Карна одновременно почувствовала прикосновение его кожи и тошноту. Она оттолкнула его и хотела встать. Но лица и предметы уже завертелись вокруг нее. Сперва медленно, потом быстрее, быстрее. Запах тела затянул ее в свою воронку. Упав на что-то, она ощутила острую боль, но где, так и не поняла.
Вилочка для торта оставила красную царапину у нее на щеке. Закатившиеся глаза не заметили королевского датского фарфора. От удара детской головы тарелочка раскололась пополам.
Аксель, стоявший ближе всех, подхватил Карну на руки. Но Вениамин бросился к нему и унес ее из комнаты.
- Меня надо повесить! - сказал Аксель, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Ему никто не ответил.
Карна почувствовала на себе папины руки. Узнала слабый запах сигары, когда он, нагнувшись, вытирал ей лицо. И все время он, как обычно, звал ее по имени. В этом мире не было никого, кроме них.
Потом Анна принесла ей чистую одежду и села рядом с ней, а папа спросил, хочет ли она поехать домой. И тогда наконец Карна сказала то, что все время вертелось у нее в голове:
- Ни на какое обследование в Копенгаген я не поеду. Когда они меня увидят, они захотят меня оперировать.
- Никто не будет тебя оперировать! И вообще не заставит делать то, чего ты не хочешь. Будь спокойна. Ты только разбила голову… и фарфоровую тарелку. - Папа улыбнулся, но это была ненастоящая улыбка.
- Почему ни у кого больше не бывает припадков? Только у меня?
- Потому что ты особенная. Многие выдающиеся люди страдали падучей.
- Выдающиеся?
- Да, люди, которые кое-чего добились в жизни.
- Я сейчас только злюсь на него, - бессильно сказала она.
- Это пройдет.
- Папа, прочти мне Евангелие от Матфея, глава семнадцатая, стих пятнадцатый и дальше. Иначе я не смогу дойти до дому, - прошептала она.
Папа пошел за сумочкой, в которой лежала Библия. Она сама раскрылась на нужном месте. И он прочел тихо, но внятно:
- "…сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду; Я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же отвечая сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус; и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час".
Карна вздохнула и закрыла глаза:
- Дело не в голове и не в животе. Дело в вере! Правда, папа?
Глава 9
Биргит рассказала Карне, что люди не верят, будто высокий датчанин - обычный приезжий. Он занял в "Гранде" мансарду, но никогда ничего не заказывает. Еще на пристани люди поняли, что фру Дина и он - добрые знакомые.
- Аксель учился в Копенгагене вместе с папой.
- Почему же тогда он не живет у вас?
- Потому что ему больше нравится слушать рояль, чем пианино. Он ужасно любит рояль.
Биргит подозрительно посмотрела на Карну, но больше вопросов не задавала.
Аксель бродил по верфи, по рыбным фабрикам и болтал со всеми подряд. Карна понимала, что взрослый человек, который днем слоняется без дела, может здесь показаться странным. Люди плохо понимали его язык, хотя кивали ему и улыбались.
Однажды Карна пришла в "Гранд" и услыхала, как Аксель кричит, стоя под Диниными окнами:
- Дина! Если бы не ты, мне бы никогда не пришла в голову мысль похоронить себя в этом тумане вдали от цивилизации!
Бабушка высунулась из окна:
- Ну так перестань жаловаться и уезжай!
- Я останусь, пока меня отсюда не вышвырнут! - крикнул он ей в ответ.
Однажды, собираясь идти домой, Карна увидела в вестибюле Акселя, он простукивал грудь помощнику пекаря.
- Ты разговаривал с окружным доктором, молодой человек? - спросил Аксель.
- Да, но не из-за кашля.
- Ты кашляешь из-за муки?
- Да, но с этим ничего не поделаешь.
- Завязывай рот, когда месишь тесто. Или в один прекрасный день мука тебя задушит. - Аксель сильно хлопнул парня по груди.
И произошло чудо. После того как помощник пекаря стал завязывать рот и нос, когда месил тесто, кашель у него прекратился. С тех пор он постоянно ходил за Акселем по пятам и говорил, что больше не кашляет.
Иногда Аксель плавал на рыбалку. Карна слышала, как он жаловался бабушке, что совсем не умеет грести. Тогда Карна предложила поехать с ним в следующий раз, чтобы он не утонул.
Вообще с Акселем было интересно. Он вытягивал в лодку всю рыбу подряд. Любую - и крупную, и мелкую. И записывал в записную книжку ее размер и название. А потроша рыбу, отрезал от нее чуть не половину.
- Не умею чистить рыбу, - признался он Карне.
Грести с таким большим пассажиром было трудно. Иногда он сидел на корме и как будто дремал. Но вдруг начинал мурлыкать какие-то мелодии. Карне они не нравились.
- С твоей стороны было очень великодушно предложить мне свои услуги. Ведь ты на меня сердишься, - сказал он однажды.
- Откуда вы это взяли?
- Я не слепой.
Она задумалась над его словами и перестала грести. Потом решила: была не была.
- Я хотела побить вас каменьями за распутство!
Аксель вздрогнул и выпрямился.
- Вот черт!.. За что же это?
- За то, что вы с бабушкой были любовниками, хотя по Божьей заповеди она принадлежала тогда Андерсу.
- Почему же только меня, дитя мое? Ведь нас было двое.
- А вы слышали, чтобы кто-нибудь побил каменьями свою бабушку?
Он долго смотрел на нее, потом грустно сказал:
- Нет, должен признаться, не слышал.
Карна снова спокойно начала грести.
- И когда же ты собиралась побить меня каменьями?
- Как-нибудь вечером, когда вы шли бы мимо чердака пономаря. Я хотела набрать каменьев и засесть там. Но передумала.
- Вот как? Почему же?
- Не знаю, - честно призналась она.
- Ты необычная девочка, - сказал он уже у самого причала.
- С этим уже ничего не поделаешь, - вздохнула она.
- Но ты сильная и хорошо гребешь.
- Хоть что-то надо уметь делать самому, - сказала она. Ей хотелось, чтобы он понял, на кого она намекает.
В гостинице Аксель отнес ведерко с рыбой на кухню и потребовал, чтобы ему ее поджарили. Служанкам надоела его рыба. Но Аксель умел всех рассмешить. Он знал множество неприличных историй, предназначенных не для женских ушей. Но все равно рассказывал их. И получал жареную рыбу в любой день.
Он утверждал, что ест рыбу для красоты, - иначе ему никогда не жениться.
Горничная шепотом рассказывала, что Аксель полуодетый разгуливает по коридорам или просит принести ему завтрак чуть ли не в полдень. Когда служанка приносит ему еду, он часто читает у окна, и хорошо, если на нем есть хотя бы исподнее. Она не знает, куда глаза девать.
Бергльот рассердилась и велела горничной не говорить глупостей.
- В другой раз поставь поднос у двери и постучи, он сам заберет его в номер.
- Я вовсе не хотела… - начала оправдываться горничная.
Однажды Карна пришла к бабушке без приглашения и застала у нее Акселя, он был без рубашки. Карна никогда не видела такого волосатого человека.
При виде Карны он воскликнул, словно ему грозила смертельная опасность:
- Не впускай сюда этого карающего ангела! Она побьет меня каменьями!
- Не глупи! - сказала бабушка, но она не сердилась.
Учителя епархии собрались на свою ежегодную встречу. Те, кто жил далеко от Страндстедета, остановились в "Гранд Отеле".
Карна должна была петь для них.
При виде Акселя, который спокойно сидел на крыльце и пил пиво, учителя переглянулись.
Карна пошла к бабушке:
- Ты должна выбранить Акселя. Он пил на крыльце пиво и опозорил нас перед учителями! Опозорил Анну, которая была там вместе с ними!
- Аксель не может нас опозорить. Он отвечает только за себя. И он любит пить на крыльце пиво.
- Но разве вы с ним не собираетесь пожениться?
Бабушка задержалась у секретера, разбирая свои бумаги.
- Не знаю, откуда ты это взяла. Нет, мы с Акселем не собираемся пожениться.
- Почему же он сидел у тебя без рубашки?
- Потому что снял ее, когда пришел ко мне, - серьезно ответила бабушка.
Карна растерялась. Не найдя больше слов, она опустила глаза. Бабушка снова повернулась к своим бумагам.
- Я думала, он приехал сюда, чтобы просить тебя… - начала Карна.
- Он и просил.
- Значит, он тебе не нравится?
Бабушка улыбнулась, словно вспомнила что-то смешное:
- Он мне очень нравится.
- Но ты не выйдешь за него замуж?
Бабушка как будто не слышала слов Карны. Наконец она повернулась к ней:
- Нельзя выходить замуж только потому, что тебе кто-то нужен. Это приносит одни несчастья.
Вечером Карна услыхала, как один учитель шепнул другому, что видел, как этот пьющий пиво датчанин подбросил фру Дину к самой люстре.
- Что-то между ними определенно есть!
- И ведь он гораздо моложе ее. Его длинная борода никого не обманывает.
Слова "что-то между ними" звучали гадко.
Но после обеда Анна, бабушка и Карна дали свой концерт, и учителя обо всем забыли. Они благодарили исполнительниц, пожимали им руки и уверяли, что самым приятным на этой встрече был их концерт.
Один из учителей предположил, что такой концерт, данный только для них, дорого обошелся бабушке, но она ответила, что всегда рада доставить удовольствие своим гостям.
Аксель не пил пива, он почтительно сидел на стуле и слушал музыку.
Потом Карна слышала, как два учителя говорили, покидая гостиницу:
- Обществу трезвости вряд ли понравилось бы, что девочка видит, как мужчина пьет пиво среди бела дня. Но фру Дина в этом не виновата.
Другой с ним согласился и сказал шепотом:
- После концерта спиртных напитков не подавали. Только кофе и шоколад. И песочное печенье. Совершенно бесплатно!
Карна не знала точно, когда она впервые поняла, что Анну что-то гнетет. Но это было задолго до приезда бабушки.
И даже до того вечера, когда Анна встала из-за пианино с мокрым от слез лицом.
Карна не помнила, что тогда играла Анна, помнила только, как у нее дрожали руки, когда она, ошибаясь, снова и снова била по клавишам.
Наконец Анна встала и закрыла крышку. Постояла, склонившись над блестящим инструментом, потом выпрямилась и огляделась с таким лицом, словно ее заперли в пианино.
Карна и потом видела у нее это выражение. Но не столь явное. Она даже подумала, что при папе Анна такой не бывает. Хотя уверенности в этом у нее не было.
Если ей случалось застать Анну врасплох, она видела следы этого выражения. Оно как будто витало в воздухе вокруг Анны. Карна не могла бы определить его словами, но угадывала безошибочно.
По тому, как Анна наклонялась к пианино, потирала руки, согревая их перед игрой, прикрывала глаза, беря первые аккорды. И наконец полностью погружалась в музыку.
Может, это было связано с папой, с чем-то, что он говорил или делал. И потому отчасти в этом была вина и Карны.
Однажды Анна пришла к ней в комнату - им надо поговорить. Карна решила, что разговор пойдет об уроках. Ее успехи в занятиях оставляли желать лучшего. Она кивнула и приготовилась к неприятному.
Анна села к ней на кровать, лицо у нее было доброе.
- Хочу поговорить с тобой, пока не поздно, - сказала она.
Карна похолодела.
- О том, что значит быть женщиной. Взрослой женщиной.
И Карна услышала то, о чем не могла и помыслить. Разговор начался с такого, что Карна не смела поднять глаза, а кончился тем, что они вместе немного поплакали.
Анна открыла ей свое горе - у них с папой никогда не будет детей. И в то же время Карна узнала, что ожидает ее самое. О крови, которой не следует бояться. О тяге мужчин и женщин друг к другу и необходимости ждать единственного верного. О боли. О радости. Прежде всего о радости.
- Я папина дочка, но и твоя тоже, - сказала Карна, не понимая, себя или Анну ей хочется больше утешить.
- Конечно. У нас есть только ты, - сказала Анна.
Так она стала частицей Анниного горя.
И все-таки она была только папина. Они имели право сердиться и кричать друг на друга. Когда папа уставал от нее, он употреблял слова, которых пробст ни за что не одобрил бы.
Случалось, Карна так буйствовала, что у возницы лошадь вставала на дыбы, а тугая на ухо дворняжка искала убежища в кустах красной смородины. Обычно это бывало, когда папа обещал взять ее с собой, но менял решение, узнав, что человек, к которому он едет, возможно, болен тифом.
И все-таки она была папина. Изменить это было невозможно. Если папа умрет, умрет и она!
С Анной было сложнее. Анна жила с ними. И была папина. Вернее, Вениаминова. Так же как папа был Карнин. У каждого кто-нибудь должен быть.
Но теперь она сказала Анне, что она не только папина дочка, но и ее тоже. И это следовало соблюдать. А как такое соблюдают, Карна не знала.
Она начала каждый вечер перед сном немного думать об Анне. Например, если бы Анны не было, она бы до приезда бабушки не научилась играть на пианино. И не разучила бы столько песен.
А кто читал бы ей вслух все рассказы и книги, которые папа считал скучными?
Кто гулял бы с ней по берегу и сажал цветы? Или заботился бы, чтобы к очередному празднику у нее было новое платье? А папа наверняка ходил бы скучный, сердитый и по нескольку дней не брился.
Карне не нравилась только строгость Анны. Испытывать ее на себе было мало удовольствия. Возразить Анне можно было, только оставив комнату. Анна никогда не бранила ее и не старалась сгладить их разногласия.
Напротив, она подчеркивала их и ждала, пока они не поблекнут. Ей ничего не стоило сказать папе:
- Вчера мы с Карной поспорили. Я говорила, что неразумно гулять по берегу у самой воды, потому что можно промочить ноги. Она со мной не согласилась. И вот сегодня она простужена.
Так Анна показывала, что не боится никого из них, даже если они были заодно. И заставляла папу задуматься о том, что разумно, а что неразумно.
Иногда папа смеялся, иногда был грустный и усталый. Он редко соглашался с Анной. И еще реже - с Карной. Но в таких случаях Анна не обижалась.
- Ну что ж, значит, двое против одного, - говорила она, - Придется мне с этим смириться.
После разговора с Анной тело перестало быть противным.
В женском теле не было ничего позорного. Что из того, что оно ей не по душе? Раньше она думала, что может по желанию остановить свой рост. Но он не подчинялся ее желаниям.
По мнению Карны, Анне повезло, что у нее нет детей. Но она помалкивала об этом. Она редко видела грудных младенцев, но все они были ужасно крикливые.
Сама она не хотела иметь детей. Пусть, как говорит Анна, мужчин и женщин тянет друг к другу, но она этому не поддастся. Ее никто не заставит иметь дело с мужчинами. Мальчики Карне тоже не нравились. Они были глупые, и от них противно пахло.
Вот если б они были как папа!
Глава 10
- Я попал в немилость к дамам "Гранда", теперь моя жизнь разбита! - сказал Аксель и развалился в лучшем кресле. - Пришел к тебе за утешением.
Вениамин видел, что его друг изрядно пьян.
- Что ты натворил? - спросил он.
- Помешал Дине и Анне в их сладострастном слиянии с Брамсом.
- Каким образом?
- Нежными поцелуями. - Аксель вздохнул.
- Кого же из них ты поцеловал?
- Обеих.
- Стыда у тебя нет! Мою мать и мою жену! - Вениамин засмеялся, но ему стало неприятно.
- Стыда? А чего тут стыдиться? У тебя не найдется рюмочки?
- Ты мало выпил?
- То было уже давно. Давно, слышишь? - воскликнул Аксель.
- Тише! Разбудишь Карну и служанку, - сказал Вениамин и налил две рюмки.
- Я трус! - Аксель выпил свою рюмку.
- Ты всегда был трусом, - утешил его Вениамин.
Аксель понурился, словно хотел задремать. Потом с мольбой протянул Вениамину рюмку, и Вениамин снова наполнил ее.
- Ну? Может, объяснишь, что случилось?
- Она меня выгнала.
- Это не самое плохое, что она могла сделать, - буркнул Вениамин.
- Посмотри на меня, друг! Неужели меня нельзя полюбить?
Разговор вдруг принял опасный поворот.
- По-моему, можно, - тихо сказал Вениамин.
- Ты в этом уверен?
- Да!
- Почему же тогда меня никто не любит?
- Ты напрасно тратишь время на Дину!
- Тебе этого не понять. Она у меня в крови. Для меня она лихорадка и испарина, воспаление и очищение. Все! А вот ты, проклятый обольститель, ничего о любви не знаешь!
- Я подумаю над твоими словами. А сейчас успокойся!
- В этих слухах есть доля правды? - Аксель шмыгнул носом.
- В каких слухах?
- Что председатель Олаисен бьет свою жену, потому что она бегает за окружным доктором.
Вениамин отставил рюмку.
- Кто это сказал?
- Сестра пекаря, как там ее зовут. Двое рабочих на верфи тоже болтали об этом, но совершенно невинно…
- Ты ходишь и собираешь сплетни, как баба, которой нечего делать?
- Тише, тише, зачем столько эмоций? Значит, доля правды в этом все-таки есть? - Аксель опять шмыгнул носом.
Карна знала, что этот разговор не предназначался для ее ушей. Они ее не видели, потому что портьеры между гостиной и столовой были задернуты, но двери оставались отворенными.
Она никогда не старалась ступать потише. Но почему-то сегодня… Наверное, потому, что у папы кто-то сидел, а она была в ночной сорочке. Она уже давно легла спать, но ей захотелось пить.
Голос Акселя! Карна остановилась.
- Черт бы тебя побрал! Ты все еще не унялся?
Папа что-то ответил, но она не разобрала слов.
- Пустых обвинений не бывает! Из-за одних подозрений никто не станет избивать жену до смерти. В этом должна быть доля правды!
- Я тебе уже говорил, как он объяснил случившееся. Зря, наверное… Я думал, ты друг.
- Я добровольно отказался от Анны, чтобы она могла уйти к тебе.
- Не разыгрывай из себя святого! Ты уже тогда прилепился к Дининой юбке! Давай окончим этот разговор, пока не поздно.
- Значит, ревнивец Олаисен прав?
- Аксель, перестань! - тихо попросил папа.
- Меня тошнит от тебя!
- Не читай мне мораль! Ты сам приехал к Дине, хотя собираешься жениться на другой. Ты рассказал своей невесте, что собираешься победить здесь не только горы?
Послышался звук удара. Громкий. Потом еще один. И все затихло. Карна слышала только громкое пыхтение. Один из них, а может, и оба раскуривали сигары.
- Нет. И дело не в этом, - сказал наконец Аксель не совсем уверенно.
- А в чем же?
- Я приехал, чтобы увезти ее отсюда или самому остаться здесь. Про женитьбу я написал нарочно, чтобы… Но она послала меня к черту! Меня, молодого и красивого! Слышишь, ты, идиот?
Аксель как-то странно засмеялся. Карне стало не по себе.
- А ты сам! - продолжал Аксель. - У тебя есть все, и ты ничего не бережешь.