Ритку уже закончили одевать, и она стояла, как всегда отрешенная. Бледная кожа, подведенные темным глаза вкупе со стрижкой под пажа – все это выглядело трагически. Она напоминала звезду немого кино – холодную и загадочную. Вику это неприятно поразило.
– Но сегодня я – звезда показа, – успокоила себя Вика.
Громко заиграла музыка, и шоу началось. Вика вышла первая. Софиты практически ослепляли, а музыка оглушала. Она двигалась медленно в облегающем платье и ослепительно улыбалась направо и налево всем тем, кого из-за яркого света и вспышек фотокамер видеть не могла. По залу пронеслись вздохи восхищения. За кулисами ее уже ждала костюмерша: помогая вылезти из этого платья и облачиться в следующее. Она застегивала Вику сзади, а гримерша поправляла грим. Вика пыталась отдышаться и привыкнуть к новым туфлям, которые нещадно натирали. Вокруг – завистливые взгляды и шепот за спиной…
Ошеломленная своим триумфом, в конце вечера она стояла с дизайнером показа под громкие аплодисменты публики. Опьяненная успехом, она развернулась к остальным моделям, кто весь вечер завистливо косился на нее. Те стояли сплоченные, как мушкетеры, ведь так приятно объединиться против общего врага…
* * *
Шкафы открыты, куча вещей и на полу, и на стульях, и на тумбочке. Чемодан еще с ценником и гора косметики на постели. Вика бегает по квартире, складывая вещи и отвечая на вопросы:
– Я прошла тот кастинг и подписала контракт. Уже оформили визу и должны сегодня привезти билеты. Сначала лечу в Цюрих, а потом в Париж.
Катрин была на нервяках. Ходила вся дерганная по комнате, передвигала вещи на столе, заглядывая всюду…
– Даже не верится! – вздохнула Вика. – Порой жизнь преподносит такие подарки!
– Только не думай, что это безвозмездно, – философски заметила Катрин.
– Что ты имеешь в виду?
– За все приходится платить. Ты не знала? Все взаимосвязано: где-то получила, а где-то потеряла, – и Катрин многозначительно поглядела на нее. – Бесплатных пирожных не бывает, а за успех платишь самую высокую цену. Люди и покруче тебя ломались.
Как часто близкие люди делают вид, что хотят нас предостеречь, на самом деле только втихую и ждут, когда мы споткнемся. Гораздо приятнее утешать несчастных, чем жить рядом с чужим успехом.
– Только не надо меня грузить! – вспыхнула Вика.
– Загрузишь тебя, как же. Ты у нас теперь – звездулька! Куда нам, сирым, до тебя? – ядовитым тоном добавила Катрин.
Вика внимательно пригляделась к ней: круги под глазами, волосы тусклые, бегающий взгляд, обкусанные ногти.
– Ты что-то хреново выглядишь. До сих пор "экстази" принимаешь?
– Ага. Сегодня почти не спала, так меня колбасит, – созналась Катрин.
– Я тоже плохо сплю в последнее время. Ноги по ночам гудят, спина болит, и в ушах шум, – пожаловалась Вика. – После показов такая дерганная, что не успокоиться. Снотворное пока боюсь принимать.
– Что так?
– Только начни принимать, потом с него не слезть.
– Снотворное не так уж страшно, – заметила Катрин.
– Ты и про "экстази" так говорила. Теперь посмотри на себя.
Катрин сидела, крепко стиснув лежащие на коленях руки. Ее тело было напряжено и подрагивало.
– Уже заканчиваю. Я скинула шесть килограммов. Заметно? – спросила Катрин.
– Если честно, то тебе не идет. Только без обидок, – предупредила Вика. – Ты выглядишь измученной.
– С чего мне по-другому выглядеть? – созналась Катрин. – За последний месяц только на трех показах отработала, за один до сих пор не заплатили. Прошлую неделю работала в клубе на консумации. Гнилое место, но там хоть платят.
– Я тоже работаю, а денег мне постоянно не хватает. Или у меня запросы возросли? – пожала плечами Вика.
Часть 3
Цюрих встретил Вику туманом и дождем, но это не смогло испортить впечатление от старинного и красивого города. В аэропорту уже ждал водитель агентства, он отвез ее на съемную квартиру, которую она разделила с белобрысой полькой из Варшавы. Злата не первый раз в Цюрихе и неплохо ориентировалась в нем, что было очень кстати.
Кастинги распределены строго по времени, многие из них находятся в разных районах, и плутать по узким старинным улочкам, вымощенным брусчаткой или ехать на трамвае, который чуть плетется в другой конец города, без ее помощи Вика вряд ли смогла бы.
В Цюрихе она поняла, что терпение и стрессоустойчивость – самые главные качества модели. Ведь нужно успеть все: суметь правильно распланировать время, носиться по городу с тяжелой сумкой, спускаясь-поднимаясь в переходах и продираясь сквозь толпу, сидеть в очередях на кастингах, и при том выглядеть на все сто, излучая оптимизм.
Десятки раз отвечать на надоевшие вопросы: откуда, возраст, рост, размер ноги, продолжая улыбаться и благодарить. Всячески демонстрировать, как счастлива тут присутствовать, хоть ноги и стерты в кровь, спина болит, а голова к концу дня просто раскалывается…
Вика многому училась у Златы, постоянно любуясь ею. Все у Златы получалось красиво. И то, как она дефилировала по подиуму, как элегантно могла говорить на английском, как спокойно умела отнестись к отказу, не впадая в панику…
Через день Злата выходила на пробежку, после чего еще час занималась йогой. Следила за весом, в супермаркетах подолгу рассматривала каждую вещь, читая ингредиенты и количество калорий. Готовила рис-сырец с овощами и даже приучила Вику питаться этим…
Сегодня у Вики первый показ. В зале уже собрались режиссер, ассистент режиссера, операторы, осветители, толпы гримеров с кисточками в руках. Столы завалены париками и косметикой, у стены – нескончаемые ряды вешалок с одеждой. Костюмерши прикрепляют клейкой лентой листки с инструкциями.
Вика так напряжена, она каждую секунду боится сделать что-то не так.
– C\'est magnifique! – воскликнул визажист, закончив гримировать Вику.
– Bellissimo! – застегнув последний крючок, всплеснула руками костюмерша.
Вика улыбнулась: приятно, когда тебя поддерживают, даже если это и не совсем искренне. Она расслабилась и впервые оглянулась. Кого тут только не было? Девчонки со всех концов света: азиатки, африканки, скандинавки…
Вику привлекла португалка Патриция, которая уселась на ее место. Таких тонких черт лица ей еще не приходилось видеть – лик святой, словно снятый с иконы.
– Это же транс, – сообщила Злата. – Пару лет назад она была мальчиком.
Глядя на идеальный бюст и тонкую талию Патриции, Вика с трудом верила, что та была рождена мужчиной.
– Инь и Янь в одном флаконе, – засмеялась Злата. – А что делать, если женщина внутри тебя?
Патриция развернулась и уставилась на них. Вике стало неуютно под ее взглядом. В том взгляде все: и вызов, и порок, и неприкрытая тоска…
– Быть натуралом скоро будет неактуально, – пожала плечами Злата. – К тому же у трансов много преимуществ перед нами.
– Какие? – удивилась Вика.
– У них нет ни предменструальных синдромов, ни бабской стервозности, ни целлюлита, к тому же они стрессоустойчивее.
Вика задумалась. Можно сказать, что красота не имеет пола, но как-то это не прикалывает. Похоже, чем выше культура, тем меньше у людей от природы. Доминирование гомосексуалистов и андрогинов – это признаки вырождения человека. Благодаря сему однажды и разрушилась Римская Империя…
– Через пять минут начинаем, – сообщила Злата.
Вике захотелось посетить дамскую комнату:
– Я сейчас, – прошептала она на ушко Злате и быстрым шагом направилась по коридору.
Тут она увидела, как Патриция открывает дверь и заходит в туалет. От неожиданности Вика замерла, как вкопанная. Она не ожидала, что трансы причисляют себя к дамам.
К кому еще? Тут только кабинки для леди и джентельменов. Третьей пока не существует, а Вике не хватило смелости оказаться с Патрицией в замкнутом пространстве. Она развернулась и пошла обратно…
Они так устали за неделю, что в воскресенье Злата предложила съездить отдохнуть в Монтре. Вика согласилась.
Поезд быстро бежал из Цюриха в Монтре, пересекая аккуратные, словно игрушечные деревеньки с церковью посередине, проносился по мостам над горными речками, проскальзывал между скал, нырял в туннели.
Швейцарские поезда – чистые, комфортные. Для пущего комфорта швейцарцы сняли обувь и вытянули ноги на противоположное сиденье. Вика представила нечто подобное в России: наши мужички в электричке снимают боты и суют тебе под нос не первой свежести носки, хорошо, если без дырок.
Удобно устроившись в кресле, Вика пила кофе. За окном мелькали живописные ландшафты: величественные панорамы гор, альпийские луга с изумрудной травой. На лугах паслись разомлевшие от солнца коровы, мелодично позвякивая огромными колокольчиками.
Проверка билетов – вежливо и с улыбкой. Контролер в темно-синей элегантной униформе весь сияет радушием. Извиняется, что потревожил.
Как все отличается от отечественного транспорта. Вике стало грустно. Она вспомнила наших контролеров: необъятных размеров тетенек, надвигающихся на тебя, как туча. Улыбки и извинения у них не в ходу.
А здесь – тотальное радушие. Откуда это? От сытости? От уверенности в завтрашнем дне? Если так, то у нас не скоро начнут улыбаться, мы еще не скоро уверуем в свое будущее.
На горизонте появилась Жемчужина Швейцарской Ривьеры.
– Наш поезд прибывает на станцию Монтре. Мадам и месье, выходя, не забывайте свои вещи…
Монтре – элегантный, роскошный город, раскинувшийся на уступах горного склона, полностью закрытый альпийской грядой от холодных ветров. Туманы и дожди здесь редкость. Буйно цветут кипарисы, лавры, магнолии и миндаль. Шеренги пальм выстроились в ряд вдоль берега, за ними высятся снежные массивы гор. Гладь озера сверкает на солнце, гордо проплывают белоснежные лебеди. С криками, напоминающими плач младенца, чайки падают в воду.
Вика с интересом разглядывала публику. Кого здесь только нет! Японские туристы, увешанные аппаратурой: они и отдыхают, как работают, не теряя ни секунды. Просматривая достопримечательности, они стараются запечатлеть себя всюду.
В черных лапсердаках и черных кипах кучкуются евреи, обсуждая извечную проблему – еврейские деньги, похищенные нацистами и осевшие в швейцарских банках.
Из черного лимузина вышел индийский магараджа в бежевых шелковых шальварах, в окружении пышнотелых жен, благоухающих жасмином и замотанных в экзотических расцветок сари.
Швейцарские бюргеры с безликими женами с швейцарской чинностью делают послеобеденный променад.
– Выпьем кофе, – и Злата кивнула на отель.
"Hotel Le Montreux Palace" возвышался над городом, словно плывущий корабль – вальяжный и гордый. Изысканное желтое здание в колониальном стиле, окруженное пальмами. Они зашли внутрь.
Зал поразил роскошью: столы стояли между мраморными колоннами, венецианские зеркала в позолоченных рамах. По дубовому паркету бесшумно скользили официанты.
Вика пила кофе, с любопытством оглядывая публику. Старушки с идеально уложенными седыми букольками, в элегантных, дорогих костюмах и золотых массивных украшениях. Заметно, что бабульки не обременены внуками, и времени на себя, любимых, у них хватает.
Старички выглядели как игроки в гольф: клетчатые брюки, рубашки-поло, кроссовки. Они сверкали искусственными зубами, прикрывая лысину бейсболками.
В зал с шумом зашли дети. Мокрые после бассейна они прошлепали босиком по паркету к своему столику, оставляя следы. Через секунду появилась уборщица и принялась тщательно вытирать пол. Родители, не стесняясь, усадили своих чад на антикварные стулья, хорошо еще, что успели подстелить полотенца.
– Богатые уверены, что вселенная движется лишь ради них, – сказала Злата. – Свои деньги они не заработали, а получили в наследство. Ничего не умеют и без денег ничего из себя не представляют. Это не о всех. Старички честно работали всю жизнь. В Швейцарии люди начинают жить в шестьдесят пять, когда выходят на пенсию. Всю жизнь работают, экономят, а перед смертью хотят получить то, чего не успели. Как говорится – лучше поздно, чем никогда…
Вика вспомнила бабушку, ее натруженные руки, не знавшие маникюра. Она ничего не делала для себя – это было не принято.
Ее поколение не жило для себя: всегда было ради кого или чего стоило жить: родина, ленин, сталин, светлое будущее…
В те времена умели промывать мозги. Люди жили в коммуналках или "хрущевках" – в двух комнатах по три семьи, работали, как каторжные за копейки, а светлого будущего так и не увидели. Оно обошло их стороной, зато пришла новая жизнь – жестокая, как в джунглях, на выживание…
Если не будешь жить для себя, то никто за тебя этого не сделает. Величайшая глупость – забить на свою жизнь ради идеи или кого-то. Благодарности не дождешься ни от кого, тем более от Родины…
Голос Златы вернул ее в действительность:
– Тут ничего интересного. Сидишь, как в богадельне.
Они расплатились и вышли. Перед ними была горная гряда. Злата спросила, указав на вершину:
– Поднимемся? Предупреждаю, что подъем будет головокружительный.
По зубчатой железной дороге они поднялись до "Rochers-de-Naye". Дорога проходила почти по верхушке хребта, и скалы обрывались прямо под ногами. Временами поезд дергался, и все начинали визжать, а Вика громче всех. Если они сейчас рухнут, то смерть будет жуткой.
Вика представила покореженный вагончик, лежащий на камнях внизу и куски тел, непонятно чьих. Всюду – кровь, мозги, глаза, выплеснутые из глазниц. И эти здоровые птицы, что кружат над ними – беркуты или орлы, успеют расклевать их до приезда спасателей. До каких спасателей? Спасать уже будет нечего…
Но поезд благополучно прибыл на место назначения, и Вика вздохнула с облегчением.
Под ногами – густая пена облаков, а вокруг вздыбившееся кольцо гор с заснеженными верхушками – ощущение вечности, незыблемости, стабильности. Все в мире может рушиться, но только не Альпы. Они как стояли, так и будут стоять, неподвластные ни времени, ни политическим катаклизмам. Это успокаивало.
– Есть в мире что-нибудь надежнее, чем швейцарские Альпы? – спросила Вика.
– Разве что швейцарские банки, – засмеялась Злата.
Они долго карабкались по горам, сидели у обрыва, наслаждаясь близостью к небу.
Потом спустились в маленький средневековый городок с улочками, вымощенными булыжником, такими крутыми и узкими, что, казалось, время остановилось, и ты не в двадцать первом веке, а сотни лет назад. На всех домах висят флаги Швейцарии и кантона Во, на подоконниках – пышным цветом герань, на клумбах – эдельвейсы. Слышались звуки йодля, негромкий колокольный перезвон.
– Так устала, что не чувствую ног. И хочу есть, – пожаловалась Вика.
– Мы поедим в настоящей швейцарской харчевне.
Они зашли в домик, напоминающий шале, внутри было душно и шумно. Вдоль бревенчатых стен – массивные деревянные бочки, оленьи головы. Музыканты с альпийскими рожками наигрывали местный фольклор. Нужно быть швейцарцем, чтобы прийти в восторг от этой музыки. Народ подпевал, всюду краснели лица, сдобренные большим количеством местных вин. В зале царило какое-то громкое, хмельное буйство.
Вика с Златой уселись за непокрытый стол на грубую деревянную скамью.
– Что они едят? – поинтересовалась Вика.
– Фондю. Это местное блюдо довольно специфическое. Фондю могут переваривать только швейцарские желудки, но мы должны попробовать.
На стол был водружен чан с сырной массой, стоящий на спиртовке, и поднос с белым хлебом. Кельнер объяснил им правило: тот, кто уронит кусочек хлеба в чан, штрафуется, выставляя бутылку вина. Стало понятно, отчего в зале такой гам, видно, не один кусок хлеба был утоплен сегодня.
Сыр горячий и тягучий, стекает с куска хлеба, нанизанного на вилку. Вика на своем опыте убедилась – нелегкая это задача удержать кусок.
От прохладного местного вина или от всеобщей радости стало очень весело, несмотря на жесткое сиденье, запах дыма и совершенно неудобоваримое фондю.
Полностью утратив чувство времени, они не заметили, как просидели здесь несколько часов. Очнулись лишь тогда, когда кельнер предъявил счет.
После выпитого дорога вниз не казалось такой жуткой, и Вика мирно дремала на плече у Златы.
Было поздно возвращаться в Цюрих, и они сняли комнату в небольшом пансионе.
– Не в чем спать. Пижамки нет, – сказала Вика, выходя из ванной, завернутая в полотенце.
– Спи голышом, – посоветовала Злата.
Скинув полотенце, Вика нырнула под одеяло и зажмурилась от удовольствия: постельное белье было свежее, пахло лавандой и приятно холодило разгоряченную от вина и солнца кожу. Наслаждаясь тишиной, она медленно погружалась в сон. Послышался шорох за спиной, и Злата змейкой скользнула под одеяло.
– Какая ты сладкая! – прошептала она на ушко, прижимаясь к Вике.
– Ты еще лучше, чем я думала.
Вику ошеломили ее ласки, но она не сопротивлялась – ей было любопытно. Вскоре она уже стонала под умелыми руками Златы. С каждой секундой ласки становились все изысканнее, и Вика обмякла, не в силах сопротивляться. Злата продолжала ее ласкать, затрагивая все более чувствительные места. Вика откинула одеяло, желая ощутить ее ласки всей своей распаленной кожей, участившимся трепетом пульса, всеми вставшими дыбом мельчайшими волосками на теле. Она давила в себе вопли наслаждения, которые раздирали ее. В какой-то момент не выдержала и хрипло закричала.
Потом они долго лежали без сил, прижавшись друг к другу…