- Все, хватит! Это уже не весело!
Хоровод закружился медленнее и наконец остановился совсем.
Педер подбросил в костер поленьев, наблюдая за лицом брата.
Дина взяла Олаисена под руку.
- Это не для таких стариков, как мы с вами, - весело сказала она и предложила ему свой бокал. Олаисен отказался. Покачал головой. В глазах мелькнула тревога. Он был не в духе.
Дина поставила бокал в корзину, взяла Ханну и Олаисена за руки и медленно повела их к дому. По пути она говорила о выгоде, какую принесет строительство газового завода. О расходах. О потребности в газе. О том, что он даст пристани и верфи. О пароходах. Погрузке и разгрузке. Понимает ли он, какие здесь таятся возможности?
Конечно, он понимает. Но где взять капитал? И толковых людей, чтобы осуществить этот проект?
- Вы самый подходящий человек, Вилфред! Честно скажу, мне вас не хватает. После того как вы ушли, вас никто не смог заменить. Я собираюсь ходатайствовать перед управой, чтобы она тоже гарантировала свое участие в этом проекте. Что скажете? Я буду выплачивать вам жалованье, пока вы обдумываете проект. У вас два судна для фрахта, еще один сезон, и вы станете на ноги. Сможете снова приобрести долю в верфи. Вместе с Педером. Только сперва мы позаботимся, чтобы Педер получил в Бергене нужные знания. И тогда у нас будет свой специалист. Понимаете?
Олаисен понимал. И не понимал. Или она уже забыла, как дала ему по рукам? Унизила его? Думает, что он забыл? Он хотел спросить у нее об этом, но рядом шла Ханна, не поднимая глаз от земли. Говорить об этом при ней было немыслимо. Но мог ли он позволить себе отказаться от такого предложения?
- Так что вы мне скажете? - спросила она. - Можете сразу не отвечать, подумайте о моем предложении. Но не слишком долго. Вы мне нужны.
Ханна немного порозовела и поднималась по склону, уже перестав горбиться, пока ее муж шаг за шагом вступал в тот мир, в который его вела Дина.
Придя на берег позже всех, Анна сразу заметила, что случилось что-то ужасное. Она поняла это не только по Ханне, но и по Карне, и по всем остальным. Особенно по Вениамину.
Он окликнул Сару и помог ей нести большую корзину. Анна растерянно смотрела ему вслед.
Все это была ее затея. Этот Иванов день. Примирение. С участием Дины и Юхана. Все оказалось напрасно.
Она попробовала расспросить молодых, но никто ничего не мог толком ответить ей.
- Ему не понравилось, что она играла с нами. Это было ужасно, - сказала Бергльот.
А по мнению Эверта, Олаисен разозлился еще до того, как пришел на берег. Он был не в себе…
Служанка Ханны, ничего не сказав, ушла в дом.
В постели Анна прижалась к Вениамину:
- Что, собственно, произошло во время игры? Что Вилфред сделал?
Вениамин погладил ее по руке.
- Я его больше видеть не могу. Завтра я пойду в горы, - решительно сказал он.
- Может, ты все-таки объяснишь?..
Вениамин вспылил:
- Такой уж он, что тут еще объяснять!
- Ты сердишься на меня за эту поездку?
- Нет, дорогая, - устало сказал он и прикрыл ее периной.
Анна откинула перину в сторону.
- Мне кажется, что мы с тобой… - начала она.
- Неужели ты не понимаешь, что я его не выношу? Он все только портит. Портит! У тебя были добрые намерения. У Юхана были добрые намерения. У всех…
На другой день погода опять была как на заказ. Вениамин хотел показать Педеру и Эверту горное озеро, где было много рыбы. Они взяли с собой еду, кофейник, удочки. Дразнили Юхана, уговаривая его идти с ними.
- Нам нужен следопыт, знакомый с прериями, - сказал Вениамин.
Но Юхан объявил, что никогда не любил рыбалку. Даже в молодости. Он собирается выйти в море, на веслах, но не будет рыбачить. Они с Диной хотят побездельничать.
- Разбудите Вилфреда! Он не откажется!
В наказание за вчерашнее было решено разбудить Олаисена. Но вернувшийся от него Педер сказал, что Вилфред обещал сыновьям ловить с ними с ялика мелкую сайду.
- Похоже, сегодня все собираются рыбачить дома, - сказал Педер и кинул взгляд на Карну.
- И ты тоже? - поддел его Вениамин.
- Нет, почему же, - смущенно ответил Педер и вздохнул.
Анна попросила Карну помочь ей навести порядок в чуланах и на чердаке. Ей нужно найти кое-какие вещи.
Во время уборки она сказала Карне, что хочет поговорить с Вилфредом, пока мужчин нет дома. Не поможет ли ей Карна остаться с ним наедине так, чтобы это не выглядело нарочито?
- Что ты хочешь у него узнать?
- Про вчерашнее… его отношение к Ханне…
Глаза у Карны забегали.
- Не надо с ним говорить! Вчера он налетел на Ханну, словно она… Он может тебя ударить, если рассердится!
- Глупости, - весело сказала Анна.
Карна пошла в дом, где жила Стине, чтобы попросить Олаисена помочь Анне передвинуть на чердаке один тяжелый сундук. Анна хочет спустить его вниз и разобрать. На чердаке для этого слишком темно.
Олаисен охотно вызвался помочь. Не хватало, чтобы он отказался! Анна принялась благодарить его еще до того, как он взялся за сундук, и тут же отправила Карну нагреть воды для уборки.
Она засучила рукава, волосы у нее растрепались. Щеки пылали. От волнения она даже не смотрела в его сторону, хотя у нее уже было придумано, как начать разговор.
Олаисену ничего не стоило одному спустить вниз этот сундук. Он отстранил Анну, вознамерившуюся помочь ему, и удовлетворенно перевел дух, когда сундук был уже спущен.
На площадке Анна немного смущенно сказала ему:
- Я угощаю портвейном. У меня всегда припрятано в зале немного портвейна… Я люблю там сидеть и думать… У окна… В плетеном кресле…
Она волновалась. Заметил ли он это?
Олаисен не без колебания вошел в залу. Прилично ли это? Они были одни. В ее спальне. Он старался не подать вида. Невозмутимо улыбнулся. Поднял рюмку и огляделся. Красивая комната. Между прочим, чердак у них тоже хорош. Большой. Там вполне можно сделать еще одну жилую комнату. Правда, там нет дневного света…
Услыхав, что Карна поднимается по лестнице, Анна открыла дверь и попросила Карну сходить на чердак и погасить оставленную там лампу.
- И забери оттуда ведро, мы вымоем его внизу. Так будет лучше.
Она снова закрыла дверь и села рядом с Олаисеном.
- Эти старые вещи стояли там со времен Мафусаила, - сказал он, стряхивая с себя пыль.
- Да, мы с Карной любим бывать там, - отозвалась Анна и разлила портвейн по рюмкам.
- Спасибо за помощь! - Она подняла рюмку.
- Не стоит благодарности! - Он улыбнулся ей своей самой обворожительной улыбкой.
Анна отставила рюмку, ее явно что-то тревожило.
- Можно задать тебе один вопрос?
Он удивился.
- Мы одна семья… - начала она.
Он ждал.
- Что произошло вчера? Ты… тебе не понравилось, что Ханна играла с молодежью? Может, ты против этого из принципа? Или по религиозным причинам?
Несмотря на свою сообразительность, Олаисен не нашелся, что ответить на такой прямой вопрос.
Подождав немного, Анна продолжала:
- Молодые говорили, что ты… как бы это сказать… проявил несдержанность. У вас с Ханной плохие отношения? Может, тебе трудно говорить об этом? Может, это слишком болезненно? Я понимаю, что в каждом браке есть свои…
Она замолчала и, покраснев, посмотрела на него.
Он тяжело вздохнул. Наконец он понял, зачем его попросили спустить с чердака этот старый сундук и угощают теперь портвейном. В нем боролись удивление, недоверие и любопытство. Когда в последний раз кто-то интересовался его чувствами? Или тем, какая обида вызвала его гнев? А ведь именно об этом спрашивал у него сидевший перед ним ангел.
Мысли Олаисена спутались. Вчерашнее унижение - его хотели понять. Он был готов забыть, что Анна - жена этого проклятого Вениамина. Или именно это он и не хотел забывать? Может, ему наконец-то представилась возможность взять реванш? Рассчитаться за угрозу разорения? За то, что он оказался обманутым мужем? Нелюбимым?
Ведь, если вдуматься, разве справедливо, чтобы страдал он один?
Олаисен как будто поблек прямо у нее на глазах. Но вид у него был не несчастного человека, а оскорбленного мужа. Он глубоко вздохнул. Вокруг рта обозначились морщины.
Сперва он смотрел в сторону, но потом поднял на Анну глаза, честные глаза, полные боли.
Он признал свою вину. Да, иногда он теряет рассудок. И потом корит себя за это. Особенно в последние годы. После того, как узнал правду. О Ханне…
Больше он ничего не сказал. Все было отмерено с аптекарской точностью. Нельзя спешить. Надо сидеть, обхватив голову руками. И помнить, какую боль причинит ей этот разговор.
- О Ханне? - прошептала она.
- Если б ты знала… правду, - тихо проговорил он и покачал головой.
Анна смущенно попросила рассказать ей правду. И тогда она все узнала. Не сразу. Нет. Постепенно. По мере того, как задавала вопросы. Но не больше, чем ей хотелось знать.
- Мне трудно об этом говорить! Хотя много раз я порывался все тебе рассказать. Один раз, застав их, я сказал им, что пойду к тебе. Но не пошел… Не хотел доставлять страдания невинному человеку…
- Вилфред! Чего ты не хотел мне говорить?
Он взглянул на нее - кажется, она держится высокомерно? Не верит ему? Это его задело.
Тем не менее он начал издалека. Стал рассказывать, как семейство Грёнэльв хотело разорить его и поссорить с Педером. Да, у них с братом было тяжелое детство, но у них никого нет, кроме друг друга. Ему было непросто уволить Педера. Он пытался наладить…
Вилфред замолчал и посмотрел на Анну.
- А при чем тут Ханна? - спросила она.
- Как будто ты не знаешь! Весь Страндстедет говорит о Ханне. О ее неверности. Уже сколько лет…
Оказывается, младший сын, которому Олаисен так радовался и которого оберегал, когда тот был еще в утробе матери, скорее всего, не от него…
- Вилфред, милый, ты ошибаешься! - Анна побледнела и стиснула руки. Потом потерла их, словно хотела согреть.
Он помотал головой. Разве она не видит, что этот мальчик не похож на него? У него черные волосы! А у трех других…
- Ты не должен так думать о Ханне! Надо верить тому, кого любишь, иначе ты пропадешь!
- Я стараюсь терпеть. Ты ведь тоже это знаешь, хотя и делаешь вид, что тебе ничего не известно, - грустно, но спокойно сказал он. Слишком спокойно.
- Что я знаю? - выдохнула она.
Бедняжка, как она испугалась! Как испугалась! И это понятно. Раньше у нее не хватало мужества признать это, но теперь-то ей все ясно. Ведь так? Прямой вопрос требует прямого ответа. Но бояться нечего, ведь это касается их обоих.
- Да в чем же дело?
Теперь уже оставалось сказать все как есть. Лгать ей он не может. Это ее муж… Неужели она не знала?
- Я застал их на месте преступления. Один раз видел в лодке. Они возвращались с какого-то островка. У доктора много возможностей уединяться с Ханной. Все эти годы у них была связь.
Руки Анны успокоились и замерли на коленях. Она слушала Олаисена, и глаза у нее были неестественно большие. Это пьянило его.
- Один раз я нашел в блокноте копию ее письма. Она назначала ему свидание. Я сохранил ее, могу показать…
- У их встреч могли быть и другие причины, - прошептала Анна.
Но Олаисен не слушал ее - скоро она будет на его стороне. Очень скоро.
- Я тоже так думал. Но когда я прямо спросил ее об этом, она во всем призналась. Призналась, что они любят друг друга. Так и сказала: любят! Чтобы было ясно, что я ничего не значу для нее. Ничего! И ты - тоже. С нами они продолжают жить только потому, что когда-то так получилось. Это слова Ханны…
Когда звук этого имени затих, женщина перед Олаисеном начала смеяться. Сначала тихо.
Он не обиделся, но это показалось ему странным. Он почувствовал, что должен любой ценой остановить ее смех.
- В этом нет ничего смешного, - сдержанно сказал он.
Но она продолжала смеяться. От смеха у нее по лицу текли слезы, плечи вздрагивали. Смех был такой жесткий, недобрый, что он допил свой портвейн и встал. Никому не дозволено смеяться над трагедией его жизни! Тем более ей! Это уж слишком.
- Прошу прощения, - сказал он.
Но видно, в последнюю минуту у него мелькнуло какое-то подозрение, и он прикоснулся к ее плечу.
- Не будем никому говорить об этом ради детей, - попросил он. - Договорились?
Олаисен вышел из залы, но в ушах у него продолжал звучать ее смех. Он спустился вниз, вышел во двор. Что-то не так. Как она может быть такой толстокожей? И смеяться?
Ничего, скоро это пройдет. Главное, он теперь не один.
Карна поняла, что что-то случилось. Так люди не смеются. И ничего смешного Олаисен Анне не сказал.
Карна слушала у дверей. Когда Олаисен выходил из залы, она быстро, по-кошачьи, взбежала на чердак.
Анна продолжала смеяться. Незнакомая, недобрая Анна. Может, она не поняла, что Олаисен сказал о папе? Но это невозможно было не понять!
Карна слышала, как Анна, не переставая смеяться, вышла в коридор. Спустилась по лестнице.
Карна хотела окликнуть ее. Утешить, сказать, что это неправда. Что на самом деле все не так. Как Олаисен мог сказать это Анне? Ведь Анна все понимала. И может быть, уже очень давно!
Что теперь будет? Все непоправимо испорчено.
Она слышала, как во дворе смеется Анна. Входная дверь после нее осталась открытой. По дому гулял сквозняк. Пламя лампы колебалось. Карна опустила руки в теплую воду, принесенную сюда для уборки. Хотела согреться.
Когда она нагнулась над ведром с водой, ее охватила тошнота. Окутала мешком голову, не давала дышать.
Карна пыталась перебороть себя. Хотела отойти подальше от крутой лесенки. От открытого лаза. Последнее, что она помнила, - это желание оказаться подальше от лаза.
Глава 19
Карна упала на крышку лаза, но боли не почувствовала. Она была уже далеко.
Крышка с размаху легла на свое место, и ее заклинило. Никто не слышал стука. Бергльот и служанки в беседке наслаждались хорошей погодой.
Падая, Карна задела пустой ящик, на котором стояла оставленная Анной лампа. Лампа качнулась, упала и покатилась по полу. Резервуар с керосином разбился.
Однако стекло лампы чудом уцелело, и горелка, продолжая тянуть керосин, поддерживала пламя. Фитиль коптил. Вскоре стекло стало черным. Но лампа горела. Разбился только резервуар. И теперь керосин медленно растекался по полу.
Старое платье матушки Карен было завернуто в шелковистую бумагу. Анна проложила складки шариками от моли - она собиралась убрать его в сундук. Керосин постепенно добрался до бумаги.
Шло время. В фитиле еще был керосин. Огонь слабо попыхивал в закопченном стекле и не хотел сдаваться. Наконец он погас.
Но одна искорка, может быть, вылетевшая из лампы при падении, еще тлела. В горелке? В стекле? В пыли на полу?
Когда керосин добрался до нее, все было решено. Сперва огонь был небольшой - осторожный, игривый золотой язычок. Он лизнул кружева. Венецианские кружева на платье матушки Карен. Тихонько зашипел и распустился красным цветком.
Карну залил свет. Небывалый, необычный свет. Она старалась вернуть тело к жизни. Руки. Хотела за что-нибудь ухватиться. Поджала под себя ноги.
Дышать было трудно. Гораздо труднее, чем обычно. И откуда такой свет? Он должен был уже погаснуть. Ведь она почти пришла в себя.
Память начала проясняться. Она в ловушке! Лаз! Где лаз? Ее крик рванулся и затих. Нужно было думать, как укрыться от жара. Она толкнула ведро, и оно опрокинулось на нее. Прохладная, приятная вода.
Несмотря на дым, от воды пахло щелочью. Карна закашлялась. Ее чуть не вырвало. Она понимала, что должна укрыться где-нибудь подальше.
И поползла прочь от дыма, который стерег лаз. Другого выхода здесь не было. Может, это не случайно? Может, это ей наказание за то, что она, познакомившись с Педером, перестала читать Библию? Может, ей положено сгореть здесь, на чердаке?
Она хотела позвать Педера. Постучать в пол. Поднять руку. Но могла только кашлять.
Слышал ли ее кто-нибудь? Понял ли, что она на чердаке?
Страх, сильный, как удар по голове, заполнил ее, вытеснив все другие чувства. За ней пришла музыка моря. Сегодня она гудела и трещала.
Карна пыталась спастись. Заползла как можно дальше. Наконец ее пальцы нащупали бревенчатую стену - дальше пути не было.
Дина вернулась за более удобной обувью. Стоя на черном крыльце, она пыталась вспомнить, где оставила сапоги.
И почувствовала запах дыма. Он шел из дома. Инстинкт животного толкнул ее в коридор. Она быстро взбежала по лестнице.
Дым сочился из щелястой крышки лаза.
- Пожар! - крикнула она, взбегая по чердачной лесенке. Но поднять крышку было невозможно.
Олаисен поднялся на второй этаж дома, где когда-то жила Стине. Прилег. Что-то, чего он не мог себе объяснить, томило его. Мысль об Анне и ее смехе. О людях. О границах дозволенного. Ему хотелось побыть одному. Тут его и застал крик: "Пожар!"
Ханна внизу вытирала кухонный стол. Она стряхнула за окно тряпку. И услышала то, от чего ей стало жутко: "Пожар!" Но спрятаться было некуда. Она сунула тряпку в карман передника и выбежала из дома.
Сара, Бергльот и служанки пили в беседке сок и поверяли друг другу тайны. Не важные. Ничего не значащие мелочи. День был такой погожий. Но и они услыхали: "Пожар!"
Ханна первая прибежала в большой дом.
- Горит на чердаке! Заклинило крышку лаза. Я не могу ее поднять. Принеси топор и позови кого-нибудь на помощь! - велела ей Дина.
- Гам кто-то есть? - спросила Ханна.
- Не знаю!
К чердачной лесенке с обезумевшим лицом подбежала Сара:
- Анна наводила там порядок!
- Анна! - эхом откликнулись подоспевшие служанки.
Ханна принесла топор, и, когда появился Олаисен, Дине уже удалось проделать в крышке лаза небольшое отверстие.
- Наверное, она лежит на крышке! - Дина громко позвала Анну.
- Позвольте мне! - попросил Олаисен.
Но Дина продолжала разбивать доски.
- А где Карна? - крикнула Биргит, которая прибежала последней.
Имя Карны прокатилось по дому.
- Господи милостивый, только бы ее не было на чердаке! - всхлипнула Бергльот с ведрами в руках.
- Анна! Карна! - кричала Сара на бегу к колодцу.
Из прорубленного в крышке отверстия на Дину повалил густой дым.
Олаисен побежал доставать воду. Ведра с грохотом ударялись о стенки колодца. Старый ворот скрипел, и быстрые ноги девушек мелькали во дворе.
Юхан слышал странный смех, но не обратил на него внимания. Смех скрылся вдали. Наверное, это служанки. Бывает, человек слышит что-то, но не отмечает этого в своем сознании.
Он зашел в лодочный сарай за веревкой для лодки. Они с Диной хотели съездить на какой-нибудь островок, воспользовавшись хорошей погодой.
Вдруг он прислушался.
- Пожар!
Юхан бросил веревку и побежал к дому.
Когда он прибежал, Дина была уже на чердаке. Она намочила в воде куртку и замотала ею рот и нос.
- Кто там, наверху? - со страхом спросил Юхан.
- Дина. Она пытается вытащить их оттуда. Анну. Карну. Никто не отзывается…