В 1948 году Жоржи Амаду впервые приехал в Советский Союз. Осуществилась его давнишняя мечта. Многозначительны слова его письма, полученного нами: "Моя жизнь писателя началась в тридцатых годах… когда стала разрываться железная блокада - блокада клеветы, которой реакционные, ретроградные правительства пытались скрыть советскую правду. В ту пору в Бразилии появились первые переводы произведений первой великой фазы советской литературы. Я говорю о книгах Серафимовича ("Железный поток"), Фадеева ("Разгром"), Бабеля ("Конармия"), если вспомнить по меньшей мере трех авторов и три произведения, нашедшие большой отклик в то время, уже не говоря о величайшем, неизмеримом влиянии Максима Горького, первого учителя моего поколения, а также о других советских литераторах тех лет. В огромной степени их книги воздействовали на тогдашних молодых бразильских писателей - определили, так сказать, путь создания литературы, обращенной к проблемам народа, к поискам решения этих проблем. Все мы чем-то обязаны советской литературе того времени, рожденной в пламени революционных событий, в гражданской войне, - литературе плоти и крови, живой, свободной, бессмертной".
По своим впечатлениям о пребывании в Советском Союзе и других странах социализма Жоржи Амаду в 1950 году, находясь в Чехословакии, написал книгу "Мир, где царит мир", выдержавшую в Бразилии вопреки препонам пять изданий в течение короткого времени и вызвавшую привлечение писателя к судебной ответственности согласно "закону о безопасности государства". Удостоенный в 1951 году международной Ленинской премии "За укрепление мира между народами", Жоржи Амаду через четыре месяца после награждения приезжает на родину, хотя ему грозит судебный процесс. Однако судья, познакомившись с книгой и ее автором, как рассказывал сам писатель, "вынес определение, что решение привлечь меня к суду необоснованно, поскольку книгу нельзя отнести к "подрывным" изданиям: она, по его мнению, "сектантская"!.." Так, несколько комично сорвалась очередная попытка реакционеров заставить замолчать Жоржи Амаду. А в 1954 году в Рио-де-Жанейро - и почти одновременно в Москве - выходит из печати начатый автором еще в Чехословакии эпический роман "Подполье свободы" - широкая панорама борьбы народных масс во главе с коммунистами в период "нового государства", по существу, обвинительный акт против бразильской реакции.
Наконец годы эмиграции позади. Возвращение на родную землю в 1956 году вызвало у певца народа Бразилии бурный прилив творческих сил. Мысленно оглядывая произведения писателя, легко представить себе, насколько огромен и плодотворен его литературный труд, - в рамках статьи нет возможности рассмотреть каждое из них. Все же вспомним романы, появившиеся за последние десятилетия: "Габриэла" (1958), "Пастыри ночи" (1964), "Дона Флор и два ее мужа" (1966), "Лавка чудес" (1969), "Тереза Батиста, уставшая воевать" (1972), "Тиета из Агресте, или Возвращение блудной дочери" (1976), "Военный китель, академический мундир, ночная рубашка" (1979), да еще повести "Необычайная кончина Кинкаса Сгинь Вода" и "Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган", составивших сборник "Старые моряки" (1961), да еще сказку для взрослых "История любви Полосатого Кота и сеньориты Ласточки" (1976); не считая последнего романа "Великая Западня: мрачный облик", напечатанного в конце 1984 года в Рио-де-Жанейро, все - подчеркиваю, все! - эти произведения переведены на русский язык, опубликованы в Советском Союзе и, несомненно, сохранились в памяти наших читателей, высоко оценивших творчество бразильского романиста, близко познакомившего нас со своей родиной, открывшего нам сердце своих соотечественников.
Высокая оценка, популярность романов Амаду вполне оправданны, отдельные критические замечания - при всей их справедливости - неизбежно отходят на второй план, и нет надобности на них в данном случае останавливаться.
Бесспорно, нет такого произведения, в котором писатель не отражал бы мысли, чаяния, веру в будущее народных масс Бразилии. Нет такого произведения, в котором писатель не выступал бы в защиту эксплуатируемых, лишенных прав, жертв капиталистического мира, выявляя и среди оказавшихся "на дне", деклассированных, подлинные ценности человеческой души. Нет такого произведения, в котором писатель не изобличал бы антинародную сущность эксплуататорских классов, не открывал бы огонь против реакции, фашизма, империализма. Нет такого произведения, в котором писатель не откликался бы на животрепещущие вопросы жизни бразильского народа своей страны, на актуальные проблемы, волнующие все человечество. И для каждого произведения, как и для каждого персонажа, писатель находит свежие, неповторимые краски на своей богатейшей палитре.
"Основные достоинства Жоржи Амаду как художника - богатство воображения, высокое мастерство повествования, оригинальный стиль, сочетающий в себе народный и литературный язык…" - так в предисловии к "Старым морякам" охарактеризовал творчество автора этой книги, уже ставшего всемирно известным романистом, в 1961 году избранного в члены Бразильской академии литературы, видный писатель-коммунист Педро Мотта Лима. А за три десятка лет до этого он одним из первых оказал содействие безвестному тогда семнадцатилетнему баиянцу, добравшемуся до Рио-де-Жанейро, предложив ему сотрудничать в газете "А маньян". По суждению другого бразильского литератора, "дарование Амаду позволяет ему выступать и эпиком, и лириком… А за лиричнейшим Жоржи Амаду открываешь тень Максима Горького". И сам Амаду свидетельствовал, что в числе мировых классиков "Толстой и Горький научили меня секретам романа и гуманизму". Горьковские слова "Человек - это звучит гордо" поставлены им эпиграфом к "Пастырям ночи".
Гуманистическое отношение к людям помогло писателю создать полнокровные, жизненные художественные образы. Их так много, что почти неосуществимой кажется задача в данной статье остановиться на оценках всех более или менее значительных героев. Ведь по подсчетам Пауло Тавареса, исследователя творчества Амаду, лишь в романах последнего периода, начиная с "Габриэлы" (опять-таки не включая "Великую Западню: мрачный облик"), действует свыше двух тысяч представителей разных социальных слоев бразильского общества. А коль скоро мы коснулись цифровых данных, то читателю романа "Дона Флор и два ее мужа", быть может, небезынтересно узнать, что из 304 персонажей книги выведены под своими именами 137 реальных лиц - друзей и знакомых писателя, хотя бразильское издание этого произведения предварено авторским предупреждением: "Одно и то же - постоянно и монотонно - повторяется после публикации каждого нового романа автора: всякий раз находится некий комедиант (некая комедиантка), готовый влезть в шкуру того или иного персонажа и затеять громкий скандал на газетных колонках, сопутствуемый саморекламой, взрывами шутих и угрозами в адрес романиста - избить, отдать под суд, убить. Желая заранее предупредить такого рода деяния, автор извещает всех, что никто из живущих здесь, в данном произведении, не списан с натуры". Предупреждение, вполне понятно, обращено к тем, кто между достаточно спорными либо негативными лицами, действующими в романе, обнаружит как в зеркале собственное отображение.
Был, впрочем, и такой случай: родственники некоей ильеусской горожанки пытались убить писателя Ж. Медауара, неосторожно высказавшего в печати предположение, что именно эта Лурдес Марон послужила прототипом для создания образа мулатки Габриэлы в одноименном романе Амаду. Совсем иное - личные друзья романиста, салвадорские поэты, художники, врачи, судьи, промышленники, журналисты, певцы, капоэйристы, профессора, "жрецы" кандомблэ, музыканты, кулинарши… - кого только не встретишь в книге "Дона Флор и два ее мужа"! Кстати, дона Норма, бывшая учительница и приятельница доны Флор, всегда ей помогавшая - в жизни Норма дос Гимараэнс Сампайо, - была ближайшим другом Зелии и Жоржи Амаду и незадолго до своей безвременной кончины сопровождала их в одной из поездок в Москву. Доне Норме, по словам писателя, "благороднейшему и человечнейшему созданию, память которой чтят все бедняки Баии", он посвятил прочувствованные строки в "Баие Всех Святых". На страницах той же книги среди азартных игроков, завсегдатаев салвадорского кабаре "Табарис", впервые промелькнул некий Гуляка (у автора - Вадиньо), рожденный, очевидно, творческим вымыслом, но обогащенный чертами типичного характера, взятыми из реальной действительности, он и в "Баие Всех Святых" фигурирует в компании, знакомой нам по роману, - с Мирандоном (в жизни - Жозе Родригес де Миранда Фильо), с негром Аригофом (он же Исайас Карвальо) и прочими.
В бывшем рыбацком селении Рио Вермельо, ныне вошедшем в городскую черту Салвадора, где развертываются кое-какие события романа "Дона Флор и два ее мужа", живет Жоржи Амаду. Здесь он, работая над своим романом, каждодневно видел перед собой тех, кого включил в произведение, превратив в литературных героев.
А если на улице Алагоиньяс, в Рио Вермельо, соседи или случайные прохожие встречают неторопливо идущего коренастого, полного и седого человека, все они - негры, мулаты, кабокло - тепло его приветствуют, уважительно к нему обращаясь: "доутор" (доктор) или "мэстре" (мастер). То, что он писатель, не всякому ведомо, не каждый тут грамотен, чаще знают его как сведущего в таинствах кандомблэ либо капоэйры, даже доверенного мифических божеств афро-бразильского культа. Но, конечно, не за горами то время, когда все обитатели Рио Вермельо постигнут грамоту и раскроется перед ними многоцветное творчество их земляка, популярнейшего романиста бразильского народа.
Читая роман "Дона Флор и два ее мужа", невольно думаешь о том, что занимательную историю героини с ее невероятными приключениями рассказал нам все же не тот маститый, седовласый писатель, заседающий в Бразильской академия литературы в золотом расшитом парадном мундире с золотой цепью и шпагой, с окаймленной белоснежным плюмажем треуголкой - в торжественной традиционной форме "сорока бессмертных". Нет, не верится. Знакомству с доной Флор мы обязаны скорее тому юному и неимущему бунтарю из достопамятной салвадорской "Академии Мятежных" конца двадцатых годов, пылкому, неуемному фантазеру, которого звали просто Жоржи.
В самом деле, столько молодого задора в этом романе, столько романтического воображения, лирического вдохновения, бурлящего оптимизма и… поистине бунтовского вызова окружающему, что свойственно более всего юности! И вместе с тем даже не всегда заметен переход от искрометного юмора к беспощадно острой социальной сатире, равно как не сразу бросается в глаза грань между реальным и ирреальным. Немало серьезных, глубоких по значению своему проблем в этом внешне развлекательном произведении. Огонь писателя-сатирика направлен против тупого, заскорузлого мещанства, против деморализирующей буржуазной морали.
Дона Флор, пунктирные контуры которой намечались автором еще в первых его романах, по-своему - не будем строги к ней! - хотя порой она и поступает вопреки разуму "в ожесточенной битве между духовным и материальным", как выразился Амаду в ответе бразильской читательнице, - отстаивает собственные права. Право на самостоятельную жизнь, на свободное существование женщины в той среде, где ее хотели бы и еще пытаются связать узами церковных догм, затянуть во враждебный ее воле омут, низвести - как Габриэлу или Терезу Батисту в других романах писателя - к положению бесправного, безропотного существа.
А Гуляка? В цитированном ответе своей бразильской читательнице Жоржи Амаду, касаясь этого достаточно колоритного и достаточно ясного персонажа (как предельно ясен и сеу Теодоро), воздержался комментировать его новое, магическое появление в Салвадоре после внезапной кончины на карнавале: "Я, баиянец, лишь констатировал этот факт, не старался найти ему объяснение, предоставляя читателю восприять, истолковать". Что ж, о "непредвиденном" в Баие автор уведомлял. И как бы мы ни относились к Гуляке, нельзя отрицать, что его возвращение "с того света" видится своеобразным поединком со смертью, - а в памяти всплывает высказывание тургеневского героя: "Да разве ты не знаешь, что любовь сильнее смерти?…"
В письме к издателю, открывая бразильскую публикацию романа "Тереза Батиста, уставшая воевать", Жоржи Амаду писал:
"Однажды я послал тебе, дорогой Мартинс, девушку по имени Габриэла, аромата гвоздики и цвета корицы, воспетую в краю какао, - где она теперь? Литературный персонаж принадлежит романисту, пока оба они вместе трудятся над своим творением - гончарной глиной, вымешанной с ненавистью и любовью на поту и крови, пропитанной болью, опрыснутой радостью. А сейчас девушка Габриэла из Ильеуса шествует по всему свету - кто знает, на скольких языках говорит, я уже счет потерял.
В другой раз, в доказательство нашей дружбы, направил тебе дону Флор, холостую, замужнюю, вдову, после счастливую со своими двумя мужьями, пленницу, разбившую оковы и освободившую любовь от предрассудков. Кроткое создание, кто мог бы сказать, что она сумеет действовать так, как поступала она? Нежданно-негаданно удивила меня она: мне казалось, что я ее знал, а, оказывается, нет. Это другая судьба, которая выскользнула из моих рук…".
Дона Флор выскользнула из рук ее творца, но, продолжая бороться против буржуазного мира, она подтвердила, как мы знаем, в записке автору романа: "…зарю над морем все еще зажигает Ваша покорная слуга Флорипедес Пайва Мадурейра, дона Флор дос Гимараэнс".
Ю. Дашкевич. Жоржи Амаду, дона Флор, другие…
Примечания
1
[1] Жена Жоржи Амаду. - Здесь и далее примечания переводчика.
2
[2] Сеу - сокращенная форма от "сеньор". Употребляется обычно в простонародье.
3
[3] Кашаса - водка из сахарного тростника.
4
[4] Акараже - блюдо из мятой вареной фасоли, поджаренной в пальмовом масле.
5
[5] Гринго (гринга) - прозвище иностранцев, главным образом американцев, в Латинской Америке.
6
[6] Эшу - негритянское языческое божество, олицетворяющее враждебные человеку силы.
7
[7] Каруру - пюре из зелени каруру, к которому добавляются креветки, рыба, пальмовое масло и много перца; сарапател - блюдо из свиной крови и ливера; фейжоада - бразильское национальное блюдо, приготовленное из черной фасоли с салом, солониной, свиной колбасой; козидо - блюдо из мяса, картофеля, риса и зелени.
8
[8] Ватапа - блюдо из маниоковой муки с кусочками мяса и рыбы; эфо - жаркое из креветок с травами, приправленное пальмовым маслом и перцем; мокека - жаркое из рыбы, крабов или моллюсков с оливковым маслом; шиншин - жаркое из курицы с тертым луком и чесноком, пальмовым маслом, сушеными креветками и семечками тыквы или арбуза.
9
[9] Абара - блюдо из мягкой вареной фасоли, приправленное перцем и пальмовым маслом.
10
[10] Алуа - прохладительный напиток, приготовляемый из рисовой муки или поджаренной кукурузы с водой и сахаром.
11
[11] Кандомблэ - негритянская языческая церемония
12
[12] Кайпора - фантастическое существо, которое представляют или одноногой женщиной, или ребенком с огромной головой, или великаном верхом на кабане.
13
[13] Кабокло - абориген Бразилии, метис.
14
[14] Стихи в переводе Г. Плисецкого.
15
[15] У малыша Гуляки, бедняжки (франц.).
16
[16] Капоэйра - борьба, в которой допускаются удары ногами, головой и даже палкой.
17
[17] Кандомблэ, или макумба, - негритянский языческий религиозный обряд, сопровождаемый танцами и песнями.
18
[18] Мой милый, мой маленький чудак, дерьмо, какое дерьмо! (франц.).
19
[19] Беримбау - народный музыкальный инструмент.
20
[20] Кариока - жительница Рио-де-Жанейро.
21
[21] Рабада - блюдо, приготовленное из хвоста быка, теленка или свиньи.