Неизвестный хлопец появился месяца два назад. Катьку не раз видели с ним односельчане, но никто не знал, откуда он и где живёт - ни в Ректе, ни в округе никто не видел никогда такого хлопца. На все расспросы родителей Катька, которой уже шёл девятнадцатый год, или отмалчивалась или же и вовсе уверяла, что всё это неправда, наговоры односельчан, и никакого хлопца она не знает, и никаких кавалеров у неё отродясь не было. Однажды Ганна, не выдержав, пару раз перетянула Катьку пугой, но та лишь разрыдалась, но так и не выдала свою тайну. Хуже всего было то, что Катька стала сохнуть не по дням, а по часам. Лицо почернело, всё более явственной становилась неожиданная худоба, хотя ещё летом Катька была розовощёкой, плотной девкой. Всё чаще её стало клонить ко сну, а в последнее время - и днём. Блиниха даже заплатила соседям, чтобы те отправляли свою дочку на панщину к Старжевским вместо Катьки. Но и отдых не помог - та с каждым днём становилась всё хуже. За хороший кумпяк мяса, который Блини- ха заработала в Пропойске, удалось заманить лекаря Старжевского, но тот лишь развёл руками - никакой болезни он у Катьки не обнаружил. Ганна сердцем чувствовала, что не к добру встречи Катьки с неизвестным хлопцем, но пока не могла ничего понять. Сегодня вечером должна была прийти ворожея Мария. Ворожила она не всегда хорошо, но всё же к ней ходили не только жители Ректы, но и вся округа - ворожеи лучше Марии всё равно не было.
Катька в сопровождении Василя явилась лишь через час. Василь, едва втолкнув Катьку в хату, напустив при этом клубов свежего, морозного воздуха, возмущённо сообщил Ганне:
- С хлопцем стояла! С хлопцем! Возле каменной крушни. Я поначалу вида не подал, хотел его, гада, получше разглядеть. Да разве разглядишь в такой темноте? А как они целоваться стали, тут я и не выдержал. Схватил кол и к ним - думаю, огрею его по спине. Да где там! Он тут же отскочил к роще - там у него конь был привязан. Вскочил в седло и был таков. Конь заржал, словно в насмешку. Не догоню же я коня. А Катька, стерва, так и не говорит, с кем была.
Катька молча стояла посреди хаты, потупив взор в пол.
- Ах ты дрянь такая! Так ты скоро, может, в подоле принесёшь нам, а?! Вот бесстыдница! А ну говори, кто это был, а не то!.. - Ганна с гневом схватила подвернувшуюся ей под горячую руку пугу и уже хотела было ударить Катьку, но в это время в дверь постучали.
Ганна отбросила пугу в сторону:
- Скажи спасибо людям. Кто там? Входите.
В хату медленно вошла Мария. "Вот зараза, хоть бы быстрее дверь закрывала за собой - всю хату выстудила!" - недовольно подумал Василь.
Приход Марии избавил на время Катьку от расправы, и она, довольная, что её оставили в покое, скрылась за печкой.
- Слыхали, что в Журавичах случилось? Ко мне только что кум приезжал, рассказывал, - поинтересовалась раздевшаяся Мария, которую так и распирало от желания рассказать какую–то ставшую ей известной историю.
- Ну, уж что у нас в Ректе случилось - почище будет, - махнула рукой Ганна.
- А вот то–то, что и там черти разгулялись, - возразила Мария. - Помнишь, у Гречихи ты мальца три года тому назад принимала?
- У Гречихи? У него ещё дом на самой окраине?
- Про дом не знаю. А мальца ты принимала - мне кум говорил.
- Помню. Дом на окраине. Он ещё лет на двадцать своей жены старше. Так что случилось, говори толком!
- То–то, что старше. Пошла его баба в баню, взяла с собой дитя. Помыть чтобы. Да и говорит этому Гречихе - смотри, мол, старый чёрт, приходи быстрее к бане. Как я позову - возьмёшь мальца и в хату. Она его намного моложе, вот и взяла дурную привычку "старым чёртом" называть. Помылась, вытерла малого и кричит в двери - ты тут, старый чёрт? А из–за дверей отвечают - тут, мол. Пар кругом, ничего не видно. Она мальца в двери подала - вроде мужу. И стала мыться дальше. А тут стук в двери - где, спрашивает муж, наш малец, я за ним, дескать, пришёл. Та ему и говорит - я ж тебе его отдала. Выскочила она, обошли с мужем вокруг бани - а там следы копыт к забору ведут. А после забора и вовсе пропадают, будто кто в небо полетел. Тут только и поняла она, что не мужу мальца отдала, а чёрту. Не надо было мужа старым чёртом обзывать.
- Почему чёрт - может, так кто дитя украл? Цыгане какие? - пожал плечами Василь и проворчал: - У нас чуть что, сразу нечистых поминают.
- А то и дело, что самый настоящий чёрт. На снегу следы копыт были, а за забором исчезли. Как пить дать, это был чёрт. Да и у нас в Ректе черти Пятро и Г але горя наделали. Что–то не так у нас в округе, раз черти так разошлись. Может, ещё и не последняя беда.
- Что ты - накаркаешь! - испуганно воскликнула Ганна и перекрестилась на висевшие в углу иконы.
- Ну да ладно - давай про Катьку поговорим. Для того ведь и звала, - махнула рукой Мария.
- Ну, вы тут гадайте, а я в хлев схожу, свиньям есть дам, - предупредил Василь и вышел во двор.
- Ты пока в хату не заходи - я тебя сама позову! - крикнула Ганна мужу вдогонку.
- Ладно! - донёсся едва слышный ответ Василя.
Мария расстелила на полу принесённые с собой белые рушники и усадила на них Катьку, заставив предварительно сбросить с себя всю одежду. Без одежды Катька чувствовала себя неуютно, но атмосфера таинственности и загадочности, всегда сопровождающая любое гадание, помогла девушке преодолеть первоначальное смущение, и дальше она стала чувствовать себя спокойнее.
- Боже ж ты мой - до чего исхудала! Одна кожа и кости! - всплеснула руками Ганна.
Она не видела Катьку голой всего несколько дней - совсем недавно они мылись в бане, но теперь ей казалось, что за эти несколько дней дочь ещё больше осунулась и похудела.
Мария поднесла палец к губам, призывая к молчанию, и принялась бормотать вполголоса какие–то заклинания. Ганна с интересом следила за её действиями.
Закончив бормотать, Мария извлекла откуда–то из глубин принесённой с собой торбы пучок сушеной травы. Попросив у Ганны огня, подожгла траву и принялась обкуривать ею Катьку. Девушка закашлялась от дыма, но Мария, успокаивая, ласково погладила её по голове:
- Тихо. Тихо. Дым всё скажет. Это буркун–трава, от её дыма ничего не скроется.
Дым был совсем не едким, но каким–то особенным - с лёгкой и немного пряной горчинкой.
После того как истлел первый пучок, Мария достала из своей торбы второй и вновь принялась обкуривать Катьку. Постепенно вся хата наполнилась дымом. Стало трудно дышать. У Катьки, Ганны, да и у самой Марии на глазах появились слёзы.
Ганна закашлялась, будучи не в силах больше сдерживаться, и нетерпеливо спросила:
- Долго ещё?
Мария лишь отмахнулась:
- Терпи и молчи, а то всё испортишь.
Гадалка подожгла ещё один, самый большой, пучок травы, подойдя к Катьке, ещё раз основательно окутала девушку дымом и, не дожидаясь, пока буркун истлеет, потушила его прямо ладонями, истёрла в мелкую труху, посыпала её на голову Катьке и отчётливо произнесла:
- Буркун, дай свою силу! Дай знать, кто мешает жить, кто недоброе задумал? Что за хлопец к Катьке ходит? Что он за человек? Как его отвадить?
При словах о хлопце Ганна внимательно посмотрела на дочь, но та была словно во сне и лишь покачивалась в такт словам Марии.
- Откуда он? - громко спросила Мария.
- Я не знаю. Я не знаю откуда, - каким–то чужим, усталым и незнакомым голосом ответила Катька и покачала головой.
Ганне казалось, что она или спит, или просто не в себе от дыма.
- Говори. Покажи ей, буркун, откуда хлопец. Покажи деревню его, хату его. Видишь, Катька, хату? Видишь деревню?
- Не вижу. Один бурелом да чаща дикая. Волки да медведи вокруг. Нет никакой хаты. И деревни нет, - всё тем же чужим голосом ответила Катька.
- Он перед тобой! Хлопец твой перед тобой. Помоги, буркун, увидеть его! Помоги нам! Что ты видишь, что чувствуешь? - Мария положила руки Катьке на голову и заглянула ей в лицо.
По лицу девушки пробежали едва заметные судороги.
- Не вижу. Ничего не вижу. Какой–то чёрный тулуп. Его тулуп. Вроде и не он это. Тяжко мне. Тяжко.
- Помоги, буркун–трава, узнать нам, кто спасёт от напасти? Кто поможет отвести лихо? Укажи, кто? - продолжала заклинать Мария. - Что видишь, Катька? Что видишь, говори!
- Отца вижу. Малую Зимницу вижу. Пожар. Колесо у него в руках. От телеги колесо. Больше ничего. Тяжко мне. Отпустите меня! - простонала Катька и в изнеможении рухнула на расстеленные на полу рушники.
- Что ты, Катенька! - всплеснула руками Ганна и бросилась к дочери.
- Теперь уже всё. Не бойся - сейчас она придёт в себя. Надо только водой лицо помочить да воздуха свежего пустить, - заверила её Мария.
Ганна уже хотела было выпроводить от греха подальше Марию восвояси, но потом, убедившись, что Катька и в самом деле пришла в себя после того, как её лицо окропили холодной водой из бочки в сенях, успокоилась и принялась проветривать хату.
- Что у вас тут - не пожар ли? Откуда столько дыма?! - испуганно спросил прибежавший из хлева Василь.
Рябая, уже немолодая, но всё ещё крепкая кобыла медленно тащила сани по узкой, припорошенной свежим ночным снегом дороге. Василь, запахнувшись в кожух, смотрел по сторонам на занесённое снегом поле и вспоминал вчерашнее гадание Марии. Гадалка после окуривания Катьки выглядела растерянной и толком так и не смогла ничего истолковать из сказанного дочерью. Разве что сказала, что парень - нездешний, но это Василь знал и сам. А главного - кто он да откуда - так и не сказала. Но удивительнее всего было то, что Катька увидела отца в Малой Зимнице. А как раз утром пришли от Старжевских и сообщили, что пан отправляет Василя за лисьими шкурами в зачёт будущих отработок как раз в Малую Зимницу.
Потянуло свежим морозным ветерком, и Василь натянул пониже на голову свой треух. "Может, хлопец этот, чтоб ему неладно было, из Малой Зимницы? Так нет - я там всех знаю вроде. Нет там такого хлопца, кажись. Или есть. Ей Богу - нету! Может, чей родич и приезжает к кому, а заодно и к нам - Катьке голову дурить. Надо будет поспрашивать у тамошнего ловчего Ивана Крюка - может, он чего знает и расскажет?
Из–за леса поднялось низкое февральское солнце и осветило всё вокруг чуть розоватыми, холодными лучами. Но даже этого скупого света было достаточно, чтобы на душе у Василя стало радостнее, и он, весело свистнув, незлобно щёлкнул Рябую пугой и сани понеслись - впереди был лишь небольшой лесок, а за ним и первые дворы Малой Зимницы. Василь уже заранее предвкушал хороший обед с дичью и самогоном у ловчего, да и Рябой была хорошо знакома дорога, и кобыла почуяла, что и ей перепадёт кое–чего в соседней деревне.
Едва проехав лесок, Блин тут же натянул вожжи:
- Тпру! Стой, зараза!
Рябая послушно остановилась.
Василь удивлённо разглядывал ещё не успевшее за ночь остыть пепелище, которое чёрной дырой зияло на месте самого первого дома. От чёрных обвалившихся стен в небо поднимались едва заметные струйки дыма. Снег вокруг пожарища был утоптан множеством ног. То там, то здесь виднелись ледяные пятна - всё говорило о том, что совсем недавно жители деревни боролись с огнём, но так ничего и не смогли поделать. Теперь тут было безлюдно. "А ведь Ганна сказала, что Катька в бреду видела меня в Малой Зимнице на пожаре. Я и колесо какое–то в руках держал, - удивленно вспомнил Василь Блин. - Не соврала, значит, Мария. Только что к чему?"
Привязав Рябую к стоящему у самой обочины дереву, Василь направился в сторону пожарища - с одной стороны, ему было просто любопытно поглазеть на случившееся, а с другой - мало ли чего могло остаться после пожара, что сгодится в хозяйстве. У людей, конечно, горе, и пользоваться этим нехорошо, но раз тут была вся деревня, уж наверняка ничего путного не оставили.
Не дойдя совсем немного до кромки пожарища, Василь неожиданно споткнулся о какой–то предмет, зарытый в снег. Расчистив снег руками, Блин извлёк из него. колесо от телеги. Почти такое же, какие были в его повозке. "Вот и колесо! Не соврала Катька. И вправду есть что–то в этом гадании. Как в воду глядела!", - удивлённо подумал Иван и, позабыв, что хотел осмотреть пожарище, побрёл к своей телеге, продолжая очищать от снега и разглядывать найденное колесо.
Бросив колесо под рогожу, которой была укрыта телега, Василь ещё раз оглянулся на пожарище и поехал прямо к ловчему.
Крюк уже поджидал его дома.
- Здорово, Иван! - поприветствовал хозяина вошедший в хату Василь.
- Здорово, Василь. Проходи, лисьи шкуры уже готовы - как раз двадцать пять штук. Посидим - вон моя жинка сколько наготовила, - хозяин сразу же пригласил Василя к столу.
- Добра, - охотно согласился Василь и, сбросив кожух на лавку, окинул взглядом стол.
Стол был знатный - в одном чугунке дымилась каша, из другого доносился аппетитный запах какой–то дичи, рядом стояла большая глиняная миска с квашеной капустой, хлеб, а в самом центре красовалась зелёная бутыль самогона.
- Да у тебя стол, как у пана! - заметил Василь. - Хорошо вы тут живёте.
- Дык и ты неплохо - наверное, Ганна за то, что бабой бывает, немало в дом носит? - довольно улыбнулся Иван, которому понравилась похвала гостя.
- Что есть, то есть. Да только это хорошо, что земля у меня есть да Ганну бабой то туда, то сюда кличут. А у других–то, того, - хлеб кончается. Того гляди, скоро хлеб из чего попало печь начнут. И землю Старжевский у многих забрал - треть Ректы в безземельных бобылях, у соседей работают да за других на панщину ходят. С того и живут.
- И у нас то же самое. Половина Зимницы в землянках живёт. Да и огородники все в основном - только так, для себя, и сажают, а где с того прокормиться. Земля у меня да ещё человек у пятнадцати есть, вот и всё, - перестав улыбаться, кивнул Иван. - Хорошо ещё, что под Россию пошли, - уж мочи не было под ляхами. Помнишь, как ещё при Польше лет десять назад люди от голода мёрли. Беднее белорусов, наверное, и нет никого.
- Это уж точно. Я в Малороссии под Полтавой был. Вот там живут - ни чета нашему. Землянки только кое–где встречаются, а так всюду белые, мазанные известью хаты с соломенными крышами. Тепло летом, хорошо. И чего только ни растёт - и яблоки, и груши, и ягоды разные. И земля почти у всех есть. Там в сёлах и хуторах не то что бобылей безземельных - даже огородников не встретишь.
- Зато леса и зверья у них, говорят, мало. Да и лесной ягоды и грибов меньше. А ведь я только от охоты и живу. Кабы не лес - тоже сидел бы на мякине да отрубях! Ну, садись, не стой. Давай по чарочке перед едой.
- Давай, Иван. Давно не видались.
Крюк и Блин молча перекрестились на висевшую в углу икону, затем Иван перекрестил стол и приятели, наконец, уселись.
После первой чарки тут же выпили по второй. Беседа пошла значительно веселее.
- А что это у вас хата крайняя сгорела - пожар был? - вспомнил Василь.
- Ещё какой пожар! - кивнул Иван и налил третью чарку. - Давай ещё по одной.
- Давай! - кивнул Блин и быстро опрокинул чарку в рот.
Ему не терпелось узнать про пожар.
- Никто и не видал, как всё загорелось. Когда я прибежал, всё занялось так, что трудно даже было подступиться. Конечно, народ тушил - и воду из колодцев таскали, и снегом забрасывали. Да куда там - всё дотла сгорело.
- А чья хата–то?
- Степана Микулича. Был безземельным бобылём, а тут за три года сначала в огородники выбрался, а потом и вовсе землю прикупил. И так ему везло - столько зерна в этом году взял, что половина Зимницы столько не намолотила. Гроши завелись. Говорят, что даже хотел выкупиться у Старжевского на волю. Долго Стар- жевский не соглашался, больших грошей требовал. Так, говорят, собрал Микулич. Да вот не успел - кончилось его счастье. Закатилась планида. Говорят, грошей было много, но на пожарище так ничего и не нашли. Сгорело всё дотла. И сам Степан, и жинка его, и четверо детей малых. Их, обгорелых, в церковь завезли - послезавтра будут хоронить. А грошей не нашли. Не все же в ассигнациях были?
- Может, люди лихие отобрали да поубивали и хозяина, и семью его?
- Кто его знает. Ночью всё случилось - никто ничего не видал и не слыхал. Грошей нет, а ведь хранил он монеты дома, - Крюк налил ещё по чарке самогона. - Монет у него хватало - и меди, и серебра. Да может, и золото было!
- Э, брат, ты так не спеши, а то я шкуры лисьи в Ректу не довезу. Мало ли что - тогда Старжевский с меня самого шкуру спустит. Попробуй потом расплатись!
- Расплатишься. Ты не прибедняйся.
- Да и неизвестно, отчего хата сгорела. А ну как те самые в лесу нападут да шкуры отберут? Надо возвращаться засветло - от беды подальше, раз уж такие дела делаются! - возразил Василь, но чарку всё же выпил и тут же закусил тушеной лосятиной из стоящего возле него чугунка.
- Мы уже послали гонца к Старжевскому. Пусть сам пан решает - полицию звать или ещё что. На то его воля. Только был ли кто ночью возле хаты Степана или нет, мы всё равно не узнаем - когда тушили, всё затоптали, если и были какие следы.
- А вдруг он закопал гроши в землю в каком–нибудь жбанке?
- И я так думаю. Пока не похоронили их, грех на пожарище копать. А как схоронят - думаю, многие копать там будут. А перво–наперво - Старжевский свою дворню пришлёт, эти перероют всё. Вот увидишь. Может, и похорон ждать не станут. Для панов свои законы. Да и католик Старжевский - что ему наши обычаи.
- Всё ж душа христианская, хоть и не наша. Ну, да ему виднее. Слухай, Иван, а не знаешь ли ты одного хлопца? Может, видел тут, в Малой Зимнице, или ещё где? Повадился к моей Катьке - сладу нет. Если бы я прознал откуда он, совсем другое дело было бы - я бы ему спуску не дал! Сразу же, пёсий сын, забыл бы в Ректу дорогу! - зло сказал Василь и стукнул кулаком по столу.
- Что за хлопец? Ты говори толком, - с интересом спросил Крюк. - Какой из себя? Мало ли какие хлопцы у нас бывают.
- Да есть один, - хмуро пояснил Василь. - Пару месяцев назад стали люди говорить, что на окраине Ректы не раз видели мою Катьку с незнакомым хлопцем. А потом и я застал их вместе, да схватить не успел - тот гад прыгнул на коня и был таков. Хотел Катьку выпороть, да жалко девку. А тут ещё сохнуть стала. Кто этот хлопец - не говорит.
Василь рассказал Крюку всё, что знал о ненавистном ему ухажёре своей дочери, но Иван так ничего путного ему и не сказал. Лишь пообещал, что поспрашивает у односельчан, может, кто знает о таком хлопце или видал где. Впрочем, на быстрый ответ Крюка Василь и не рассчитывал.
- Ну, по последней? - спросил Иван и налил ещё по чарке самогона.
- Хватит уже, - отмахнулся Василь, почувствовавший, что его понемногу начинает разбирать.
- На дорожку. Последнюю. Обычай такой, - продолжал настаивать Крюк.
- Тебе хорошо - дома останешься, а мне ехать, - возразил Блин.
- Ну, не хочешь - не пей! Сколько там тебе ехать. И не заметишь, как в Ректе будешь, - буркнул Иван и хотел было уже отставить чарку Василя в сторону, но тот его остановил.
- Ладно, так и быть - давай на дорожку! Чего мне ещё с одной будет - по морозу проветрюсь! - Василь Блин решительно опрокинул чарку, вытер губы и поднялся: - Ну, теперь пошли лисьи шкуры укладывать.
- Давно бы так, - улыбнулся Крюк. - Ещё засветло дома будешь.