* * *
Лена дважды прошлась по комнате, остановилась у письменного стола, вынула из его ящика маленький плеер, подаренный ей когда-то одним из клиентов, и включила его.
На записи звучал голос Бориса: "Да мне эта мочалка совсем не интересна, но ты пойми, она – дочь Шмыкова, а это верный способ выбраться в люди".
Дальше прозвучал вопрос, заданный голосом Лены: "А как она в постели?"
Ответ Бориса: "Как корова. Ну, то есть, я хотел сказать, что мне никто кроме тебя не интересен".
Здесь Лена выключила запись, перемотала чуть назад и прослушала: "Как корова. Ну, то есть, я хотел сказать, что мне никто кроме тебя не интересен".
Лена выключила плеер и решительно направилась к компьютеру, но потом передумала, села за стол, взяла ручку, бумагу и стала писать. Написанную записку и плеер с диском она поместила в подарочную сумочку и, быстро накинув на себя верхнюю одежду, выпорхнула из дома.
Код квартиры Шмыковых она не знала, но это было и не обязательно, она нажала общий звонок. Голос по домофону спросил, к кому она. Лена ответила, что имеет для Беллы Шмыковой передачу. Дверь подъезда открыл охранник и, с интересом разглядывая Лену, пригласил:
– Входите.
Лена стала отказываться:
– Нет, спасибо, я пойду, Вы передайте это, пожалуйста, Белле.
Но охранник уже настойчиво вталкивал Лену в подъезд:
– Войдите!
Лена вошла, поднялась с охранником на один пролёт, остановилась возле дежурного пункта. Охранник попросил её документы. "Опять документы", – подумала Лена, протягивая охраннику паспорт.
– Посидите минутку, – предложил охранник, указывая на стул, сам он вошёл в кабинку, огороженную стеклом, и начал звонить. Через пять минут, тихо ступая по ступенькам, к ним спустился Владлен Иванович.
– Что у Вас, голубушка, для моей дочери? – с любопытством рассматривая Лену, спросил он.
– Вы, простите, кто? – дразня депутата, спросила Лена.
– Вот как народ знает своих избранников! – с игривым сожалением, обращаясь в пространство, посетовал Владлен Иванович. – Я, голубушка, Шмыков Владлен Иванович, для Вас просто отец Шмыковой Беллы Владленовны.
– А я для Вас не голубушка, а Травкина Елена Владимировна. Все мои паспортные данные Вашим охранником зафиксированы.
– Елена Владимировна! – с иронией повторил Шмыков. – Так что же Вы, Елена Владимировна, принесли для моей дочери?
– Вам обязательно это знать?
– Не обязательно, но желательно.
Лена ухмыльнулась.
– Замечу, наши интересы здесь совпадают. Мне тоже желательно, чтоб Вы прослушали это.
– Да? Что же это? – живо заинтересовался депутат.
– На этом диске записан голос Вашего знакомого – Гвоздикова Бориса Аркадьевича. Второй голос мой.
Лена включила плеер, зазвучал голос Бориса. Не дав фразе дозвучать, Лена выключила плеер, вынула диск и отдала его Шмыкову:
– Послушайте, это интересно. И передайте это Вашей дочери. Мне же позвольте откланяться.
– Может Вы зайдёте на чашечку кофе? – с нескрываемым ехидством в голосе спросил Владлен Иванович.
– Спасибо, – с подчёркнутым достоинством ответила Лена, – в другой раз.
Прослушав запись, Владлен Иванович ни чуть не удивился.
"Не мудрено, прав юнец во всём. Действительно, женитьба на моей Белле – верный путь выхода в люди, соображает сопляк. Жаль, что Белла ему не нравится, сказал тоже, как корова. А что, очень даже может быть. Мать-то её тоже как корова. А эта фифочка у него ничего! – подумал Владлен Иванович о Лене. – Ой, да сколько ещё их у него будет! А пацан ничего, кажется, набирает обороты, набирает. Хорошо, что эта штучка попала ко мне, а не к дочери". И Владлен Иванович спрятал диск, полагая, что ещё сумеет найти применение этой записи.
Глава вторая
Проверка сведений о наследстве Гвоздикова, о его связях с химиком Романом привели следователя Крещенского к твёрдому убеждению, что главной фигурой в этом преступлении является Гвоздиков.
Как и в случае с Леной, на втором допросе Бориса следователь сделал ударение на таблетки "Антиполицай". Естественно, Борис всё отрицал. Пользовался ли Денис Семёнович такими таблетками, он не знал, сам никогда не пользовался, да, кажется, что-то слышал о них, кажется, была такая реклама, да, он видел рекламу по телевизору, но он почему-то считал, что это жвачка. Нет, ключей от кабинета президента он не имел, входил в кабинет ежедневно, но только в присутствии хозяина. Нет, как правило, ни о чём с президентом они не разговаривали, но вот при последней встрече, да, это было два дня назад, двадцать пятого июня вечером, Денис Семёнович сделал ему комплимент, сказав, что он хорошо работает. Борис заметил, что в этот день Денис Семёнович был в каком-то приподнятом настроении. Нет, ни разу никаких таблеток на столе президента не видел. Знакомых химиков? Нет, знакомых химиков не имеет.
Крещенский задавал вопросы казённым безэмоциональным тоном, всё прилежно протоколировал, на Бориса смотрел безразличным взглядом, но, в действительности, за кажущимся безразличием Крещенского крылась большая неприязнь к Борису. Занеся показания Бориса об отсутствии у того знакомого химика, Руслан Владимирович вынул протокол из принтера и протянул его Борису.
– Ознакомьтесь, всё верно?
Борис внимательно читал протокол, а Крещенский, делая вид, что думает о чём-то своём, исподтишка наблюдал за ним. Борис, ознакомившись с содержанием протокола, вздохнул с облегчением и потянулся за ручкой, чтобы поставить под ним свою подпись, как вдруг услышал вопрос следователя, заданный несколько иным тоном, нежели тот, которым задавались предыдущие вопросы.
– Вам был знаком человек по имени Воротников Пётр Степанович?
Сейчас в голосе следователя явно звучал интерес. Борис, так и не дотянувшись до ручки, уронил листок на стол. На его скулах от волнения проступили красные пятна.
– Простите, – после короткого замешательства спросил он, – как Вы сказали? Воротников Пётр Степанович?
– Да, Воротников Пётр Степанович, – подтвердил следователь, не снимая с лица Бориса жёсткого взгляда.
– Пётр Степанович… – как бы вспоминая, тянул с ответом Борис. В действительности, он обдумывал, что же ему ответить.
"Что известно этим ментам, к чему он клонит? Явно разнюхали, что тот тоже зажевал таблетку, а я тут при чём?"
– Я знал одного Петра Степановича, кажется, ему фамилия была как раз Воротников, но он…
Борис понял, что выдал себя. "Как это "знал", значит, теперь я знаю, что этого Петра Степановича нет в живых, но по логике вещей знать я этого не должен. Но можно будет сказать, что звонила его жена мне и сказала, что муж её погиб. Скорее всего, эта стервозь и доложила ментам".
– … но он уже умер, – решился Борис.
– Отчего умер?
– Кто?
– Воротников Пётр Степанович.
– Ммм, не знаю, а почему, собственно, Вы спрашиваете о каком-то Воротникове? Я не уверен, что Пётр Степанович, которого я знал, носил такую фамилию.
– Такую, такую, не сомневайтесь. Это он, Ваш знакомый? – следователь показал Борису фотографию Петра Степановича.
– Да он, – подавленно ответил Борис. – Не понимаю, какая тут связь.
– Так Вы не знали, как погиб Пётр Степанович?
– Боже, – с раздражением воскликнул Борис, – почему я должен знать, как погиб Пётр Степанович, которого я и видел-то всего раз в жизни!
– Всего раз… а вот жена его, Людмила Анатольевна утверждает, что Вы встречались с Петром Степановичем неоднократно.
Борис понял, что эта крыса следователь загоняет его в угол. Можно отказаться от дальнейшей дачи показаний, а можно всё-таки послушать этого крысёнка и узнать, к чему он клонит, и Борис выбрал второе.
– Я надеюсь, Вы не станете перекладывать на меня ответственность за слова некой Людмилы Анатольевны. Как я понимаю, это страшно ревнивая особа, и не мудрено, что мужу проще было назвать вместо какой-нибудь дамы меня.
– Почему Вы считаете Людмилу Анатольевну ревнивой особой?
– Я помню, она звонила, сказала, что муж её погиб, не помню, то ли в автокатастрофе, то ли ещё как-то, но её интересовало, встречались ли мы, был он один или с дамой.
– А Вы встречались?
– Да.
– Где? В банке?
– Нет, в метро.
– В метро, а где именно? На станции? В переходе?
– Простите, точно не помню, но, кажется, на станции "цветной бульвар". Это же было давно, с месяц назад.
"Это было десятого, с полмесяца назад" – мысленно поправил Бориса Крещенский.
– По какому делу Вы встречались?
– Он просил посодействовать ему в получении кредита.
– А разве по таким вопросам встречаются не в банке?
– Ну, понимаете, речь шла не о простом кредите. Ведь кредиты банк выдаёт только под хороший залог, а Пётр Степанович просил кредит так, под честное слово.
– А что, банк может выдавать кредиты и под честное слово?
– Хм… может, если кто-то из сотрудников банка поручится за клиента, то есть, если банк будет иметь уверенность, что клиент платёжеспособен.
– Понятно, а Вы дали согласие помочь Петру Степановичу?
– Нет.
– Почему?
– Да я же совсем не знал Петра Степановича. Какой-то делец из Воркуты уверяет меня, что он хороший человек, просит помочь, обещает хорошие деньги за помощь. Но я же не самоубийца.
"Да уж, ты не самоубийца, ты убийца. И даже помнишь, что делец был из Воркуты", – подумал Крещенский.
– Ну а почему Пётр Степанович обратился именно к Вам?
– Не знаю, наверное, счёл меня дурачком, но я не уверен, что я единственный, к кому он обращался.
– Вы были с ним знакомы раньше?
– С кем? С Петром Степановичем? Немного, он был клиентом нашего банка.
На этом Руслан Владимирович неожиданно закончил допрос.
* * *
Борис очень обеспокоился вторым допросом.
"Они обнаружили связь между двумя убийствами. Да, с обоими убитыми я был знаком, но я же не убивал, – успокаивал себя Борис. – Ну и что, что я обоих знал, ну и что, что оба умерли одинаково, а где доказательства, что я причастен к их смерти? Интересно, что им наболтала эта истеричка? Хорошо я выпутался с её ревностью. Сволочь, сказала, что мы и раньше встречались, надеюсь, ума-то хоть ей хватило не говорить, по какому вопросу. Хорошо ещё я тогда оказался у Ленки, а то бы сейчас и эту дуру эта истеричка приплела сюда".
Борис волновался, но почему-то на этот раз его волнение носило новый характер: оно не обжигало как раньше душу, не вызывало головную боль, теперь волнение по-новому неприятно давило на самолюбие, вызывало злобу, досаду, даже бесило. На этот раз Борис не рисовал, как раньше, в воображении своё заключение, он сетовал, что его незаслуженно обижают, унижают дурацкими вопросами, подозрениями, ведь он никого не убивал. Вот пусть попробуют, докажут. Сейчас Борис и думать стал об одних и тех же вещах по-другому, как будто бы с приобретёнными должностью и деньгами он приобрёл и другую истину. А истина Бориса была до нелепости проста – человек с деньгами всегда прав. И сейчас все рассуждения Бориса базировались на этой истине, он считал себя правым. Какой-то крысёнок пытается его, Бориса, загнать в угол! Ну что он докажет, что?
* * *
Перед началом третьего допроса Борис искренне возмущался:
– Я уже рассказал всё, что мне известно, сколько можно! Мне нечего больше добавить к сказанному!
Но оказалось, у следователя были к нему ещё вопросы, и Борису было что добавить. Первый вопрос был задан ему о Романе. Показав его фотографию, следователь спросил Бориса, знает ли он этого человека. Борис ответил, что впервые видит его.
– Хорошо, – то ли просто кивнул, то ли Борису кивнул Крещенский и задал следующий вопрос:
– Как Вы можете объяснить то, что в блокноте покойного Воротникова был записан телефонный номер Вашей подруги Травкиной Елены Владимировны, и почему он значился как Ваш домашний?
– Я возражаю! Травкина Елена Владимировна не является моей подругой, как Вы выразились.
"Тянет время для обдумывания ответа", – отметил про себя Крещенский.
– Возможно, сейчас нет, но ведь являлась.
– Нет, и не являлась.
– Кем же она являлась Вам?
"Неужели скажет, что не знает никакой Травкиной", – гадал следователь, но не угадал, Борис признал своё знакомство с Еленой.
– Ну, как бы это выразить… Она была девушкой для досуга.
– Так. Как же Вы объясните, что её номер…
– Да никак! – зло прервал следователя Борис. – Почему я должен разгадывать чужие головоломки? Наверное, он не хотел, чтоб кто-то, а, скорее всего, его жена, знала, чей это в действительности номер.
– Одиннадцатого апреля по этому номеру звонила Воротникова Людмила Анатольевна и говорила с Вами, так ли это?
– Простите, я не могу помнить, как прошёл мой день под названной Вами датой. Знай я, что разговор с Воротниковой будет иметь какое-то важное значение, я непременно запомнил бы дату, а так точно сказать не могу… Могу только сказать, что однажды вечером звонила мне Воротникова на этот номер, мы с ней разговаривали, да я, кажется, уже говорил Вам об этом. Она мне тогда и сказала, что муж её погиб.
– Кого Людмила Анатольевна подозвала к телефону?
– Меня.
– А Вам не показалось это странным?
– Показалось, я даже тогда отметил про себя, что она вездесуща, что у неё широкие связи, раз ей такое удаётся.
– О чём вы тогда говорили?
– Да не о чём. Она сообщила мне, что Пётр Степанович умер, и задала мне кучу дурацких вопросов.
– Вы не могли бы подробнее сказать, что именно её интересовало.
– А что, Людмила Анатольевна тоже погибла? Не лучше ли её саму спросить о том.
– Мы уже спрашивали её, но нам хочется это услышать ещё и от Вас.
– Ну, что я должен помнить всю эту ерунду. Ба… женщины её интересовали.
– Какие женщины? Она кого-нибудь называла?
– Нет, конкретно она никого не называла. Она скорее хотела от меня узнать конкретное имя.
– А кто был с Петром Степановичем при Вашей встрече.
– Молодая симпатичная женщина.
– Вы хорошо её рассмотрели?
– Нет, я не обратил на неё особого внимания. При нашем разговоре она стояла в стороне.
– Может, это была Травкина Елена Владимировна?
– Нет, это была другая женщина.
– Спрашивала ли Вас Людмила Анатольевна о деньгах?
– О каких деньгах?
– Людмила Анатольевна утверждает, что при Петре Степановиче были большие деньги.
– Ну, уж я не знаю, при мне он карманы не выворачивал!
"Психует пижончик, психует", – думал Крещенский, вцепившись взглядом в красивое лицо Бориса.
– Скажите, Борис Аркадьевич, Вы…
– Ну, уж хватит! – резко возразил Борис. – Это Вы мне скажите, я здесь в качестве кого? Мне было сказано, что я приглашён в качестве свидетеля по делу убийства Пукальчика Дениса Семёновича, а Вы задаёте мне вопросы, совершенно не имеющие отношения к этому делу.
– Следствие так не считает.
– Но я без адвоката больше ничего не скажу!
Так был остановлен третий допрос Бориса и перенесён на завтра.
* * *
На этот раз волнение Бориса усилилось. Докопались! И на Химика вышли, и Ленку приплели, и деньги, видите ли, им интересны. Можно, конечно, всё отрицать, но как эти-то. Химик, может, не расколется, а вот Ленка может разболтаться, зря я её тогда не кончил. Надо срочно с ней связаться.
Связаться с Леной Борису удалось только поздно вечером.
– Привет, где шляешься?
– Ты не можешь без хамства?
Борис понял, что топит положение, сейчас Лена может просто обидеться и отключить телефон, но напряжение дня и чувство превосходства, усилившееся в Борисе с приобретением денег и получением новой должности, помешали ему сделать единственно верный в этом случае шаг, изменить тон, сказать что-то ласковое, и он огрызнулся.
– Я тебе весь день звоню, ты всё время недоступна и дома тебя нет. Где тебя носит?
Лена уже хотела опустить трубку, но следующая фраза Бориса заставила её не делать этого.
– Ты чего про меня ментам наболтала?
– Что? Каким ментам?
"Неужели он узнал, что я была в ментовке? Что, интересно, он ещё знает?"
– Будь дома, я сейчас подъеду!
– Нет, Борис, я не одна…
Рядом с Леной стоял Сергей и, тычась носом ей в левое ухо, внимательно прислушивался к голосу Бориса.
– Да? Ну, угости своего гостя чашечкой кофе и выпроводи. Я буду через тридцать пять минут!
Борис опустил трубку. Лена, задумавшись, всё ещё оставалась с телефонной трубкой у уха, хотя в ухо резко били гудки.
"Что мне ему сказать? Что Денис Семёнович сам ко мне пристал. А может, всё вообще отрицать? Чего я про него говорила? Я же о нём вообще ни слова не сказала".
Неожиданно вопрос Сергея вторгся в сознание Елены.
– Ты чего так расстроилась?
– А, так… Знаешь, сейчас ко мне придут.
– Ты хочешь, чтоб я ушёл?
– Да, то есть, нет, Серёж, я не хочу этого, но придётся.
Сергей помрачнел.
– Как это понимать? Он тебе кто?
– Да так… – Лена пожала плечами, – никто.
– Тогда я не понимаю.
Сергей понял, кто звонил Лене, он даже расслышал часть их разговора, а потому, ему хотелось остаться и послушать их дальнейший разговор.
– Ну, так надо, Серёж.
– Ты будешь с ним спать?
– Нет, нам просто надо поговорить.
– Тогда я останусь. Я посижу в спальной.
– Ну… – и Лена вдруг решила, что, пожалуй, так даже будет лучше. При последней их встрече Борис был странным, да и сейчас хамит, темнит что-то, мало ли что…
– Ну, хорошо, – игриво улыбнувшись, согласилась Лена, – ты будешь греть постель.
Борис, как и обещал, пришёл через полчаса.
– Ты одна? – спросил он, входя в комнату.
– Нет, у меня друг.
Бориса сильно задело слово "друг", ну клиент или гость, это понятно, но откуда у неё друг? Но сейчас не время было разбираться с этим, и Борис это упустил.
– Ты почему не сделала так, как я сказал?
Вопрос Бориса прозвучал зло и возмущённо.
– Ты не оплачивал это! – в тон ему ответила Лена.
– А друг тебе всё оплатил?
– Не хами, ты хотел поговорить.
– Наедине. Спустимся в машину.
– Нет, говори здесь, мой друг в спальной комнате, он нас не услышит.
– Твой друг… – насмешливо проговорил Борис. – Кто он?
Не обращая внимания на иронию Бориса, Лена ответила:
– Кажется, искатель счастья.
– А… А ты его птица счастья? – продолжал иронизировать Борис.
– Хоть бы и так. Я ж не трогаю твою курицу! – рассердилась Лена.
Поняв, что сейчас не время, Борис остановился.
– Ладно, тебя в ментовку вызывали?
"Он задаёт вопрос, – думала Лена, – значит, наверняка не знает, попробую соврать".
– Нет, а что, должны?
– Если вызовут и станут спрашивать обо мне, молчи.
– Молчать о чём?
– Дура! Обо всём молчи!
– Не понимаю, сказать, что мы не знакомы?
– Нет, этого не надо, конечно знакомы. Скажешь, что приятели, друзья, но ни слова о том…
– О чём, Боренька? – наивно распахнув глазки, перебила Лена Бориса.