Любит - и ладно, это только классическая русская "литература беспощадна к самому робкому стяжательству, а в современном художественном сообществе это черта не порицаемая. Например, у Уорхола любовь деньгам была важной составляющей имиджа (любопытно: установлено, что картины зеленого цвета котируются на художественном рынке ниже, чем картины других цветов, но, поскольку для Уорхола зеленый - цвет денег, а его любовь к деньгам всех умиляет, картины Уорхола стоят дороже, если они зеленые).
Митьку можно поиграть и в жадность, но Митя совсем не играет, он как подневольный, зависимый от своей страсти человек, что даже входит в противоречие с его другой немитьковской чертой - всегда лучше всех все понимать.
Придется дать хоть пару реальных примеров, чтобы не быть голословным. Конечно, относительно реальных людей не обсуждают, как они, допустим, воздух испортили (пукнули), это только в художественной литературе можно. Но если уж взялся писать правду про конец митьков, то приличного светского разговора не получится. (Меня извиняет вот какое обстоятельство: мало кто делает публичным достоянием свою личную жизнь, но Митя настойчиво желает обнародовать все подробности. Родились внучки, украли картину, засорилась фановая труба - сразу десятки интервью по телевидению и в газетах. Весной 2010 года каждая вторая крыша в городе протекла. Средства массовой информации, не желая народного гнева, говорили об этой беде довольно скупо, разве что про Русский музей упоминали, что, мол, пришлось совсем второй этаж закрыть. Но про то, что протек потолок в мастерской Дмитрия Шагина появились, без преувеличения, сотни сообщений.)
Однажды в Париже, в 1992 году, несколько безумная и рассеянная швейцарская графиня или герцогиня по имени Наташа пригласила нас, пятерых митьков и Таню Шагину, в кафе. Заплатив по счету карточкой, она оставила на углу стола 10 франков на чай официантке, вскочила и направилась к выходу. Дмитрий Шагин повел себя непринужденно: не таясь, смахнул 10 франков в карман.
Молодец! Стильный эпатаж, посрамляющий условности буржуазного, точнее, аристократического общества, исполненный лучезарно, по-митьковски, - к сожалению, Флоренский, который в Европе любил чувствовать себя европейцем, не оценил его. Флоренский буквально позеленел от стыда и злости (я впервые понял, что "позеленел" - не метафора), и Митя, с ходу изменив характер хепенинга, принял вид рассудительного, взрослого человека, пресекающего мотовство. "Нечего баловать", - буркнул он и пошел к выходу.
Если чьей-либо целью является всего-то присвоение 10 франков - он уж наверное выждет три секунды, пока его товарищи выйдут из-за стола. Но нет, Дмитрий Шагин желал иметь свидетелей художественного эпатажа и детской непосредственности (отчего я об этом эпизоде и смею упоминать), он сделал это у всех на глазах и, заметьте, в тот недолгий промежуток времени, когда 10 франков никому не принадлежат - графиня с ними рассталась, а официантка еще не обнаружила, - так что юридически он чист.
Воля ваша, Митю во многом можно обвинять, но всегда все лучше всех понимающим, стратегически хитрожопым - я его при таком поведении назвать не могу. Красивый эпатаж - это хорошо, ну а если бы вернулась графиня?
В том же 1992 году Дорис Кноп (возившая нас в Гонконг, то есть Хабаровск) самостоятельно организовала сбор гуманитарной помощи борющемуся Ленинграду.
Контейнер с собранными шмотками привезли наиболее честному, по мнению Доры, из митьков - Тихомирову. Тихомиров сидел среди штабелей с ящиками мрачный: это сколько же теперь придется ютиться в совершенно загроможденной квартире? "Бери сумку, да побольше, а лучше чемодан!" - услышали от него в тот день все его знакомые, в первую очередь, конечно, митьки. Были наглые, которые действительно с чемоданом приехали, я например, а чаще человек брал одну вещь и доволен был.
Тихомиров затосковал. Он умолял брать побольше, насильно всовывал - но убыли вещей было не заметно, большинство ящиков даже не раскрыли.
Приезжает Дмитрий Шагин.
Проверь себя, читатель, правильно ли ты понял, к чему начал сводиться смысл движения митьков в 1992 году. Итак, вопрос викторины: сколько гуманитарной помощи взял Дмитрий Шагин? Варианты ответа:
1. Дмитрий Шагин взял больше всех.
2. Дмитрий Шагин взял гораздо больше всех.
3. Дмитрий Шагин взял всё.
Правильно. Митя с Таней приехали на грузовике и увезли всю, до последней тряпочки, гуманитарную помощь, - видимо, поисками грузовика с грузчиками и объяснялось то, что Митя не приехал первым.
Так, минуточку, а какие могут быть претензии? В самом начале "Митьков" читаем, как это забавно и по-детски непосредственно: "РАЗДЕЛИТЬ ПО-ХРИСТИАНСКИ - митек все выпивает сам". Автор нарадоваться не может на своего героя, читатели не возмущаются: значит, так и надо.
Зачем Мите эта гора вторсырья, куда он ее дел? Чего гадать. Вполне допускаю, что он потом отдал кому-нибудь излишки.
Не то важно, чтобы хапнуть больше всех, первым оказаться у раздачи. Важно самому стоять на раздаче, самому казнить и миловать. Контролировать блага, снующие там-сям, а тем более отпущенные человечеством на группу "Митьки".
Вот как это выглядело в 2007 году, в последний месяц когда я еще удерживался в группе. По случаю большой выставки в Новгороде тиражом 1000 экземпляров был издан первый (!) цветной каталог нашей живописи. Человек девять или десять оставшихся на тот момент митьков получили поровну, по два разворота на свои картины. Макет и верстку делал Фил, напихал туда побольше плакатов, фотографий - густой каталог, перенасыщенный. Фил дал мне экземпляр, и я в тот же день отнес его в редакцию журнала "НоМИ", - может, рецензию напечатают.
Прихожу к Филу:
- Фил, дай-ка мне каталогов.
Фил, как это ему свойственно, нахохлился, надулся, как мышь на крупу:
- Я же тебе дал!
- Ты мне одну штуку дал! Я отнес в "НоМИ" - обещали рецензию напечатать.
- Возьми его обратно!
- Фил, что с тобой? Я отдал каталог в наш единственный художественный журнал, им со всего мира все шлют каталоги. А нам они обещали рецензию напечатать. Ты что, хочешь сказать, что группе "Митьки" уже наплевать на всякое паблисити? Или нам враждебен журнал "НоМИ"?
- А тебе разве не нужен каталог?
- Нужен, естественно!
- Где же ты его возьмешь, если свой отдал?
Я долго не понимал, в чем дело, - вот с каким непрошибаемо наивным человеком (имею в виду себя) Мите приходилось четверть века сотрудничать. Фил терпеливо объяснил мне, что Митя распорядился выдать каждому участнику каталога по 1 (одному) экземпляру, больше не дадут. Половину тиража взял Новгород, давший деньги на каталог, сколько-то получил Фил, сделавший макет, - а так всё Митино.
На хрена ему столько, продавать собирается? Да нет, нигде этот каталог не продавался - я так и не смог достать себе экземпляр, Фил оказался прав.
Ну понятно, каталог нужен, чтобы дарить хорошим и ответственным людям. Встречаются хорошие люди с митьками, Митя им подарочки, а другие митьки ничего не могут подарить, нет у них ничего: сразу и ясно, кто самый добрый и основоположник.
Но главное не в этом, этот жест - один экземпляр и всё! - символический. Митя показывает, сколько процентов капитала в акционерном обществе "Митьки" каждому принадлежит: всем по 0,1 процента. Все остальное - Дмитрия Шагина. (Я для простоты изложения преувеличил: в 2007 году уже имелось в виду, что Мите принадлежит 100 процентов и ни акцией меньше, а по каталогу он просто подарил от доброты душевной.)
Почему вообще Митя распоряжается - сколько выдать каталогов, кому? Он его сделал? Да нет, он работал над ним не больше, чем, например, я. Митя распоряжается по той же причине, почему он взял всю гуманитарную помощь. И конечно, я лукавлю, когда на много страниц размусоливаю вопрос: как определяется главный да почему. Можно сформулировать несколькими словами: главный определяется уровнем предъявленного дембельства. Так у кур, когда они лезут к кормушке, определяется порядок клевания, peck order - ну, куры дерутся, а в цивилизованном обществе несколько интеллигентнее: по факту предъявленного дембельства.
Предъявивший свое дембельство лучше всех все понимает, потому и считает себя вправе устанавливать справедливость. Недостаточные дембеля в ответ скорее всего промолчат - из гордого презрения или, наоборот, христианского смирения. Кому-то не до того, кому-то просто смешно, кто-то не желает лишней нервотрепки. В случае открытого конфликта дембель победит открыто, ведь в конфликте стороны руководствуются не одинаковыми моральными принципами: та сторона, которая прибегает к коварству или насилию, пусть психическому или, допустим, гипнозу, - всегда сильнее. А почему ты не применял коварство и насилие, из христианских принципов или из трусости, - это на результат не влияет.
Снова 1992 год. С выставки в Манеже купили большую партию картин куда-то чуть ли не в Саудовскую Аравию. Купили у Дмитрия Шагина, Владимира Шагина, Натальи Жилиной и Владимира Шинкарева - примерно поровну. Пока посредник вел переговоры, я загремел в больницу и все получение денег, все дела с посредником проводил Митя. Выхожу из больницы в приподнятом настроении - денег много, благодарю хорошо знакомого мне посредника. Посредник, получивший за операцию продажи 10 процентов от стоимости картин, о чем мне даже не сказали, удивлен, почему я на треть занижаю полученную сумму денег, и показывает всю бухгалтерию, но читатель, вероятно, и сам знает ответ на вопрос викторины: если Дмитрий Шагин, Владимир Шагин, Наталья Жилина и Владимир Шинкарев должны были заплатить по 10 процентов от стоимости своих картин, то по сколько они заплатили? Тут и вариантов нет: естественно, Митя, Митин папа и Митина мама заплатили по 0 процентов, а Владимир Шинкарев заплатил 40 процентов. (Разумеется, я не подозреваю, что Владимир Шагин и Жилина что-нибудь знали о процентах, - Митя банковал сам.)
Это тоже предъявленное дембельство: а что ты со мной сделаешь? Драться не полезешь, кусок хлеба у Митиных детей изо рта вырывать не будешь. Митя работает не в банде, а в группе художников. Люди прямого действия давно побили бы его, если не хуже, а художники народ деликатный: не то что драться, и скандалить считают неприличным. Сор из избы выносить не будут. (В домене, обществе-семье - резкая критика, конфликты, всякие бойкоты и забастовки разрушительны, противоестественны. Поэтому домен чаще всего беспрепятственно гниет с головы, пока не рухнет, как Советский Союз...)
От предъявленного дембельства разумнее всего, конечно, идти подальше - к 1992 году из "Митьков" ушли Горяев, Чурилов, Семичев, Кузьмин и Муравьев.
Я и не думал уходить. Во-первых, Митя не огреб еще ни всех акций "Митьков", ни даже контрольного пакета. Окоротить его было можно.
Во-вторых, куда же я от своего домена, от любимых митьков низшего и среднего звена?
Ну и, наконец, Митя был далек от завершения своего воспитания, проявлял, как это описано в учении Аристотеля, "не постоянно действующую, но приступообразную подлость". То покажется: вот бескомпромиссно, несгибаемо бесчестный человек - вдруг приоттает, совершит один бескорыстный поступок, другой - ну слава Богу, одумался товарищ. Твердо встал на путь исправления. Все довольны, члены политбюро гладят друг друга не против шерсти, низовые митьки успокаиваются, перестают разбегаться, "экономика стабилизируется, социолог отбрасывает сомнения".
(Интересно: пятеро ушедших тогда из "Митьков" художников не являются алкоголиками. Не хочу сказать, что в "Митьках" только и дел оставалось, что водку жрать, просто алкоголики, даже непрактикующие, не любят проблемы выбора, им труднее даются ответственные, судьбоносные решения. Волынят, не уходят с постылой службы, не разводятся с постылой женой. Да даже несудьбоносные решения не даются. Встанешь, бывало, с похмелья, остановишься в коридоре и не можешь выбрать: то ли поскорее идти на кухню воду пить, то ли в туалет сначала? Одна нога уже на кухню пошла, другая - к туалету, так и топчешься. Хороши были в этом смысле выборы при советской власти: приходишь на избирательный участок и никакой проблемы выбора тебе не ставят, зато пива бутылочного - залейся.)
Упадок
38. На трезвую голову
Я не уходил еще и потому, что спивался не по дням, а по часам, находился в некоем сумрачном мире, где есть проблемы посерьезнее, чем переживания из-за морального облика Дмитрия Шагина.
Однажды зимой 1992 года, очнувшись ночью после трехнедельного запоя, я стал шарить по квартире: пусто, ни капли. В центре города уже появились ночные ларьки и магазины, торговавшие спиртом "Рояль", ядовитыми ликерами, - но мне не добраться до них с окраины. Два часа ночи. Я еле ползал от похмельного страха и озноба - но делать нечего, есть такое слово "надо". Надо добираться до пьяного угла. Как дойду сквозь ужас и мороз, будет ли там кто-нибудь в третьем часу ночи? - о чем беспокоиться, чего еще бояться, если я уже в аду.
На пустой площади я купил у человека с фиолетовым лицом бутылку водки (выгреб, как экскаватор, все деньги из кармана, будучи уже не способен на столь тонкие, дифференцированные движения, как отсчитать нужную сумму), но не решился пить на улице - меня так крупно колотило, что мог все разлить, выбить себе зубы. Мог, выпив слишком много, не дойти до дома.
Я пришел домой, не снимая пальто, сковырнул пробку, осторожно, держа бутылку двумя руками, налил. Выпил и минуту сидел с закрытыми глазами, вспоминая жестокий рассказ Вилье де Лиль-Адана "Пытка надеждой". Есть штука пострашнее: пытка уверенностью.
В бутылке была не водка, а вода.
Вновь и вновь обдумывая впоследствии переживания той ночи, последней ночи запоя, я не мог не прийти к выводу, что человек с фиолетовым лицом был ангелом.
Хоть это и не был мой последний запой, но страшнее уже не было, а вскоре, в 1993 году, доктор Зубков добился того, что митьки бросили пить - не все и не сразу, но политбюро сразу и навсегда. Точнее: до сего дня.
Распалась связь времен!
Как теперь жить-то будем? Зачем теперь жить-то будем?
Состояние алкоголика, только что бросившего пить, смело уподоблю состоянию страны, начисто разгромленной и разрушенной в войне. ("Можно сравнительно быстро разрушить здоровье, превратить в ад семейную жизнь, достичь выдающихся творческих неудач - но все это победы на отдельных участках фронта. Полного разгрома самого себя можно добиться только с помощью алкоголя", - так начиналась моя книга про алкоголизм.) Все нужно начинать заново, учиться всему, строить с людьми новые взаимоотношения - в момент, когда ты беззащитен и раним, лишен алкоголя, железного занавеса, спасающего от свирепости враждебного мира. Это трудно, многие предпочитают погибнуть.
Я не такой гад, чтобы покуситься еще и на алкоголизм Дмитрия Шагина, уж этого он мне не простит. Не берусь судить, его дело. У меня в статье "Еще о составе группы художников "Митьки" - материалы к алкогольной биографии" все честно, кроме одной фразы про Митю: "Запои прекращал только на грани летального исхода". Это поэтическое преувеличение с его слов. Да, он пил много, страдал от отравления. По утрам звонил, советовался - какие витамины принимать. Если и утром подносили - пил снова. Но не было у Мити такого алкоголизма, как у меня или Фила, - запойного, который и характерен для северных народов вплоть до поляков и жителей США.
В запое от алкоголя не вырваться (как от камней Гингемы в повести об Урфине Джюсе и деревянных солдатах), с каждой минутой без алкоголя его притяжение возрастает и становится непобедимым. Запойный алкоголик по утрам страдает не от отравления, а оттого, что не выпил. То есть и от отравления тоже, но это такая мелочь: будто человека сжигают на костре, а тут его еще и комары кусают. Как окончить запой? - не знаю, что и посоветовать. Лично мне помог ангел...
То ли дело средиземноморский тип алкоголизма: алкоголик не дубасит две недели без продыху, а всю жизнь по многу раз в день опрокидывает рюмочку, исправно функционирует, ходит на работу, никаких зверских соматических последствий. Однако сильно завидовать средиземноморскому алкоголику не стоит: этот тип алкоголизма разрушителен для клеток коры головного мозга. Не заметишь, как совсем дураком станешь. (Я, между прочим, являюсь консультантом в области лечения от химической зависимости, у меня два диплома есть, американский и польский. Так что меня надо останавливать, когда я на эту тему начинаю разглагольствовать.)
Описано около 20 основных типов алкоголизма; может, среди них и есть тип, характерный для Дмитрия Шагина: "Если бы не горбачевская кампания, я бы не спился". Митя хочет сказать, что он успешно занимался собирательством продукта, который в глазах окружающих его людей имел громадную ценность. Антиалкогольная кампания увеличила эту ценность, соответственно Мите пришлось пить много. Так же он в "Березке" и книги "жадно накладывал" - а сейчас книги не дефицит, так они ему не больно-то и нужны (кроме "Самопознания" Бердяева).
Трезвость митьков встряхнула и перевернула. Времени освободилось небывалое количество. Появилось новое объединяющее поле деятельности: организация группы Анонимных Алкоголиков, всякие антиалкогольные мероприятия. Движение "Митьков" получило импульс к продолжению. Молодой, восторженный и трудолюбивый Юра Молодковец организовал "Митьки-газету", Толстый (Владимир Котляров) затеял выпустить "Митьки-Мулету". Пришел с подачи Тихомирова энергичный и ушлый директор Лобанов.