- Ты же обещала не говорить! - сказал я.
Джули пожала плечами и ответила:
- Теперь это уже не важно.
Дерек наклонился над сундуком. Джули продолжала:
- Джек решил устроить… гробницу. Когда она умерла, положил ее сюда и залил цементом.
Дерек отколупнул кусочек бетона, повертел его в пальцах.
- Не слишком-то хорошо ты его смешал, - заметил он. - Да и сундук не выдерживает такого веса.
- Воняет уже по всему дому, - обратилась ко мне Джули, - ты бы сделал с этим что-нибудь.
Дерек тщательно вытер руки носовым платком.
- Кажется, это называется перезахоронением, - сказал он. - Например, в саду, рядом с твоей лягушкой.
Я подошел к сундуку и осторожно постучал по нему ногой, так же, как Дерек.
- Не хочу, чтобы его трогали, - твердо сказал я. - Я слишком долго над ним трудился.
Дерек пошел прочь из подвала, а мы все - за ним. Когда мы снова собрались в гостиной, он спросил, как звали собаку, и я не раздумывая ответил:
- Космо.
Он положил руку мне на плечо и сказал:
- Надо будет заделать эту трещину в цементе. И будем надеяться, что сундук выдержит.
Остаток вечера мы ничего не делали. Дерек рассказывал о бильярде. Уже гораздо позже, когда я собрался уходить к себе, Дерек сказал:
- На этот раз я научу тебя правильно смешивать бетон.
Уже с лестницы я услышал ответ Джули:
- Пусть все сделает сам. Ему не понравится, если ты станешь его учить.
Дерек проговорил что-то, чего я не расслышал, и разразился долгим звучным смехом.
10
Вернулась жара. Джули снова загорала на каменной горке, на этот раз без радио. Том, впервые за много дней переодевшись в собственную одежду, играл в саду со своим приятелем из квартала многоэтажек. Всякий раз, собираясь сделать что-нибудь очень смелое - например, перепрыгнуть через камень, - он требовал, чтобы Джули на это посмотрела.
- Джули, смотри! Джули! Гляди, Джули! - Такие крики раздавались из сада все утро.
Я вышел в кухню, чтобы на них посмотреть. Джули лежала вытянувшись на ярко-синем полотенце и не обращала на Тома внимания. Она была уже такой смуглой, что мне подумалось: еще день или два - и станет совсем черной. По кухне кружило несколько ос. Снаружи, над переполненными мусорными ящиками, не опустошавшимися несколько недель, вились мухи. Масло в пакете растаяло и превратилось в лужицу. Жара стояла такая, что убираться на кухне никому не хотелось. Подошла Сью и сообщила, что только что услышала по радио: сегодня самый жаркий день начиная с 1900 года.
- Джули не стоит так долго загорать, - сказала она и вышла в сад, чтобы ее предупредить.
Но ни Джули, ни Тома и его приятеля жара, кажется, вовсе не беспокоила. Она лежала не двигаясь, а они гонялись друг за другом по саду и громко звали друг друга по имени.
После обеда мы с Джули отправились в магазин купить пакет цемента. За нами увязался Том. Он не отходил от Джули и держался за подол ее белой юбки. Я изнывал от жары, и в какой-то момент мне пришлось остановиться в тени автобусной остановки, чтобы отдышаться и прийти в себя. Джули заслонила меня от солнца и принялась махать ладонью у меня перед липом, нагоняя воздух.
- Что с тобой такое? - приговаривала она. - Ты, бедняжка, совсем ослабел! Что ты с собой сделал?
Тут мы с ней встретились взглядами и оба расхохотались.
Перед магазином мы остановились посмотреть на свое отражение в витрине. Джули сплела руку с моей рукой и проговорила:
- Смотри, какие у тебя бледные пальцы!
Я вырвал руку. Входя в магазин, Джули заговорила со мной твердым и приказным тоном, как с ребенком:
- Тебе обязательно нужно больше бывать на солнце. Это очень полезно.
По дороге домой я думал, что скоро Джули вообще нормально разговаривать перестанет - будет только командовать. Сама же она весело болтала с Томом о цирке и один раз, присев, вытерла ему салфеткой с губ слюну и мороженое.
Подойдя к воротам, я вдруг понял, что не хочу идти в дом. Джули взяла у меня пакет с десятью фунтами цемента и сказала:
- Вот и отлично, иди погуляй на солнышке.
Шагая вверх по улице, я вдруг заметил, что выглядит она совсем не так, как я привык. Собственно, это уже и не улица - так, дорога посреди пустыря. На ней осталось лишь два дома, не считая нашего, да и те поодаль друг от друга. Впереди я увидел грузовик, а рядом - группу людей в рабочих робах. Они, как видно, собирались домой. Как раз когда я подошел, грузовик взревел и двинулся мне навстречу. Трое рабочих стояли в кузове, придерживаясь за ручку, укрепленную на крыше водительской кабины. Один из них помахал мне рукой, затем указал на наш дом и пожал плечами, а в следующий миг машина скрылась за поворотом. Там, где прежде стояли брошенные дома, теперь чернели только плиты фундаментов. Я подошел и забрался на один из них. Там, где прежде были стены, теперь чернели канавки: в них росла какая-то травка с листьями вроде салатных. Я прошелся вдоль бывшей стены, аккуратно ставя ноги на одну линию, думая о том, как это странно: всего несколько лет назад в этом бетонном прямоугольнике жила целая семья. Трудно было понять, то ли это здание, в котором я недавно был. Не осталось никаких примет. Я снял рубашку и расстелил ее в центре самой большой комнаты. Лег на спину, раскинул руки, ловя пальцами солнце. Жара мгновенно приковала меня к земле, и тело зачесалось от пота. Но я упорно лежал, пока не заснул.
Проснувшись, я сперва удивился тому, что лежу не у себя в постели. Вздрогнул и сонно потянулся за одеялом. Встав, почувствовал, что болит голова. Я подобрал рубашку и побрел домой, иногда останавливаясь, чтобы полюбоваться багровой грудью и руками, новый цвет которых казался еще ярче в лучах заходящего солнца. Возле дома я обнаружил машину Дерека, а войдя в кухню, увидел, что дверь в подвал открыта, и услышал доносившиеся оттуда голоса и какой-то скребущий, царапающий звук.
Дерек, засучив рукава, накладывал мастерком на трещину мокрый цемент. Джули стояла рядом, с руками на поясе, и смотрела.
- Вот видишь, делаю за тебя твою работу, - обратился ко мне Дерек, явно довольный собой.
Джули так мне обрадовалась, словно я вернулся из дальнего плавания.
- Ты только посмотри на себя! - восклицала она. - Загорел! Еще как загорел! Отлично выглядишь! Правда, он отлично выглядит?
Дерек что-то проворчал и вернулся к своей работе. В самом деле, запах ощущался уже меньше. Негромко насвистывая сквозь зубы, Дерек принялся разравнивать цемент. Пока он стоял, нагнувшись и повернувшись к нам спиной, Джули подмигнула мне, а я сделал вид, что пинаю его в зад. Дерек что-то заподозрил и спросил, не оборачиваясь:
- Что-то не так?
- Нет, ничего, - ответили мы хором и оба покатились со смеху.
Дерек обернулся и шагнул ко мне, сжимая в руке мастерок. К моему удивлению, вид у него был обиженный.
- Может быть, сам займешься? - спросил он.
- Да нет, - ответил я, - у тебя гораздо лучше получается.
Дерек попытался сунуть мастерок мне в руки.
- Это же твоя собака, - сказал он. - Если, конечно, это действительно собака.
- Дерек! - ласково проговорила Джули. - Пожалуйста, доделай сам. Ты же обещал. - И она снова подвела его к сундуку. - Если это доверить Джеку, он снова растрескается, и опять будет запах на весь дом.
Дерек пожал плечами и снова принялся за работу. Джули похлопала его по плечу, затем взяла его пиджак, висевший на гвозде, перекинула через руку и, погладив, прошептала:
- Хорошая киска!
На этот раз Дерек не обращал внимания на наши приглушенные смешки.
Наконец он закончил работу и выпрямился.
- Отлично сделано! - проговорила Джули.
Дерек слегка поклонился и протянул к ней руку, но она отстранилась. Я сказал что-то в том же духе, но на меня он не взглянул. Наверху, в кухне, мы с Джули почтительно смотрели, как Дерек моет руки. Джули протянула ему полотенце. Вытирая руки, он снова попытался привлечь ее к себе, но Джули шагнула в сторону, положила руку мне на плечо и снова начала восхищаться цветом моего лица.
- Тебя просто не узнать, - говорила она. - Правда, Дерек?
Дерек торопливо, резкими движениями завязывал галстук. Казалось, Джули полностью управляет его настроением. Он поправил запонки и потянулся за пиджаком, заметив при этом:
- По-моему, он перестарался.
С этими словами Дерек направился к двери. Я подумал, что он уходит, но вместо этого он присел, поднял за угол старый чайный пакетик и швырнул его в направлении мусорного ведра. Джули налила воды в чайник, а я пошел в гостиную за чашками.
Чай мы пили на кухне, стоя. В пиджаке и галстуке Дерек снова стал похож на себя. Стоял он очень прямо, держа чашку в одной руке и блюдце - в другой. Расспрашивал меня о школе, о работе. Потом вдруг спросил заботливо:
- Ты, наверное, был очень привязан к своей собаке?
Я кивнул и бросил взгляд на Джули, надеясь, что она сменит тему.
- Когда он умер? - спросил Дерек.
- Это была она, - ответил я.
Наступило недолгое молчание, затем Дерек спросил с ноткой упрямства в голосе:
- Хорошо, и когда она умерла?
- Месяца два назад.
Дерек обернулся и бросил вопросительный взгляд на Джули. Та улыбнулась и подлила себе чаю.
- Какой она была породы? - спросил Дерек, обращаясь куда-то в пространство между Джули и мной.
- Ну, знаешь, помесь, - ответила Джули.
- Больше всего похожа на лабрадора, - добавил я, и вдруг перед моими усталыми глазами возникло видение грустной собачьей морды, настолько живое и яркое, что я потряс головой.
- Не возражаешь, что я об этом спрашиваю? - спросил Дерек.
- Да нет.
- Как это тебе пришло в голову залить ее цементом?
- Хотел сохранить навсегда. Как в Египте.
Дерек коротко кивнул, как будто это все объясняло.
В этот миг вбежал Том и вцепился в ногу Джули. Мы все чуть посторонились. Дерек протянул руку и хотел погладить Тома по голове, но тот оттолкнул его руку, и Дерек пролил на пол немного чая. Несколько секунд он молча смотрел на лужу и вдруг спросил:
- Том, ты любил Космо?
Все еще держась за ногу Джули, Том обернулся посмотреть на Дерека и засмеялся, словно услышал какую-то привычную шутку.
- Ты же помнишь Космо, нашу собаку, - быстро подсказала ему Джули.
Том кивнул.
- Да, Космо, - медленно повторил Дерек. - Ты грустил, когда она умерла?
Том снова откинулся назад, но на этот раз смотрел на сестру.
- Ну как же, ты сидел у меня на коленях и плакал. Неужели не помнишь?
- Ага, помню, - с лукавой улыбкой ответил Том.
Все мы не сводили с него глаз.
- Я плакал, правда? - уточнил он у Джули.
- Конечно. А я отнесла тебя в кровать, помнишь?
Том прижался головой к животу Джули и, кажется, глубоко задумался. Спеша увести его подальше от Дерека, Джули поставила чашку и повела Тома в сад. Уже в дверях он вдруг проговорил: "А, собака!" - и насмешливо засмеялся.
Дерек сунул руку в карман и позвенел ключами. Оба мы смотрели в окно, как Джули ведет Тома через сад. В этот миг она была так красива, что мне хотелось смотреть на нее одному, без Дерека. Наконец, не оборачиваясь ко мне, он сказал тоскливо:
- Знаешь, мне хотелось бы, чтобы вы все… ну, чуть больше мне доверяли.
Я зевнул.
Мы с Джули и Сью не обсуждали ложь о собаке. Вообще мы не слишком-то заботились о том, чтобы обмануть Дерека. То, что скрывалось в подвале, казалось нам нереальным, словно во сне, - до тех пор, пока мы не спускались туда и не видели это своими глазами.
Дерек достал часы:
- У меня игра. Увидимся вечером, может быть.
Он вышел и окликнул Джули, та на секунду прервала игру с Томом, чтобы помахать ему рукой и послать воздушный поцелуй. Он подождал еще немного, но она уже повернулась к нему спиной.
Я поднялся к себе, скинул ботинки и носки и лег на кровать. В окно виднелся квадратик бледно-голубого неба без единого облачка. Не пролежав и минуты, я сел и огляделся кругом. На полу валялись банки из-под кока-колы, грязная одежда, обертки из-под чипсов, несколько проволочных вешалок, коробка, где когда-то хранились резинки. Я встал и посмотрел на место, где только что лежал: складки и заломы желто-серых простыней, крупные пятна с четко очерченными краями. Все, что я видел, напоминало мне обо мне самом. Я распахнул дверцы гардероба и принялся кидать туда весь мусор с пола. Сдернул с кровати простыни, подушки, одеяла и их тоже запихал туда. Сорвал со стены фотографии, когда-то вырезанные из журналов. Под кроватью обнаружил тарелки и чашки, покрытые зеленой плесенью. Все это я засовывал в гардероб, пока комната не стала совершенно пустой. Снял даже лампу вместе с абажуром. Затем разделся, запихнул одежду туда же и закрыл дверь. Теперь комната была пуста, как тюремная камера. Я снова растянулся на кровати и смотрел на клочок неба за окном, пока не уснул.
Когда я проснулся, было темно и холодно. С закрытыми глазами я потянулся за одеялом. Я смутно помнил, что спал на фундаменте снесенного дома, - может быть, я все еще там? Я не понимал, почему оказался голым на голом матрасе. Рядом кто-то плакал. Может быть, я? Я привстал, чтобы закрыть окно, и в этот миг вспомнил, что у меня уже давно умерла мать. Все встало на свои места: я снова лег, дрожа и прислушиваясь. Плач доносился из соседней комнаты - негромкий, жалобный. В нем было что-то успокаивающее: некоторое время я лежал и слушал, не чувствуя никакого любопытства. Наконец дрожь улеглась, я закрыл глаза, и тут же, словно в кино после перерыва, под закрытыми веками потянулась череда живых картин. На миг я открыл глаза, но и наяву, в темноте, передо мной проходили те же образы. Интересно, почему я так много сплю, подумал я? Я увидел жаркий летний день и переполненный пляж. Время идти домой. Отец и мать идут впереди, в руках у них складные стулья и охапка полотенец. Я за ними не поспеваю. Крупная круглая галька врезается мне в ноги. В руке у меня вертушка на палочке. Я плачу, потому что устал и хочу, чтобы меня взяли на руки. Родители останавливаются, чтобы меня подождать, но, как только я их догоняю, поворачиваются и идут дальше. Я начинаю вопить в голос, и другие дети оборачиваются на меня. Бросаю вертушку, а когда кто-то поднимает ее и протягивает мне - мотаю головой и ору еще громче. Мать передает складной стул отцу и подходит ко мне. Она поднимает меня на руки, и через ее плечо я вижу девочку со своей вертушкой в руке: она стоит и смотрит на меня. Ветерок весело крутит яркие лопасти вертушки, я отчаянно хочу получить ее назад, но девочка осталась далеко позади, мы уже вышли на улицу. Я горько плачу, но мать словно не слышит…
На этот раз я открыл глаза и проснулся полностью. В комнатке было жарко и душно из-за закрытого окна. За стеной все еще плакал Том. Я встал, голова у меня закружилась, и пришлось прислониться к гардеробу. Я открыл его и начал шарить в поисках одежды. Из гардероба выкатилась лампа, упала на пол и разбилась. Я выругался громким шепотом. Темнота и духота мешали продолжать поиски. Ощупью, выставив перед собой руки, я добрался до двери, вышел на площадку, постоял, давая глазам привыкнуть к свету. Снизу слышались голоса Джули и Сью. При звуке открывающейся двери Том замолк, а затем захныкал снова - притворным, неубедительным плачем, на который Джули не обратила бы внимания. Дверь в ее спальню была открыта, и я тихо вошел туда. В комнате горел очень тусклый ночник, и поначалу Том меня не заметил. Он сбил все простыни и одеяла в конец кровати и лежал на спине голый, глядя в потолок. Хныканье его напоминало нестройное пение. Иногда он словно забывал, что плачет, и умолкал, затем вспоминал и принимался хныкать громче. Минут пять или около того я просто стоял у его кровати и слушал. Одну руку он закинул за голову, а двумя пальцами другой теребил свой член.
- Так-так, - сказал я.
Том откинул голову и посмотрел на меня без всякого удивления. Затем снова устремил взор в потолок и захныкал. Я подошел к его кроватке сбоку и сурово спросил:
- Что с тобой? Какого черта ты ревешь?
Тут Том заревел по-настоящему, хлюпая и роняя слезы на простыню.
- Подожди, - сказал я и попытался опустить бортик кроватки. В темноте я никак не мог понять, как отщелкивается замок. Брат набрал полные легкие воздуха и заорал. Его крик мешал сосредоточиться. Я ударил по замку кулаком, затем схватил кроватку за прутья и потряс так, что она закачалась. Том засмеялся, что-то поддалось, и бортик упал на пол.
- Еще раз! Сделай так еще раз! - потребовал Том пискливым младенческим голоском.
Я сел на край кровати, на сбитую кучу одеял. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, затем он спросил обычным голосом:
- А почему ты неодетый?
- Потому что жарко, - ответил я.
Он кивнул:
- Мне тоже жарко.
Теперь он лежал, закинув за голову обе руки, словно загорающий на пляже, и был уже совсем не похож на младенца.
- Ты поэтому ревел? Потому что жарко?
Он немного подумал и кивнул.
- Так ведь от плача еще жарче станет, - сказал я.
- Я хотел, чтобы пришла Джули. Она сказала, что обязательно придет.
- Зачем она тебе?
- Потому что я ее хотел.
- А зачем?
Том нетерпеливо прищелкнул языком:
- Потому что я ее хотел!
Я скрестил руки на груди. Мне захотелось задать ему пару вопросов.
- Ты помнишь маму? - Он приоткрыл рот и кивнул. - А ее не хочешь?
- Она же умерла! - с негодованием ответил Том.
Я забрался в детскую кроватку с ногами, и Том подвинулся, чтобы освободить мне место.
- Да, она умерла, - сказал я. - И все равно, разве ты не хочешь, чтобы к тебе пришла она, а не Джули?
- Я хожу к ней в комнату, - похвастался Том. - Я знаю, где Джули держит ключ.
Запертая спальня почти стерлась из моей памяти. Когда я думал о маме, мне всегда вспоминался подвал.
- И что ты там делаешь? - спросил я.
- Ничего.
- Что там сейчас?
- Джули все убрала, - пожаловался Том. - Все мамины вещи.
- А зачем тебе мамины вещи?
Том уставился на меня так, словно я задал бессмысленный вопрос.
- Ты играл с ее вещами? - спросил я.
Том кивнул и поджал губы, подражая Джули.
- Мы переодевались и придумывали разные вещи.
- Вы с Джули?
Том захихикал:
- Дурак, мы с Майклом!
Майклом звали его приятеля из многоэтажек.
- Вы одевались в мамину одежду?
- Мы играли в маму и папу, и еще в Джули и тебя, и еще в Джули и Дерека.
- А как вы играли в Джули и меня? - И снова Том посмотрел на меня так, словно не понял вопроса. - Ну, что вы делали?
- Просто играли, - неопределенно ответил Том.
Из-за того, как падал на его лицо свет, или оттого, что у него были свои секреты, но Том показался мне маленьким мудрым старичком, лежащим у моих ног. Мне стало интересно, верит ли он в рай.
- А ты знаешь, где сейчас мама? - спросил я.
Том уставился на потолок и ответил:
- В подвале.
- Как в подвале? - прошептал я.
- В подвале. В сундуке, под бетоном.
- Кто тебе сказал?
- Дерек. Он сказал, ты положил ее туда.
Том повернулся на бок и поднес палец ко рту.
Я потряс его за ногу:
- Когда он тебе сказал?