Конец митьков - Шинкарёв Владимир 13 стр.


В серии статей и интервью я пояснил критикам, что митьки - вовсе не отражение "неповторимого бытия художественной интеллигенции 70-80-х", их ценность не закатилась с уходом того быта и менталитета. Рановато нас хороните! Митьки - это отражение любого текущего бытия нашего народа. Вот глядите: в 80-е приходилось пить, желательно запоем, чтобы быть верным отражением среднестатистического среза; в 90-е пора опамятоваться и делом заняться, что и демонстрируют митьки! Можно было еще заявить, что в 80-е для среднестатистического среза был характерен блаженный идеализм, доменная структура общества, задушевные разговоры на кухнях; а в 90-е что характерно? То-то и оно. Что и демонстрируют митьки... (Обозначив митьков "среднестатистическим срезом общества" в торопливых интервью того времени, я вынужден и сейчас повторять это малограмотное выражение - оно вошло в митьковский лексикон. Нет чтобы сказать: социокультурный срез общества. И точнее, и солиднее.)

В 90-е годы, на трезвую голову, митьки заметно превзошли рыб. (Имею в виду слова святого Иоанна Златоуста: "Мы превзошли рыб, пожирая друг друга".)

Все, что написано в "Митьки: часть тринадцатая" (1993 год), - чистая правда, текст был одобрен Митей и Флоренским без возражений, за исключением одного эпитета: "жадность Шагина" Митя категорически потребовал убрать из статьи.

(Пользуюсь случаем отметить, что "Митьки: часть тринадцатая" написана мною по просьбе Толстого для его альманаха "Митьки-Мулета". Как и предсказано в статье, альманах не вышел. Я к тому это поясняю, что некоторые даже исследователи считают эту статью, написанную под псевдонимом, не моей. Например, студент ЛГУ А. Желтов выполнил работу по социологии на тему "Митьки в современном обществе", где пишет, что не хочу, мол, скатываться к пересказу книги Шинкарева, потому что:

Более подробный и нестандартный анализ философии и генезиса митьковской субкультуры можно найти в статье Е. Баринова "Митьки: часть тринадцатая". Автор статьи подвергает митьков жесткой, порой несправедливой критике, однако, поскольку его взгляд на движение в корне отличается от взгляда, принятого среди самих митьков, данная работа представляет большой интерес для пытающегося быть объективным исследователя.

Флоренские тогда написали сильную, хотя и с постмодернистской издевкой, вещь: "Движение в сторону ЙЫЕ", где использовали персонажа, якобы написавшего "Митьки: часть тринадцатая" - Евгения Баринова. Можно было бы развить эту игру, организовать настоящий культ Баринова - но время таких игр ушло в 80-е.)

Это был странный период, когда самая нелицеприятная критика допускалась - не от покаянного смирения, а ровно наоборот - от спокойного цинизма: мы такие, да, а ты-то лучше, что ли?

Фил напечатал свой грустный "Парижский дневник", где иначе как гадами, подонками или подлецами Митю с Флоренским и не называет; в особо пугающих эпизодах - "братками" в ядовитых кавычках.

Флоренский с Олей в "Движении в сторону ЙЫЕ" вывели Дмитрия Шагина в образе шамана. Митя без труда понял, кто прототип.

- Читал, что Флоренский про меня написал? - спросил он, показывая мне характерный отрывок:

Какая подлая, циничная скотина! С виду прост, доверчив, уступчив, ко всему внимателен и ласков, внутри же каждое слово и движение человека непременно обращает в какую-нибудь дурную сторону, делает предметом насмешек и издевательств.

- Ну и что? Где тут сказано, что про тебя? Может, собирательный образ.

- Чего ж тут собирательного? Про меня... - смеялся Митя с непонятным удовлетворением.

Митя вот чем мог быть удовлетворен: хорош ли шаман, плох ли, а все-таки главный. Значит, Флоренский чувствует, кто главный!

Митя придумал, как осаживать рановато задембелевавших низовых митьков, да и членам политбюро дал понять, что в политбюро все равны, конечно, но есть и первый среди равных.

Если Тихомиров вносил какое-либо предложение, Митя, не вникая, отзывался: "Вот когда появится группа "Витьки", там и будешь командовать". Филу советовал сделать все по-своему в группе "Фильки", Флоренскому - в группе "Сашки" (правда, Флоренскому боялся сказать в лицо, а может, и в лицо говорил, но я не слышал). Наконец, и я дождался: "Будет группа "Вовки", там и распоряжайся". (Конечно, Митя. Напиши книгу "Вовки", добейся, чтобы о "Вовках" что-нибудь слышал любой встречный, и я тоже пообещаю ставить тебе каждый день по бутылке.)

Нет, равенство политбюро считалось незыблемым вот только "члены политбюро заняты только тем, что объединяются по двое против третьего" ("Митьки: часть тринадцатая").

Сапего и сейчас считает, что трезвость оказалась губительной для "Митьков": надуются друг на друга с трезвой настороженностью в ожидании подвоха - не договориться никак, не обнулить претензий. Раньше, бывало, поссорятся, потом напьются вместе как следует и приоттают, какой-никакой катарсис.

Однажды ко мне в мастерскую пришел чуть бледный и строгий член политбюро группы "Митьки" Александр Флоренский (хорошо бы еще - в парадной митьковской форме - но чего не было, того не было) и обратился ко мне с заявлением: если мы не выгоним Дмитрия Шатана из "Митьков", по крайней мере из политбюро, группе конец.

Я отнесся к заявлению глупо: стал смеяться и шутить. (Митя как раз в то время с наслаждением смаковал почти в каждом разговоре украинскую, от жены, поговорку "Смийся, смийся, на кутнях посмеешься!" "На кутнях", пояснял он, это если видны все зубы до корней, гримаса ужаса. То есть твой смех обернется тем, что ты будешь, широко раскрыв рот, кричать от боли и страха.) Отказался всерьез обсуждать эту тему. Представим, что мальчишки играют в казаков-разбойников. Они могут устраивать игровые каверзы, жульничать, обижать друг друга, даже вести себя по-настоящему подло, но когда из гущи игры выкатывается чья-то отрубленная голова - это другой уровень.

Выгнать Митю? Да стоят ли "Митьки", чтобы их такой ценой сохранять? "Ведь мы играем не из денег, а только б вечность проводить".

Отобрать у него центральный пункт идентичности, которому он всего себя отдал?

Я был когда-то странной игрушкой безымянной, К которой в магазине никто не подойдет... Теперь я Чебурашка, мне каждая дворняжка При встрече сразу лапу подает.

Э. Успенский

Митя до митьков не был безымянной игрушкой, он был хорошим художником, а вот теперь, изгнанный из "Митьков", рискует превратиться в брошенную игрушку. Всякий ли это переживет? Он сросся с брендом "митьки"; а еще он был заложен в фундамент бренда "митьки" и отменить это нельзя. Это все равно что вырезать из кинофильма "Чапаев" все сцены с участием Бориса Бабочкина, исполнителя роли Чапаева. Поздно: или уж надо было брать другого исполнителя, или придется класть фильм на полку.

Да и почему с Митей - конец "Митькам"? Митя бывает склонен к попсе, к приблатненности, но это вовсе не определяет развитие группы. В "Митьки-газете" его участие минимальное, в "Митьки-Мулете" - еще меньше. К мультфильму Флоренский Митю и близко не подпустил (мультфильм "Митькимайер" делало много людей, но главным художником был Флоренский).

Основное у "Митьков" - живопись, тут интриги не помогут, показывай товар лицом, а художник Митя неплохой. На ретроспективной выставке 1993 - 1994 годов в Русском музее он представил такую новую картину ("Автобусная остановка"), что даже Флоренский признал: "Мите следовало бы засесть в мастерской и заняться живописью".

Да, тяжело жить с манипулятором, мастером интриг и подковерной борьбы, но если мы всерьез, по-взрослому выгоним его из группы, мы окажемся куда худшими интриганами, это уж вообще "Бога нет и все позволено". Спокойно сказать в лицо товарищу: иди отсюда, мы с тобой больше не играем, или, того хуже, постепенно выдавить его из группы... Да ладно, Шура, ты отлично видишь, что это физически невозможно. Пошутили и хватит.

Флоренский, вероятно, был согласен, - впрочем, я к этому времени разучился его понимать и отношения наши сделались холодные.

Шура не митек совсем, а барин, эту черту он в себе ценит, творчески развивает и рекламирует:

Сейчас мне надо купить лампу под потолок. И я хорошей не вижу. Я обошел несколько магазинов в Петербурге, штук шесть в Кельне и Бонне и два в Париже. И не нашел подходящего предмета. <...> Меня это очень раздражает. <...> (Я с ним полностью согласен: на вкус нашего поколения сейчас гвоздь красиво забить не умеют, не то что простую и хорошую лампу сделать. - В. Ш.) Есть мой портрет, сделанный Колей Полисским, где я изображен сидящим в беседке посреди своего имения в полосатом халате и в туфлях с загнутыми носками. Этот образ жизни мне представляется идеальным. Но, тяжело вздохнув, иногда приходится делать какие-то произведения искусства, картины, книги. Но хотелось бы не этого. Если бы возможности позволяли, то я сам бы ничего не стал делать. <...> Идеал мой - иметь полосатый шелковый с кистями халат и управляющего, который время от времени приходит и докладывает о состоянии дел. И я всех сужу. Потому что я - барин в своем имении, и я твердо знаю, кто лентяй и пьяница. ("Смена", 27.06.1997 г.)

Молодец, все честно. Он и молодой совсем, в 80-х годах, был милым, забавным барином. Имел членский билет Союза художников, с которым его даже в вытрезвитель не брали. Покажет милиционеру, его задержавшему, тот руку на козырек: извините, Александр Олегович. Мог не работать с таким билетом.

Однажды по какой-то надобности ему пришлось встать рано. Поднялся в темноте, выглянул в окно, и с ужасом увидел: несмотря на столь ранний час, по улице идет толпа народа, толчется у киоска "Союзпечати", раскупая газеты. Флоренский подумал: война! Ему и в голову не могло прийти, что столько людей ходит по утрам на работу.

Когда всех нас, членов политбюро, выбросило в зазеркальный мир трезвости, нужно было искать новую, взамен алкоголя, стратегию защиты. Выдающийся психолог Карен Хорни постулировала, что "с тревогой, которую порождает отсутствие ощущения безопасности, любви и признания, личность справляется тем, что отказывается от своих истинных чувств и изобретает для себя искусственные стратегии защиты". Это называется неврозом. Любимая "искусственная стратегия защиты" русского человека - пить. Когда пить уже нельзя, справиться с тревогой помогают группы Анонимных Алкоголиков (и вера православная), но митьки, хоть и организовали группу АА, сами-то на ее собрания не очень ходили. Поэтому из книг Карен Хорни, рассказывающих о стратегиях защиты невротической личности, можно страницами брать описания бросивших пить митьков. (Мне особенно нравится "Невротическая личность нашего времени". Гениальная книга. В те годы я написал на ее обложке: "Библиотека молодого митька. Том 1".)

Он умнее, упорнее и реалистичнее других и поэтому может достичь большего. Он все делает превосходно, за что ни возьмется, он абсолютно правильно судит о чем угодно. <...> В своем поведении он откровенно высокомерен с людьми, хотя иногда это прикрыто тонким слоем цивилизованной вежливости. Но, тонко или грубо, понимая или не понимая этого, он унижает окружающих и эксплуатирует их. <...> Он, например, считает себя вправе, ничем не стесняясь, высказывать нелестные и критические замечания, но в равной степени считает своим правом никогда не подвергаться никакой критике. (К. Хорни)

К такой самооценке и поведению стал склоняться трезвый Флоренский. Барин в своем имении, твердо знающий, кто лентяй и пьяница. Действительно продуктивный и работоспособный - и это еще нехотя, по-барски, а вот если рукава засучит, то достигнет вообще всего.

Самооценка Дмитрия Шагина стала такова, что и достигать ничего не надо. Митя непродуктивен, неработоспособен, да мог бы и не "понимать все лучше всех" - он и так лучший. Такова вторая из трех наиболее распространенных стратегий защиты:

Нарциссическая личность находится в своем идеальном образе и, видимо, восхищается им. <...> Эта не подвергаемая сомнению уверенность в своем величии и неповторимости - ключ к его пониманию. Его жизнерадостность истекает именно отсюда. Из этого же источника исходит и его завораживающее обаяние. <...> Он на самом деле бывает очарователен, особенно когда на его орбите возникает кто-то новый. Не имеет значения, насколько этот человек важен для него, он обязан произвести на него впечатление. <...> Он умеет быть довольно терпимым, не ждет от других совершенства; он даже выдерживает шутки на свой счет, до тех пор пока они лишь ярче высвечивают его милые особенности, но он не позволит всерьез исследовать себя. <...> Его способность не видеть своих недостатков или обращать их в добродетели кажется неограниченной. Трезвый наблюдатель часто назовет его нечестным или, по меньшей мере, ненадежным. Он, кажется, и не беспокоится о нарушенных обещаниях, неверности, невыплаченных долгах, обманах. Однако это не обдуманная эксплуатация. Он, скорее, считает, будто его потребности и его задачи так важны, что ему полагаются всяческие привилегии. Он не сомневается в своих правах и ждет, что другие будут его "любить", и любить "без расчета", не важно, насколько он при этом реально нарушает их права (К. Хорни).

Следует дополнить этот портрет Дмитрия Шагина важным уточнением Эриха Фромма:

Такие люди (тяготеющие к потребительской, эксплуататорской ориентации. - В.Ш.) будут склонны не создавать идеи, а красть их. Это может проявляться прямо, в форме плагиата, или более скрыто, в форме парафраза идей, высказанных другими людьми, и настаивании, что эти идеи являются их собственными. <...> Они используют и эксплуатируют все и всякого, из чего или из кого они могут что-то выжать. Их девиз - "краденое всегда слаще". Поскольку они стремятся использовать людей, они "любят" только тех, кто прямо или косвенно может быть объектом эксплуатации, и им "наскучивают" те, из кого они выжали все.

Третья стратегия защиты невротической личности: оставьте меня в покое, не мучайте. "Уход в отставку", стратегия, с которой я неустанно борюсь в себе и которая полностью поглотила Васю Голубева, четвертого из митьков, бросивших пить.

"Ушедший в отставку" человек считает, сознательно или бессознательно, что лучше ничего не желать и не ждать. Это иногда сопровождается сознательным пессимистическим взглядом на жизнь, ощущением, что все это суета и нет ничего такого уж нужного, ради чего стоило бы что-то делать. Чаще многие вещи кажутся желанными, но смутно и лениво, не достигая уровня конкретного, живого желания. Такое отсутствие желаний может касаться и профессиональной, и личной жизни - не надо ни другого дела, ни назначения, ни брака, ни дома, ни.машины, никакой другой вещи. Выполнение таких желаний может восприниматься в первую очередь как бремя и угрожает его единственному желанию - чтобы его не беспокоили (К.Хорни).

Вот как себя ведут невротические личности с разными стратегиями защиты.

Новый, 1996 год застал пятерых митьков на Сардинии: местная молодежь, поклонники нашей живописи, пригласила нас к себе отмечать Новый год.

Тихомиров, совершенно здоровый человек, охотно согласился. Флоренский тоже - чего ему стесняться? Я согласился после короткой борьбы с собой, - конечно, лучше дома спокойно макароны есть, но я принуждаю себя и не думать об "отставке".

Васю Голубева рассмешило предположение, что он добровольно проведет ночь с итальянской молодежью. С первого же дня на Сардинии Вася каждую полночь аккуратно зачеркивал крестиком очередной день в календаре и с тоской считал - сколько же еще терпеть, когда его наконец отпустят домой?

Интересно, что Митя отказался идти еще более категорически. Митя неутомим в общении, но только с людьми, знающими, что перед ними - главный митек, тот самый персонаж, как живой. С так называемыми "трендоидами" - потребителями тренда "митьки".

Митя охотно общается и с иностранцами, которым предварительно объяснили, что Дмитрий Шагин - звезда, но относительно итальянцев Митя понимал: его товарищи такие гады, что не объяснят, что к чему. Что же, идти к передовой молодежи на правах простого русского художника? Ну, придет в тельняшке, попытается всех троекратно перецеловать, скажет "дык", будет много и неряшливо есть, с треском хохотать, разбрызгивая крошки пищи, - то, от чего млели бы трендоиды митьков, здесь восторга не вызовет, здесь ничего не знают про "движение митьков", волшебную палочку, которая превращает это неприятное поведение в стильное, красивое и хорошо оплачиваемое.

Зачем идти метать бисер перед свиньями, зачем подвергать сомнению "уверенность в своем величии и неповторимости", когда Митя знает, что обаятелен именно в контексте митьков?

- Я не гордый, - задумчиво говорит он. - Передембель и не может быть гордым. Меня и так все знают.

- А если кто не знает?

- Я с такими не разгоэариваю. ("Митьки: часть тринадцатая")

Это тревожная ситуация. Центр тяжести должен быть внутри человека, нельзя рассчитывать, что тебя будет что-то подпирать, что-то, к чему ты сможешь безбоязненно, навсегда прислониться: к жене, работе, богатству, положению. Уберут подпорку, и грохнешься.

Митя оперся на книгу "Митьки" всей тяжестью. И живопись-то стала "агитационная". Можно было бы догадаться, что он не успокоится, пока митьки не перейдут в его единоличное распоряжение, инстинкт самосохранения у Мити развит хорошо.

Вот эта ситуация и подвигла Флоренского обратиться ко мне с заявлением: если все так и пойдет, то "Митькам" конец. Подвигла, скажем так, на попытку предупредить меня о бесславном конце "Митьков", когда Митя завладеет ими и искромсает на свой вкус.

А дело уже реально к тому шло, Митя смелее заговорил о своем взгляде на природу митьков.

39. Эволюция представлений Дмитрия Шагина о происхождении и природе митьков

Вот два практически одинаковых суждения Дмитрия Шагина о происхождении митьков: "По версии самого Д. Шагина, его друзья распространили на себя нежное прозвище "митек", коим отец именовал Митю" (1988). "Дима, кто придумал это слово - "митек" ? <...> - Мой отец, художник Владимир Шагин" (2006).

Как видим, представление Дмитрия Шагина о происхождении митьков не претерпело изменений за 20 лет, но странно: и до этих высказываний, и после, и в промежутке Митя говорил совсем другое.

1990 год, интервью с Петром Вайлем:

ШАГИН: В 84-м году Шинкарев написал такую книжицу "Митьки", там он фактически и предложил создать движение, как были, например, хиппи на Западе, и назвать в честь меня, Дмитрия Шагина. <...>

ВАЙЛЬ: Почему Шинкарев предложил назвать движение именно в честь Дмитрия Шагина?

Назад Дальше