– Есть замечательный иберийский хамон, – обрадовался официант. – К нему отменно подходит "Мальбек" из северных регионов.
Нестор любезно согласился. Вот только, придавленный к стулу весом новой информации, забыл указать объем и поинтересоваться стоимостью заказа. Надо отдать должное официанту: он выбрал вино в средней ценовой категории. Правда, принес не бокал, а целую бутылку. В результате на столе подле Нестора оказалась бутылка "Alma Criolla Varietal" 2012 года. Вино имело восхитительный пурпурный цвет – в памяти Нестора мгновенно возник Кир в зеленом халате, опоясанный наставническим пурпуром. "Надо будет хоть раз посидеть с Наставником здесь, а не в "Варяке", – подумал Нестор и тут же твердо решил угостить Кира "Мальбеком" из аргентинской провинции Мендоса.
Бокал, наполненный пурпурной влагой, рулетики хамона, проткнутые деревянными вилочками для канапе, – этот натюрморт наделял конкретную минуту жизни глубочайшим и таинственным смыслом. Велика власть твоя, могучий Дионис!
Нестор достал предусмотрительно захваченный из дому томик Нидзё, раскрыл "Непрошеную повесть" где-то посередине и приготовился ждать. До встречи оставалось около получаса.
24
Нестор часто сожалел о том, что так и не сумел одолеть изучение японского языка. Впервые язык Страны восходящего солнца привлек его внимание еще в детстве. Лет в десять Нестор расправился с последними имевшимися в доме Стругацкими и требовал "еще книг". Отец предлагал других авторов на выбор, но Нестор жаждал братьев. Вот тогда мальчик и поинтересовался у отца, в чем секрет писателей, почему их книги заставляют смотреть на привычные вещи под непривычным углом – прозвучать это могло иначе, но смысл вопроса был именно таков. И тогда Нестор узнал, что один из любимых авторов, Борис Натанович, был астрономом, а другой, Аркадий Натанович, был востоковедом, переводчиком с японского языка.
– Понимаешь, – поучал тогда отец, – наш язык отражает наши мысли. Согласись: люди же думают по-разному? По-разному. И народы думают по-разному. И различие это тем больше, чем меньше друг на друга похожи языки этих народов. А ведь твои мысли – это твоя душа. Знание чужого языка открывает тайники чужой души, ее мелкие изгибы. Японский язык весьма отличается от нашего. Он во многом совсем-совсем другой. И если Аркадий Натанович знал японский, переводил с него, то представляешь, какие новые горизонты открывались его воображению?
Отец рассказывал об утонченной японской поэзии, о невозможности переводов, которые отображали бы всю гамму значений и смыслов японского оригинала. Нестор узнал об иероглифах, "буквах"-словах и даже "буквах"-предложениях. Отец рассказал о недоступных европейскому человеку динамике созерцания и статике действия. О том, что жители Японии изучают не один, а несколько алфавитов. А записи ведут не слева направо, а сверху вниз.
И Нестор загорелся японским. В школе в то время работал кружок японского языка. Совершенно бесплатный, в рамках программы, связывающей города-побратимы. Занятия раз в неделю вел настоящий японец, что само по себе было замечательным приключением. Кроме того, школьникам, посещавшим кружок, презентовались всякие ценные для детей безделушки: наклейки, ручки, значки, кепки. Нестор записался в кружок, работавший уже полгода, быстро догнал ребят-японистов, обогнал их и даже стал старостой группы. Спел в составе хора трогательную японскую песню на линейке, рассказал на 9 мая душещипательную историю про девочку из Нагасаки, пораженную лучевой болезнью и мастерившей журавликов-оригами. На этом увлечение японским языком благополучно закончилось.
Но почтительное и крайне любознательное отношение к японской культуре жило в душе Нестора по-прежнему. Он перелистывал иногда сборники песен "Манъёсю" и "Рёдзин хисё", знал наизусть несколько хокку Басё, Тиё, Сики, одно-другое танка из Сайгё и Цураюки. Нашел в сети и сохранил на диске десяток видеофайлов с записями театральных постановок Кабуки, Но и кукольного театра Дзёрури. Перечитал немало классических японских повестей периода войны сёгунов из домов Тайра и Минамото (авторов этих повестей сейчас бы не смог назвать ни при каких обстоятельствах). Конечно же, имел в библиотеке томик Акутогавы Рюноскэ, где на полях оставил множество пометок и ремарок. Не меньше ремарок было сделано на полях томика Ямомото Цунэтомо – это уже в период увлечения восточными единоборствами. А также Нестор мог сутками напролет смотреть фильмы Акира Куросавы или мультфильмы Хаяо Миядзаки. В последнем случае ему компанию могли составить Нина и Антон, но не часто и крайне избирательно. Такое увлечение японской культурой никак нельзя было назвать глубоким, но большего погружения в необычную, неведомую ментальность островного народа совершить было невозможно без знания языка.
Вот и сейчас, сидя за столиком в винном баре на втором этаже "Дома Диониса", потягивая аргентинский "Мальбек", Нестор читал в переводе очередной свиток фрейлины японского императора, повествующий о нелегкой судьбе придворной дамы тринадцатого столетия. Его мысли сплетались в замысловатые вензеля, пронзая времена, народы, их культуры и личные переживания. Нестор думал о том, что слагать ренга было для Нидзё такой же жизненной потребностью, как хлестать самогон-виски для англосакса. Только так могла фрейлина закрепить собственный социальный статус, остаться при дворе, а значит – выжить там, где смерть была нормой и даже наградой; только благодаря градусу в жидкости племя других, западных, островитян могло жить в условиях пандемий. Мы зависимы. Все зависимы. От химических процессов, протекающих в организме, от данных обещаний, от космического ритма.
– Привет, – совсем не официально и буднично прозвучало над головой.
Нестор очнулся. Глянул снизу вверх. Соня. Не та, которую он имел счастье лицезреть у ночного костра в наведенном специалистами Раджаса сне-мороке. Не та, которую он запомнил по событиям минувших месяцев. Не юная, задорная, интеллектуальная, пробирающая до самых основ яркой сексуальностью блондинка из свиты Семена Немировича Волха. Нет, перед Нестором стояла блеклая, "не первой свежести" проститутка в соответствующем наряде. Вернее, наряд был обычным – юбка, может, лишь чуть короче, чем следовало; топ, под которым угадывалось отсутствие бюстгальтера, – но на Соне, на этой, теперешней Соне, все это смотрелось не провоцирующе, как прежде, а пошловато и дешево. Глаза ее, прежде большие, карие, выразительные, теперь погасли и серели над припухлыми щеками. И вообще, девушка – хотя вряд ли бы кто-то нынче обратился так к этой женщине – выглядела подержано и глядела безразлично.
А глядела Соня на томик Нидзё перед Нестором. И вдруг неожиданно продекламировала:
– Со слезами смешавшись,
течет моя черная тушь
в море вечной печали -
суждено ли нам свидеться снова
там, на Западе, в лучшем мире?..
И в глазах ее мелькнуло отражение прежней бодрости духа. Затем девушка взяла томик в руки и пробежала глазами строки на открытой странице. Прочитала вслух:
– "Кто тот умелец, кто вырезал формы этих причудливых гор вокруг?.. О, как изменчив их облик…". – И положила книгу на стол, закрыв ее, совсем не заботясь об отсутствии закладки. – Я присяду? – спросила Соня, уже заняв один из свободных стульев. И заговорила, как бы продолжив прерванный разговор:
– Согласись, не понять нам их никогда.
– Кого? – Нестор даже забыл поздороваться.
– Японцев, – уточнила женщина. – Облик скал у них изменчив. Это сколько же нам с тобой нужно выпить, чтобы нас с тобой так притормозило? Чтобы мы могли смотреть на скалы, и прослеживать, как резво меняется их облик?
Над головой девушки замер официант. Он ждал, пока сентенция про японцев будет закончена. Он хранил молчание, стоял за спиной Сони, а потому был для девушки незаметен.
– Сомелье, – подсказал Нестор и указал взглядом.
– Он не сомелье, он кавист, – небрежно бросила Соня, не оборачиваясь.
– Прости? – Нестору показалось, что Соня хочет задеть официанта обидным прозвищем. Но молодой человек в бордовом переднике вдруг посмотрел на Сонин затылок с явным уважением.
– Специалист по элитному алкоголю, – пояснила Соня. Она скользнула взглядом по этикетке на бутылке, что стояла на столе, и вынесла вердикт:
– "Мальбек"? Не хочу, – и наконец вполоборота заметила официанта за спиной. – И что сегодня кавист посоветует прекрасной даме?
25
Прекрасная дама предпочла крепкое итальянское вино "Barolo Chinato" и грибы в особом фирменном маринаде. Официант плеснул пробный глоток из небольшой, полулитровой бутылки в широкий бокал, и Нестор ощутил явственный аромат трюфелей и розы.
– У меня в голове сегодня туман, так что только неббиоло, – пояснила Соня выбор, имея в виду неббиоло – сорт винограда, основу напитка. Название сорта в переводе означает "небольшой туман". Соня кивнула: "Лейте!", сделала большой, не дегустационный глоток, вздохнула с видимым облегчением и добавила:
– Впрочем, туман у меня в голове всегда. – И замолчала. Надолго.
– Как Фея? – Нестор не нашел лучшей темы, чтобы завязать разговор. – Удивительно видеть тебя одну.
– Сама сижу и удивляюсь, – грубовато усмехнулась Соня и покрутила бокал, пустив вязкое вино "гулять" по кругу меж его стенками. – Не умею я одна…
Неожиданно в девушке что-то изменилось, в первую очередь, – в глазах, как минуту назад при чтении строк старинного японского стихотворения-танка. Изменилась и осанка – Соня чуть выпрямилась и подалась вперед. И вот уже Нестор узнавал в ней великолепную соблазнительницу из элитного эскорта для самых состоятельных мужчин. Соня улыбнулась Нестору и – тот даже не ожидал – положила свою сухую ладонь на его руку.
– Здравствуй, Нестор.
Кто же это сказал? Уставшая от жизни и тяжелого труда зрелая куртизанка? Так здоровалась уже. Прежняя Соня из свиты Волха? Непохоже. Говорила девушка, но вместе с ней обращался к Нестору и кто-то другой. Или что-то другое. Нестор постарался "включить" в себе Нага и посмотрел на собеседницу "змеиным глазом". И отпрянул, чуть не ослепнув.
– Называй меня Справедливость, – улыбнулась Соня.
– Хорошо, Соня, – Нестор все еще не мог вернуть фокус своему "змеиному зрению" – по душе плыли теплые и бесконечно доброжелательные пятна.
– Не всегда – Соня. Только сегодня, – предупредила Справедливость.
Она отставила в сторону бокал, расстегнула пузатую кожаную сумочку, извлекла книгу с огромным количеством тонких, "папиросных" страниц и положила ее на стол. Ошибиться было нельзя – перед Нестором лежала Библия.
– Читай! – потребовала Соня-Справедливость.
– Всю? – уточнил Нестор.
– Нет, – улыбнулась девушка, к которой все больше возвращались свежесть и красота. – Книга Бытия, глава 11, с первой строки.
Нестор послушно перелистнул страницы, нашел нужное место. Бумага просвечивала, шрифт был мелким, читать было непросто. Нестор начал:
– "На всей земле был один язык и одно наречие…".
– Читай и слушай, – тихо перебила Соня. Она откинулась на стуле, расположила бокал у самого вздернутого носика, радуя содержимым бокала не вкусовые рецепторы, а обоняние, закрыла глаза и расслабилась. Приготовилась слушать. Нестор продолжил:
– "Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли".
– Это отголоски очень древних событий, – Справедливость говорила тихо, не открывая глаз. – Прежние боги, посредники между Драконами и людьми, уже исчезли. Их места заняли новые кормчие. Каждый народ получил своего бога. Читай.
Нестор чувствовал себя неуютно: читать Библию в пустом винном баре для проститутки и официанта, который уже посматривал на странную парочку с некоторым беспокойством… Но перед глазами все еще полыхал ясный пламень чистейшего мира Саттва – раз сказано читать, то нужно читать. Читать и слушать. Нестор смущенно, а потому негромко продолжил:
– "И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого".
– Это важно, – сказала Соня громко и отчетливо. Она даже открыла глаза и снова выпрямилась. – Прочитай еще раз!
– "…смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого", – исполнил Нестор.
– Дальше! – потребовала Соня.
– "И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле".
– Хватит, – остановила Соня-Справедливость. – Достаточно. Далее – не для нас.
Нестор молчал и смотрел выжидательно на свою напарницу. Сегодня Соня была агентом, работала с Нестором в рамках одного, пока еще не ясного, задания и представляла лучезарный мир замыслов Саттва. "Она – замысел, ты – действие", – так, кажется, говорил Наставник.
Соня тоже молчала. Почему-то она смотрела сквозь Нестора – ему за спину. Проснулся и встал на изготовку невидимый Наг-анн. Значит, опасность была реальной, опасность была близко. Какие-то движения произошли в бесконечно тонкой паутине сингулярности. Наг-анн, скорее всего, выстрелил, но либо промахнулся, либо бессильно израсходовал энергию заряда. Это могло произойти только в одном случае: выстрел Наг-анна наткнулся на противодействие Block-Gunа. Block-Gunы состояли на вооружении у агентов иерофантов. Нестор обернулся. В двух шагах от столика белоснежно улыбался мистер Герман.
– По-моему, нет ничего лучше, чем почитать строки из книги Бытия за бокалом хорошего вина, – радостно сообщил мистер Герман. – Чтение сие весьма душеспасительно, а вино пользительно для тела. Доброго вам дня! – И мистер Герман протянул сразу обе руки для приветствия. Соня не шелохнулась, а Нестору ничего не оставалось, как пожать протянутую руку, слегка привстав из вежливости.
Герман прекрасно говорил по-русски. Но был он североамериканцем. Причем, определенно не славянского происхождения: синтетическую улыбку можно, конечно, натянуть и на славянское лицо, но квадрат челюсти подделать было бы очень дорого. Хотя, существует ли для мистера Германа понятие "дорого"?
Акцент отсутствовал. Единственное слово, которое их старый знакомый произнес с особым вкусом, было "по-моему". Произнесено слово было так, как будто мистер Герман ссылался не на собственное мнение, а на мнение известного британского писателя (и агента британской же разведки) Уильяма Сомерсета Моэма. Выходило у Германа не "по-моему", а "по-Моэму". Почему-то Нестор счел данный факт весьма иллюстративным и доказательным. Вот только не мог Нестор четко сформулировать, что именно данный факт иллюстрирует и что доказывает.
26
– Как ностальгически трогательно и проникновенно! – восхитился мистер Герман. – Встреча закадычных друзей после долгой разлуки. Есть, что поведать друг другу, о чем вспомнить, о ком всплакнуть. Но нет: наши герои не такие! Милая девушка носит в сумочке Библию, что совершенно в порядке вещей для представительниц ее профессии. А молодой человек с удовольствием декламирует строки из Бытия. И происходит сие пред ликом могучего бога Диониса, – Герман широко повел рукой, как бы представляя почтенной публике статую Гермеса с младенцем Дионисом, единственную "полноразмерную" статую греческого божества в пределах видимости, – упоминаний о котором – прошу заметить! – не сыщешь в древнееврейской мифологии.
Произнося этот короткий монолог, Герман возвышался над столиком, а значит, и над собеседниками, и было в этом возвышении нечто победное, торжествующее. Нестор, лишь условно приподнявшийся при приветствии, уже собирался встать в полный рост, но не для того, чтобы пригласить мистера Германа присоединиться к встрече. Нет, Нестор имел желание провести с незваным гостем разъяснительную беседу по поводу формата его риторики, а также указать на недопустимость двусмысленных намеков в сторону присутствующей дамы. Но дама умела сама за себя постоять. Обезоруживающе, но холодно улыбаясь, Соня дала следующую сопоставительную справку:
– Уважаемый, – к сожалению, а может, и к счастью, не знаю ни имени Вашего, ни отчества, ни рода занятий, – признаю Вашу правоту во всем: читать Библию – полезно для души, а пить вино – полезно для тела. Тем более, для моего – согласитесь – прекрасного тела, пускай и измученного многодневным безостановочным служением богу Дионису и, конечно же, Пенорожденной Афродите. Я служу им верно, беззаветно и порой даже самоотреченно, как завещал мой великий учитель и наставник (речь, наверняка, шла о черно-белом Драконе, о Семене Немировиче Волхе, который признавал питие одним из самых эффективных средств медитации). Как человек эрудированный и, на первый взгляд, склонный к аналитическому мышлению, Вы должны обнаружить некоторое сходство в образах Иисуса и Диониса. И тот, и другой родились у девственной матери и бессмертного отца. И тот, и другой были зачаты непорочно. Оба они создали ритуал для людей, который включает в себя прием еды и питья, символизирующих их плоть и кровь. Оба умерли и воскресли спустя три дня.
Вещи Соня говорила спорные. Но выдавала их уверенно и жестко, отчего все облекалось флером правдоподобия. Да и мистер Герман теперь уже не скалился торжествующим истуканом, а стоял почти застенчиво, робко, может, даже заискивающе. Весь он как-то просел, скукожился, потерял стать и размер. Вряд ли Сонина отповедь могла произвести такое воздействие на непробиваемого американца. Нестор догадывался, что здесь не обошлось без скрытой силы. Есть, без сомнения, есть у Справедливости в арсенале штуки помощнее Наг-анна.
– Присядьте, – требовательно приказала Соня.
Герман, сдавший позиции под натиском девушки, быстро занял краешек свободного стула, но желая залатать изрядно потрепанную броню самоуверенности, придвинул к себе небольшой, но толстый томик. Раскрыл Библию демонстрационно наугад. Потом начла читать:
– "И отвечал Моисей и сказал: а если они не поверят мне и не послушают голоса моего и скажут: не явился тебе Господь? – И сказал ему Господь: что это в руке у тебя? Он отвечал: жезл…"
Здесь Герман остановил чтение, чтобы перевести дыхание. Соня не совсем тактично воспользовалась образовавшейся паузой:
– Зачем?
– Зачем жезл? – Герман сделал вид, что не понимает вопроса.
– Нет, зачем Вы нам это читаете. Зачем Моисею был кадуцей, я знаю. Зачем действо сие – Ваше чтение – никак не могу уразуметь.
Герман улыбнулся, на взгляд Нестора, довольно пошловато:
– Раз у нас тут библейские чтения, могу я зачитать любимое место в Ветхом Завете?
Соня и Нестор одновременно покачали головами в знак отрицания. И Герман продолжил:
– "…сказал: брось его на землю. Он бросил его на землю, и жезл превратился в змея, и Моисей побежал от него".
– Моисей не мог побежать от змея, – мрачно заметила Соня. Нестор же стал скрывать растерянность в бокале с вином.
– Почему же? – Герман недоумевал. – Огромный, страшный, с пастью, переполненной ядовитыми зубами. Почему же Моисей не мог побежать от него?