5
Когда я вошел в кухню, Джули, стянув волосы в хвост, стояла у раковины со скрещенными руками на груди, опираясь на одну ногу и выставив колено вперед.
- Где ты был? - спросила она.
Я не понял, о чем она спрашивает.
- Я хочу посмотреть, - сказал я.
Джули молча покачала головой.
- Мы оба теперь за старших, - продолжал я, обходя кухонный стол. - Она так сказала.
- Она умерла, - сказала Джули. - Сядь. Ты что, не понял? Она умерла.
Я сел.
- Я теперь тоже за старшего! - сказал я.
И разревелся, потому что почувствовал себя обманутым. Мать ушла, ничего не объяснив Джули. И ушла не в больницу, а навсегда, и теперь уже ничего не докажешь. В какое-то мгновение я понял: она вправду умерла, и что-то сжало мне горло, и плач стал сухим и болезненным. Но в следующий миг я подумал: вот сидит мальчик, у которого умерла мать, - и слезы вновь полились легко и свободно. Джули положила руку мне на плечо. Едва почувствовав это, я вдруг увидел нас со стороны, словно картину в раме кухонного окна: один сидит и плачет, другая стоит и утешает его, и на какие-то полсекунды задумался о том, который из этих двух - я. Казалось, это кто-то другой рыдает рядом со мной. Я не знал, с какими чувствами Джули положила руку мне на плечо - с нежностью, с нетерпением, или же, быть может, она совсем и не думает обо мне. По ощущению от руки этого нельзя было понять. От этой неуверенности я перестал плакать и повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, но она уже отошла и снова заняла свое место у раковины.
- Скоро придут Том и Сью, - сказала она.
Я вытер лицо и высморкался в кухонное полотенце.
- Надо будет сказать им, как только они придут.
Я кивнул, и около получаса мы провели на кухне в молчании.
Пришла Сью. Джули сообщила ей новости, и обе, рыдая, кинулись друг другу в объятия. Тома все не было. Я не сводил глаз с плачущих сестер; мне казалось, что будет невежливо смотреть куда-то еще. Мне в их горе не было места - впрочем, я и не рвался к ним присоединяться. В какой-то момент я положил руку на плечо Сью, как Джули - на мое плечо, но ни та ни другая, поглощенные собой и друг другом, словно борцы в клинче, меня не заметили. Сквозь слезы они бормотали какую-то бессвязицу - то ли друг дружке, то ли самим себе. Хотелось бы и мне забыться в горе так же, как они, но меня не оставляло ощущение, что за мной кто-то наблюдает, и все хотелось пойти взглянуть на себя в зеркало. Вбежал Том, девочки оторвались друг от друга и повернулись к нему. Он потребовал лимонада, выпил и убежал, а мы со Сью пошли вслед за Джули наверх. Пока перед дверями маминой спальни она возилась с ключом, мне вдруг представилось, что мы со Сью - супружеская пара, остановившаяся на ночь в гостинице, и ждем, пока отопрут наш номер. Я громко рыгнул, Сью хихикнула, а Джули шикнула на нас обоих.
Занавески были не задернуты - "чтобы не вызывать подозрений", объяснила потом Джули, - и спальню заливал солнечный свет. Мама лежала на подушках, руки ее скрывались под одеялом. Я думал, что она будет смотреть широко открытыми глазами в потолок, как мертвецы в кино, но глаза ее были полуприкрыты, словно она собиралась вздремнуть. На полу у кровати лежали ее книги и журналы, на прикроватной тумбочке все еще тикал будильник, стоял стакан с водой и лежал апельсин. Мы со Сью встали в изножье кровати, а Джули, взявшись за одеяло, попыталась накрыть им мамино лицо. Одеяло зацепилось за что-то и не поддавалось, потом дернулось и рывком поползло вверх, обнажив босые ноги матери - синевато-белые, с растопыренными пальцами. Мы со Сью снова хихикнули. Джули натянула одеяло на ноги, но тут наружу снова вылезла мамина голова. Теперь мы оба смеялись вовсю. Смеялась и Джули - сквозь стиснутые зубы, содрогаясь всем телом. Наконец она сумела накрыть маму полностью, отошла и встала рядом с нами. Одеяло окутало маму, словно статую, сквозь него прорисовывались очертания головы и плечей.
- Выглядит просто смешно, - сказала Сью.
- Ничего смешного! - отрезала Джули.
Сью потянулась вперед, чтобы откинуть одеяло и посмотреть на маму, но Джули ударила ее по руке и крикнула:
- Не трогай!
В этот миг позади нас распахнулась дверь и в спальню влетел Том, раскрасневшийся и запыхавшийся, - он был прямо с улицы.
Мы с Джули почти машинально схватили его за руки.
- Я хочу к маме! - потребовал он.
- Мама спит, - прошипели мы хором, - смотри, она спит!
Том, извернувшись, вырвался из наших рук.
- А почему вы тогда кричите? Ничего она не спит, правда, мам?
- Она спит очень-очень крепко, - попыталась объяснить Сью.
На миг мне подумалось, что так мы сможем объяснить Тому, что произошло, смерть - это просто очень глубокий сон. Но сами мы знати об этом не больше Тома, и он сразу почувствовал, что что-то не так.
- Мам! - завопил он и рванулся к кровати.
Я схватил его за руки.
- Нельзя! - сказал я.
Том пнул меня ногой, высвободился и проскользнул мимо Джули к изголовью кровати. Здесь он потерял равновесие, едва не упал, оперся о мамино плечо, скинул ботинки и бросил на нас торжествующий взгляд. Такие сцены случались и раньше, и порой Тому удавалось добиться своего. Я уже не рвался его оттаскивать: ладно, пусть сам все поймет, думал я, - мне просто было интересно, как это случится. Но едва Том откинул одеяло и полез к матери на кровать, Джули бросилась вперед и схватила его за плечо.
- Пойдем, - мягко проговорила она и потянула его с кровати.
- Не хочу! - взвыл, как обычно, Том и схватился за рукав маминой ночной рубашки.
Джули потянула сильнее, мама каким-то жутким, деревянным движением перевернулась на бок. Голова ее стукнулась о тумбочку, будильник и стакан с водой слетели на пол. Мамина голова повисла между кроватью и тумбочкой, и теперь мы увидели одну ее руку. Том умолк, застыл и безропотно, как слепой, позволил Джули увести себя прочь. Ушла и Сью - я не заметил когда. Я помедлил с минуту, думая, что, наверное, надо уложить тело на спину и прикрыть одеялом, как было. Я даже шагнул вперед, но мысль о том, что придется к ней прикоснуться, наполнила меня ужасом. Я выбежал из спальни, захлопнул за собой дверь, запер ее и сунул ключ в карман.
Том плакал, пока не уснул на диване внизу. Мы укрыли его полотенцем - подниматься наверх за одеялом никому не хотелось. Остаток вечера мы провели в гостиной, почти не разговаривая. Раз или два Сью начинала плакать и останавливалась, словно плач требовал от нее слишком больших усилий.
- Наверное, она умерла во сне, - произнесла Джули.
Мы со Сью кивнули, и пару минут спустя Сью прибавила:
- Значит, ей было не больно.
Теперь мы с Джули что-то пробормотали в знак согласия.
После долгого молчания я спросил:
- Есть не хотите?
Обе помогали головами. Я умирал от голода, но не хотел ужинать в одиночку - мне сейчас не хотелось ничего делать одному. Наконец они согласились что-нибудь съесть, и я принес хлеб, масло, мармелад и две пинты молока. За едой наконец завязался разговор. Джули сказала, что все узнала за две недели до моего дня рождения.
- Это когда ты стояла на руках, - сказал я.
- А ты пел "Зеленые рукава", - подхватила Сью. - А я что делала?
Этого мы не помнили, и Сью повторяла:
- Но я же помню, я тоже что-то сделала!
Пока я не сказал ей:
- Ну ладно, хватит.
Вскоре после полуночи наше маленькое стадо поднялось наверх. Джули шла первой, я нес на руках Тома. На первом этаже мы остановились, сгрудились в кучку и постарались побыстрее и потише проскользнуть мимо маминой двери. Было так тихо, что, казалось, можно расслышать тиканье будильника, и я радовался, что дверь заперта. Мы уложили Тома в постель - он даже не проснулся. Девочки по молчаливому обоюдному согласию легли в одной спальне. Я ушел к себе, лег в кровать и с полчаса вертелся с боку на бок, пытаясь прогнать одолевающие меня мысли и картины. Наконец я отправился в спальню к Тому, взял его на руки и понес к себе. В спальне Джули все еще горел свет. Я уложил брата к себе в постель, обнял его и заснул.
Вечером следующего дня Сью спросила:
- Наверное, надо кому-то рассказать?
Мы сидели вокруг каменной горки. Весь день мы провели в саду: жара стояла страшная, к тому же нас пугал дом за нашими спинами, хмурый фасад которого словно окутывала уже не задумчивость, а тяжелый сон. С утра мы поругались из-за купальника Джули. Сью считала, что после всего случившегося нехорошо загорать в купальнике.
- Какая разница, - сказал я.
Сью сказала:
- Раз Джули надела купальник, значит, ей наплевать, что мама умерла.
Том снова заревел, а Джули вернулась в дом и переоделась. Я весь день листал старые комиксы, свои и Тома. Порой мне казалось, что мы сидим в ожидании чего-то ужасного, и тут же я вспоминал, что ужасное уже случилось. Сью листала свои книжки, иногда принимаясь тихо всхлипывать. Джули, сидя на верху горки, собирала в горсть камешки, подбрасывала их и ловила. Ее раздражал Том: он то хныкал и требовал внимания, то принимался играть, как будто ничего не случилось. Один раз попытался забраться к Джули на колени, и я услышал, как, сталкивая его, она говорит тихо: "Уйди. Пожалуйста, уйди!" Тогда я подозвал его к себе и стал читать ему вслух комикс.
Когда Сью задала этот вопрос, Джули быстро подняла на нее глаза и отвернулась.
- Если мы кому-нибудь скажем… - начал я и замолчал.
- Надо сказать, чтобы ее похоронили, - сказала Сью.
Я покосился на Джули. Она смотрела мимо нас, мимо сада - вдаль, через пустырь, на квартал блочных многоэтажек.
- Если мы кому-нибудь скажем, - снова заговорил я, - то нас заберут под опеку и отправят в приют или еще куда-нибудь. А Тома вообще могут усыновить. - И я сделал драматическую паузу.
- Не может быть! - в ужасе проговорила Сью.
- Дом останется без присмотра, - продолжал я, - сюда залезут воры и все вынесут.
- Но если мы никому не скажем, - нерешительно проговорила Сью, - что же нам тогда с этим делать? - И она слабо махнула рукой в сторону дома.
Я покосился на Джули и заговорил громче:
- Придут ребята из многоэтажек, залезут в дом и все здесь разнесут.
Джули, не поворачивая головы, бросила свои камешки через забор.
- Нельзя оставлять ее в спальне, - сказала она. - Она скоро начнет пахнуть.
- Какие ты гадости говоришь! - возмутилась Сью.
- Значит, ты считаешь, не надо никому говорить? - спросил я у Джули.
Не отвечая, она соскользнула с горки и пошла к дому. Сквозь кухонное окно я видел, как она вошла, повернула кран и сунула голову под холодную воду. Долго, несколько минут, стояла так, затем выключила воду, вытерла полотенцем мокрое лицо и волосы. Вернулась к нам. На голых плечах ее блестели капельки воды. Снова сев на горку, она сказала:
- Если мы решим никому не говорить, значит, нам придется все сделать самим. И быстро.
- Что же мы можем сделать? - со слезами в голосе спросила Сью.
Джули немного помолчала, подкидывая на ладони камешки, затем ответила очень тихо:
- Похоронить ее, разумеется.
Она очень старалась держаться, но голос у нее дрожал.
- Точно, - согласился я, содрогаясь от ужаса. - Сью, мы ведь можем устроить тайные похороны!
Теперь моя младшая сестренка рыдала в голос. Джули обняла ее за плечи и бросила на меня укоризненный взгляд. Разозлившись на них обеих, я вскочил и пошел искать Тома.
Брата я нашел перед домом, у ворот: он вместе с другим мальчиком играл на куче песка. Они рыли в песке сложную систему тоннелей шириной с кулак.
При моем приближении приятель Тома покосился на меня и проговорил насмешливо:
- А вот он говорит, что у него вчера мама умерла! Врет, правда?
- Нет, не врет, - ответил я. - Она и моя мама тоже. И она правда вчера умерла.
- Ну вот, получил? - торжествующе воскликнул Том, погружая обе руки в песок.
Его приятель на секунду задумался.
- Ага, значит, у тебя теперь нет мамы. А у меня есть!
- А мне плевать, - пробормотал Том и углубился в свой тоннель.
- У него умерла, а у меня нет! - повторил его приятель, уже мне.
- И что? - спросил я.
- У меня есть мама, а у него нет! - выкрикнул мальчишка. - У меня есть, а у него нет!
Я состроил сурово-скорбное лицо, опустился на колени в песок и сочувственно положил руку мальчишке на плечо.
- Я тебе сейчас кое-что скажу, - негромко начал я. - Я только что был у тебя дома, и твой папа мне рассказал. Твоя мама умерла. Она пошла тебя искать, и ее сбила машина.
- Что, получил? У тебя тоже нет мамы! - фыркнул Том.
- Неправда, есть! - прошептал мальчик.
- Точно тебе говорю! - прошипел я. - Я только что оттуда. Твой папа очень расстроен и страшно на тебя сердится. Твою маму сбила машина, потому что она пошла тебя искать.
Мальчишка вскочил. От лица его отхлынула кровь.
- На твоем месте я бы домой не возвращался, - продолжал я. - Отец тебя просто убьет!
Парень вскочил и бросился бежать к нашему дому, затем, вспомнив, круто развернулся и кинулся назад, начиная реветь на бегу.
- Ты куда? - крикнул Том.
Но его друг, не останавливаясь, затряс головой. Скоро он скрылся из виду.
Когда стемнело и все мы вернулись домой, Том снова сделался испуганным и несчастным. Он заревел, когда мы попытались уложить его в постель, и нам пришлось оставить его внизу, надеясь, что скоро он сам заснет на диване. Он хныкал и ревел из-за каждого пустяка, и нам никак не удавалось заговорить о том, что же теперь делать. В конце концов пришлось начать разговор прямо у него над головой, на повышенных тонах, чтобы перекричать его вопли. Пока Том орал и топал ногами из-за того, что у нас кончился апельсиновый лимонад, а Сью пыталась его утихомирить, я быстро спросил Джули:
- Где мы ее закопаем?
Она что-то ответила, но вопли Тома заглушили ее голос, и мне пришлось переспросить.
- В саду, под каменной горкой! - повторила она.
Позже Том заплакал снова - на этот раз просто по матери, - и, успокаивая его, я видел, как Джули что-то говорит Сью, а та кивает и трет глаза. Я старался отвлечь Тома разговором про его тоннели в песке, и вдруг мне пришла идея. Я сбился с мысли, замолчал, и Том тут же завопил еще громче. Он заснул лишь после полуночи, и только тогда я смог рассказать сестрам, что пришло мне в голову.
- Хоронить в саду - не слишком хорошая идея, - сказал я. - Придется копать глубокую яму, это займет много времени. Если делать это днем, кто-нибудь может нас увидеть, а если ночью - понадобятся факелы, и из многоэтажек увидят свет. И потом, как скрыть все это от Тома?
Тут я умолк, чтобы насладиться произведенным эффектом. Несмотря ни на что, я наслаждался собой. Меня всегда восхищали гениальные преступники в кино - элегантные джентльмены, с изящным безразличием обсуждающие идеальный способ убийства. Я нащупал в кармане ключ от спальни, и на миг к горлу подступила тошнота, но я уверенно договорил:
- И разумеется, если все выйдет наружу, полиция первым делом перекопает весь сад. В газетах о таких вещах каждый день пишут.
Джули смотрела на меня очень внимательно, кажется, она наконец начала принимать меня всерьез. Когда я закончил, она спросила:
- И что же делать?
Сью мы оставили с Томом на кухне. Моя идея не рассердила ее и не испугала: кажется, ей было уже все равно. Она только устало качала головой, словно скорбная старуха. Снаружи ярко светила луна, и мы быстро нашли тачку и лопату. Подкатили тачку к воротам, наполнили песком, отвезли к угольной яме и сбросили в подвал - и так шесть раз. Затем немного поспорили из-за воды: я говорил, что воду придется носить в подвал ведрами, а Джули возражала, что где-то там есть кран. Действительно, кран нашелся в той кладовке, где были свалены старая одежда и игрушки. До спальни отсюда было далеко, так что в подвале я чувствовал себя спокойнее, чем в доме. Мне смутно казалось, что кидать песок и смешивать цемент - моя работа, но Джули уже взяла лопату и, не успел я опомниться, соорудила песочную горку. Затем вскрыла один из мешков с цементом и остановилась, ожидая, что я подолью воды. Работала она удивительно быстро: через несколько минут песок и цемент смешались в густую серую грязь. Я поднял крышку огромного оловянного сундука, и Джули принялась лопатой кидать цемент туда. Он лег на дно слоем дюймов в пять. Мы решили сделать еще порцию, побольше: теперь я смешивал, а Джули подливала воды. В этот момент я не задумывался о том, что и зачем делаю. Смешивать цемент - самое обычное дело, ничего такого в этом нет.
Вот и вторая порция легла в сундук: мы работали уже три часа. Мы поднялись на кухню попить воды. Сью спала в кресле, а Том - лицом вниз на диване. Мы накрыли Сью пальто и вернулись в подвал. Сундук был уже наполовину полон. Мы решили, что, прежде чем класть ее сюда, заготовим побольше цемента. На этот раз работа шла медленно. Кончился песок, и нам пришлось снова идти к воротам - вдвоем, поскольку лопата-то была всего одна. Небо на востоке уже серело. Мы сделали пять ходок с тачкой.
- Интересно, - сказал я, - что мы скажем Тому, когда он выйдет поиграть и увидит, что от его кучи песка ничего не осталось.
- Скажем, налетел ветер и унес весь песок, - ответила Джули, и оба мы устало засмеялись.
Закончили мы уже в пять часов утра. Последний час работали, не глядя друг на друга и не обменявшись ни словом. Я достал из кармана ключ, и Джули сказала:
- Надо же, я думала, что потеряла его. А он, оказывается, все это время был у тебя.
Мы поднялись на кухню, отдохнули, попили еще воды. В гостиной отодвинули к стенкам кое-какую мебель, распахнули дверь и подперли ее ботинком. Наверху я повернул ключ в замке и толкнул дверь, но первой в комнату вошла Джули. Хотела включить свет, потом передумала. Голубовато-серый полумрак придавал спальне какой-то плоский двухмерный вид, словно на старой фотографии. На кровать я старался не смотреть. Воздух здесь был влажный, затхлый, словно несколько человек спали в комнате, не открывая окон, и поверх этой затхлости плыл слабый и острый запах, ощущавшийся в самом конце вдоха. Я старался дышать часто и неглубоко. Она лежала так же, как мы ее оставили, - тот же образ, что являлся мне всякий раз, стоило закрыть глаза. Джули стояла в изножье кровати, обхватив себя руками. Я подошел ближе и тут же понял, что не смогу поднять маму, просто не смогу к ней прикоснуться. Я ждал, что будет делать Джули, но она не шевелилась.
- У нас ничего не выйдет, - сказал я.
Джули заговорила быстро, высоким напряженным голосом, с какими-то театрально-бодрыми нотками:
- Все нормально. Сейчас завернем ее в одеяло, и все будет нормально. Просто пойдем и все быстро сделаем. Все будет нормально. - Но, сказав это, она не двинулась с места.
Я присел за стол, спиной к постели. Джули вдруг разозлилась.
- Ну да, - быстро сказала она, - давай, свали все на меня. Может быть, сам сделаешь?
- Что сделаю?
- Завернешь ее в одеяло. Ты же все это придумал, так?
Глаза у меня слипались от усталости. Я прикрыл их и тут же ощутил, что падаю. Я схватился за край стола и встал.
- Вот что: давай расстелем одеяло на полу и положим ее на него, - уже мягче сказала Джули.