Глава тринадцатая,
о том, что сделала община Янакочи по приказу дона Раймундо
Посередине площади, у фонтана без воды вы смотрели красными глазами, как убегают с неба последние звезды. Еще не занялась заря. Агапито Роблес, наш выборный, принес знамя.
– Все готовы? – спросили вы и закашлялись.
– Все, дон Раймундо, – коротко ответил Агапито Роблес.
– И всё готово?
– Все, дон Раймундо.
Вы снова закашлялись. На площади появились замерзшие люди. Мы узнавали друг друга по голосу. В темноте даже не было видно, у кого какое пончо. Да и к чему? Вы запретили надевать цветные, чтобы они не выдали нас среда серых вершин.
– Сейчас посмотрим.
В голосе вашем я распознаю недоверие, даже суровость, а то и ярость. Вы знаете, что Агапито Роблес не лжет. И все же хотите пересчитать нас, всадников, сгрудившихся на площади" пониже которой текла река, а нынче расстилается озеро. Начинаете вы с коней. Ощупываете каждое копыто, обмотанное тряпкой. Вы строго приказали: обернуть все копыта. Триста коней, цокающих по камням янауанкской дороги, разбудят жандармов, а тогда… Осмотрев коней, вы проходите мимо спокойного Агапито Роблеса, взволнованного Сиприано Гуадалупе, серьезного Исаака Карвахаля, торжественного и тучного Сиркунсисьона Рекиса, но рядом с веселым и хитрым Крисостомо Криспином вы останавливаетесь.
– Это еще что такое?
На Крисостомо Криспине зеленое пончо.
– Мое пончо, сеньор.
– Ты что, не знал приказа? Я запретил яркие цвета.
– Я думал…
– Выборный, прикажи высечь этого обманщика.
Криспин становится серьезным. Мы выходим вперед. Он гордо отстраняет нас и раздевается сам, готовый принять кару.
– Исаак Карвахаль! Руководить наказанием будешь ты.
Карвахаль хмурится, подходит к своему коню, снимает уздечку. Он недоволен. Доя Раймундо пересолил. Пускай бы отчитал, но не сечь же! Глядя на маленьких пастухов, выгоняющих в поле скотину, Карвахаль недрогнувшей рукой, хотя и без злобы, ударяет виновного, который, как на грех, должен ему овечку. Криспин тяжело дышит, но молчит. Потом он встает и медленно одевается. Щеки у него горят. Дон Раймундо протягивает ему бутылку тростниковой.
– Согрейся, сынок! – И прибавляет: – Для твоего же блага стараюсь. Я видел, как умирали люди из-за яркого пончо.
Вчера вы велели нам надеть темные пончо. "Пускай нас примут за камни!" Криспину не передали приказа вовремя. Мы вскочили в седло. Криспин ушел за другим пончо. Там, где площадь переходит в пологую дорогу, мелькнула лиса. Мы вздрогнули, но все еще надеялись, что это прихотливая игра ночных теней. Однако вонь не оставила сомнении в том, что мимо нас прошмыгнул вестник беды. Если лиса перебежит дорогу, жди несчастья.
– А-ах!.. – громко вздохнул дон Сиркунсисьон Рекис.
Под пончо не виден костюм с жилетом, как у столичного жителя, и даже хорошие ботинки сейчас не разглядишь. Этот невысокий толстый человек возглавляет наше землячество в Лиме.
Мы крестимся. Птицы щебечут как сумасшедшие, встречая зарю. Вы поднимаете руку. Взволнованно и серьезно спускаемся мы вниз по улице. У поворота видим черную юбку, черную шаль, черные глаза и черные косы Мардонии Марин. Не узнавая скорбного лица своей молодой жены, вы хотите проехать мимо, но она хватает вас за ногу.
– Не езжай, сеньор! Ты болен. Ты все кашляешь, сегодня целую ночь не спал. Пожалей себя, пожалей твою жену и детей.
Плача припадает она к вашему седлу. Чтобы вас не смущать, мы поправляем подпругу или глядим, как по ту сторону расщелины рождаются из тумана Тапук, Роко и Уайласхирка.
– Не езжай, сеньор, я видела дурной сон!
Ветер сечет знамя, которое держит Агапито Роблес.
– Мне снились зубы. Ты ехал по площади, мощенной зубами! А мне зубы выбивал ветер, я прикрывала шалью рот, но он все равно выбивал… Не езжай, Раймундо! Подумай о детях" Я много ночей вижу один и тот же сон. И сегодня тоже. Я просыпалась Три раза – и три раза видела, что ты не спишь.
Мардония Марин ударялась лицом о шпоры.
– Что верить снам!
– Со снами не шутят, Раймундо!
Старик погладил склоненную голову жены и приказал:
– В путь!
Агапито Роблес едет вперед" держа знамя. Утренний свет блестит на агавах. Мардонии Марин уже не видно. Мы спускаемся тихо, как во сне, и настороженно следим, уходит ЛИ утренняя дымка, Успеем проехать Янауанку в тумане или нет? Дорога вьется меж скал. Чириканье птиц выдает нас. Мы выезжаем на равнины. В сероватом тумане возникает Янауанкский мост. Конь Кристина заржал; в маисовых полях ему ответила кобыла. Мы похолодели. А что, если все кони заржут? По берегу немощной Чаушуаранги мы доезжаем до Ракре. Уже почти светло, и у первого же дома, среди лошадей, мы различаем Мардонио Луну, Мауро Уайнате, Хувеналя Ловатона и еще пять человек в пончо. Агапито Роблес едет вперед, держа знамя. Вы спрыгиваете на землю, бежите по улочке, вам неспокойно.
– Где Инженер?
– Завтракает у меня, – отвечает Мардонио Луна.
– Веди меня к нему.
Мардонио ведет нас в небеленый двухэтажный дом. Там ночевал Инженер… Как бишь его? Стыдно сказать, но фамилии его я не знаю. Люди пристают: "Дурак ты, дурак, с кем же договор подписал?" Сиркунсисьон Рекис меня точит: "Ты что, не знаешь, что в бумагах первое дело эти данные: имя, фамилия, адрес, номер избирательной книжки? Как же ты подписывал, если у него нет ни имени, ни фамилии?" Ладно, хватит! Не я один виноват. Тут все не без греха. Агапито Роблес, Мауро Уайнате и Сиприано Гуадалупе – что, маленькие? Выборный наш твердит: "Я его звал как положено. Как же еще называть инженера, если не Инженером?" То-то и оно! Никакой благодарности. Скажут еще раз, уйду. Неблагодарные люди у нас в Янакоче, мы ведь неделями ждали, пока не заключили этого договора. Вы вспомните, нашелся хоть один землемер, который составил бы нам опись? Одних купили, других запугали, в Серро-де-Паско никто не стал бы работать для общины. Ведь поземельная опись доказывает, что помещики – воры. Потому хозяева ее и не терпят. Нет, вы припомните! После бойни, которую устроили в Чинче, пошел бы к нам хоть один землемер? Мауро Уайнате, бывший наш выборный, не даст мне соврать. Сколько мы их перевидали? Все шло хорошо, пока не спросят:
– А вы из какой общины?
– Из Янакочи, сеньор.
– Это в Серро-де-Паско?
– Да, сеньор.
– Ищите кого-нибудь другого.
Или запросят пятьдесят тысяч, то есть вежливо пошлют к чертям собачьим. Нет, скажите, я вру? Инженер Пайва сказал: "Не хочу вас обманывать, у меня дети". Инженер Серрано сказал: "Нравитесь вы мне, и я вам даром совет дам – езжайте-ка домой. Никто вам кадастра не составит. Мы прекрасно знаем, что здешние помещики себя в обиду не дадут. У инженера Macиаса девять поместий в Серро. А инженер этот – министр у президента Прадо. И вообще, пока вы не найдете отчаянного смельчака, опись вам ни к чему". Инженер Гарсия сказал: "Думаете, я не знаю, что у помещиков в Серро нет даже жалкой бумажонки, доказывающей их право на земли, а у вас все документы в порядке?"
– Почему же вы не поедете с нами? – спросил Уайнате.
Инженер Гарсия хлопнул двойную порцию водки.
– Поеду, когда в твоих краях реки снова потекут.
Уайнате и замолчал. А ведь не кто-нибудь, выборный был.
Измаялись мы и в одном кабачке, "Пальянчакре", повстречали Антонио Гору, выборного из Ранкаса. Хромой Гора, не знаете? Ну, уж, наверное, знаете, что ногу ему прострелили тогда, в ту самую бойню. Человек он бывалый и опись делать не советовал. Он нас спросил:
– Братцы, зачем вам эта опись?
– Чтобы права имели силу, Антонио.
– Дети вы, дети! Разве для этого бумаги нужны?
– Глава нашей общины, Раймундо Эррера, хочет доказать наше право. Мы и просим, и тягаемся с семьсот пятого года! Будет опись, добьемся правды.
– Только лукавый или безумный верит, что судьи справедливы. Нечего думать о бумагах! Тут сила нужна, братцы!
Теперь я знаю, что Хромой ходил, набирал отряд общинников. Люди в пампе зашевелились, но он держал язык за зубами, считал, что мы не дозрели, рано нам про это знать.
– Такую опись составит только Инженер, – сказал он, открывая пиво.
– Какой Инженер?
– Не знаю. Все зовут его просто Инженер. Его узнать легко – толстенький такой, в темных очках, одну руку поджимает. У него свои повара, свои соглядатаи, свои музыканты. Тут он был в августе, поехал в Хунин и сейчас бродит по Нинао. Они вам и объяснят. Тоже опись хотели составить и наняли его или как там.
Отправились мы в Нинао. Да, они его наняли, но он, не доделав дела, уехал зачем-то в Уануко. В Амбо нам повезло, встретили мы Аделаидо Васкеса. Шляпу долой! Когда я о нем говорю, я снимаю шляпу. Ну, и вы снимите. Дон Аделаидо нас приютил, дал еды на дорогу и сказал, что Инженер меряет поместье "Моска". Календари теперь не в моде, так что бог его знает, какой был месяц, какой год. Одно скажу: Инженера мы нашли.
Аделаидо Васкес нам объяснил: "В "Моске" опись разрешили. Община сумела дать субпрефекту пять тысяч. Начальство там с ними, охраняет. Идите, не бойтесь!"
Через несколько дней мы туда добрались. Подождали рассвета. Почистились, помылись, переменили рубахи, чтобы предстать в том виде, как нам подобает, мы ведь тоже в общине власть. Часов в семь постучались мы туда, где жил Инженер. Вышел Кривой Сера, вы его знаете.
– Что вам нужно, сеньоры?
– Братец, мы – общинники из Янакочи. Инженера ищем.
– Кто вас послал?
– Дон Аделаидо Васкес.
Кривой Сера потянул носом. Такой у него грех: нюхает людей как зверь.
– Идите.
Мы вошли. Посередине стол, а за столом ест обшарпанный человечек.
– Молока больше нет?
– Как не быть, господин Инженер!
– У меня в брюхе ему удобней, чем в кувшине!
И отрезал себе сыру.
– Разрешите сказать слово, господин Инженер? – почтительно спрашивает Уайнате.
– С кем имею честь?
– Я Мауро Уайнате, а эти сеньоры – дон Агапито Роблес и дон Сиприано Гуадалупе, представители общины Янакоча. Мы целый месяц вас ищем.
– Янакоча в провинции Янауанка?
– Да, господин Инженер.
– Чем я могу вам помочь?
– Наша община хочет составить поземельную опись, господин Инженер.
– М-да…
– Мы хорошо заплатим, господин Инженер.
– Все зависит от моих обстоятельств и от одного дела, которым я сейчас занимаюсь. Пока мы здесь говорим, миллионы людей бьются над своими делами; О, бедняги! Всем богатством мира завладею я. Сейчас, правда, я составляю опись для этой общины.
– Мы знаем, вы очень заняты, но вы всегда помогаете общинам.
– Благодаря моим кадастрам многие получили обратно свои земли. В марте я составил опись поместья "Эль Треболь". Все било в порядке. Начальство не возражало. Субпрефектура поставила подпись, а помещик – ни в какую. Приказал, бедняга, перекрыть все пути. Вооружил надсмотрщиков и велел не пускать меня ни за что. Путников, торговцев, простых погонщиков пускали, а меня – нет. Я знаю, откуда шли эти приказы.
– Из префектуры?
– Берите выше.
– Из министерства?
– Если бы мной занимались какие-то министры, я бы жил спокойнее.
– От злости помер! – вставил слово его помощник, Тупайячи, тощий такой, вы его знаете.
– Именно! Я тайно составил опись. Через месяц-другой община и помещик предстали перед судом. Судья был подкуплен и думал, что описи нет. Он велел сторонам выставить свои доказательства. Помещик с радостью согласился. А выборный и скажи: "Вот опись, господин судья". Помещик говорит: "Быть этого не может!" – "Нет, вот она!" – "Не может быть, никто ко мне не ходил". Однако судья признал, что опись по всей форме. Помещик заладил: "Не может быть, не может быть!" Затрясся весь, посинел, схватился за сердце и умер. Да! Прямо в суде умер от инсульта.
– Как же вы составили эту опись, господин Инженер?
– При помощи телепатии.
– Нам нужно то же самое, господин Инженер, – говорит Гуадалупе. – Простите, во сколько это встанет?
– Смотря по обстоятельствам. Разрешение у вас есть?
Мы молчим.
– Так есть или нет?
– Чтобы составить нашу опись, надо попасть на украденные земли. Какой помещик разрешит доказать, что он вор?
Я вставил слово:
– Не хочу обманывать вас, господин Инженер. Дело не в деньгах. Деньги мы соберем. Дело в храбрости.
Гуадалупе испуганно на меня поглядел. Я решил играть в открытую.
– Люди очень боятся, господин Инженер. Ни один землемер к нам не идет. Скажу вам прямо, господин Инженер, у нас в провинции спятило само время, семена лежат в земле, народ не умирает.
Инженер побледнел.
– Повтори!
– Народ не умирает.
Он дрожал.
– Ты меня не обманываешь?
– Реки не текут. Все остановилось.
– Ты не ошибся?
– Часы и те загнили, господин Инженер.
– Тупайячи, готовь багаж. Мы немедленно едем.
– А как же наша опись, господин Инженер? – спрашивает тамошний общинник. – У нас договор, вы не можете нас бросить.
– Меня зовет в Янакочу неотложное дело.
– Да вы их только увидели, господин Инженер. А мы вам дали три тысячи вперед.
– Сотню лет ждали, подождете еще с месяц. Составлю опись для Янакочи и вернусь. Ты уверен, что люди не умирают?
– Время у нас остановилось, господин Инженер.
– Еду немедленно.
Он шагал из угла в угол. Мы не знали, что и делать. Сами того не желая, обидели здешних общинников. В тот же день мы отбыли в Янакочу.
Глава четырнадцатая,
разоблачающая злостные намерения людей, которые распускают слухи о том, будто бы в Уанкасанкосе торговали пончо
Полдень. Крыши виднеются – Уанкасанкос. Звонкое пение рожка извещает о нашем прибытии. Въезжаем на единственную улицу. На площади ожидает толпа – аплодисменты. Явились общинные власти. Инженер спешился, стряхивает пыль. Члены Совета общины начали приветственные речи. Вдруг из толпы вывернулся кто-то маленький, кривоногий, пузатый.
– Где тут Инженер-то?
– К вашим услугам.
– Да на что вы мне дались? Я Инженера хочу видеть, знаменитого топографа, который с нашей общиной договор заключил.
– Это я и есть.
Низкорослый сплевывает.
– Вот ты, значит, какой – великий специалист, что стоит нам таких больших денег. А где твоя каска? Инженер, да чтобы без каски, где же это видано?
– Какая еще каска?
– Сапоги где? Уж я-то знаю: все инженеры в сапогах ходят. А у тебя туфли простые, как у меня. И почему ты не в кожаной куртке? Я видел инженеров на рудниках, все как один в кожаных куртках. А ты в пончо, как все равно мы. И потом инженеры белые. А ты метис, опять же, как я.
Он снова сплевывает.
– Господин Инженер, кум министра, общественных работ, был так любезен, что согласился сделать нам план, – горячо вступается выборный Хасинто.
– Все инженеры высокого роста, они – гринго и говорят по-английски. Ты по-английски говоришь? Yu inglish?
– Я учился в Гренландии, на Борнео, на Мадагаскаре, в Парагвае, я не допущу, чтобы какая-то жалкая личность оскорбляла меня! – кричит Инженер.
Лица, облеченные властью, пытаются оттащить пьянчужку. Все напрасно! Разъяренный Инженер размахивает руками:
– Я сам виноват. Нечего якшаться со всяким сбродом. Я мог бы жить на ренту, наслаждаясь покоем, мог бы работать, совершенствовать свое открытие. А вместо этого что я делаю? Исполненный сострадания к жертвам несправедливости, я помогаю угнетенным, рискую здоровьем. И для чего? Для того чтобы какой-то грубиян унижал меня на глазах у всех? Inglish! Я говорю на тридцати языках. Ite, missa est. И не только говорю: я сам изобрел несколько языков. Inglish! Нет, хватит с меня! Я – человек, погруженный в науки. Мне здесь не место. Тупайячи, забирай тахеометр. Пошли!
– Пожалуйста, не сердитесь на этого жалкого пьянчужку, господин Инженер.
– Yu espik inglish, mister? – вопит между тем низкорослый.
– Замолчите, сеньор Пастрана! Вы должны сию минуту попросить прощения у Инженера! Вам разве неизвестно, что ни один топограф не соглашается работать на индейские общины? На счастье, нам удалось отыскать господина Инженера. Вдобавок еще он – близкий друг министра общественных работ. Как же вы позволяете себе обижать его?
Альгвасилы оттаскивают пьяного. Но Инженер все еще кипит:
– Я объехал весь мир. Я переплыл двенадцать морей! Я пересек полюс вплавь. Я член Берлинской академии общественных и оккультных наук, я преподавал на кафедре небесной механики в Пекинском университете. Я слишком скромен, чтобы распространяться далее о своих заслугах, но на днях я заканчиваю величайшее в истории открытие. И вот какое-то ничтожество издевается надо мной! Нет, я уезжаю!
Инженер пытается сесть на лошадь, представители власти его удерживают.
– Не сердитесь, господин Инженер, негодяй будет примерно наказан. Ведь это же несправедливо – из-за одного глупого человека пострадает все селение. Мы высоко ценим ваши ни с чем не сравнимые услуги, мы готовы повысить ваш гонорар.
– На тысячу солей! Да и то я еще подумаю.
– А если на пятьсот, господин Инженер?
Инженер снова вспыхивает.
– Какая наглость! Вы что – на базаре? Человеческое достоинство нельзя купить за деньги! Чтобы вы это поняли, мне придется потребовать увеличения гонорара не на одну, а на две тысячи солей. Ну как? Да или нет?
– Мы согласны, господин Инженер.
Инженер успокоился лишь после того, как выпил целую бутылку. Смеркается. Власти провожают нас на ночлег. В зале, на столе, покрытом новой клеенкой, ожидает ужин, от одного вида которого у меня голова начинает кружиться.
– Музыку! – кричит Инженер.
Жабоглот надевает маску. Великолепная маска! Истинный дьявол. Жабоглот танцует, подыгрывая себе на скрипке. Теперь мой хозяин доволен. Я тоже – наелся так, что аж тошнит. Да разве я не заслужил угощения! Жабоглот начинает танец скотокрадов. И тут снова появляется прежний пьянчужка.
– Что этому человеку здесь надо? – гневно вопрошает Инженер.