Прошла неделя. У Катьки не было никаких перемен к лучшему, и это приводило в отчаяние и её саму, и родителей. Но хуже всего было то, что ни Василь, ни Ганна не могли удержать дочь дома - она то и дело стремилась отлучиться из хаты. Хлопца больше никто не видел, но родители были уверены, что Катька бегает именно к нему, просто теперь молодые стали гораздо осторожнее. Василь, наконец, предупредил дочь: если та ещё раз попробует сбежать из дома без родительского позволения, он запрёт её в бане.
Сегодня с утра настроение Василю вконец испортил безземельный сосед- бобыль, приходившийся ему дальним родственником. У соседа было пятеро детей, зима шла к концу, а у него не только не было муки и зерна, но закончилась даже мякина. Вот он и пришёл к Блинам просить зерна в долг. Просил на коленях, потому что Старжевский прогнал его в шею - сосед не смог расплатиться с паном за прошлый год. Дело его было пропащее, и зерна Василь ему не дал, но, чтобы не обрекать на голодную смерть своего несчастного родственника и его детей, отсыпал полмешка овса. Сосед благодарил, обещал вернуть (чему сам Блин нисколько не верил), но было видно, что просивший всё же рассчитывал на зерно.
После его ухода Василь вышел в сени, приставил лестницу к входу на чердак и полез наверх - там, под крышей, было припрятано три мешка ржи. Их должно было хватить надолго. С одной стороны, Блин хотел ещё раз насладиться своим богатством, а с другой - посмотреть, может, и вправду тайком от Ганны отсыпать соседу зерна.
Под крышей, перекрытой этим летом новой дранкой, было холодно, но сухо - зерно хранилось хорошо. Наверху царил полумрак - единственное слуховое окошко не могло разогнать тьму, хотя уже был полдень. Но глаза быстро привыкли к темноте и Василь Блин, глядя себе под ноги, чтобы не зацепиться за что–нибудь по дороге, уверенно направился в один из углов. Мешки были на месте, но, странное дело, издали казалось, что их больше. Василь подошёл к мешкам и всплеснул руками от удивления и неожиданности - в углу и в самом деле вместо трёх мешков стояло шесть. "Может, Ганне привезли за что, пока меня не было? Да только кто же их втащил наверх? Чужих она бы сюда не пустила. Дети малые ещё. Да и кто среди зимы три мешка зерна отдаст? И зерно ли это?" - Василь развязал один из незнакомых ему мешков и запустил в него руку. Внутри было зерно. Набрав горсть, Блин подошёл к окошку и с удивлением принялся перекатывать по своей ладони извлечённые из мешка зёрна - они были не чета его ржи - крупная, светлая пшеница.
- Пшеница! Ей - Богу пшеница! Ну и дела! А что в двух других мешках? - сам у себя спросил Василь и тут же испуганно замолчал, словно кто–нибудь мог его услышать.
Два других мешка тоже до краёв были заполнены отборной пшеницей. Василь немало подивился неожиданно свалившемуся на него богатству и, аккуратно поставив мешки на место, пошарил вокруг себя в поисках привезённого из Малой Зимницы колеса - переднее колесо на его телеге основательно поизносилось и нуждалось в замене. Когда было много снега, Василь ездил на санях, но сейчас, когда снега мало, без телеги не обойтись.
Колеса возле мешков не было. Не было его и нигде поблизости, сколько ни шарил в его поисках руками Василь. Блин спустился вниз, взял в хате сальную свечку, но и она не помогла - хоть Василь не поленился перевернуть на чердаке весь скопившийся хлам, колеса так и не нашёл.
- Что за дела такие? Надо будет у Ганны спросить - может, она куда дела? - сам себе сказал Василь и, ещё раз радостно пощупав неизвестно откуда появившиеся мешки с пшеницей, с довольным, несмотря на пропажу колеса, видом спустился в хату.
Появление мешков с пшеницей оказалось полной неожиданностью и для Ганны. Она с ещё большим изумлением, чем муж, разглядывала на чердаке чудесным образом появившиеся мешки, когда они с Василём, взяв свечу, залезли наверх. Если вначале Василь думал, что Г анна хоть как–то объяснит происшедшее, то теперь было ясно, что и она не знает, откуда взялась пшеница.
- И колесо пропало, что я на пожарище в Малой Зимнице нашёл, - шепнул жене Василь. - Я всё горище перевернул - нигде нет.
Ганна посветила свечой вокруг и неожиданно ойкнула:
- А это что за жбанок стоит - у нас такого не было?!
- Не знаю, - не меньше жены удивился Василь. - Что в нём, интересно, а?
- Возьми да посмотри, чего спрашиваешь?
- Может, тоже зерно? - Василь осторожно подошёл к жбанку и поднял его. - Ух ты, тяжеленный–то какой. Камни в нём, что ли?!
Василь поднёс жбан к Ганне, поставил его у ног жены и запустил в широкое горло руку. Блиниха присела на корточки и поднесла свечу поближе, чтобы лучше было видно.
- Гроши! Ей - Богу, гроши! Чистая медь! - радостно закричал Василь, доставая из жбана пригоршню тускловатых, отдающих зеленью медных монет.
- Чудеса, да и только! Откуда же у нас тут гроши? - всплеснула руками Блиниха. - Вначале пшеница появилась, теперь - гроши.
- Сколько же тут их, а? - изумлённо разглядывал монеты Василь.
- А ну, сыпь сюда - посмотрим! - Ганна вытащила из–за мешков старую рогожу и расстелила её перед мужем.
Василь осторожно высыпал содержимое жбанка. Среди медных монет попадались и серебряные, а в самой середине кучи нашлись и четыре золотых.
- Ну, дела, Ганна, - это ж целое богатство. Чьи же это гроши–то, а? - почесал затылок Василь.
- Раз в нашей хате, то и наши гроши! - уверенно заявила Ганна.
- А если они, того, нечистые? Проснёмся утром, а там одни глиняные черепки? - с сомнением спросил жену Василь. - Уж больно всё как–то чудно.
- Возьмём жбан в хату! А утром посмотрим что к чему! - решительно заявила Ганна.
- Может, тут оставим?
- С собой заберём. Кто–то же принёс эти гроши. А вдруг ночью заберёт?
- Дверь запрём. По–другому на горище не попасть.
- Всё равно - лучше с собой заберём! - упрямо стояла на своём Ганна.
Василь, наконец, сдался, и они, собрав монеты, спустились вниз, прикрыли
жбан какой–то тряпицей и вошли в хату.
Ганна, убедившись, что и Катька на лавке, и младшие дети на печи давно спят, открыла заслонку и поставила жбан прямо в печь.
Наутро, едва проснувшись, Ганна открыла заслонку и вытащила жбан. Гроши были на месте.
- Настоящие! На месте! - радостно шепнула она вопросительно глядящему на неё Василю. - Спустись под пол и спрячь жбан там от чужих глаз подальше. Чьи бы это гроши ни были, а теперь стали нашими.
Несколько дней не происходило ничего особенного, пока вечером в пятницу Василь вновь не обнаружил на чердаке очередной "подарок" - два мешка с овсом и жбан с серебряными монетами. Грошей было даже больше, чем в первый раз.
- Тут дело нечистое - не могут гроши и мешки просто так появляться! - убеждённо заметил Василь. - Может, отца Андрея покличем - пусть горище окропит. Да и всю хату, а? - нерешительно спросил у жены опешивший от очередной находки Блин.
- Совсем рехнулся. Если бы это были нечистые гроши, давно бы в черепки превратились - про то всякий знает. Откуда бы они ни были, а всё теперь наше. Грошей и добра надолго хватит. Сможем даже выкупиться у Старжевского. А то - окропить горище! Ишь, чего удумал. Ты возьми и сразу скажи отцу Андрею, а лучше - всей Ректе, что у нас мешки да гроши сами собой появляются. Тут тебя к Старжевскому и отведут, а он или сам батогов за воровство даст или, чего хуже, в полицию отправит! - сердито ответила Ганна.
- И то верно. Я к Старжевскому - опять куда–то ехать надо. Похоже, в Большую Зимницу. Подморозило, а снега–то почти нет. Колесо в телеге переднее совсем слабое. А то, что я нашёл, - как сквозь землю провалилось! На санях - не поедешь.
- Так возьми и купи новое - гроши теперь есть. Только смотри, в корчме не пропей! - предупредила мужа Ганна.
- И то правда! Возьму меди да и куплю колесо, - кивнул Василь, подумав про себя, что уж корчму–то он точно не объедет стороной.
"Надо будет часть грошей от Ганны припрятать - а то проклятая баба и в самом деле руки на гроши наложит так, что и на корчму у неё не выпросишь", - решил Василь, выезжая со двора.
"Надо пересчитать все гроши, а то ведь, чёрт проклятый, и в самом деле тайком от меня будет в корчму хаживать", - в свою очередь подумала Г анна, провожая мужа.
Вечером, покормив единственную козу, Ганна вышла из хлева и направилась к хате. Неожиданно весь двор озарился странным багряным свечением. Подняв глаза вверх, Ганна увидела, что вокруг её хаты на уровне крыши застыл какой–то огненный ярко–красный комок.
- Что же это такое–то? - прошептала испуганная баба.
Красный искрящийся комок тем временем двинулся влево и исчез. Ганна не успела ещё как следует прийти в себя, как комок огненных искр появился с другой стороны крыши, приблизился к дранке и, пройдя сквозь неё, исчез.
- Прямо на горище! Только бы не загорелось - тогда беда! Ой, Господи! - закричала Ганна и бросилась к хате.
Судорожно приставив лестницу к лазу на чердак, Блиниха быстро схватила деревянную кадку с водой, вскарабкалась наверх, забралась на чердак и останови- лась, выпустив от неожиданности кадку из рук. Холодная вода окатила её ноги, но Ганна даже этого не заметила.
В углу крыши, прямо на мешках сидел незнакомый дед и внимательно, с лёгкой насмешкой, смотрел на взобравшуюся на крышу хозяйку. С первого взгляда было ясно, что дед этот особенный - он весь светился изнутри каким–то красным огнём. Точнее, светился он не весь, а только лицо и руки - те места, которые не скрывала обычная, крестьянская одежда - полотняные штаны, рубаха и самые обыкновенные лапти. По широкой, окладистой бороде и копне седых волос порой пробегали едва заметные красные искорки.
- Воду разливать не надо! - назидательно заметил дед и довольно похлопал по мешку, на котором сидел: - Жито. Два мешка принёс вам, неблагодарным. И жбан с серебром. Золото ещё рано носить - привыкнут люди, что у вас гроши есть, тогда и золото носить буду.
Только сейчас Ганна заметила, что у ног деда стоит очередной жбан.
- Ты кто? - испуганно спросила Блиниха и хотела перекреститься.
- Не крестись - не люблю я этого! - строго остановил её дед.
- Кто ты, дедушка?
- Хут. Повезло вам. Теперь зерно вам буду таскать мешками да гроши в жбан- ках.
- Как же так. А почему именно нам?
- А кому же ещё? Твой Василь колесо привёз из Малой Зимницы, что на пожарище нашёл, помнишь?
- А как же. Оно пропало потом, когда мешки и гроши появились.
- Так это я и был. Я в колесо обратился. Раньше я у Степана Микулича жил в Малой Зимнице. У которого хата сгорела. Грошей ему наносил, зерна разного. Микулич даже на волю хотел выкупиться.
- Так ведь хата у него сгорела. Как же так? Это за гроши и зерно расплата такая нечистая, да? Дедушка, оставь ты нас от греха подальше. Забери ты это зерно и гроши забери, только хату не пали! Что хочешь, проси, а хату не пали, как Мику- личу! - взмолилась Ганна.
- Вот глупая баба! - рассердился хут и сверкнул красными глазами так, что из них посыпались искры. - Я не могу уйти сам - только если хата сгорит или сам спалю.
- Борони Боже! - запричитала Ганна.
- Да перестань ты ойкать, надоела уже!
- Так Микуличу хату не ты спалил!
- Я! - самодовольно кивнул хут и хитро улыбнулся.
- За что же так? Или хотел уйти?
- Микулич сам виноват. Носил я ему и мешки, и жбаны с грошами. А от его глупой бабы только и требовалось кормить меня. Один раз в неделю, вечером в субботу, пожарить для меня три куриных яйца, поднять на горище и позвать: "Хут, хут, иди сюда, дам яеченьку–обораченьку!" Вот и всё.
- Так неужто же она не пожарила? Раньше ведь жарила?
- Пожарила и поставила. Даже позвала как положено. Только я в это время ещё летел со снопом. А сын её бестолковый проследил за матерью и сожрал мою еду. Вот я за это им всё и спалил - и хлев, и хату, и баню.
- А ты знал, что это сын?
- Не знал, конечно. Я же хут - мне положено только про мешки с зерном да гроши знать! - самодовольно сказал дед.
- Так зачем же ты всё спалил - не виновата ведь баба Микулича?
- Нечего надо мной шутки такие шутить. За дело я их спалил - за детьми лучше смотреть надо! - сердито возразил хут. - Если бы она меня не позвала, так ещё куда ни шло, а так я на зов полетел, а тут на тебе - сожрал паршивец мою яеченьку. Вот я и решил, что глупая баба совсем обнаглела и смеяться надо мной удумала!
- Так ведь сгорели они все за такую малость. Не жалко?
- Я хут - мне не жалко. Я только всё спалил, а сгорели они сами - могли и выбраться. Микулич надрался водки в корчме, вот и задохнулся пьяный, а баба с детьми сама запор отодвинуть не смогла.
- Господи - люди ведь живые. За такую малость–то. Так ты и нас спалишь?
- Не спалю, если кормить вовремя да правильно будешь. Теперь я у вас жить буду. Яеченьку будешь давать каждый вечер в субботу и отдельно - за каждый мешок и жбан с грошами. Заживёте так, что никому и не снилось. Если хочешь чего спросить - спрашивай. Я хоть и не всё, а многое знаю, чего вам, людям, неведомо. Я хут, а с хутом всегда советоваться можно - как да что. Ну, чего спросить хочешь - что тебя тревожит? Про дочку свою, Катьку, наверное?
- Про неё, - выдохнула Ганна. - Повадился к ней нездешний хлопец.
- Не хлопец это совсем, да пока это и неважно. Слушай меня внимательно - сегодня же отпусти свою Катьку к этому хлопцу.
- Да как же это - я её и на двор не пускаю почти!
- Ты сначала дослушай, а потом причитай! - вновь рассердился хут, и Ганне показалось, будто его лицо и руки стали ещё краснее. - Прежде чем она к нему пойдёт, заплети ей в волосы буркун и тою. Только и ту и другую траву обязательно. И пусть идёт к хлопцу. Всё будет хорошо.
- У меня–то и трав этих нет. Буркун ещё, может, и остался после Марии, а тои точно нет. Может, к Марии сбегать?
- Нет тои и у Марии. На, держи, - хут протянул Г анне два неизвестно как оказавшихся у него в руках пучка сушеной травы. - Когда будешь вплетать в волосы, скажи, только очень тихо: "Буркун и тоя, как брат с сестрою!" Да Катьке своей накажи, чтобы не сняла траву раньше времени. А лучше - незаметно ей вплети. Если всё сделаете правильно, Катька вернётся и сама тебе всё расскажет. Тогда и поймёшь, что это был за хлопец. А обо мне лишнего не болтай никому, слышишь?! - предупредил хут и на прощание заметил: - Проговоришься - всё спалю!
- Да я никому! - испуганно шарахнулась Ганна.
Как ни была поражена Блиниха неожиданной встречей с хутом, но всё же сразу занялась дочерью. Под предлогом того, что она хочет заплести ей косы, аккуратно вплела по две веточки буркуна и тои, да так ловко, что Катька ничего не заметила.
- Буркун и тоя, как брат с сестрою, - едва слышно прошептала Г анна.
- Что? - насторожилась дочь.
- Ничего - это я так, сама с собой разговариваю, - успокоила её мать.
Катька была немало удивлена тому, что мать не только не запрещала ей идти на
улицу, но даже настоятельно посоветовала это сделать:
- Сходи, подыши воздухом - и так уже исхудала совсем.
- Отпускаешь? - недоверчиво переспросила Катька.
- Иди уж, прогуляйся, - вздохнула Ганна.
Катька решила, что мать хочет её выследить, поэтому вначале сделала круг по Ректе и лишь затем пошла в сторону берёзовой рощи. Она всегда чувствовала, когда её хлопец появлялся в Ректе. Он как будто звал её.
Так было и на этот раз - Катька сразу же узнала ржание его жеребца. Хлопец выехал из–за деревьев, соскочил с коня и, привязав его к кустам, шагнул к Катьке:
- Здравствуй.
- Здравствуй, Иван! - обрадовалась Катька.
Она знала только его имя да то, что он откуда–то из–под Пропойска, где держит свою кузницу.
Хлопец обнял Катьку, но тут же его лицо исказила гримаса боли:
- Что это у тебя в волосах, под платком?!
- Где? - удивилась Катька.
- Да вот же, - хлопец достал у Катьки из кос пучки буркуна и тои. - Буркун и тоя, как брат с сестрою, - растерянно пробормотал Иван.
Черты его лица стали меняться прямо на глазах - неожиданно появилась чёрная козлиная бородка, нос раздался вширь, превратившись в мерзкое рыло, а из- под шапки выглянули маленькие рожки.
- О Господи, да ведь ты чёрт! - отшатнулась от Ивана Катька.
- Если бы не буркун с тоей, была бы ты моей! - зло рявкнул чёрт. - И сама бы пропала, и душу бы забрал. А теперь иди отсюда!
Чёрт отвязал своего жеребца и вскочил в седло:
- Прощай!
Жеребец дико заржал и понёс чёрта прочь. И конь и всадник через несколько мгновений словно растворились в воздухе, вокруг запахло серой, и Катька, лишившись чувств, упала прямо на снег.
Здоровье у дочери сразу же пошло на поправку, и к концу марта в облике уже ничто не напоминало о той болезненной худобе и странном истощении, которые так донимали девушку ещё в феврале. Дела у Василя Блина тем временем явно пошли в гору - стали водиться деньги, и он всерьёз призадумался о том, чтобы выкупить и себя самого, и всю семью с хатой и землёй на волю. Прослышав про это, Старжевский, не желая терять свою выгоду, как в случае с Микуличем из Малой Зимницы (мало ли чего может случиться), позвал Василя с женой к себе.
К себе в покои пан не пустил, но был приветлив и разрешил пройти Блинам в переднюю. Отвесив Старжевскому почти земные поклоны, Блин и Блиниха осторожно, словно чего–то опасаясь (что, по их мнению, было искренним выражением почтения и уважения к хозяину), присели на краешки указанных им стульев. Василь Блин, зная о крутом нраве Старжевского, приготовился к тому, что разговор будет непростым, но пан сразу же назвал вполне приемлемую цену за вольную для всего семейства Блинов и за всю их землю с имуществом. "Вполне по–божески, только бы не обманул!" - обрадовался Василь, потому что у него уже была запрашиваемая Старжевским сумма, но для вида вскочил со стула, вновь отвесил земной поклон:
- Премного благодарен. Грошей у меня пока таких нет.
Старжевский тут же нахмурился.
- …но я через пару недель достану, - поспешно заверил Василь.
- Где же ты их найдешь–то? - насмешливо и одновременно подозрительно спросил Старжевский. - С Микуличем мы давно разговор вели - деньги у него были. А ты хоть и не самая голытьба, да чтобы у тебя такие деньги были, я раньше не слыхал. Что скажешь?
Старжевский внимательно смотрел на своего холопа и, казалось, хотел проникнуть в его мысли.
Времена менялись. Шляхта беднела, разоряла своих крепостных и в результате беднела ещё больше и разорялась сама. В былые времена можно было бы просто отобрать всё у этого Блина, договориться с полицией, объявить его вором, да ещё и дать батогов. Да только теперь такие как Блин были на вес золота в буквальном смысле слова. За выкуп на волю пан мог взять втрое больше, чем за простую продажу холопов. Шляхта беднела и платить такие деньги уже не хотела - соседи и сами готовы были уступить своих холопов вдвое дешевле Старжевскому, чем он хотел выручить от продажи. А если отобрать деньги у Блина, тогда точно никто не станет выкупаться. Да ещё и не все найдешь - спрятал, небось, хитрый холоп. Так что лучше было дать вольную. Так Старжевский и решил поступить. Но вот вопрос о неожиданном богатстве Блинов занимал его очень сильно. Выходило так, что Блин - тайно от всех и непонятно каким образом - скопил большие деньги.