Карна почувствовала приближение припадка. Нет, нет, только не здесь! Она поднялась по лестнице и села на пол, опустив голову между колен. Тошнота медленно проходила.
Неужели побить каменьями следовало папу?
Рюмки были пусты.
- Вениамин, что означает твой туманный, как у оракула, ответ?.. Про Ханну, жену Олаисена. Бы в юности любили друг друга? - Аксель вытер под носом рукавом рубашки. Скомканный сюртук валялся на полу.
- Мы вместе выросли. Когда я вернулся из Копенгагена…
- Ты так тосковал по ней в Копенгагене, что обрюхатил другую! И так привязал к себе Анну, что ей уже не вырваться, - с горечью сказал Аксель.
- Зачем видеть во всем только плохое?
- С этим ты справишься и без меня! Неужели это того стоит?
- Катись к черту! Я не встречал ее уже…
- Вот-вот. - Аксель шмыгнул носом.
- Ну хорошо, иногда мы видимся. Ей нужен близкий человек. И она говорит, что он бьет ее независимо…
Аксель открыл рот от изумления.
- Принеси еще бутылку! - просипел он.
- Хватит с тебя!
Они сидели, наклонившись друг к другу, и не спускали друг с друга глаз.
- Я не могу ничего объяснить. Не могу думать… Она тоже. Это сильнее нас.
- Так он прав? Это был твой ребенок?
- Нет!
Аксель хотел встать, но сполз обратно в кресло и спросил почти с благоговением:
- И это будет продолжаться?
- Страндстедет небольшой. Я не могу избежать встреч с Ханной, если ты это имеешь в виду. Но я не сплю с ней! Мы только разговариваем! Понимаешь?
- Фу, черт! Только что верблюд у меня на глазах пролез сквозь игольное ушко.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты, безусловно, попадешь в рай.
Они помолчали. Аксель высморкался в сложенный платок и взмахнул им.
- Если я узнаю, что ты изменил Анне, я тебя убью!
- Ты пьян, - сказал Вениамин.
- Спасибо, а то я не знал! Бутылка пуста! - Вскоре он вздохнул и сказал: - Мне следовало помнить, как ты умеешь все переворачивать таким образом, что разговор будет идти только о тебе и твоих делишках.
Вениамин пошел за новой бутылкой.
Когда Анна вернулась домой, они лежали в обнимку на полу возле книжного шкафа. Вениамин тяжело дышал в бороду Акселя. Громкий храп взлетал к потолку.
Она с удивлением долго смотрела на них. Потом осторожно опустила шторы на окнах. Не подняв упавшую бутылку и не убрав со стола, она укрыла их пледом и тихонько вышла из комнаты.
И прикрепила к двери записку для служанки: "Не тревожьте доктора, он спит в гостиной!"
В тот день, когда уезжал Аксель, дул свежий ветер. Бабушка не пошла провожать его на пристань. Но зашедшую к ней Карну встретила в дверях.
- Мне сегодня не до разговоров, - сказала она в щелку. - Даже с тобой.
Кажется, она плакала.
Карна кивнула и вышла на ветер. Пароход шел с трудом, он еще не миновал Тьювхолмен.
Папа уже поднялся к дому, поэтому Карна пошла к Биргит. Там ей обрадовались. Печь у них еще не топилась, потому что труба дымила при западном ветре.
- Карна была бы очень хорошенькой, если б она хоть иногда улыбалась, - сказала вдруг мать Биргит.
Но Карна не видела в этом ничего забавного, сегодня все было не по ней. Она поджала губы.
- Я человек серьезный, - сказала она. Иногда это служило ей утешением. Конечно, она где-то вычитала эти слова, но ведь мать Биргит этого не знала.
- Тебе идут распущенные волосы, пусть все видят, какие они красивые. - Мать Биргит не сдавалась.
Биргит вся съежилась.
- В Библии об этом ничего не говорится, - ответила Карна и начала надевать накидку. Здесь стало слишком жарко.
Через минуту она снова оказалась на ветру. Сегодня ей нигде не было места.
Поднявшись в свою комнату, она заплела косы еще туже и заколола их на затылке, как закалывают пожилые женщины. Остался лишь маленький локон возле уха.
Отныне она будет носить эту прическу до самой смерти!
Поглядевшись в зеркало, Карна спустилась к папе и Анне.
- Может, мне лучше носить распущенные волосы, чтобы все видели, как они вьются? Как по-вашему?
Не поднимая глаз от газеты, папа начал рассказывать Анне о разногласиях амтмана с председателем местной управы - амтман считал, что не следует вкладывать столько средств в южную дорогу.
Анна пробормотала "да-да" и даже не взглянула на Карну - она только что получила письмо из Копенгагена.
Карна подошла к папе и повторила вопрос.
- Это и так видно. Но если тебе самой кажется… Мне все равно, - ответил он, так и не подняв глаз от газеты.
Карна пошла на кухню за ножницами. Потом вышла с ними на крыльцо и прижала ножницы к голове. Дело было сделано.
Анна заметила каштановые пряди, летевшие мимо окна. Она выбежала на крыльцо и увидела Карну с обкромсанными волосами. Она была похожа на каторжника.
До того как Карна должна была в церкви отвечать перед Богом и прихожанами на вопросы пастора, оставалось семь дней.
- Что ты наделала?
Голос Анны звучал точь-в-точь как у матери Биргит. В дверях показался папа. Он онемел от удивления. Потом схватил Карну за руку:
- Ты с ума сошла? Я тебя выпорю!
- Ты сам сказал, что тебе все равно! Что и так видно, как они вьются!
- Ты собираешься явиться на конфирмацию с головой, похожей на помело? - крикнул папа.
Его вид внушал опасения. Он весь побелел. И был угрожающе близко. Карна чувствовала на лице его дыхание и брызги слюны. Но слов его не понимала.
Анна встала между ними.
- Давайте успокоимся, - сказала она, как будто обращалась к ученику, которого все в школе звали Эдвард Дурачок.
Она забрала у Карны ножницы и спрятала их за спину. Неужели она думала, что Карна хочет остричь и папу?
- Откуда мне было знать, что вы так дорожите моими волосами? Вы ничего не говорили об этом. Только мать Биргит сказала, что у меня красивые волосы. А ты сказал, что тебе все равно!
Служанка высунулась из окна кухни и с открытым ртом наблюдала за ними.
- Идемте в дом, - сказала Анна.
- Чертова девчонка! - крикнул папа и тут же добавил: - Господи, до чего же она похожа на Дину!
Он произнес это с отвращением, потом повернулся и скрылся в своем кабинете.
Анна занялась волосами, которые еще уцелели на голове Карны. Она вымыла ей голову, сполоснула волосы можжевеловой водой, высушила мохнатым полотенцем и красиво причесала, сделав пробор с правой стороны.
Некоторое время она с ужасом разглядывала свою работу, но постепенно ужас сменился одобрением. Наконец она нашла в своей шкатулке жемчужную заколку и заколола волосы с одной стороны. Потом, склонив голову набок, окинула Карну оценивающим взглядом.
- Тебе идет такая прическа, - твердо сказала она.
Весной пастор сказал, что Карна еще слишком молода, чтобы конфирмоваться этим летом. Анна поговорила с ним, и было решено, что Карна все-таки пойдет на конфирмацию.
Однако когда началась подготовка, пастор пожаловался Анне. Карна Грёнэльв умная и сообразительная девочка, но учит только то, что ей нравится. И воображает, что знает Библию лучше самого пастора. Она надменна и разговаривает с учениками только в крайнем случае. Да, она высокомерно удерживала их на расстоянии, пока они не сдались и не оставили ее в покое. Кроме того, она поет, отвечая урок, независимо от того, имеется ли мелодия к этому отрывку. Это всех отвлекает от занятий. Такое поведение недопустимо, даже для докторской дочери.
Анна и папа одинаково строго отнеслись к этому. Карна поняла, что они сговорились. Поэтому она наклонила голову и не проронила ни слова.
- Ты не должна так вести себя! - воскликнул папа.
Карна не ответила. И только когда Анна настойчиво напомнила, что на конфирмации ей придется перед всеми говорить о своей покорности и вере, она сказала:
- Я не чувствую себя виноватой. Но раз ты просишь, я больше не буду петь. Буду только говорить, даже то, что обычно поют.
В день конфирмации у Карны было чувство, будто она осталась последней в их роду. Будто ее жизнь была помечена искрой сотни лет тому назад. Во всяком случае, задолго до того, как она появилась на свет. И все стояли тут до нее лишь для того, чтобы пришел и ее черед.
Она смотрела на серьезные лица взрослых. На толстые каменные стены. Из-за игры света картина все время менялась, словно жила собственной жизнью.
Наверное, сам Бог сидел на вершине дерева и глядел на нее через окно, отчего окно сверкало и переливалось. И с каждым движением Бога, старавшегося получше рассмотреть ее, узор теней менялся.
Темные углы вдруг освещались, а стены, напротив, прятались в сумраке и почти исчезали. А все потому, что Бог сидел на дереве и раздвигал ветки, чтобы лучше видеть ее.
И над всем этим звучали призывы, наставления и приговор пастора. Он-то не обращал внимания на то, что делает Бог.
Припадок случился, когда Карна опустилась на колени, чтобы причаститься Святых Даров. Хуже уже ничего не могло быть. Вдобавок папа все еще сердился на нее за то, что она остригла волосы.
Очнулась она в ризнице. Но она не описалась, и папа больше не сердился. Потом пастор забыл про нее. Так что она, собственно, не заключила договора с Богом, как все остальные конфирманты.
Карну волновало, что ее конфирмация была ненастоящая и что все про это забыли.
В конце концов она не выдержала и спросила у папы, не нужно ли ей конфирмоваться.
- Но ведь ты уже конфирмовалась! - воскликнул он.
Карна не была в этом уверена, и папа обещал поговорить с пастором. Но пастор куда-то уехал по делам службы. А пробст сказал папе, что в церковных книгах записано, что Карна Грёнэльв конфирмовалась в третье воскресенье июля 1886 года.
В это трудно было поверить. Почему в церковных книгах записано, что она конфирмовалась, если это неправда?
- Важно только то, что записано в книгах, - сказал папа.
- Внешняя сторона не имеет значения, самое важное - твои мысли. Ведь ты пришла в церковь, чтобы конфирмоваться, - утешила ее Анна.
- Почему вы говорите, будто причаститься Святых Даров - это внешняя сторона? Разве это не определено Богом?
- Нет. Это придумали люди, чтобы в приходе знали, кто уже стал взрослым. Насколько я знаю, так постановили отцы церкви, - сказал папа.
Карна поднялась в свою комнату и села читать. Но ответа на свой вопрос она не нашла.
В конце концов Анна договорилась с пробстом, и он конфирмовал Карну в пустой каменной церкви в присутствии папы, Анны и бабушки.
Чувствуя, что Святой Дух вот-вот поглотит ее, как в прошлый раз, Карна подняла глаза на правый боковой алтарь.
Тогда святая Анна спустилась вниз и подошла к ней с большой книгой в руках. Стоя на коленях, Карна чувствовала ее дыхание.
- Отрекаешься ли ты от дьявола и всех поступков его и от всего дьявольского? - мягко спросил пробст.
- Да, - ответила Карна под шелест плаща святой Анны.
- Веришь ли ты в Отца, Сына и Духа Святого?
- Да, - прошептала Карна.
Святой Анне показалось, что Карна говорит слишком тихо, и она громко повторила:
- Да!
- Обещаешь ли ты соблюдать до последнего часа обеты, данные Богу? - спросил пробст.
- Да, она обещает! - ответила святая Анна.
Каменные стены откликнулись эхом, и крыша исчезла.
Карна все еще стояла на коленях, однако припадка у нее не было.
- Дай мне свою руку в знак этого, - добродушно сказал пробст.
Но рука, взявшая ее руку, принадлежала не пробсту, а святой Анне. И последние слова тоже произнесла она:
- … крепость в вере ради спасения души твоей. Аминь.
Вспоминая потом свою конфирмацию, Карна почти ничего не могла вспомнить. И церковь, и гости как будто стерлись из памяти. Лишь папина речь постоянно слышалась ей, когда она ложилась спать.
Папа красиво сказал о ней и даже назвал ее даром. Но он сказал также и о пяти женщинах, которые сослужили неоценимую службу и Карне, и ему. Это были Олине, Стине, Ханна, бабушка и Анна.
Когда он говорил о них, он смотрел на Анну, бабушку и Карну. Но, благодаря Ханну, которая все эти годы была любящей крестной матерью Карны, и рассказывая, как Ханна приехала в Берген, чтобы встретить их из Копенгагена, он все время смотрел в свою тарелку.
Глава 11
Дина устроила вечер и концерт для состоятельных людей Страндстедета. Вопреки своему правилу не смешивать дела и праздники, она объявила на вечере, что они с Вилфредом Олаисеном собираются расширить верфь и построить новый слип на ее участке рядом с канатной дорогой. Слип будет готов к следующей весне и даст новые рабочие места. И добавила, что чувствует себя увереннее с таким компаньоном, как председатель.
Редактор и телеграфист обратились в слух.
Дина умолчала о том, что Вилфред Олаисен взял новый заем под заклад своего дома, чтобы участвовать в этом строительстве.
Но управляющий банком знал об этом.
Это не помешало Олаисену быть героем вечера. Он встал, поблагодарил Дину за оказанное ему доверие и выразил уверенность, что их сотрудничество послужит всем на благо. Он владеет большей частью верфи, она - слипа.
- И было бы естественно соединить все вместе, - улыбнулся он.
Ханна и Вениамин избегали друг друга. Он давно научился понимать ее быстрые взгляды при встречах. В тот вечер она как будто не видела его.
Анна собиралась еще одну зиму заниматься с Карной, а там они решат, как быть дальше. У Карны было достаточно времени, чтобы играть, петь и биться в припадках до того, как ее отошлют из дома, чтобы она кем-то стала.
С капелланом она учила латынь. Это был добродушный человек, который делал только то, за что ему платили. Вениамин утверждал, что Карна знает уже куда больше, чем он сам в ее возрасте.
Но Карна не очень верила ему. Он говорил, не думая и не придавая значения словам. Порой Карне казалось, что он так добр и с ней, и с Анной только потому, что всегда думает о чем-то другом.
Бабушка и папа часто говорили о том, что правлению управы и комитету по здоровью следует сделать в Страндстедете. Иногда в этих разговорах принимала участие и Анна, ее интересовали дела школьного комитета.
Папа принимал в кабинете своих пациентов, плавал к больным на острова, ездил к ним по южной дороге или посещал какие-то собрания в "Гранде". Он редко рассказывал, что там было. Случалось, после таких встреч от него пахло сигарами и пуншем.
Политика. Это было новым словом в их жизни. За этим словом скрывалось все, что делалось за пределами докторского дома.
Анна много играла с Диной. Они устраивали открытые домашние концерты. Иногда в них участвовала и Карна. Но чаще она оставалась дома.
Однажды зимой Карна встретила на почте Ханну. С ней был ее младший сын. Он упал, ушибся, и она утешала его.
- Побудь с ним, пока я отлучусь по делу? - попросила Ханна, когда малыш успокоился.
Карна не сумела отказаться. Она посадила малыша на плечи и стала играть с ним в лошадку. Вскоре вернулась Ханна, и они вместе начали подниматься на холм.
У дома доктора Конрад не захотел отпускать Карну, и она повезла его дальше на санках.
Ханна молча шла за ними.
Столбы ворот у Олаисена чуть не доверху были занесены снегом, но дорожки аккуратно расчищены. У доктора дорожки расчищали не часто.
Анна забывала просить помощника пекаря убирать снег, и папа спокойно перепрыгивал через сугробы.
- Хочешь посмотреть, какое я шью платье? - предложила Ханна.
Карна неуверенно согласилась.
В доме было красиво. Сара приготовила им какао и все время улыбалась. Ханна тоже раза два улыбнулась.
И тогда кухня как будто освещалась солнцем.
Вскоре после того бабушка и Анна уехали на пароходе в Тромсё на скрипичный концерт. Карне пришлось остаться дома и заниматься.
Она быстро справилась с уроками и ждала папу. Дома было пусто и тихо, у служанки был выходной.
Карна зажгла фонарь и пошла к Ханне и Саре - она знала, что Олаисен с "Лебедем" ушел на север. С Олаисеном она предпочитала встречаться только в присутствии бабушки.
Было уже поздно, и шел густой снег. Шагов не было слышно. Все блестело, как шелк.
По старой привычке Карна пошла с черного хода. Она уже хотела постучать, как услыхала в сенях тихие голоса.
У нее забилось сердце. Голова налилась странной тяжестью. Не раздумывая, она сбежала с крыльца и спряталась за углом дома.
Через несколько минут из дома вышел папа. Он тоже воспользовался черным ходом.
Карна ждала, пока он скроется в темноте. Почему она спряталась за углом? Почему не подошла к нему, не взяла за руку и не пошла с ним домой? Почему не смогла заставить себя постучать к Ханне? Не важно, в парадную дверь или с черного хода.
Дома она тихо прошмыгнула в прихожую. Но папа услыхал, что она пришла, и позвал ее в гостиную.
- Где ты была так поздно?
- Гуляла, на улице так хорошо. - Она нехотя вошла в комнату.
- Ты не должна гулять одна в темноте.
Папа читал газету, но, заговорив с Карной, убрал ее. Он улыбался. Словно ничего особенного не произошло. Она невольно вспомнила все случаи, когда у него было такое же выражение лица в разговорах с ней или с Анной.
Она могла бы сказать ему, что пошла к Ханне посмотреть, что она шьет, и видела, как он вышел оттуда с черного хода. Почему с черного хода, могла бы спросить она.
Вместо этого она пожелала ему доброй ночи. И когда он по обыкновению подставил ей щеку, ей захотелось плакать. Она быстро коснулась губами его щеки.
Папа был не живой, он был как тряпичная кукла.
Печка была натоплена. Карну ждали "Дочери амтмана" и латынь. Но у нее не было желания прикасаться к книгам.
Она не сказала папе, где была и о чем думала. И потеряла его.
Вспоминая отдельные мелочи, голос, слова, взгляды, Карна поняла, что если папа и не лгал ей, то и говорил далеко не все.
И потому что она не могла больше употреблять те слова, которыми пользовалась в детстве, она ничего не знача. Только то, что знали все остальные. Даже когда они плыли вдвоем на лодке, он был уже чужой. Неужели потому, что она становится взрослой?
Она по чистой случайности узнала, что папа ходил к Олаисенам с черного хода, когда самого Олаисена не было дома. Анна верила этому человеку. Этот человек лечил больных и утешал людей, когда у них умирали близкие. Он был ее папой. И в то же время им не был.
Карна легла спать, не раздеваясь.
Она проснулась среди ночи. Ей приснилось то же самое. Это был не сон. Это были мысли о действительности. Те, которые она гнала от себя весь вечер. Сара уехала с мальчиками в Рейнснес. Она звала и Карну. Но ведь Карна не смогла поехать даже в Тромсё на скрипичный концерт.
Карна встала, зажгла лампу и растопила печку. Потом умылась холодной водой и надела шерстяную кофту. Было три часа ночи, и темнота пугала ее. Это было необычно.