Нино и Перси поднялись одновременно с мисс Сарджент, и Нино повел девушку к галерее в самом конце гостиной, с которой открывалась широкая сине-зеленая перспектива. Перси проследил за ними взглядом, потом сел. Они обменялись с Лавинией несколькими банальными фразами; оба ждали, когда молодые люди не смогут их слышать, чтобы тогда поговорить свободно. А там, в галерее, мисс Сарджент негромко, нежным и спокойным голоском выражала свой восторг перед теми вещами, теми достопримечательностями, которые мимоходом показывал ей Нино. Девушка, должно быть, разжалобилась над коллекцией бабочек переливающаяся всеми цветами радуги гекатомба! Теперь они дошли до площадки в глубине галереи, и перед ними открылась мраморная лестница, ведущая наверх. Их уже не было слышно, по-видимому, они поднялись по лестнице.
- Ну? Какое у тебя впечатление? - спросила Лавиния. - Эта малышка, право, очень странная.
- Дорогая, мне кажется, что все мы - Нино, ты и я - совершили страшную ошибку. Мисс Сарджент повергла меня в полное смятение, я решительно не могу понять, чего она хочет, чего ищет, увлечена ли она Нино или нет. Какие-то чувства она к нему питает, это очевидно, но чувства скорее дружеские… В общем, давай подождем. Все может свершиться там, наверху.
Но там, наверху, пока ничего не происходило, и Нино тоже думал, чем же кончится этот визит, это чаепитие. Возможно, ничем. Богохульная реплика мисс Сарджент касательно денег, "этого отвратительного бремени", шокировала его, выбила из колеи. Что можно ожидать от девушки, способной на такие высказывания? Он сожалел, что в тот вечер, в посольстве, не проявил большего внимания к разговору с Конни. Ясно, пожалуй, одно: они обсуждали кое-какие актуальные политические проблемы. Конни, не углубляясь в тему, коснулась вопроса о нищете развивающихся стран… Короче говоря, какие-то общие рассуждения, то, что постоянно читаешь в газетах, вызывающая сплин прорва информации, в которой барахтаешься уже многие годы… Но в конце концов одеваешься в своего рода броню: все эти ужасы происходят где-то далеко, они остаются некоей абстракцией, несмотря на фотографии и репортажи. Благодаренье богу, ты не обязан мчаться туда, чтобы воочию видеть, как страдают и умирают те, у кого нет крова над головой, чтобы укрыться, одежды, чтобы согреться, хлеба, чтобы насытиться. Впрочем, что можешь сделать ты? Ничего. Где уж тебе хотя бы в малой степени облегчить всеобщее страдание. Поэтому, не слишком обременяя себя заботами, ты продолжаешь жить на Западе, где дома комфортабельны, пища в изобилии, где почти всё к твоим услугам, если ты молод и обаятелен, как он, Нино, или остроумен, находчив и обходителен, как Перси… С другой стороны, если его соседке по столу непременно хотелось поговорить о "третьем мире", почему он не мог бросить соответствующим тоном реплику, а также не хуже любого другого воспользоваться той или иной подходящей формулировкой, которые каждый житель Запада, с "пристойными" манерами и мыслями, знает наизусть, потому что читал или слышал тысячу раз. Их даже повторяешь почти машинально, не вникая в смысл, ни на секунду не переставая смаковать восхитительные блюда и с вожделением пялить глаза на красивую женщину с оголенными плечами, в изумрудном колье (эта штучка из камешков стоит по меньшей мере четыре миллиона…), которая улыбается тебе с другого конца стола. Ему вроде бы вспомнилось сейчас, будто Конни сказала что-то об эгоизме богатых наций, об их равнодушии или бессилии, и о том, что отныне помощи можно ожидать только от частных лиц: если каждый попытается сделать хоть немного добра… Так, кажется, она сказала? Нино был не очень уверен в этом, но тем не менее припоминал, что согласился, с горячностью согласился с ней и в этом, и во всем прочем - подумаешь, велика важность! Перебирая все это в своей памяти, Нино вел мисс Сарджент через пустые комнаты верхнего этажа, показывал ей: здесь - большой мраморный камин, украшенный аллегорическими фигурами, фасциями и гербами, там - почерневшую от сажи картину, которой не нашлось места в парадных покоях или которую не удосужились отреставрировать. Он то и дело настойчиво предлагал ей полюбоваться через круглые оконца причудливым видом, открывающимся на крыши домов - там тоже все казалось подделкой. А сам старался уловить момент и заранее продуманным обходным путем перейти к теме, на которую до сих пор не позволил себе даже намека. Наконец он решился.
- Моя мать, - бросил он небрежным тоном, - подумывает о том, чтобы оборудовать себе апартаменты в этих пустующих комнатах, а нижний этаж предоставить в мое распоряжение, когда мне придет время устраивать свою жизнь…
- Как это предупредительно с ее стороны! - отозвалась мисс Сарджент.
- Да… Но ведь это вполне естественно, что она предвидит перемены в моей жизни…
Мисс Сарджент немного помолчала, потом спросила:
- Вы, верно, имеете в виду женитьбу?
- Да…
- Понимаю…
Нино пристально всматривался в ее спокойное лицо, повернутое к нему в профиль, но ничего не смог прочесть на нем.
- Как вам понравилась моя мать? - внезапно спросил молодой человек.
- Она такая красивая! - пылко воскликнула девушка. - Замечательная женщина! Признаюсь вам, Нино, я чуть ли не оробела, когда вошла.
Нино рассмеялся.
- Оробели? Правда?
- Я до глупого впечатлительна. Ваша мать так величественна… Какой бесподобной актрисой она могла бы стать! Так и видишь ее на сцене в какой-нибудь большой трагической роли…
Потрясенный Нино остановился, внимательно посмотрел на мисс Сарджент.
- Кто рассказал вам об этом? - спросил он почти с вызовом.
- Что рассказал, Нино?
- Что моя мать некогда, в юности, была актрисой?
Мисс Сарджент подняла на него растерянный взгляд.
- Но… никто! Я совсем ничего-ничего не знала…. О, надеюсь, вы не рассердились на меня?
- Нет, конечно… И все же странно, что вы сделали такой вывод.
- Да нет, почему, не так уж странно.
Она, очевидно, считала, что эта способность угадывать, эта медиумическая интуиция была чем-то вполне естественным. Должно быть, для нее это не было неожиданностью.
- А Перси? - спросил молодой человек после недолгого молчания. - Как вы находите его?
Лицо мисс Сарджент выразило сострадание, даже, пожалуй, нежность.
- Милый старый господин. Такой веселый с виду и такой грустный в глубине души…
- Это Перси-то грустный? Да что вы! Вот тут-то я могу заверить вас, Конни, что вы ошибаетесь. Я не знаю никого, кто так же, как он, вечно бы прыгал, даже, скорее, скакал: резиновый мячик, да и только! Его жизнь - непрестанный праздник.
- Пожалуй, примерно то же самое я и хотела сказать, - тихо произнесла девушка. - Но я, возможно, ошибаюсь. О, если он счастлив, тем лучше, тем лучше! Он такой умилительный! И такой… трогательный!
Нино промолчал. Такой эпитет по отношению к Перси показался ему абсурдным. С другой стороны, он не был уверен, что так уж милосердно называть "трогательным" человека, который ничуть не несчастен ни с материальной точки зрения, ни физически, ни морально. Не заражена ли Конни немного bitchiness этим грубым и ядовитым злословием, которое еще не знают в Италии (итальянская насмешка - совсем другое дело), но которое так широко распространено в англосаксонских странах, что там пришлось даже придумать специальный термин, чтобы обозначить его. Нет. Все в ней говорило о том, что она человек не злой… Ее слова нужно понимать буквально, в их прямом значении. Если она находит Перси "трогательным", значит, он вызывает у нее искреннее сочувствие: ни больше ни меньше, и никакого уничижительного подтекста здесь нет. Нино подумал, что в ней и впрямь слишком много сострадания, если она расточает его на легкомысленного старого клоуна Перси… Его начинала раздражать мисс Сарджент и ее причуды, но что поделаешь, ведь она его гостья, к тому же он имеет на нее вполне определенные виды: значит, надо держаться, чего бы это ему ни стоило. Он думал, что она славная скаковая лошадка, и, невзирая на все ее сегодняшние высказывания - а это уже настораживало, как бы она не сорвалась в конце скачек и не оказалась аутсайдером, - Нино готов был поставить на нее все.
Он толкнул обитую дверь и пригласил мисс Сарджент пройти в маленькие ярко освещенные апартаменты, состоящие из двух смежных комнат: гостиной и спальни. За большими окнами, словно в рамке, открывался далекий вид на город и лагуну. Убранство комнат было весьма странное, нечто в духе современной зеленой молодежи: огромные афиши с кинозвездами, чемпионами бокса или бегов, картина сюрреалистического толка, бюст какого-то римского императора ("Каракалла", уточнил Нино), на голову которого была нахлобучена кожаная кепка, по-хулигански сдвинутая на правую бровь, прямо на выложенном красными плитами полу лежали как попало циновки, а на них - проигрыватель, телевизор, груда дисков, транзистор. На кушетку был наброшен белый мех.
- Прелестно, - без особого восторга проговорила мисс Сарджент после довольно долгого осмотра. - Но только, Нино, - вежливо добавила она, - мне кажется, подобная обстановка больше приличествует какому-нибудь юнцу, а не зрелому мужчине…
Услышав этот дружеский упрек, Нино нахмурился. Но он подавил неудовольствие и смеясь сказал:
- A-а, это потому, что в душе я остался совсем юным!
Он усадил мисс Сарджент на кушетку, устроился рядом с ней, но на почтительном расстоянии, и, сам того не замечая, принялся поворачиваться то так, то эдак, принимать позы хорошо заученные, хотя они и выглядели вполне естественно, и все это с целью заставить оценить изящество его фигуры, а уж он-то знал ей цену. Бесчисленные победы Нино убедили его в том, что от него как бы исходит ощущение "кошачьей гибкости". И он развивал в себе это качество. Он знал, что на фоне белого меха, перед этой сдержанной и немного бесцветной девушкой он производит впечатление существа яркого, созданного из материала куда более ценного, нежели мрамор, гипс или даже золото, потому что он излучает тепло и жизнь; в нем чувствовалась дикость тигра, и в то же время это был молодой сеньор, ведущий свой род от древней линии, хозяин этого очаровательного, хотя и тронутого разрушением дворца, и он окутывал свою собеседницу взглядом властным и одновременно нежным, в котором поочередно проблескивали то ласкающая дерзость, то слишком смелые намеки. Мисс Сарджент сидела, как примерная школьница, выпрямившись, сжав колени, и в ее позе не чувствовалось ни напряжения, ни, в равной мере, непринужденности. Она не казалась ни испуганной, ни выжидающей: лицо ее по-прежнему излучало сердечную доброжелательность, словно она очутилась в детской с мальчуганом, крепким, милым, но необузданным, от которого только и жди любой выходки.
- Признаюсь вам, Конни, одна вещь меня весьма удивила, - проговорил молодой человек. - Я позволю себе сказать об этом, поскольку не боюсь быть откровенным с вами…
Мисс Сарджент в знак согласия дважды кивнула головой.
- Меня очень удивило, что вы остановились в этом пансионе; не спорю, он, безусловно, вполне приличный, но, право же, немного скучноват, а ведь у нас есть три или четыре первоклассных гостиницы, где очень весело… У вас были какие-то определенные соображения?
- У меня были самые определенные соображения, - ответила она безмятежно. - Просто мои средства ограничены и не позволяют мне останавливаться в тех дворцах, о которых вы говорите.
Нино потребовалось призвать на помощь все свое хладнокровие, всю свою выдержку, чтобы не показать, какой удар ему нанесен, каким новым потрясением явилось для него это признание. И все же ему пришлось опустить глаза, так как, будучи уверенным в том, что он сумеет держать в подчинении свои мускулы, не дрогнуть, он отнюдь не был убежден, что сможет встретиться с Конни взглядом: внезапная жесткость взгляда может выдать, даже если лицо бесстрастно.
- Должен ли я понять это так, - с осторожностью спросил он, - что ваша семья ограничивает вас в расходах?
И действительно, в голове его вдруг промелькнула мысль, что эта девочка, возможно, немного не в себе и семье пришлось взять ее под опеку. Может быть, ей выплачивают ренту независимо от величины состояния Сарджентов, в ожидании, когда они отделаются от нее, спихнув на руки мужу. Это предположение объясняло многое, рассеивало неясности. Оставалось узнать, чем семья Сарджент предполагает соблазнить будущего мужа? Весомым приданым? Участием в делах? Вот это придется обсудить в деталях…
- О нет, - сказала мисс Сарджент с мягкой улыбкой. - Семья меня ни в чем не ограничивает. Все они чудесно ко мне относятся, и отец, и мать, и брат… Нет, я сама ограничиваю себя в расходах на личные нужды… Добровольно.
- Но зачем? - спросил Нино, поднимая глаза и отваживаясь наконец взглянуть девушке прямо в лицо. Он улыбался, так улыбаются, услышав о какой-нибудь пустяковой причуде.
На сей раз мисс Сарджент как будто немного смутилась, немного заколебалась.
- Затем… затем, что я хотела бы жить как человек, владеющий немногим, - ответила она еще более сдержанным, более слабым, чем раньше, голосом, и она смотрела прямо перед собой, ничего не видя.
Все это показалось Нино чем-то таким же глупым и бессмысленным, как дурной сон. Не пора ли перейти в наступление, сыграть ва-банк? Пока эта девочка не возбуждала в нем ни малейшего желания, но он знал, стоит ему обнять ее и прильнуть губами к ее губам, как старые рефлексы проснутся и все будет просто: привычка. Он вспомнил слова, как-то сказанные ему матерью, укорявшей за его слишком частые приключения, которые всегда кончаются неудачей: "Нино, не отдавайся до брачной ночи". Этот претенциозный совет дамы-патронессы, данный на полном серьезе, тогда позабавил их, они весь вечер смеялись, радуясь взаимному пониманию и тому чуть язвительному юмору, которым оба они обладали и который сближал их, несмотря на различие в возрасте и сдержанность, в любом случае предписываемую семейными традициями. Но по отношению к мисс Сарджент материнский совет был неуместен, ведь Конни совсем не походила на светских амазонок, а именно против них графиня Казелли предостерегала сына. Когда, черт подери, эта девочка влюбится в него, посмотрим, как станет она обходиться со своими деньгами, и если она по-прежнему будет ограничивать себя в расходах… Он хотел придвинуться к ней (может быть, просто для того, чтобы взять ее руку или погладить по щеке), но она снова заговорила с видом прилежной девочки:
- В тот вечер, в посольстве, мне показалось, будто вы с одобрением относитесь к моим словам… А сейчас я думаю, поняли ли вы меня тогда… Нет, простите, я не это хотела сказать! Я хотела сказать: я думаю, ясно ли я выразила свои мысли… Не спорю, и место, и время были выбраны не слишком удачно, о таких вещах не говорят на светском приеме, во время званого обеда… Но не скрою от вас, Нино, ваша любезность по отношению ко мне, симпатия, которую, как мне показалось, вы выказали так быстро, так непосредственно… и потом еще ваша простая, естественная манера разговаривать… среди всех этих людей, когда почти каждый разыгрывает какую-нибудь роль и ни одному из них невозможно сказать даже половины того, что я сказала вам, не попав тотчас в ужасно неловкое положение… все это привело к тому, что я забыла, где нахожусь; а ведь именно в посольстве, больше чем где-либо, нет места искренности; я уже не видела больше никого и ничего, кроме вас, вашего красивого и доброго лица, и мне почудилось, будто среди этого сборища людей - хотя - никто из них, я в этом убеждена, сам по себе не является дурным человеком, но, сойдясь вместе, они становятся - о, боже мой! - такими безнадежно легкомысленными, что испытываешь почти стыд за то, что находишься в их обществе, - так вот, мне почудилось, будто я с вами нахожусь как бы на островке… Я попала туда лишь потому, что меня пригласил посол, он старый друг нашей семьи, даже родственник, он знал меня еще девочкой… Словом, я приняла приглашение; к счастью, встретила там вас, и мне сразу стало тепло на душе, так дружески вы отнеслись ко мне… Вот почему, Нино, я говорила с вами о вещах, о которых, не будь вас, пришлось бы молчать. А ведь вы были совсем незнакомы мне, я едва расслышала ваше имя. Но это, право же, не играет никакой роли: нельзя любить людей только за то, что они носят такое-то имя, занимают такое-то положение или делают то-то и то-то, их надо просто любить, вот и все…
Она вдруг умолкла, словно у нее перехватило дыхание или же после долгой преамбулы она искала способ, как наконец ей излить все, что наболело у нее на душе. Нино не пришел ей на помощь, ибо эта странная речь, сумбурная и в то же время целенаправленная, заинтриговала его настолько ("к чему это она клонит?"), что он смотрел на свою собеседницу так, как полицейский смотрит на какого-нибудь подозрительного типа, который вот-вот "расколется", смотрел с пристальным вниманием, что придавало его взгляду инквизиторскую непреклонность, а лицу - неподвижность маски. Мисс Сарджент сложила руки на коленях. Впервые за все то время, что она провела во дворце, она, казалось, искренне страдала, и Нино снова пришло на ум сравнение с подозрительным типом, который сейчас признается во всем. Но что же так тревожит совесть этой девочки?
- Пожалуй, проще, всего - продолжала она, - объяснить вам, почему я приехала именно в Рим, а, скажем, не в Лондон… Ведь совсем не из желания повидаться со своим кузеном Патриком, послом, хотя то, что он в Риме, безусловно, облегчает мою задачу, придает мне уверенности… Я приехала в Рим потому, что там находится организация, занимающаяся проблемой продовольствия в мире и проблемой борьбы с голодом…
- Знаю, - сказал Нино, отчеканивая аббревиатуру названия этой организации. - Вы хотели бы там работать?
- Во всяком случае, я хотела бы предложить им свои услуги и… то, чем владею.
При последних словах она вдруг виновато опустила голову.
Итак, подозреваемая полностью призналась, покаялась в своем преступлении. Нино смотрел на нее, сосредоточив все свое внимание, не уверенный, хорошо ли он расслышал, правильно ли понял смысл ее слов. Он медленно повторил, словно не веря своим ушам:
- Предложить им то, чем вы владеете?
- Я знаю, мое решение может показаться неразумным, - проговорила она, не поднимая головы. - Неразумным и даже… дерзким… знаю это, потому что мои дорогие родители, когда я поделилась с ними своими планами, прямо так и сказали мне… По крайней мере поначалу. Это была их первая реакция. Но в семье меня очень любят и уважают свободу каждого, и в конце концов они согласились, что я тоже имею право распоряжаться своим состоянием, как хочу. Но это повергло их в такую печаль, словно я решила постричься в монахини и навсегда заточить себя в монастыре. И все-таки они понимают… О, они такие добрые!..
- А это… этот ваш план вам самой не кажется неразумным? - спросил Нино с той осторожной мягкостью, с какой обычно обращаются с сумасшедшими или умственно неполноценными людьми, ибо теперь он окончательно убедился, что мисс Сарджент - ненормальная. "Чокнутая, - подумал он, - не буйная, конечно, но из нее явно ничего не вытянешь".