- Выходит, на след от нее, так, что ли, - вздохнул дядя Коля.
- Не понимаю: как это "след"? Я же звезду вижу!
Дядя Коля задумался.
- Ну, как тебе объяснить? Вот возьми человека. Его, положим, нет давно, а мы помним, думаем о нем. Что-то от него остается…
- Что остается-то? Свет, что ли?
- Может, и свет. Он же разный бывает. Вот, к примеру, Пушкин. Его самого нет, а стихи живут! Прочтешь - и на душе светлеет!
- Так то Пушкин! Поэт!
- Да от любого человека след остается. Вот вспомни кого-нибудь, о ком тебе думать хорошо?
Я стал перебирать в уме разных великих людей, полководцев, ученых, и что-то на душе не светлело. И вдруг - вспомнил!
- Знаю! - сказал я. - Знаю такого! Мне мама рассказывала! Про своего дедушку. Его Лева звали. У него еще брат был, Семен. Его арестовали в 37-м, отправили в Сибирь, а у него семья - жена, трое детей. И вот, пока дед Семен в лагере сидел, дядя Лева его семью кормил. Сначала они в эвакуации были, в Башкирии. Так он им туда деньги посылал, теплые вещи, а как война кончилась, забрал к себе, в Москву. И снова кормил, одевал, как своих собственных. Мама говорит, что он ученый был, профессор и всех своих аспирантов тоже кормил и одевал. А сам ходил в одном костюме. Тридцать лет! Его все стыдили, говорили: Левушка, стыдно так в ученом совете появляться, а он только рукой махал. Потом наконец купил. Так дед Семен наказал своей дочери: "Когда умру, похороните в Левином костюме".
- И что, похоронили?
- Да. Мама говорит: "Тетя Люда исполнила волю отца". Так что дед Семен лежит в том самом костюме.
- Ну вот! - обрадовался дядя Коля. - А ты говоришь! Вот же, жил человек, всем помогал, о себе не думал. И мы его вспоминаем. И нам светло на душе!
- Да, - вздохнул я, - а обо мне кто вспомнит?
- Так ты соверши что-нибудь… эдакое! Машину времени изобрети, песню сочини или - открой звезду!
- Ну уж нет! Я открою, а тут окажется, что ее нет, что это одна видимость. Да меня на смех подымут!
Дядя Коля даже закашлялся от моих слов.
- Что значит: зачем открывать? Что значит: видимость? Эх ты! Да ведь это все равно, что человека забыть. Он жил, работал, писал что-нибудь умное, а мы забыли? Нет, брат, так не годится! Надо о нем рассказать, чтобы все знали! Вот как про этого дедушку! Хорошо, что мама о нем вспомнила, теперь и я знаю, что жил такой профессор, что другим помогал, в одном костюме тридцать лет проходил, а забыли бы - и все. И следа не осталось…
Всю дорогу домой я смотрел на звезды. Нашел ковшик Большой Медведицы, потом Кассиопею, а вокруг - слева и справа - тысячи других, незнакомых мне звезд. Они рассыпались по всему небу, большие и маленькие, яркие и не очень. Живы они или погасли? Может быть, взорвались? Или просто - состарились? Я не знал, что с ними случилось, но подумал, что, наверное, жили они долго и хорошо, совсем как наш дедушка, если свет от них до сих пор доходит до нас…
Я не я
Я иногда думаю: я это или кто-нибудь другой? Ну, тот, кто обо мне думает? Например: "Вот он на речку пошел, - думает он, - вот червей копает", - а делаю все это я. Но если это так, то где он, этот кто-то, кто обо мне думает?
Должно же быть место, где он сидит и думает? А может, и его, того, кто думает, тоже нет, а есть только мысль о нем?
- С такими мыслями жить нельзя, - говорит Вовка, - сбрендишь скоро. Живи проще.
- А у тебя так не бывает?
- У меня по-другому. Я раздваиваюсь! Как будто я здесь и еще в другом месте. Ну, когда мечтаю о чем-нибудь. Иногда я даже запутываюсь: где же я? Тут, на горке, или там - на корабле где-нибудь, в замке, в подземелье…
- А что ты делаешь, когда так - раздваиваешься?
- Ну что, побуду там-сям и возвращаюсь.
- Все равно это странно: быть в двух местах.
- И ничего не странно! Когда-нибудь все это объяснится. Научно!
- Что?
- Что человек может жить в двух мирах. Или в трех.
- В невидимых?
- Почему "в невидимых"? Ты же во сне все видишь, как наяву? Значит, и сон видимый, только не всем.
- А можно его видимым сделать? Ну, чтобы мой сон еще кто-нибудь увидел?
- Если только сфотографировать.
- Ну ты сказал! Как же его сфотографируешь, когда спишь?
Вовка задумался.
- А знаешь, и такое придумают. Ученые - они все могут! Вживят тебе в голову ма-а-ленький такой фотоаппарат, и, как ты заснешь, он начнет щелкать. Весь сон отснимет, а потом эту штучку вынут у тебя из головы и посмотрят, что тебе снится.
"Как же я сам не догадался! - удивился я. - Конечно, сейчас же все в голову вживляют, измеряют мысли разные, определяют - псих ты или нет, врешь или правду говоришь. Значит, и сны научатся снимать!"
И я стал думать дальше и додумался до того, что, может, сфотографируют и того, кто обо мне думает. И тогда я наконец на него погляжу…
Все сходится
Я когда с Вовкой в ссоре, всегда к дяде Коле иду. С ним посидишь, о том о сем поговоришь, и все "устаканивается".
- Дядя Коль, а ты о чем думаешь, когда с удочкой сидишь?
- Ни о чем… - дядя Коля отвечает. - Так сижу, отдыхаю…
- Совсем ни о чем?
- Ну а об чем думать-то? Мысли - они ведь только голову морочат, выскакивают, как черти из табакерки. Короче, суета все это, новое-то оно - ТАМ, - и он указал пальцем наверх, - ОТТУДА приходит.
И я вспомнил, как папа говорил, что писатели все мысли ОТТУДА берут. И ученые тоже.
- Тут чем голова пустей, тем лучше, - продолжал дядя Коля. - Может, что и навеет… дельное.
"У дяди Коли наверняка пустая, - соображаю я, - раз он не думает. Сколько же туда мыслей придет - ОТТУДА!"
- Может, и тебе навеет? - спрашиваю.
- Может, и мне… - дядя Коля загадочно. - Может, уже и навеяло.
Он огляделся по сторонам, а потом шепотом мне:
- Я вон что открыл: что все сходится.
- Что сходится? - не понял я.
- Ну, как ответ в задачнике. К примеру, ты задачку решил, а не уверен: так ли? Правильно ли? Вот и заглядываешь в конец учебника, проверяешь: сошелся ответ - хорошо, нет - снова за дело принимайся. Так и здесь: сидишь, смотришь и видишь: все хорошо, все сходится! Вроде как ты задачку решал и вот - решил, потому что сошлось все.
- Да что сходится? Что? - не понял я.
- Да все! Одно к одному! Короче: признаю разумность жизни!
И дядя Коля окинул хозяйским взглядом окружающую природу. Потом велел сесть поближе и смотреть на поплавок.
- Сначала только на него гляди, не отвлекайся. Тишину слышишь?
Я прислушался: за лесом - далеко где-то - электричка просвитела, и все, тихо… Вода как остановилась. И небо, и облака…
- Ты глаз-то с поплавка не снимай, а сам сквозь гляди: видишь, на горизонте, небо с землей сходится?
- Ну!
- Не нукай! Дальше гляди: тут вот - небо с водой сошлись, друг в дружку смотрятся. А теперь, чуешь? Поплавок дернулся. Значит, что? Рыба его нашла! То-то! От своего не уйдешь! Короче, все сходится, все концы с концами!
Я посмотрел - и правда: как же я раньше не замечал? Вот же и деревья над водой склонились, вот и чайка на воду села, вот и волны к берегу пошли - все одно к другому тянется!
- Ну, видал теперь? Во всем порядок. Уйдет солнце, а на его место уже луна торопится. А там звезды зажгутся. Народ спать пойдет. Рыба на дно ляжет. До утра…
"И правда, все сходится! - подумал я. - Как в задачнике!"
- А ты говоришь!.. - вздохнул дядя Коля. - "Об чем думаешь…" "Уже без нас все продумали! Без нас с тобой устроили! Ты только увидь это, покой этот… Э, да что говорить!.. А домой придешь - тут Галя, и сразу: "Ба-ла, ба-ла, ба-ла, ба-ла! Ты это слыхал? Ты по телеку видал?"" И все расклеивается! Тут-то, пока сидел, все вроде сошлось, а домой пришел - опять разладилось, опять начинай сначала!
Я смотрел на речку, на поплавок и думал: почему так?…
Сырные дырки
Слушай, - спросил я Вовку, - а сырные дырки отличаются от других? Ну, например, от бубличных? Вовка покрутил пальцем у виска: мол, совсем, что ли?
- Чем же они могут отличаться? Дырка - она и есть дырка, хоть от сыра, хоть от чего…
- А я думаю, отличаются. Да еще как. Сырные - они вкусные, меня к ним так и тянет!
- Да тебя к сыру тянет, а не к дырке! - и Вовка посмотрел на меня с сожалением, как будто я тупой какой. - Ты сам подумай, что говоришь-то? К дырке его тянет!
- А ты не говори, чего не знаешь! Для меня сыр без дырок - не сыр, а так, одно название. А чем больше дырки, тем вкуснее. Когда мама сыр покупает, я прямо их выискивать начинаю - и есть, есть!
- Дурак! Ты же сыр ешь, а не дырки! Дырка - это что? Ничего, пустое место. Что от бублика, что от баранки - все равно.
Тогда я пошел к дяде Коле. Тот послушал и говорит:
- Дырка-то она дырка, но тут я с тобой соглашусь. Потому что пустота - она разная бывает. Например, сырная - она совсем другая, нежели от баранки или там от сушки. У сушки и пустота сухая, несытная, а у сыра - сырная, ты ее нутром чуешь, что сырная. Или вот хоть руль у машины - тоже пустота, а какая другая! Сколько в ней всего, в этой пустоте! И запах дороги, и бензина, и беспокойства всякого… Или возьми круг этот, хулахупа называется, ну, что Анка крутит… Там что за пустота?
- Ну, железная…
- Нет, брат. Там пустота - космическая! Потому что хулахупа эта к небу стремится, в полет! Видал, как Анка ее на руке крутит? Так она и норовит сорваться и улететь куда подальше!
Дядя Коля задумчиво помолчал.
- Пустота… она, брат, разная. Вот когда ночью сидишь, глядишь - пустота кругом. А сколько в ней всего! Весь мир умещается!..
Дома я отрезал кусок сыра с дыркой, приложил к глазу и стал смотреть. Я смотрел из сырной пустоты, и весь мир казался мне новым, таинственным. Я будто впервые увидел и нашу комнату, и занавески, и почувствовал, что и они тоже смотрят на меня. Мы разглядывали друг друга! Каждый - из своей пустоты. Интересно, а что думает обо мне шкаф? Цветок на подоконнике? Колокольчик над дверью? Может, и они увидели меня сегодня словно впервые. Смотрят и думают: кто это такой глядит на нас через сырную дырку? И правда: кто я такой?
Время - это такая штука…
Я, например, не люблю на кладбище ходить, а дядя Коля - наоборот. Говорит: "Там тишина, птички поют… Хорошо!"
А мне страшно, я покойников боюсь…
- Чего их бояться? Живых надо бояться, а покойники - они того, успокоились, значит…
- А Вовка говорит, они из могил выходят…
- Так это кто выходит-то? Неуспокоенные души, самоубийцы разные, разбойники - клады свои проверяют, а у нас тут одни колхозники. Им-то что проверять? Они свое все отработали да потратили, у них теперь иная жисть, иные заботы…
- А чего они холодные?
Никогда не забуду, как я дедушку поцеловал, когда он в гробу лежал. Бабушка меня все подталкивала: "Иди-иди, прощальный поцелуй".
Я подошел. Он белый такой был, чужой совсем. Я нагнулся, а от него так холодом и потянуло. А лоб холодный-холодный! Как из холодильника… Мне даже жалко его стало. Я сказал: "Бабушка, надо его в свитер одеть, а то он замерз". А она: "Он не замерз, он умер".
- А холодные они оттого, что вся жизнь из них ушла, вся, то есть, жизненная сила, - говорит дядя Коля.
- А куда она ушла?
- Как куда? Человек же по жизни тратится. Семья, работа, переживания разные… На все сила нужна! На учебу, на знания, на перемещения…
- А если тихо сидеть?
- Это как?
- Ну, просто сидеть и ничего не делать. Тогда эта сила не уйдет?
- Тогда еще скорее уйдет! Жизнь-то она в движении, но каждому своя мера отмерена: одному - больше, другому - меньше…
Мы подошли к дяди-Мишиной могиле. Это брат дяди Коли, младший. Он умер, когда ему еще сорока не было. И дядя Коля все успокоиться не может:
- Как же так, - говорит, - ведь я вперед должен был, а выходит, он меня обогнал.
А я не понял: в чем обогнал?
- Да в том, - говорит дядя Коля, - что раньше меня на тот свет попал. Раньше меня в будущем оказался.
Вот тут я ничего не понимаю, хоть ты умри! Как это - впереди, когда будущее еще не наступило?
- Ты пойми, дурачок: это для нас оно не наступило, а у них там - все по-другому. Для нас он вроде как умер, а на самом-то деле продолжает жить, только в другом мире. Вот и выходит, что они уже там, а нам еще туда путевку надо достать! Так что по всем статьям они впереди нас.
- Да чего ты меня путаешь? И дедушка мой, и дядя Миша, они давно жили и умерли, остались там, в той жизни, а ты говоришь - впереди!..
- Такая штука - время… - вздохнул дядя Коля.
Дома я у папы стал спрашивать: правда ли это? Ну, что те, кто умерли, впереди нас? А он говорит: и да, и нет. Потому что здесь их жизнь кончилась, и в этом смысле будущего у них нет. Они уже не будут строить дома, сажать деревья. Зато они перешли в новую жизнь, которая всех нас ожидает, и в этом смысле они - впереди.
И папа нарисовал картинку: река и два берега. Сначала, сказал он, мы идем по одному берегу, а после смерти - переплываем на другой. И на каждом берегу время течет по-своему. У нас, например, человек рождается маленьким, потом растет, старится и умирает. А на том берегу смерти нет, и все пребывают в одном возрасте.
- В каком?
- Да, в общем, в самом лучшем… - ответил папа уклончиво.
- Как же так, - удивился я. - Тут ты старше, а там мы что - ровесники? Пацаны вроде?
- Выходит, что пацаны, - сказал папа. - Время - это такая штука…
Моя планета
Вовка думает, что все мы прилетели с других планет. Ну, не сами мы, а наши души. Он говорит, что, когда должен родиться человек, с далекой планеты спускается душа и вселяется в него.
- А когда человек умирает, его душа возвращается на свою звезду. Ты думаешь почему так много звезд на небе? - спрашивает он.
- Ну, - говорю я, - потому что много разных миров…
- "Миров!" - передразнил Вовка. - А ты слыхал, что каждая звезда - это чья-то великая душа? Что это чья-то жизнь, ставшая звездой?
Вовка - он врать не станет. Наверняка прочитал где-нибудь. Он много чего знает. Например, что в Африке есть племя догонов, которые верят, что прилетели из созвездия Сириус. У них даже календарь свой особенный, не похожий на наш, земной. А в Индии есть племя тодов - так они с созвездия Быка.
- И что интересно, - говорит Вовка, - все эти племена живут рядом с равнинами, где нарисованы опознавательные знаки. Ну, как в пустыне Наска. Это для того, чтобы там мог приземлиться ихний звездолет. Потому что все они надеются вернуться на свою настоящую родину.
С тех пор, как Вовка рассказал мне это, я стал думать: а где моя планета? Иногда мне кажется, что все это глупости, а иногда так и тянет к звездам - что, если где-то там, на далеко-далекой звезде, моя настоящая родина?
- Вовка, - спросил я, - а душа должна помнить, откуда она прилетела?
- Должна! - уверенно сказал Вовка. - Только душа обычного человека спит и ничего такого не помнит. А вот пробужденные видят все - и прошлое и будущее.
Мне ужасно захотелось стать таким пробужденным, чтобы вспомнить, откуда я.
- Вообще-то есть один способ, - сказал Вовка, - правда, непроверенный: надо ночью лечь на землю и установить контакт с какой-нибудь звездой. Когда душа начнет получать сигналы из космоса, она проснется и все вспомнит.
И мы решили попробовать.
… Ночь стояла - хоть глаз выколи. Руку протянешь - и то не видно. Мы легли на берегу и уставились в небо. Тысячи звезд смотрели на меня, и каждая была какая-то особенная, не похожая на других… "И на одной из них жила моя душа, - думал я. - На какой?" Я внимательно всматривался в них, перебегал от одной к другой, так что у меня даже глаза заслезились. И вдруг увидел, что одна маленькая звездочка словно подмигивает мне, мол, вот она я. Я сосредоточился и почувствовал, что от нее исходят какие-то сигналы, слабые такие волны. "Есть контакт!" - обрадовался я и закрыл глаза…
… Волны омывали меня, то теплые, то прохладные. Раскачивали, баюкали, и вдруг я стал легким как перышко и полетел по длинному воздушному коридору. Я летел с такой скоростью, что даже в ушах свистело! Потом послышалась музыка - странная, пульсирующая, похожая на азбуку Морзе… И вдруг я увидел… море. Настоящее, живое! Оно набегало на меня и обрушивалось солеными брызгами. Справа я увидел гору - она показалась мне знакомой, точно я уже где-то видел ее. Но где?
- Ну что? Получилось? - вернул меня Вовка к реальности.
- Ага, - сказал я. - Кажется. Только я ничего не понял… Там пейзаж какой-то: море и горы. Ничего особенного…
Вечером мы рассматривали с мамой фотографии. И вдруг - что такое? То самое место: море и гора справа!
- Мама, где это?
- Разве ты не узнал? Это Коктебель… гора с профилем Волошина. Помнишь? "Как же я забыл! Ну конечно, это же наш берег, это же мое любимое место!"
- А почему ты спросил?
И тогда я рассказал маме и про планеты, и про души, и про то, что увидел…
- А ведь именно здесь мы тебя задумали… - задумчиво сказала мама.
- Ха, "задумали"! - хохотнул Вовка, когда я передал ему наш разговор. - Сделали они тебя там, понял? Не знаешь, что ли, как детей делают?
- Знаю, конечно… - ответил я, но после Вовкиных слов мне почему-то расхотелось смотреть на звезды. Вообще все расхотелось. Я понял, что все это враки, насчет звезды. Вообще все враки! Просто родители делают детей, и все. А мы потом страдаем, потому что от нас все скрывают. Зачем?
Я поплелся к дяде Коле. Буду сидеть рядом и смотреть на поплавок. И все. И больше мне ничего не нужно… Дядя Коля тоже был не в духе. Рыбалка не шла, с тетей Галей разругался…
- А ты чего смурной?
- Да так, - сказал я, - думал, у меня есть своя планета, а оказалось - лажа все это.
- Как это - лажа?
- А так: я думал, что я со звезды прилетел, а оказалось - с Коктебеля. Вот и все.
- А Коктебель, что - не планета?
- Какая это планета? Так, городок на побережье… Обычное все. И море там не черное, а обычное, враки все это…
- А ты знаешь, что в Коктебеле Волошин жил? - спросил дядя Коля и как-то недобро на меня посмотрел. - Максимилиан? А ты знаешь, что там "Алые паруса" снимались?! С Вертинской? Все сбегались, и я смотрел! А какое там кино на улице показывали, в Доме творчества? Все деревья были увешаны отдыхающими, на заборах висли, лишь бы глазком посмотреть на стоящее кино! Случалось и падали… Да там… Эх ты, - и дядя Коля махнул рукой.
- Ну что? Что там? - наскакивал я.
- Да Коктебель - это целая планета, для тех, кто понимает. Понимаешь?
- Не а.
- Вот в том-то и дело, что "не-а"! А уже понимать должен! Не в названии дело, а в сути! А суть, брат, такая, что оттуда такие люди вышли, такие писатели… Туда обычный народ не поедет, пузо-то загорать. Туда поэты едут, художники, там все историей дышит, легендой. Да одно тамошнее танго чего стоит! А джазовый фестиваль? Да там в море "Золотые ворота" есть - кто посреди проедет, у того все желания исполнятся… А ты говоришь: не планета! Еще какая планета! Почище твоей Москвы будет!