Есть много вещей, по поводу которых нам с Митей никогда не договориться, лучше и не пробовать. Возьмем название нашего города, Санкт-Петербурга. Часть горожан приспособилась так называть, хотя в нынешнюю эпоху это имя звучит неуклюже и не по чину. Часть жителей действительно, не чувствуя никакой неуклюжести, живет в Санкт-Петербурге - таков их менталитет и образ жизни. Некоторая упертая часть по-прежнему называет город Ленинградом. А некоторые говорят по-простому, без понтов: Питер. Поскольку так любят говорить почти все теле- и радиожурналисты, уже и вполне тонкие в остальных отношениях люди начали называть город "Питером". Приблатненное, грязноватое слово ("Питер бока повытер"), уместное, однако, в некоторых контекстах - питерская братва, питерские футболисты. Ничего не хочу сказать против нашей славной команды "Зенит", но ведь как-то со скрипом звучит: санкт-петербургские футболисты. Житель Санкт-Петербурга скорее всего и в этом контексте слово "Питер" не будет употреблять, скажет: футболисты "Зенита".
Солженицын в 90-е годы, чувствуя неловкость ситуации, вообще предложил переименовать город в Невгород для полного ужаса.
Надо ли упоминать, что для Мити полностью органично говорить: Питер. Он любуется этим словом, скручивает его, украшает им свои картины, музыкальные альбомы. Я ничего и не говорил Мите по этому поводу - зачем? Его ответ я знаю: "Питер - очень хорошее и доброе название, так говорят добрые и хорошие люди".
Воистину, "в суть всякой вещи вникнешь, коли правдиво наречешь ее". Ведь как называть теперь митьков? Для Мити это только "питерские митьки", и всегда таковыми были. "Петербургские митьки"- это нечто для интеллектуалов, здесь Мите ловить нечего, да и я соглашусь: "петербургские митьки" - ну не то это; вот "фундаменталисты" - да, они "петербургские".
Само наличие этого лингвистического затруднения указывает на конец митьков, потому что единственное вполне адекватное определение - "ленинградские митьки".
9. Игры с простотой
Второй вектор - это продолжение моей главной темы. Как и в предыдущей книге, "Максиме и Федоре": игра с простотой. Игра с фразой Лао-цзы: "Великое совершенство похоже на несовершенство".
Все заумное и сложное можно, сильно постаравшись, редуцировать до простого, ведь упростить без потери смысла и качества - это достижение.
Вот гениальный рисовальщик Домье в поздних картинах упрощает картину до нескольких линий и пятен - и светотень, и пространство, и динамика сильно выигрывают. Не мудрено, что за ним ломанулась толпа вовсе не умеющих рисовать художников, имеющих в виду, что их линии и пятна просты, а стало быть, выразительны.
Совершенство простых форм жизни и искусства соблазнительны, и так хочется не редуцировать сложное к простому - зачем ковыряться в этих сложностях время тратить, - а прямо сразу и начать с простого. Да вот беда: простота - "это вершина, а не фундамент" (В. Мейерхольд), в играх с простотой легко соскользнуть в пошлость, где развенчивается и отбрасывается все утонченное, сложное, возвышенное.
В простоте мировосприятия персонажей "Максима и Федора" и "Митьков" предполагается какой-то окончательный смысл, их "сознательная героическая стратегия" подается как наивысшая ("кроме, разве что, святого"). "Дык", "елы-палы" - не косноязычие, не примитивность понятийного аппарата, а великое совершенство, так похожее на несовершенство. Простота как вершина, как лаконизм позднего Домье.
Говорить "дык" до появления митьков и сказать "дык" после того - такие же разные явления, как оплеуха, полученная в очереди у пивного ларька, и оплеуха, полученная от дзен-буддистского наставника в ответ на вопрос "в чем смысл прихода Бодхисаттвы с юга". (В "Максиме и Федоре", впрочем, утверждается, что эти оплеухи равноценны.)
Так и не понятно: это всерьез или играючи? То ли персонажи иронизируют над собой, то ли дурью маются, то ли действительно ?..
Природу этого эффекта прекрасно описал Пелевин:
В знаменитых французских комедиях - "Высоком блондине", "Великолепном", "Такси-2" и других - встречается следующая тема: немолодой и явно не спортивный человек кривляется перед зеркалом или другими людьми, смешно пародируя приемы кунг-фу, причем самое уморительное в том, что он явно не умеет правильно стоять на ногах, но тем не менее имитирует запредельно продвинутый, почти мистический уровень мастерства, как бы намечая удары по нервным центрам и вроде бы выполняя энергетические пассы, и вот эта высшая и тайная техника, которую может оценить только другой достигший совершенства мастер, и то разве во время смертельного поединка где-нибудь в Гималаях, вдруг оказывается изображена перед камерой с таким самозабвенным всхлипом, что вспоминается полная необязательность для истинного мастера чего бы то ни было, в том числе умения правильно стоять на ногах; отвислое брюшко начинает казаться вместилищем всей мировой энергии ци, волосатые худенькие ручки - каналами, по которым, если надо, хлынет сверхъестественная мощь, и сознание несколько секунд балансирует на пороге того, чтобы поверить в эту буффонаду. Именно возможность задаться, пусть только на миг, вопросом: "А вдруг правда?!" - и делает происходящее на экране настолько невыразимо смешным.
10. Домен и Община
Третий вектор, очень важный для меня, - мечта об идеальном домене, общине. Я искал возможность ее выразить примерно с 1978 года, с попыток описать домен (язык не поворачивается назвать это "компанией") моего учителя, Игоря Константинова. Те попытки и были началом книги "Митьки", некоторые абзацы написаны тогда - да не было еще у меня такого амбивалентного материала, как Митя; Константинов был слишком хорош для среднестатистического среза.
"Что такое домен?" - интересовались некоторые пытливые митьки, прочитав об этом в "Митьковских плясках".
Может, не стоило вводить этот термин; в том значении, что используется в "Митьковских плясках", он употребляется редко, обычно всякими маргиналами, - но переигрывать поздно.
Домен, ребята, - это современная модификация традиционной русской общины: группа людей, идущих по жизни как одно целое. Они хорошо знают друг друга, имеют общие убеждения и неформальную систему взаимопомощи. Это минимальная ячейка русского общества - не семья, как в европейских странах, и не род, как в традиционных обществах.
Лев Гумилев любит термин "консорция" (от латинского sors, судьба), то есть люди с общей судьбой. Одна доля выпала: всякие кружки, артели, секты, банды и тому подобные нестойкие объединения. Консорция сбивается для конкретной, реальной цели - покорить Сибирь, основать Комсомольск-на-Амуре, обчистить Федеральный резервный банк. По достижении цели консорция самораспускается. Домен, впрочем, тоже неустойчив, он живет только одно поколение, да и цели не имеет: зачем растут цветы?
Внутренние связи домена нелегко объяснить: они не являются национальными, религиозными, родовыми, профессиональными, хотя могут быть и таковыми. Внутренняя связь членов домена в том, что они братки, товарищи дорогие.
Домен - наше ценное ноу-хау, за рубежом это не прижилось. По словам С. Переслегина (несколько странного историка и публициста), "очень похоже, что именно доменной структуре русский этнос обязан своей эластичностью", а способность домена реагировать на внешние раздражители и угрозы, как единое целое, обуславливает "повышенную мобильность и "прочность на излом" жизнеобеспечивающих систем российского общества".
Домен не обязательно такая уж ангельская структура, как мне мечталось в 1978 году. Домен может загнить, запаршиветь, сойти с ума; с самого начала может быть гадким мафиозным подразделением, стаей шакалов.
Посмотрим, каков на данном этапе "среднестатистический" домен.
11. Само слово
Итак, четвертый вектор - само слово. Слово "митьки", производное от имени Дмитрия Шагина, было прямо под рукой.
(В 1990 году одна журналистка, взявшись про меня писать статью, осведомилась: каким поворотом в мировосприятии объясняется внезапно возникший зеленый колорит всех моих картин? Я с недоумением взглянул на стены мастерской и убедился, что почти во всех картинах последнего года присутствует зеленый кобальт. Не помню, что я тогда наплел, но колорит объяснялся тем, что я за четверть цены купил ящик "Кобальта зеленого светлого". Его было море, он постоянно был под рукой. Творчество всегда получается из того, что под рукой.)
Читатель, взгляни на пишущую машинку, точнее, на компьютер, где клавиатура аналогична. Прямо перед собой, в центре, ты видишь четыре буквы: М, И, Т, Ь. Повыше, но одним блоком: К, А. Когда человек впервые садится за машинку и печатает произвольные слова и предложения, вольно или невольно пытаясь организовать их в творчество, он часто использует подобные бросающиеся в глаза блоки. У меня этими блоками были МАКСИМ и МИТЬКА. (Максим, в числе прочего, первое слово произведения "Максим и Федор", Митька-опричник - сквозной персонаж моих первых стихотворений и поэм.)
Мне только что бросилось в глаза, что МАКСИМКИ - еще удобнее печатать, чем МИТЬКИ. Вот бы было истинно простодушное, гуманистичное и интернациональное массовое молодежное движение! Да и похоже на митьков: в тельняшках, с алкоголизмом борются, число употребляемых слов - в пределах десяти. Пляшут, похваляясь: ай, молодца максимка! Или, наоборот, хмуро-самоуглубленное, упертое в пьянство до убоя или победы; тоже, впрочем, без лишних слов - если головным максимкой назначить не персонажа Станюковича, а моего Максима. Можно организовать сразу два массовых молодежных движения максимок и посмотреть, которое из них конкурентоспособнее (Поздно спохватился, была уже в конце 90-х группа художников "Максимки".)
Да нет, митьки, конечно, лучше: головной митек --вот он, живой и здоровый.
12. Первый день движения митьков
Первый день движения митьков, 24 сентября 1984 года, что-то не задался. Я прочитал Мите "Митьков", и ему не понравилось: к чему все это, что за митьки дурацкие?
Митя, товарищ дорогой, я тебе предлагаю сознательную героическую стратегию, при том, что тебе ничего и делать не нужно, весь эффект заключается в интерпретации: вместо твоего косноязычного "дык" теперь будет звучать мудрое "дык", исполненное высшей простоты.
Нет, он тогда не врубился. Посмеивался, конечно, когда я читал, но первые его слова после прочтения помню буквально: "Хватит дурью-то маяться. Написал бы чего-нибудь хорошее про мою живопись" (что я тут же приписал к тексту). Может, настроение неважное было. Я рассчитывал на его чувство юмора, считал подлинным (подлинное чувство юмора распространяется и на себя, это тот редкий случай, когда человек не набрякает автоматически, когда над ним шутят, да и сам над собой пошутить в силах).
Может, Дмитрию Шагану не до шуток стало: осень, вернулась жена Таня с Украины. Когда я летом рассказывал Горяеву о наших поэтических вечерах у залива, он хмуро предупредил: "Ну ничего, скоро Таня прилет, даст Мите просраться..." (фитилек прикрутит, современнее выражаясь).
В передаче на "Радио Свобода" по поводу двадцатилетия движения Митя вспоминает свое первое впечатление, простодушно отрекаясь от образа митька:
Когда Шинкарев написал этот текст (вот почему двадцать лет мы отмечаем - двадцать лет этой книжке, которую он начал писать в восемьдесят четвертом), тогда я, конечно, подобиделся, я считал, что я не такой уж шалопай, а вполне даже и примерный семьянин, потому что у меня к тому времени уже и две дочки были, и за спиной был большой опыт работы в котельных, где особо не пошалопайничаешь, можно и взорвать, на самом деле, котел...
То есть Митя сожалеет о том, что появилась книга "Митьки"? (Теперь, через четверть века, и я согласен: нельзя лепить настолько насыщенный художественный образ из живого человека.) Или, может, обидно написано, не митьков дурацких надо было выдумывать, а писать про то, какой Митя скромный, честный, примерный семьянин и отличный работник (плюс гениальный художник, что как-то не вяжется с образом) ? Такой текст, стандартный для рекомендации в коммунистическую партию, имел бы хороший шанс сразу попасть в газету, например, в многотиражку нашего с Митей "Теплоэнерго-3", и слава великая пришла бы к Дмитрию Шагину гораздо раньше...
Понравились Мите "Митьки" через пару недель, когда он увидел реакцию на этот текст наших собутыльников. В какой-то момент, на какой-то пьянке понравились - просто с пугающей, невероятной силой. И тут все: маска сразу и навсегда села, как влитая. (Хорошо помню, как в 1985 году Митин отчим Боря Смелов с изумлением повторял: "Митя, да ты действительно уже как митек! Ну точно как в книге стал!")
13. Двадцать пять лет спустя
Читатель, открой Интернет, поищи там Дмитрия Шагина. Ты увидишь в заголовках множество примерно одинаковых определений: "Дмитрий Шагин - отец-основатель митьков", "Дмитрий Шагин - создатель бренда "митьки"", "Шагин Дмитрий - автор проекта митьков", "Идеолог митьковского движения Дмитрий Шагин".
Я в "Митьковских плясках" упоминал, как корреспондентка задает мне вопрос: когда и откуда появились митьки?
Редкой пытливости ум! Это из ста один станет так глубоко копать, чтобы задаться этим вопросом. О чем тут спрашивать, когда нетрудно и догадаться. Вот типичный пример, уважаемый журналист пишет: "...Митя Шагин (как нетрудно догадаться даже человеку несведущему - основоположник: Митя - митьки)" (Николай Донсков. "Новая газета", № 27,2005). Но несведущий человек, полагаясь на самоочевидность, может в своей догадке ошибаться, странно апеллировать к мнению именно несведущего человека. (Хотя есть любопытный пример подобного "доказательства от самоочевидности": в США до сих пор существует "Общество плоской Земли", утверждающее, что планета Земля является плоским диском. Президент общества, Чарлз Джонсон, основным доказательством этой гипотезы выдвигает совершенно аналогичное соображение: "Как нетрудно заметить даже человеку несведущему - Земля плоская".)
Журналисты, впрочем, не виноваты - это им Митя так отрекомендовался, не уточняя, какой именно ипостаси митьков он основоположник. Идеи митьков? Фантастического массового молодежного движения митьков? Или группы художников "Митьки"?
Рассмотрим сначала самый скромный вариант: Дмитрий Шагин - основатель группы художников "Митьки".
14. Группы художников
В 80-е годы и художников в городе было тьма, и групп художников. "Инаки", "Алипий", "Летопись", "Остров", "Пятая четверть", "ТИР", "Группа 7", "Группа 14 (Доллар)", "Пять углов", "Кочевье", "Эрмитаж", "Но-вые", "Свои", "Некрореалисты", "Неоакадемисты" - вспомнил навскидку. Иногда группа собиралась на проведение одной только выставки, шумно заявляла о себе - а что заявишь внятного? что мы - самые лучшие художники?
Помню, пришел на выставку, новая группа: Игорь Орлов, Женя Орлов, Игорь Иванов. Название какое-то интригующее, не помню; буклеты, значки нагрудные сделали! ("Митьки" за 25 лет так и не дотумкали значки сделать.) После выставки группа распадается, участники входят в состав других групп.
Более или менее долго - до трех, пяти лет - группа могла существовать в силу четких стилистических особенностей и границ (сюрреалист - сиди в "Острове", все любители сюриков ходят на выставки "Острова"); за пять лет художники разбредаются далеко от первоначальной стилистической общности - группа распадается.
Дольше группа могла существовать за счет ослепительной звезды, изобретателя нового стиля - школа Стерлигова много лет функционирует после смерти самого Стерлигова (в середине 70-х и я к ним ходил набраться ума-разума); великим генератором идей был Тимур Новиков, сооснователь "Новых художников" и основатель "Неоакадемистов". Это почти и все недавние примеры, когда группа именно "основывается", а не образуется; таких групп мало. Да и не всякий художник соглашается долго следовать в тени харизматического лидера, изобретателя стиля. Жестоко об этом сказал великий Рихард Васми: "Художник одинок. Объединение художников - это объединение бездарностей". ("Новые художники" - пример во многих отношениях нетипичный, и в этом исключение: для большинства из "Новых" период пребывания в группе - вершина творчества.)
Конечно, сколачиваются художники и сейчас по молодости для удобства функционирования - увереннее себя чувствуешь в компании, особенно если дело начинает вытанцовываться, появляется общественный резонанс. (Трогательно об этом говорил Джордж Харрисон: "Перед каждой ступенькой вверх мы очень нервничали, но нас всегда утешало то, что нас четверо, и мы вместе. Не так, как Элвис (Пресли. - В.Ш.). Каково было Элвису в последние годы - ведь он был один на всем свете, никто больше не знал, каково ему приходится. Нас было четверо, и мы делили все между собой". Так и "Митьки" в первые годы...)
Взыскуя настоящей общности, соборности, люди на безрыбье радуются общности временной (напомню термин Гумилева - консорции).
"Люди подобны листьям на дереве: по видимости каждый листочек живет отдельно, но на самом деле они едины, они питаются соком из одного корня. Так и люди" (Плотин).
Что-то взгрустнулось; ну-ка поконкретнее: летом 1984 года в число наших с Митей собутыльников влились Александр Флоренский с Олей, а через них - и "группа Флоренского". Никаких совместных выставок у нас до того не было. В домитьковскую эпоху, помимо больших общих выставок ТЭИИ (Товарищество экспериментального изобразительного искусства, 1981-1991 гг.), - где выставишься? Редко удавалось надыбать место.
Митя выставлялся раза три в таком составе: Дмитрий Шагин, Кирилл Миллер, Михаил Иофин. Один раз я с ним вдвоем выставлялся. Был ли Митя основателем этих групп художников? Да какие это группы: ни малейших стилистических связей, отсутствие отношений "ведущий - ведомые". Вот что было, так это "группа Флоренского", они сделали штук пять выставок - официальных и квартирных, это восемь человек из одиннадцати участников первой выставки "Митьков": Андрей Кузнецов ("малознакомый ему Кузя"), Алексей Семичев, Виктор Тихомиров и его брат Владимир, Андрей Филиппов (Фил). Александр Флоренский, Ольга Флоренская, Игорь Цурилов. Группу называли "группой Флоренского - Подлисского", для удобства произношения сокращая до "группы Флоренского", - впрочем, это название не фигурировало "официально", на афише значилось: группа ленинградских художников.
То есть состав будущей группы "Митьки": восемь человек с неформальным лидером Флоренским, стилистически приблизительно однородные (кроме примитивиста Володи Тихомирова и Кузи, ученика Владимира Шатана), и вразнобой: Александр Горяев, Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарев, стилистически неоднородные и влияния друг на друга не оказавшие. Итого одиннадцать человек. Могло ли случиться, чтобы решительно преобладающая группа Флоренского сказала Дмитрию Шагину - будь нашим основателем, приди и владей нами, а то порядка у нас нет? Да никто никого и не считал основателем или лидером, в первое время отношения "Митьков" были абсолютно равноправными. (К чести Флоренского следует сказать, что он ни в каких справочных изданиях не указывал себя "основателем группы художников "Митьки"", на что, как видим, имел оснований больше, чем остальные. Он везде писал: "Один из основателей группы "Митьки"". Так же писал и я, и в первые годы - Митя. Хотя и выражение "один из основателей" не совсем справедливо для группы, которая не была основана, а образовалась.) Никто на себя одеяла не тянул, под себя не греб: незачем было. Мы и картины-то писали не для продажи, а чтобы товарищам показать, добиться их радости и уважения.
Все у нас было весело и навсегда: котельная, водка, советская власть.