Они почти не говорили. Только о том, что могли сделать их руки. И куда следовало бежать их ногам.
Они не могли даже порадоваться отсутствию ветра - ведь в море ветер уже поднялся. Они даже не перешептывались. Все и так было написано у них на лицах. Жизнь пропала. И там лежит фру Дина.
Мальчики уехали домой вместе с Сарой. Никто из них не произнес ни слова. Они позволили увести себя и посадить в лодку.
Вениамин отвел Педера в сторону:
- Привези мне все, что перечислено в этом списке. Из кабинета. Не забудь порошки! Они лежат наверху в запертом шкафу. Ключ - в вазе на письменном столе. Ошибиться трудно.
- Что это?
- Морфин против боли. Только поскорей! Возьми мою лодку и не жди остальных!
К началу вечера на фоне чистого синего неба чернели три закопченные трубы. Но жадные языки огня еще находили себе пищу. Остатки того, что еще не было уничтожено.
Олаисен ходил вокруг пожарища в высоких сапогах. Он не думал о том, как будет выглядеть то, что он ищет.
Сгорбившийся, измученный, он пробовал перехитрить пылающий пепел. Вырвать у него тайну. Но раз за разом был вынужден отступать.
Вениамин не мог пощадить Карну, ей пришлось увидеть Дину. Впрочем, она сидела с ней еще до того, как Дину перенесли в дом. Он даже не удивился, что у Карны не случилось припадка.
Остатки платья присохли к телу Дины. Он переодел ее в чистое, начиная от талии и ниже. С помощью Юхана и Бергльот.
Потом стал снимать приставшие к коже нитки. Нитку за ниткой. Но в глубине души он понимал, что обожженную кожу очистить нельзя. Голова. Половина лица. Большая часть груди и плечи. К ним нельзя было прикасаться.
Он попытался соорудить над грудью Дины нечто вроде палатки. Из чистых тряпок. Ему помогал Юхан. Они сделали каркас из проволоки, чтобы ткань не касалась обожженной кожи.
Это было непросто, потому что Дина металась и все время стонала.
Но они прикрыли ее. И пощадили тех, кто мог ее увидеть.
В первые часы было неясно, в сознании она или нет. Может ли слышать и видеть. Наконец она открыла налитые кровью глаза. Застонала. Звук вырвался откуда-то изнутри, минуя голосовые связки.
Вениамин хотел увести Карну. Но она вцепилась в него и не двинулась с места.
Когда Дина немного успокоилась, Юхан шепнул им:
- Ступайте и отдохните. Нам еще понадобятся силы.
Прижавшись друг к другу, Вениамин и Карна сидели на крыльце веранды лицом к морю.
Карна не смотрела на Вениамина. Смотрела куда-то вдаль. Потом ее начало трясти.
- Это я виновата.
Он сразу понял, о чем она.
- Нет! - твердо сказал он.
- Ты не знаешь. Я опрокинула лампу.
Он крепко обнял ее. Между ними было только дыхание. Их общее дыхание.
- Вы с Анной были на чердаке?
- Нет, только я… и лампа. Анна, наверное, поднялась потом, чтобы помочь мне.
- У тебя случился припадок? Да? И лампа опрокинулась?
- Мне так кажется, - прошептала Карна.
- Но ты в этом не виновата. Слышишь!
- Я думала, что это для всех нас единственный выход, мы должны были исчезнуть.
- Карна! Милая…
Она не выдержала:
- Анна все понимала.
- Что она понимала?
- Все. Про Ханну.
- При чем тут Ханна?
- Вилфред рассказал ей. Я все слышала. Зря я говорю об этом сейчас. Но я не могу держать это в себе. Ведь мы все равно умрем. Все. Теперь я это знаю. И слова, которые мы так и не сказали, обернутся проклятием.
- Что он сказал?
- Что Ханна ему во всем призналась. Что вы любили друг друга и не могли отказаться от этой любви… Он застал вас в лодке. Он знал все уже очень давно, только не хотел говорить Анне. Но раз она спросила, он должен был сказать ей правду. И вот ее больше нет.
Вениамин не чувствовал ни скамьи, на которой сидел, ни своих рук, обнимавших Карну. Только продолжал твердить: она ошибается, она не виновата, что лампа упала. Никто не виноват.
Она подняла на него широко открытые, не верящие глаза.
- Бедный папа!
Вернулся Педер с тем, за чем его посылали. Вениамин встал и взял у него чемоданчик. Проверил содержимое. Все было в порядке.
- Спасибо! - хрипло сказал он и вошел в дом.
Вениамин и Юхан сидели с Диной. Ими владело какое-то тупое оцепенение.
Они понимали, что конец - только вопрос времени. У них не было сил разговаривать друг с другом. Но оба надеялись, что она умрет, не приходя в сознание.
Боль. Они видели и слышали эту боль. Пытались пережить ее вместе с Диной. Но постичь не могли.
Дина слабым голосом звала Ертрюд. Маму.
Может, все-таки Бог слышит человека в трудную минуту, думал Вениамин. Хотя бы один-единственный раз?
Поздно вечером она со стоном позвала Лео. Произносила отдельные слова, что-то цитировала. Но в них не было смысла Вениамину удалось дать ей морфин. Она немного успокоилась.
Время от времени он смотрел в окно. Наконец из тлеющей черноты к нему вышла Анна.
В полночь Дина открыла глаза. Подняла к лицу необожженную руку и попробовала приподнять голову. И тут же с беспомощным, непонимающим взглядом уронила ее обратно.
- Скажи им, чтобы они пришли за мной, - прошептала она сквозь черные губы.
Юхан наклонился к ней:
- Кому сказать?
- Ленсману и судье… Пусть приходят.
- Дина! - прошептал он, низко склонившись к ней.
Она тяжело дышала, хватаясь за каркас с тряпками. Вениамин встал и убрал его. Они с Юханом оба склонились над ней.
- Мама, я Вениамин. Я с тобой.
Он взял ее здоровую руку. Подождал.
Юхан дал ей воды из ложечки. Дина втянула ее губами. Жадно проглотила. Оттолкнула Юхана. И тут же схватила его обожженной рукой. Ее крик прокатился от стены к стене.
- Юхан! Это я… Я столкнула его! Мама, не уходи от меня!
Она открыла глаза и оглядела комнату.
- Лео!
- Дина, ты узнаешь меня? - спросил Юхан.
- Да… прости…
Юхан кивнул Вениамину:
- Оставь нас. Ей нужен пастор.
Вениамин вышел во двор. Подошел к колодцу. Достал воды. Опустил в холодную воду пальцы. Плеснул на лицо.
Значит, помочь ей получить прощение должен Юхан. Если она сможет что-нибудь сказать. Юхан, которого никто не брал в расчет.
Два рыбака пересекали Анд-фьорд в северном направлении. Они хотели пройти фьорд при хорошей погоде. Один из них заметил далеко в море что-то, похожее на небольшую шлюпку.
Весел они не видели, людей тоже. Но лодка плыла, и, так как кому-то она принадлежала, они взяли курс на нее. Ярко светило солнце.
Подойдя близко, они увидели на дне шлюпки скорчившуюся фигуру. Это была женщина. Она куталась в шаль и выглядела безумной.
Весел в шлюпке не оказалось. Рыбаки перетащили женщину в свою лодку и взяли шлюпку на буксир. Закутав женщину в свою одежду, они пытались расспросить ее, почему она оказалась в море в таком состоянии. Но она не могла говорить, и они оставили ее в покое.
Посовещавшись, они решили плыть дальше на север, чтобы оставить женщину в первом же селении, - ей надо было согреться, а им - избавиться от нее.
Неожиданно женщина попросила:
- Пожалуйста, отвезите меня домой, в Рейнснес!
Люди спали по очереди. Если это можно было назвать сном. Раскладные кровати и испачканные сажей тюфяки постелили в доме, где жила Стине, и в людской.
Олаисена уговорили уехать в Страндстедет с рабочими с верфи. Им на смену на всякий случай должны были приехать свежие силы.
Олаисен бессвязно бормотал о каких-то делах. Иногда начинал судорожно рыдать. Педер утешал брата. Но Олаисен едва ли слышал его.
Перед тем как лодке отойти от берега, он сказал, что хочет удвоить страховку за свой дом, чтобы Ханне и мальчикам что-то осталось после него.
Рабочие тихонько посовещались, и один из них побежал к доктору Грёнэльву за советом. Вениамин выслушал его и кивнул головой.
- Не обращайте внимания. Все в порядке. Отвезите его в Страндстедет!
Рабочий не стал переспрашивать и заспешил обратно на берег.
- Что сказал доктор? - поинтересовались его товарищи.
- Доктор тоже не в себе. Они оба не понимают, что говорят… что один, что другой.
Прошло полночи. Юхан дремал на стуле. По нескольку минут. Вениамин спать не мог. Они не говорили о том, что Дина сказала пастору. Это все равно была тайна. Но по лицу Юхана Вениамин видел, что он все знает.
Неожиданно Дина открыла глаза. С трудом произнесла одно слово. Но вполне отчетливо. Она хочет видеть Карну. Одну.
Послали за Карной, мужчины вышли. Но Вениамин стоял за дверью - у Карны мог случиться припадок.
От недостатка сна он отупел. Картины, события, лица чередой сменяли друг друга. Он уже не понимал, где прошлое, а где настоящее.
Подошел Педер и сказал, что шлюпка Карны исчезла, ее нет на месте. Странные вещи занимают людей, подумал Вениамин.
Но его организм работал как машина. Он передвигал ноги, держался за косяк двери. Следил за руками, чтобы они не дрожали, когда он что-нибудь поправлял или давал Дине. Тихо говорил с ней, успокаивал, надеясь, что она его слышит.
Всю ночь он повторял старое детское слово "мама". Снова и снова. Слышала ли она его?
Вениамин ни у кого не видел таких страданий. Давно уже не видел. Дюббель? Нет. Даже там. Он должен был пройти через них вместе с ней. Если может она, может и он.
Для этого она и послала его учиться. Чтобы он мог облегчить ее боль. Хоть немного. Для этого она и родила его.
И чему же он научился? Ничему. Он стоял и, чтобы не упасть, держался за косяк двери.
Наверное, он все-таки уснул стоя, потому что рядом оказалась Анна.
Ему вынесли стул. Но он отказался сесть. Боялся, что не проснется вовремя. Ведь Карна была в доме. Кто позаботится о ней, когда у нее начнется припадок?
Вышла Карна и тронула его за руку:
- Папа, поспи немного. Я разбужу тебя…
Ясно и просто. Словно она была старшая сестра, а не его маленькая Карна, страдавшая эпилепсией.
Он лег на тюфяк возле кровати Дины.
Тогда из тумана к нему вышла Анна. Она шла к нему и одновременно обнимала его. И несла его на руках. Наконец она подошла к нему вплотную, и он принял у нее ее ношу. Самого себя.
- Анна?
Он вскочил на ноги, не понимая, что его разбудило.
И тут же услыхал хриплый голос Дины:
- Я не нашла ее.
Юхан встал и вышел из комнаты. Вениамин даже не знал, что Юхан был здесь. Яркий свет резал глаза.
Он сел на стул и взял Динину руку в свои. Звуки за окном и весь остальной дом исчезли.
Она была неспокойна. Дышала с трудом. Но глаза смотрели прямо на него.
- Ты узнала меня? - спросил он.
- Да! Вениамин…
Она хотела что-то сказать. Но не смогла. Борьба отняла у нее все силы.
Он наклонился к ней:
- Мама!
Она жалобно застонала. Страждущая душа.
- Вениамин!
Он кивнул. Вот оно! Он вздохнул. Спокойно! Руки не должны дрожать. Порошок. Надо дать ей порошок.
Но она толкнула его руку, и порошок просыпался на ее покрытое черной коркой лицо. Он встретился с ней глазами.
- Мы с тобой одолеем и это! - сказал он, встал на колени и положил голову к ней на-подушку.
- Я искала… Ее там не было… - проговорила Дина, потом спросила, помолчав: - Ты меня осуждаешь?
- Нет! Я только хотел, чтобы ты всегда была со мной. И ты приехала… наконец…
Он сдался.
Вскоре вернулся Юхан.
Дыхание Дины стало неровным и свистящим. Вдруг она открыла глаза:
- Мама? Уже?
Тихий, чистый голос.
Открытые, глядящие куда-то глаза погасли.
Глава 21
Вениамин закрыл за собой дверь. Постоял, сгорбившись, на крыльце. Потом нетвердым шагом спустился на землю.
Он искал, разрывал пепел лопатой и руками. Осматривал все обуглившееся, что можно было осмотреть. За ним постоянно ходил кто-то из людей, он только не знал - кто.
Раскапывал то, что в Рейнснесе называли картофельным погребом.
Не кислый запах дыма, совсем другой ударил ему в лицо. Вениамин не знал этого сладковатого запаха сгоревшей плоти.
Он поднял остатки обуглившегося конька крыши и обгоревшие лохмотья ткани. Под тем, что осталось, лежала рука. Обручальное кольцо все объяснило. Твой Вилфред.
Так он узнал, что это не Анна.
В Страндстедет было послано за тремя гробами. Люди оставались практичными.
Четверо рабочих с верфи еще раз осмотрели все пожарище вместе с ним. Но ничего не нашли.
Всякий раз, ступая на землю, Вениамин наступал на Анну. Ему не стало легче и в доме, где жила Стине. Половицы там тоже были Анной.
По утоптанной тропинке Вениамин шел к бугру, на котором стоял флагшток.
Морские птицы. Влажные вздохи воды между камнями при каждом откате волны. Солнечные блики на мелях. Темные пятна между ними. Там дно было черное. Он повернулся к морю спиной.
Перед ним высилась гора. По ее склону он бежал вниз в ту минуту, как их пожирало пламя. Или когда же это было?
Солнце презрительно смотрело на черный пепел. Трубы еще стояли. Вокруг них поднимались к небу ослабевшие спирали дыма.
Вениамин подошел к скамейке возле флагштока. Его глаза пытались зацепиться хоть за что-нибудь в проливе. Но он видел только ветер. Движение в глубине зрачков. Шум воды. Словно на площади какого-то неизвестного города вдруг забили фонтаны. Там встретились все загадки, и все горизонты сошлись в одной точке.
А запахи лета! Неужели они думали, что смогут заглушить запах смерти? Соленый, тяжелый, резкий, летучий.
И звуки! Лодок, которые приходили и уходили. Людей, говоривших о пустяках. Шагов. Неужели они не знают, что звуки заглушают друг друга и что единственным милосердием может быть тишина?
Он лежал на скамье, подложив руки под голову. Может быть, даже спал. Но мысли все равно не покидали его. Хотя в них не было смысла. Перед ним была стена.
Закрывать глаза было теперь бесполезно.
Анна! Она шла по блестящим на солнце водорослям. Как будто и не сгорела. Шла, плотно закутавшись в шаль. Сначала ее походка была нетвердой, как у человека, выходящего из воды на берег.
Шум волн отступил перед ней. Словно Вениамин вовсе не спал.
Ничто не отнимет у меня облика Анны, думал Вениамин.
Анна стала большой и близкой. Нависла над ним, точно свод.
Он ощутил тепло. Руку. Она прикоснулась к его груди. Ко лбу. Он чуть не сошел с ума от ощущения прохладного жара ее кожи.
- Вениамин!
Голос… Целительный сон! Теплая, нежная кожа. Он не удержался и притянул ее к себе.
- Анна!
- Прости меня, Вениамин!
Почему она так говорит? Почему на ней мужская куртка? Он вытер рот рукавом этой куртки. Откуда на ней чужая одежда? Он тер руки о штаны, пока не решил, что они уже достаточно чистые.
Потом осторожно прикоснулся к этой чужой куртке, внутри которой была Анна.
Глава 22
Призри на страдание мое и на изнеможение мое, и прости все грехи мои.
Сохрани душу мою, и избавь меня, да не постыжусь, что я на Тебя уповаю.
Псалтирь, 24:18 и 20
На похоронах останков Ханны Олаисен все безудержно рыдали.
Пробст сам произнес надгробное слово. Он говорил о мужестве, без которого невозможно помочь ближнему. Ханна Олаисен пожертвовала собой, чтобы спасти чужую жизнь. Он тепло говорил о любви к ближнему. И о том, что в любой трагедии есть промысел Божий. Никто не должен думать, будто Бог забыл о нем.
Все без исключения скорбели о Ханне, эта скорбь заставила людей забыть о себе. Ханна стала примером для всех. Она была гостеприимной и доброй при жизни. И отдала свою жизнь, чтобы спасти чужую.
В Страндстедете не было своего святого. До сих пор не было. Ханна должна была умереть, чтобы жизнь людей обрела смысл.
Вид четверых мальчиков, оставшихся без матери, и красивого бледного мужа сделал сочувствие искренним. Одни говорили о тяжелых ударах судьбы. Другие - о том, что Бог в своей неизреченной мудрости возлагает тяжелую ношу на плечи избранных.
Церковь была полна. Пока говорил пробст, Вилфред Олаисен стоял с закрытыми глазами. По его серому лицу бежали капельки пота.
Свет был не яркий, и от хоров до первой скамьи было большое расстояние. Это позволяло женщинам не спускать глаз с Вилфреда Олаисена. Они упивались признаками его безграничного горя.
Незамужняя дочь коммерсанта Холе не отрывала от него глаз - как красиво он держит руку на плече старшего сына!
Сара сидела с другими детьми, держа младшего на коленях. Они являли собой серое отчаяние, но оно не произвело на фрёкен Холе сильного впечатления.
Сначала пробст и слышать не хотел о том, чтобы исполнить волю фру Дины, которая просила, чтобы ее, как моряка, похоронили в море. Подальше от берега.
Но Юхан поговорил с ним с глазу на глаз. Неизвестно о чем, но он утвердительно кивнул Вениамину и Анне, когда они спросили, как прошел разговор.
Юхан взял ответственность на себя: "Я очень уважаю нашего пробста. Но я сделаю все, как она просила".
Правление местной управы решило выстроить на площади портал в честь фру Дины. Он должен быть украшен цветами, и на нем золотыми буквами будет написано ДИНА БЕРНХОФТ.
Она была главной в Страндстедете, вложила в него много сил и денег. Похоронная процессия должна пройти через этот портал.
Было достигнуто своего рода соглашение. Духовенство отслужит в церкви торжественную панихиду, правление возведет портал, и тогда уже море получит свое.
Юхан и Карна сидели в Дининых покоях в "Гранде". Они читали вслух Библию.
Бергльот объясняла всем, кто выражал удивление по этому поводу, что Карна еще не пришла в себя и нуждается в духовном утешении. Ей нужно с кем-то поговорить. А вообще она почти не разговаривает. И почти ничего не делает. Бергльот приходится заботиться обо всех и в доме доктора, и в "Гранде". Она бегает между домом доктора и гостиницей, носит еду.
Бергльот шёпотом сообщила служанкам, что доктор совсем поседел и все члены семьи так исхудали, что она могла бы унести их всех на спине за один раз.
Анна и Вениамин почти не разговаривали с тех пор, как вернулись из Рейнснеса. Только держались за руки. Боялись выпустить друг друга из виду. Ведь тогда все могло случиться. Что именно, они не знали.
Однажды Вениамин спросил:
- Что он тебе сказал в тот день?
- Это утонуло в море, - ответила Анна. - Я не хотела оставлять это у себя.
Анна понимала, что все ее существо должно быть поглощено случившимся. Но это было не так. Она не могла даже оплакать тех, кто погиб.
Для нее понятие "ненависть" было чем-то нереальным. Во всяком случае, до сих пор. Его придумали исторические личности, чтобы оправдывать себя, когда они убивали друг друга. Она всегда считала ненависть бессмысленной и ненужной.
Но за последние дни ненависть заняла столько места в ее жизни, что это отвлекало от горя.