- И что? - спокойно спросил советник.
- Объясню, - снисходительно сказал Макдауэлл, - нами принято решение: в случае отказа от наших условий, средства будут конфискованы.
- Мне импонирует ваша манера ведения переговоров, - в тон собеседнику заметил Иван Степанович, - сразу обозначаете позицию силы. С ходу заявляете о подобных решениях. С порога, так сказать, в зубы.
- У нас есть к этому основания. Наши специалисты составили психопрофили всех потенциальных переговорщиков. По их мнению, вы - самый восприимчивый к логике, эмоционально устойчивый и, в то же время влиятельный. Вы уважаете силу и готовы ей подчиняться.
Добрый-Пролёткин слушал объяснения сенатора, понимающе кивая, словно соглашаясь с ним во всем. А сам сказал, между тем, нечто совершенно противоположное:
- Исключительно интересно! Вы даже не представляете, как приятна мне наша беседа. Узнать о себе столько нового! Единственно, не могу понять, какое отношение я имею к проблемам указанных вами личностей? Вероятно, у вас есть веские основания, чтобы пойти на такой шаг, да и я, признаться, не всегда разделяю методы их работы. Так что выпороть этих уважаемых господ было бы не вредно. Финансовыми, так сказать, розгами.
Макдауэлл несколько секунд молчал, осознавая сказанное, затем захохотал.
- Вы шутите?! Это действительно смешно!
- Я? - удивился Иван Степанович. - Я никогда не шучу.
Сенатор резко оборвал смех.
- Вы понимаете, к чему приведет ваш отказ? Он ничего не изменит, мы просто выберем другого партнера по переговорам, и, поверьте, вас скушают свои же. Кто захочет терять такие деньги?
- Отказ? Вовсе нет! Понимаете, мистер Макдауэлл, я, как ни странно это звучит, не занимаюсь политикой. Я всего лишь отстаиваю интересы моего… работодателя. И ситуация сложилась таким образом, что Виктор Сергеевич Загорский в ближайшие три-четыре недели будет занят чрезвычайно важными вопросами и не сможет уделить вам должного внимания.
- Более важные вопросы? Простите, сэр, я не очень понимаю, разве может быть что-то важнее судьбы мира?
- Ах, оставьте! Поверьте, дорогой сенатор, миру безразлично, куда уйдет очередной триллион долларов. И по большому счету - не все ли равно, кто будет находиться у власти? Все это суета…
Макдауэлл был явно поражен.
- Вы… вы серьезно?
- Разумеется! Разумеется, серьезно! Но, действительно, это все общие рассуждения, а реальность состоит в том, что Виктор Сергеевич в ближайшие четыре недели не сможет отвлекаться на мелочи вроде передела мировых финансов. Ждать будете?
- Ждать?! Вы с ума сошли! Через двадцать дней встреча президентов!
- Отложить нельзя?
- Нельзя, - резко сказал Макдауэлл, - мне кажется, вы не понимаете всю серьезность ситуации. Нам все равно с кем сотрудничать, а у вас немедленно начнутся осложнения со своими же коллегами.
Иван Степанович сокрушенно покачал головой.
- Вы правы в одном: не все поддержат мое решение. Но, что тут поделаешь - как говорит русская пословица - нет худа без добра, - сказал он, искусно выделяя в речи слова "мое решение".
И это явно не осталось незамеченным. В голосе сенатора появились нотки раздражения.
- Это ваш окончательный выбор?
- Да, - уверенно сказал Иван Степанович.
Макдауэл поднялся с кресла.
- Тогда я не могу вас больше задерживать. Я мог бы более подробно рассказать, кого именно я представляю, и раскрыть наши истинные возможности, но… Думаю, вы и так все прекрасно сознаете. Мне искренне жаль вас и господина Загорского.
Иван Степанович также поднялся.
- Как бы я не хотел продолжить разговор, однако, к сожалению, мне, действительно пора. Всего хорошего.
Он взял портфель, повернулся и направился к выходу, но у самых дверей остановился, и хлопнул себя по лбу, как будто вспомнил нечто важное.
- Ах да! Совсем забыл! Проклятый склероз! Хотел ведь вам бумажечку передать, да забыл!
Иван Степанович расстегнул портфель, залез в него чуть не по локоть, долго копался, затем выудил папочку и протянул сенатору.
- Почитайте на досуге.
Макдауэлл подошел и нехотя взял бумаги.
- Что это?
- Так, сущая ерунда… почитайте, почитайте. И, кстати, у вас всегда с собой есть книжечка… ну, такая, в кожаном переплете, которую вы всегда берете в путешествие. Верно?
В глазах сенатора мелькнуло удивление.
- Вы о чем?
- Я же говорю, ерунда! Гляньте на двадцать седьмой странице, начиная с третьей строки сверху. До свидания.
Добрый-Пролёткин подхватил портфель и выскользнул за дверь.
* * *
Макдауэлл не особенно удивился поведению советника. Конечно, этот русский выглядит и говорит крайне экстравагантно, но ему далеко, например, до парней из Зимбабве. Им руку протягиваешь, и думаешь, откусит сейчас или сначала отведет на кухню. Да и разговор состоялся бессмысленный - бродвейское шоу, а не деловая встреча. Хотя… Надо признать, с психологической устойчивостью у него все в порядке. Не может он не понимать, кого представляет сенатор, какие силы включаются в игру, и что стоит на кону. А, посмотрите, никаких жестов, мимических реакций и всего того, что позволяет специалисту без труда читать собеседника.
Ничего страшного. Если человек не справляется, на помощь приходят высокие технологии.
Сенатор, сидя на кресле, произнес в пространство:
- Изображение на монитор!
На большом экране появилось лицо советника крупным планом. Макдауэлл поднял пульт и прибавил увеличения, оставив только огромные глаза. Голубой цвет зрачка распался на множество пятнышек различных оттенков, проявились безобразно-крупные поры на коже век, толстые как прутья ресницы и похожие на червячков сосудики. Камера со сверхвысоким разрешением способна зафиксировать мельчайшие движения, но, как ни удивительно, зрачки оставались неподвижными, словно принадлежали не живому человеку, а искусно сделанной статуе.
- Черт, - пробормотал сенатор и вызвал консультанта-психотехника.
Вместе они раз за разом просматривали запись, и психотехник все больше мрачнел.
- Сэр, я в замешательстве. Его реакции - полностью аномальны. Я не берусь делать выводы. Простите, сэр… хотя… - он приподнялся в кресле, вглядываясь в монитор, - есть! Смотрите, сэр! Микроскопическое подергивание левого века!
- И что это значит? - озадаченно спросил сенатор.
- Знаете, сэр, на лице пятьдесят семь мышц, все контролировать невозможно, какая-то реакция последует обязательно. Так и произошло, у человека - уникальная подготовка, но и он не всесилен.
- Как это проанализировать?
- Сейчас займусь. Прогоним на компьютере, оценим… Полчаса, и я расскажу об этом парне все!
Макдауэлл удовлетворенно улыбнулся.
- Превосходно. Работайте.
- Да, сэр!
Психотехник вышел, а Макдауэлл откинулся на спинку кресла. Честно говоря, он рассчитывал на сотрудничество с Добрым-Пролёткиным и Загорским, но если нет, то ничего страшного, найдутся другие.
Сенатор без особого любопытства развязал похожие на шнурки для ботинок завязки и раскрыл подсунутую русским папку. Внутри находилась стопка необыкновенно тонкой, почти папиросной бумаги, с текстом, напечатанным очень мелким шрифтом. Надо же! Казалось, тут всего несколько листочков, а на деле - целая книга! Макдауэлл присмотрелся. Написано по-английски, шрифт необычный, вытянутые буквы, как в старых книгах… Странно, что они вообще ухитрились это напечатать, обычный принтер точно не потянет! Посмотрим…
Странное дело, впечатление такое, что, над текстом поработала безумная машинистка. Никаких абзацев, масса ошибок и полное отсутствие знаков препинания. Сенатор отделил от стопки первый листок и поднес к глазам, вчитываясь…
Чтение заняло не более нескольких секунд.
- Мой бог… - пробормотал Макдауэлл, подхватил всю стопку и начал быстро просматривать - лист за листом.
Несмотря на очень и очень специальное обучение, сенатор так и не овладел в должной степени искусством самоконтроля. Иначе как объяснить выражение безграничного удивления и густой румянец, в один момент заливший его лицо.
Если говорить образным языком, то в руках у сенатора Соединенных Штатов Америки, члена первейших закрытых клубов, магистра нескольких тайных обществ, миллиардера и одного из самых влиятельных людей на планете, находилась настоящая бомба. Бомба, способная разнести его жизнь на атомы.
Сотни листов невероятно тонкой бумаги содержали все информацию о жизни Макдауэлла. Как будто стенографистка набирала текст под чью-то диктовку, совершенно не заботясь об удобстве читателей. Стиль - ничто, факты - все.
А любопытный читатель мог бы найти здесь много интересного. Например, что благородный потомок первых поселенцев до шестнадцати лет писался в кровать. Или что первые деньги он заработал, подделав подпись отца на банковском чеке. Папаша ничего не заметил, он полностью доверял своему бухгалтеру. А бухгалтер был неравнодушен к молоденьким мальчикам, так что с ним удалось договориться полюбовно. Кто-то невероятно информированный извлек из небытия все делишки, о которых Макдауэлл сам давно забыл или просто не хотел вспоминать.
Неизвестный автор педантично описал все проведенные сенатором переговоры за последний год и аккуратно, по линеечке, разрисовал организационные схемы всех тайных обществ. По сравнению с этим, полная информация по личным и корпоративным счетам казалась доброй шуткой.
Сенатор вытащил из стопки последний листок и прочитал сделанную от руки завершающую надпись, с издевательской вежливостью сообщающую, что по желанию читателя аналогичный труд может быть проделан и в отношении всех коллег мистера Макдауэлла.
Взять себя в руки удалось быстро. Скорее всего, за ним наблюдают. Будем надеяться, что страницы не попали в кадр…
Макдауэлл захлопнул папку и равнодушно отложил в сторону, словно не нашел в бумагах ничего интересного.
Открылась дверь, и в комнату заглянул консультант.
- Сэр?
- Входите, Коули.
Коули выглядел явно озабоченным.
- Сэр, я даже не знаю, как сказать…
- Говорите как есть, это лучшее решение.
- Да, сэр.
Коули взял пульт и максимально увеличил изображения глаз Доброго-Пролёткина, так что остался виден маленький участок кожи под глазом.
- Смотрите, сэр, вы видите вроде бы непроизвольное подрагивание мышцы. Едва заметное, но выраженное. Видите?
- Я это уже видел. Честно говоря, не думаю, что из этого можно извлечь полезную информацию. Скорее всего, простой нервный тик. Нет?
- Нет, сэр. Все дело в программе…
- Какой программе?!
- Программе-анализаторе. Она автоматически определяет колебания объекта и выдает частотные характеристики.
- Частотные характеристики нервного тика? Мудро, - издевательски прокомментировал сенатор.
- Это просто автоматическая функция. Мне сразу показалось подозрительным отсутствие четкого ритма и наличие двух выраженных типов сокращения мышцы: короткого и длинного.
- Коули, вы не могли бы перейти к делу?
- Конечно, сэр. Это безумие, но я отправил полученный спектр в "Вавилон".
Макдауэлл с изумлением посмотрел на консультанта. "Вавилон", между прочим - это самая совершенная в мире программа-дешифратор.
- А вы не пробовали отослать в НАСА? Они давно ищут сигналы внеземных цивилизаций.
Коули выглядел потерянным.
- Понимаю вашу иронию, сэр. Я бы и сам не поверил. Только взгляните на это…
Консультант нажал кнопку на пульте, и на экране появился короткий текст.
Макдауэлл всмотрелся и прочитал:
- Ах, мой милый Августин, все прошло, все… И что это?
Коули откашлялся, прикрывая рот рукой, и тихо сказал:
- Это расшифровка спектра. Собственно, шифра нет - простая азбука Морзе.
Сенатор воспринял информацию на удивление спокойно.
- То есть вы утверждаете, что русский при помощи лицевых мышц передает сообщение с текстом дурацкой песенки? Я правильно понимаю?
- Да, сэр, - твердо сказал Коули, - именно так.
Макдауэлл задумался. Он непроизвольно барабанил пальцами по подлокотнику, и негромко напевал "Августина". Получалось необыкновенно фальшиво.
- Хорошо, Коули, - наконец сказал сенатор, - вы свободны.
Консультант коротко поклонился и вышел, а Макдауэлл, дождавшись, когда он закроет дверь, вскочил с кресла и почти бегом направился к столу, где стоял изящный портфель из драгоценной крокодиловой кожи с замочками из белого золота. Как там говорил русский: "двадцать седьмая страница, третья строка сверху"?
Сенатор бережно достал из портфеля небольшую книжицу в коричневом кожаном переплете. Томик бесподобного Сунь Цзы был его талисманом и нескончаемым источником мудрости. "Искусство войны"… А что, скажите, наша жизнь, как не война всех против всех? Простые слова древнего китайского полководца указывали верный путь и помогали поддерживать душевное равновесие.
Макдауэлл быстро пролистал страницы. Вот она, двадцать седьмая… Третья строчка. Восьмая глава - "Девять изменений".
"Бывают дороги, по которым не идут; бывают армии, на которые не нападают; бывают крепости, из-за которых не борются; бывают местности, из-за которых не сражаются; бывают повеления государя, которые не выполняют".
Сенатор поспешно захлопнул книжку.
* * *
Советники Гофман и Добрый-Пролёткин встретились в буфете администрации. Если кто-то считает, что там предлагают исключительно черную икру с ананасами и фуа-гра, то глубоко заблуждается. Антураж сего заведения не отличался особой изысканностью: бледно зеленого цвета стены, столы, покрытые дешевой клеенкой, ситцевые занавесочки на окнах. Гофман, например, взял полстакана сметаны и сдобную булочку, а Иван Степанович ограничился чаем, да и то для того, чтобы не сидеть за столиком впустую.
Гофман кушал сметану и одновременно говорил, и поэтому речь его перемежалась причмокиваниями.
- Иван Степанович, уважаемый! Ну, некрасиво как-то получается. Зачем же вы так неаккуратно с американцем-то?
- А что такого? - отвечал Иван Степанович, прихлебывая чай, - вроде ничего недостойного я не совершал, договоренностей не нарушал. Разве нет?
- С формальной точки зрения - все правильно. Но ведь у любого закона есть не только дух, но и буква.
- Лукавите, Карл Иммануилович, лукавите. Признайтесь уже, что сами имеете на него виды!
- А я этого не скрываю.
- Так и забирайте его себе!
- Э-э-э, нет! Американец, конечно, субъект интересный, но… Сначала основное блюдо, десерт - напоследок.
- Мудрено изъясняетесь. Значит, от писателя нашего отказаться не желаете?
- Как можно! Поборемся еще!
- Ну-ну, - сказал Иван Степанович, поставил стакан и поднялся, - к сожалению, вынужден вас оставить. Дела.
- Всего хорошего, - флегматично произнес Гофман.
- Я надеюсь, - Добрый-Пролёткин наклонился к самому его уху и тихо сказал, - что мы оба не будем делать глупостей. Ведь так?
- Разумеется! Я исключительно за мудрый подход. У вас есть сомнения?
- Каюсь, грешен. Но вы их развеяли.
Добрый-Пролёткин вышел из буфета, а Гофман принялся за чай с булочкой.
VII
Пока господа советники занимались большой политикой, а заместитель главы президентской администрации страдал от неразделенной любви, Наташе, которая, собственно и была предметом этой самой любви, приходилось заниматься вопросами насущными. Оказалось, что даже привилегированное положение в больнице не освобождает от необходимости денежных выплат. У Рудакова нашли какую-то проблему с мозгами и прописали дорогущее немецкое лекарство. Наташа, правда, считала, что проблема с мозгами существовала у Рудакова с момента рождения и вряд ли поддавалась медикаментозному лечению, но чего не сделаешь для любимого мужа!
Чтобы восполнить потери семейного бюджета пришлось взять заказ на несколько статей. Нужно было красивым литературным языком расхваливать достоинства новых жилых комплексов в ближайшем Подмосковье, главными преимуществами которых оказались "транспортная доступность" и "нетронутая природа". Наташа не поленилась и залезла в Интернет, дабы удостовериться хотя бы в наличии этого самого жилья, и обнаружила, что близость к Москве компенсируется мертвыми пробками и переполненными электричками, а "природа" означает окруженный чахлыми кустиками полигон бытовых отходов и небольшой заповедничек с романическим названием "питомник энцефалитных клещей". Интересно, кому пришло в голову разводить клещей в непосредственной близости от столицы?
Пришлось примириться с собственной совестью и заняться откровенным враньем. Наташа успокаивала себя тем, что это все нужно для страдающего больного.
Впрочем, литературно-рекламные опыты не приносили особых дивидендов, так что возникла необходимость поиска дополнительных финансовых поступлений. Вопрос дружеского займа отпал сам собой: из друзей Рудакова кредитоспособными выглядели только Ванька Кухмийстеров и Дискин. Ванька, возможно, и рад был бы помочь, но оказалось, что семейным бюджетом ведает его супруга - дама суровая и расчетливая, выдававшая мужу на обед и проезд. Стали понятны его нежелание платить по счетам в кабаках и любовь к посиделкам в гостях. Дискин же, услышав о финансовых неурядицах в семье Рудакова, сделал такое скорбное лицо и такими яркими красками описал все свои денежные потери, что просить после этого в долг было бы просто неприлично.
Совсем не к месту вспомнилась последняя встреча с Загорским. Вот для кого финансовых вопросов не существует. Яркая иллюстрация классического утверждения: "деньги нужны для того, чтобы о них не думать".
Мысли обратиться к такому большому начальнику за вспомоществованием даже не возникала, хотя Наташа прекрасно понимала, что в этом случае отказа не будет. Она, слава Богу, давно не маленькая девочка и отдавала себе отчет в природе интереса, проявленного Загорским. Как же, забота о попавшем в беду российском гражданине!
Но делать нечего, оставался последний шанс - звонок маме. Понятно, что Светлана Тихоновна на дух не переносила Рудакова и считала, что он сломал жизнь ее маленькой дочурке, но в этом случае можно было надеяться на помощь. Все-таки, больной человек и все такое…
Предчувствие оказалось верным. После двухчасового телефонного разговора, состоящего из упреков и высказываний вроде "я же предупреждала", мама согласилась спонсировать лечение нелюбимого зятя. Правда, Наташа была уверена, что основным побудительным мотивом стала появляющееся возможность после всего по нескольку раз в день напоминать Рудакову, кому он обязан жизнью.
Пришлось ехать сначала к маме в Медведково, потом в аптеку на Кузнецком Мосту, единственное, где было нужное лекарство, затем - бегом - в больницу к Рудакову, так, чтобы подгадать к обходу. Успела все, даже купить по пути мандаринов.
В больнице Наташа пообщалась с врачом, отдала упаковку с ампулами, сунула по пятисотенной двум сестрам, ходящим за Рудаковым, и после всего, уставшая, но довольная, прошла в палату к мужу.
Рудаков сидел на кровати, опершись спиной на подушки, и бойко стучал по клавиатуре ноутбука. С одной стороны это хорошо, поскольку главврач говорил, что могут из-за травмы быть проблемы с мелкой моторикой пальцев, а ничего такого не наблюдалось…
- Это что? - строго спросила Наташа.
- Здорово, Натаха, - ответил Рудаков, не отрываясь от экрана.