да. Я прочла об этом в вечерней газете. Купила "Стэндард" в лондонском аэропорту, и там была фотография Джулиуса.
- Странно. Правда?
- Невероятно. Мы ведь могли оказаться в одном самолете! Приятно было снова взять в руки милую старую "Ивнинг стэндард". Но оказалось, мне уже не разобраться в комиксах. Они как, продолжают историю Скромницы Блэз и Пчелки Билли?..
- Морган, Морган, Морган…
- Где этот гадостный платок? - Сняв очки, Морган уткнулась в него лицом. Ненадолго повисло молчание.
- Ты не знала, что Джулиус возвращается в Лондон?
- Я понятия не имела, где Джулиус. Знала только, что он уехал из Диббинса.
- Когда ты его в последний раз видела?
- Несколько месяцев назад. И кажется, что прошли годы. Абсурд. Садясь в самолет, я думала, что улетаю от Джулиуса. Прочь, прочь, прочь. А выясняется, что и он перебрался на эту сторону. Может быть, это судьба?
- Судьба… Морган, ты бросила Джулиуса или Джулиус бросил тебя?
- Вероятно, этот вопрос горячо обсуждался.
- Боюсь, что так, дорогая.
- Ладно. В буквальном смысле я бросила Джулиуса. Но по сути он бросил меня. Это все было так запутанно… И гадко, гадко, гадко.
- И все… действительно разрушено?
- Да. Все разрушено. Или разбито. Мы не общались с начала, да, с начала этого года, когда я буквально бежала из Диббинса, бросив студентов, занятия, все.
- Понятно. Именно тогда ты какое-то время мне не писала. Потом появился новый обратный адрес - Вермонт.
- Я жила там у старенького филолога-немца и его жены. Они совершенно не понимали, что происходит. Я - тоже. Я была невменяема. Да и теперь такая. Еще виски, пожалуйста. Чертовы кубики совсем растаяли.
- Я принесу еще.
- Нет-нет, не двигайся. Надеюсь, Джулиус здесь не появится?
- Руперт договорится с ним о встрече где-нибудь на стороне. Как ты думаешь, Джулиус попытается тебя увидеть?
- Нет. Но и прятаться не станет. Будет вести себя как ни в чем не бывало.
- Ты хочешь его увидеть?
- Нет.
- Мы позаботимся, чтобы этого не случилось.
- Как жарко, Хильда. Почти как в Нью-Йорке.
- Да, жарко.
Молчание. Морган поправила подушки. Обе внимательно смотрели друг на друга. Потом Морган сняла очки и сощурилась, хмуря лоб:
- Да-да-да. Я рада видеть тебя, Хильда.
- Тебе нужно поесть.
- Я завязала с едой. Живу на пшеничном виски и аспирине. Теперь перейду на шотландское виски и аспирин. А кстати, где мои вещи?
- Вещи? Ты имеешь в виду одежду, книги и…
- В первую очередь рукописи. Заметки по теории лингвистики, над которыми я работала перед отъездом в Южную Каролину, на конференцию, оказавшуюся столь чреватой последствиями.
- К сожалению, они все еще у…
- Я так надеялась, что ты их заберешь.
- Я пыталась. Но мне не позволили.
- Ясно.
- Что мне теперь надо сделать?
- В данный момент ничего. Мне хочется, чтобы ты была рядом, пока я не пойму, кто я и в чем смысл жизни. В чем этот смысл, Хильда?
- Думаю, что в любви.
- То есть в счастливом браке?
- Нет, просто в любви, ко всем и каждому.
- Это идея Руперта. Так? Думаю, что любовь сложнее, чем ему кажется. Тебя я люблю. Тут сомнений нет. Но иногда мне приходит в голову, что это единственная любовь, на которую я способна.
- Ты очень устала, моя дорогая. Сейчас не время обсуждать, кто ты и что такое жизнь. Ты будешь просто жить здесь, рядом со мной, и постепенно все образуется.
- Хочется верить, что ты права. Как Таллис?
- Ну… он…
- Он знает, что я в Англии?
- Не думаю. Питеру ты не писала?
- Питеру? Ах да, конечно, Питеру. Я не сразу поняла, о ком ты говоришь. Нет, я не писала Питеру.
- Видишь ли, Питер сейчас живет с Таллисом. Господи, это не то, что ты думаешь, идиотка! Он просто живет в доме Таллиса. Таллис ведь переехал. Это ты знаешь?
- Я ничего не знаю о Таллисе.
- Он отказался от дома в Патни чуть больше года назад.
- А как он выплатил ссуду?
- Понятия не имею. Так или иначе, он переехал в Ноттинг-хилл, арендует нижнюю половину дома и живет вместе со стариком-отцом, а теперь и с Питером.
- Господи, значит теперь Леонард у него на руках! Но Питер при чем тут?
- Питер вел себя странно в последнее время. Я кое-что писала тебе об этом, но ты, вероятно, забыла. Он проучился год в Кембридже и заявил, что больше туда не вернется, здесь жить не хотел, и в какой-то момент показалось, что переезд к Таллису - неплохая идея, была надежда, что Таллис убедит его вернуться в Кембридж, только пока это не получилось.
- Понятно. Как все же дела у Таллиса?
- Благополучно. Он… так сказать…
- Не мямли, Хильда, расскажи как есть. Ты знаешь, ведь я не была уверена, что смогу выговорить его имя.
- Я понимаю. Мне трудно о нем рассказывать не потому, что произошло что-то особенное, а потому, что как раз ничего особенного и нет. Он, как и прежде, читает эти свои лекции по профсоюзному движению, работает полдня в жилищном комитете Ноттинг-хилла, вошел в какой-то комитет по расовым проблемам, ну и, конечно, по-прежнему в Лейбористской партии и еще чем только не занимается. Я не так часто вижу его в последнее время, но, по-моему, все как всегда.
- А что с его книгой о Марксе и де Токвиле?
- Руперт сказал, он бросил ею заниматься.
- Как и следовало ожидать. Не вскакивай, Хильда, мне достаточно этого носового платка. О, Господи!
- Извини, дорогая… Но может, тебе уже хватит виски?
- Нет-нет. Последние шесть месяцев оно мне просто необходимо. Думаю, химия организма полностью изменилась. Он счастлив? Глупый вопрос. Разве когда-нибудь Таллис был счастлив!
- Когда заполучил тебя, наверно - да. Внешне он в общем бодр. Но всегда жутко озабочен. Такой, каким ты его знала.
- Какая-нибудь женщина присутствует?
- Насколько мне известно, нет. Морган, что все же ты думаешь относительно Таллиса?
- Ты хочешь знать, вернусь ли я к нему?
- Ну да. Я уверена, он… обрадуется тебе.
- Обрадуется? Не уверена. В самом деле не знаю, как поведет себя Таллис, если я попрошусь назад.
- А ты хочешь?
Морган молчала. Опустив голову, нюхала пустой стакан из-под виски.
- Нелепо отвечать "не знаю", и я не то что не знаю, а просто не понимаю сейчас ничего: ни себя, ни свой брак…
- Там, в Америке, ты о нем, вероятно, просто забыла?
- Как бы не так! Я въехала как миссис Броун, и я обречена была остаться миссис Броун. Разозлившись на что-нибудь, Джулиус начинал называть меня миссис Би.
- Я имела в виду, что, наверно, жизнь с Джулиусом просто-напросто смыла воспоминания о Таллисе.
- Жизнь с Джулиусом была фантастична. Но Таллис оказался несмываемым. Все это долгое время в Америке его лицо постоянно преследовало меня. По ночам, когда Джулиус уже спал, я часто видела в темноте устремленные на меня большие желто-коричневые глаза…
- Невероятно! У тебя чувство вины перед Таллисом? Ты должна это преодолеть.
- Почему? Я действительно виновата. Хотя все это глубже, чем просто вина. Его душа не отпускает мою душу. До сих пор.
- Это какое-то наваждение.
- Да. И оно связывает меня с Таллисом. Мне нужно освободиться. Сначала я надеялась, что Джулиус поможет, но он не приветствовал разговоры о Таллисе, а когда я все же пробовала рассказывать о Таллисе, это оказывалось… невозможным.
- Таллиса трудно описать. Но скажи, дорогая, тебе не хотелось добиться развода и выйти за Джулиуса?
- Хотелось. Но тут появлялось… трудно подобрать правильные слова… в общем, все, связанное с Джулиусом, было таким высоким, что оказывалось возвышеннее каких-либо мыслей о браке. Жизнь с ним была жизнью в мире героев, ну, например, Древней Греции. Воздух казался кристально прозрачным, и все было укрупненным, необыкновенным. Ты понимаешь хоть что-нибудь?
- Думаю, да. Джулиус человек выдающийся.