Утром вызываем из Чири-Юрта главу администрации и организатора митинга (он известен особистам) на блок-пост ментов, где на виду у жителей арестовываем пособника боевиков, а главу администрации предупреждаем – что против Чири-Юрта будет развёрнута новая линия обороны (3 танка и 2 САУ на прямую наводку, естественно про количество говорить не будем) когда толпа начнёт на нас двигаться, то предупреждаем о том что готовы открыть огонь если он не остановит митинг то мы откроем огонь по Дуба-Юрту и для наглядности дадим один залп двумя дивизионами по селению. Если толпа пойдёт на прорыв то мы задушим их химическими газами (мы их закидаем химическими безвредными веществами и дымами). Если не останавливаются, то даём демонстративно залп холостыми зарядами по Чири-Юрту. Если не остановятся то тогда огонь на поражение – это со стороны Чири-Юрта. Ну а со стороны Дуба-Юрта огонь на поражение в любом случаи.
24 февраля 2000 года Вчера выехал с командного пункта в 6:45 и через несколько минут
8:05 приехал в противотанковую батарею, которая своим расположе-
нием прикрывала тылы дивизионов, и приказал командиру бата- реи выделить одну противотанковую установку на блок-пост 1ой мотострелковой роты в район кладбища. В первый дивизион, куда я завернул после ПТБ, вызвал командира второго дивизиона и обоим поставил задачу: первый дивизион выделяет на прямую наводку две самоходки, выгоняет их на поле и разворачивает в сторону Чири-Юрта, после чего оба дивизиона занимают круговую оборону. Уточнив остальные детали, я забрался на ПРП и приехал на блок-пост у кладбища, где меня уже ждала противотанковая установка. Свёл командира взвода противотанкистов, который пригнал установку с начальником блок-поста. Вместе с ними выбрали позицию противотанкистам у дороги. Позиция хорошая, но погода стояла пасмурная, стелился туман и дальше чем на двести метров ничего не было видно.
В 7:30 я уже стоял на блок-посту ментов и терпеливо ждал прибытия особистов и командира полка. Они не замедлили появиться. Правда, с Сан Саныч приехал и второй наш особист – Вадим. Вадим на фоне Сан Саныча терялся, если тот лез во все "дыры", при этом здорово рискуя своей жизнью, то Вадим больше отсиживался в расположении полка. Когда я повёз Сан Саныча знакомить с Рамзаном в Лаха-Варанды, Вадим подошёл ко мне и стал путано просить не рисковать собой и Сан Санычем. Я, зная истинные причины желания познакомиться со старейшиной Лаха-Варанды, напрямую спросил Вадима – Что он хочет? Особист смутился и начал молоть что то о неразумном риске и чрезмерных амбициях Сан Саныча. Увидев сейчас Вадима, я вспомнил о просьбе Рамзана. Отвёл в сторону Сан Саныча и спросил его об этом.
– Борис Геннадьевич, всё нормально. Его старший сын имеет российский паспорт и я там …, короче, у меня там всё нормально. – Дальше я не стал спрашивать, так как это уже касалось профессиональных секретов.
Час прошёл в ожидании развития событий, но пока обстановка была обычная. У перекрёстка, на окраине Чири-Юрта, собралось как обычно около ста человек, которые заняли свои обычные места и стали наблюдать за нами. Сан Саныч поманил одного из чеченцев и приказал ему вызвать сюда главу администрации, который появился буквально через пятнадцать минут.
Крепкий мужчина, лет сорока поздоровался с нами и спросил о причине вызова. Мы же заранее сговорились, что все переговоры будет вести Сан Саныч, поэтому молчали.
– Асламбек, до нас дошли сведения, что в сегодня боевики хотят провести многочисленный митинг, спровоцировать людей и, используя их втёмную, бросить на наши порядки, чтобы пробить коридор для прохода из Дуба-Юрта боевиков и раненых. Подожди…, Асламбек, подожди…, – чеченец поднял руку чтобы возразить, но Сан Саныч не допустил этого, а немного развернувшись показал рукой на поле, где уже в сторону Чири – Юрта развернулись две мои самоходки, танк, а между ними разворачивалась пехота и БМП, – Асламбек, хочу сразу же сказать мы не допустим этого и будем действовать жёстко. Разрешение на это у командования мы уже получили. Поэтому, если толпа ринется на позиции – она будет беспощадно уничтожена, а потом мы нанесём артиллерийский удар по Чири-Юрту. Вот и начальник артиллерии тут стоит. И тогда вся ответственность, вся кровь ляжет на тебя, потому что мы тебя предупредили и дальше уже ты крутись. Ну, а теперь ты можешь сказать то что хотел.
Глава администрации молча смотрел на поле, где пехота деловито, на виду у всех занимала позиции, потом он оглянулся на Чири-Юрт. Внешне он был спокоен, но дрогнувший голос, когда он начал говорить, показал в каком напряжении он находился: – Товарищи офицеры, не буду кривить против истины, но мы уже несколько дней знаем о подготовке людей с той стороны этого митинга. Они пришли, сделали своё дело и ушли. Им здесь не жить, а мы остаёмся и пожинаем плоды их деятельности. Нам не нужен второй разрушенный Дуба-Юрт, кровь и горе наших людей. Можете верить, а можете не верить, но мы насколько это возможно ведём свою работу среди местного населения, чтобы не допустить неразумного накала страстей. Я хочу вас заверить, что если митинг и состоится, то мы сделаем всё чтобы он не выплеснулся за пределы деревни. И если нас не убьют, то мы не допустим кровопролития…..
….Глава администрации ушёл, а Сан Саныч вызвал из деревни ещё и муллу, и так же в жёсткой форме потребовал принять все меры, для недопущения каких либо эксцессов со стороны местного населения.
В отличии от главы администрации мулла вёл себя нервно, понимая что он сейчас находится между молотом и наковальней: если он будет помогать нам то его могут покарать боевики, если он будет действовать по указке боевиков, то будет арестован в первую очередь если что случится. Мулла отделался общими слова и в свою очередь попросил если это возможно – вытянуть раненых, которые попали вчера под арт. обстрел.
Слушая разговоры и суждения об обстоятельствах ранения и гибели чеченцев в Дуба-Юрте, я всё больше убеждался, что это я вчера своим обстрелом окраины селения и накрыл каких-то важных боевиков, хотя все почему то приписывали это 99 арт. полку. Благоразумия ради я решил молчать о своей догадке.
Время шло, а обстановка всё оставалась неясной: людей на окраине Чири-Юрта стало несколько больше, но вели себя они достаточно спокойно, поэтому командир полка немного потусовался с нами, а потом ещё раз проинструктировав, убыл на КП полка. Спустя полчаса из Чири-Юрта выехала приличного вида "Волга" и подъехала к блок-посту ОМОНовцев. Из автомобиля вылез представительный чеченец и неторопливо направился в нашу сторону.
Сан Саныч усмехнулся и, глядя на приближающего, предложил: – Борис Геннадьевич, если хочешь то можешь по присутствовать при нашем разговоре. Это через него передавалась записка Резвану в горы. Брат у него мелкий полевой командир и держит с ним связь по радиостанции…
Чеченец подошёл к нам, вальяжно поздоровавшись за руку с особистом и со мной, сразу же стал жаловаться Сан Санычу о том, что русские второй раз за две недели подставляют его, Саида, под кровную месть. Так как раненые и убитые в Дуба-Юрте влиятельные люди. Если их в ближайшее время не вытащат из разбитой деревни и не окажут помощи, то многим авторитетным людям Чири-Юрта не поздоровится. Особенно он переживал за водителя УАЗика, которого сам и послал за этими влиятельными чеченцами. Подошёл и ещё один представительный чеченец, у которого тоже были те же проблемы, что и у Саида. Не стесняясь ни меня, ни чеченца, Саид попросил у Сан Саныча свежие батарейки для мотороллы, а то у него сели….
В неспешной беседе прошло полчаса и на блок-посту с озабоченным видом появился начальник продовольственной службы полка Саня Дафтян. Он вылез из кабины "Урала" и подошёл к нам: ему командир полка поставил задачу достать мяса и к пятнадцати часам накрыть стол в штабе полка для офицеров.
– Ну что, отцы, – Сан Саныч заразительно засмеялся, – я понимаю, что для вас 23 февраля это день депортации чеченцев из Чечни, но для нас это праздник, поэтому нужно быстро организовать барана. Саня, одного барана достаточно?
Дафтян согласно мотнул головой и чеченцы переглянувшись, удалились к толпе на окраине, откуда как по мановению волшебной палочки, через пять минут появился связанный баран, средней упитанности. Саня быстро закинул обречённое животное и умчался в сторону штаба.
Обстановка продолжала оставаться спокойной и мы проехали на блок-пост у кладбища, здесь тоже было всё нормально и ни каких предпосылок для развития каких-либо событий. Туман продолжал низко стелиться над землёй, ограничивая видимость только двумястами метрами. Попили в тёплой палатке вкусного чая и вернулись обратно к окраине Чири-Юрта: здесь тоже было всё нормально, но к нам тут же подошёл старейшина Арчелоя. Высокий, благообразного вида старик в высокой папахе, обёрнутой белым куском материи, говорящей о хадже в Мекку. Сан Саныч и я болезненно поморщились, вспоминая, как нас этот старик несколько дней тому назад обманул.
…..Около шлагбаума нашего командного пункта, куда мы подошли с командиром полка, стоял высокий старик-чеченец в добротной папахе и представительного вида. Рядом стоял майор Макаров, который и привёз сюда чеченца.
– Чего ему надо, Макаров?
Андрей Макаров был на блок-посту 1ой роты у кладбища, где помогал мотострелкам совершенствовать оборону этого важного для нас опорного пункта, куда и вышел по дороге старик.
– Да вот, товарищ полковник, вышел из Дуба-Юрта и настоятельно просит о переговорах. Мне ничего не говорит, просит старшего …., вот я его и привёз.
Полковник Швабу вежливо обратился к старому чеченцу: – Что вы, уважаемый, хотите нам сообщить?
Чеченцу было около восьмидесяти лет и я ожидал, что он сейчас старческим голосом начнёт о чём то просить, но мы с командиром полка бы удивлены, услышав сильный и энергичный голос. С достоинством излагая свою просьбу, старик быстрыми и чёткими движениями руки показывал на Аргунское ущелье за его спиной, из глубины которого он и прибыл.
Это был старейшина населённого пункта Арчелой, располагающийся недалеко от Шатоя. Боевиков в его небольшом селении и в самом Шатое нет, но русские войска постоянно проводят бомбардировку сёл, в результате которых страдают мирные люди. Он, по просьбе населения, собрал раненых женщин, детей и на автобусе и на нескольких легковых машинах доставил их в Дуба-Юрт.
– ….Товарищ командир, я прошу вас дать разрешение на пропуск этих автомобилей через ваши войска, чтобы я их смог доставить в больницу Старых Атагов.
Старейшина замолчал и, переводя свои не по возрасту молодые глаза, с командира на меня и обратно, стал ждать ответа.
Командир досадливо хмыкнул и невольно почесал затылок. Пропускать автомобили, да ещё с людьми через свои позиции ему явно не хотелось и мы с Андреем Макаровым прекрасно его понимали. Пропустить, в принципе, не проблема, тем более если там действительно раненые женщины и дети. Но…, в последнее время всё чаще и чаще до нас начали доходить слухи, что якобы мы, естественно высшее командование полка, пропускаем в Дуба-Юрт и обратно группы людей, боевиков. Знали и цену пропуска – 15 тысяч рублей за каждого человека. Особисты усиленно докапываются до авторов этих слухов и говорят, что скоро узнают кто распускает эти сплетни и с какой целью. Вот и сейчас, если командир пропустит, то вполне возможно опять появятся слухи и свидетели того, что якобы опять были заплачены деньги.
Командир, похмыкивая и поглядывая исподлобья на старейшину, размышлял не долго, а я с любопытством ожидал разрешения проблемы. Я, например, прямолинейный человек и недостаточно гибкий при принятии таких решений. Если бы я решал сейчас этот вопрос, то решил бы следующим образом: кинул бы сейчас на блок-пост разведчиков, старейшина подогнал машины с ранеными и если там действительно только раненые женщины и дети, обыскал бы машины и если всё нормально, пропустил бы их.
Но у командира другое решение: – Хорошо, сделаем следующим образом. Я сейчас подгоняю к кладбищу два грузовика и мы туда перегружаем ваших раненых и на моих машинах везём их в Старые Атаги.
Старейшина не смог скрыть разочарования решением русского полковника и вновь попытался переубедить Швабу, чтобы раненых перевезти именно на их машинах, но командир полка был непреклонен…
Уже на следующее утро стало известны подробности последующих событий: на блок-посту старейшина сумел убедить Андрея Макарова, чтобы тот пропустил с ним и автомобиль "Нива", которой рулил крепкий чеченец. Поручился своими сединами, что завтра, в 9 часов, он с этим автомобилем и водителем будет на блок-посту, для того чтобы убыть к себе. Когда наши машины с ранеными подъехали к больнице Старых Атагов, водитель "Нивы" резво выскочил из машины и скрылся в глубине улицы селения.
Наутро, когда старейшина прибыл обратно на блок-пост, он долго и нудно оправдывался перед Макаровым, говоря что он не несёт за него ответственности, да и не ручался он за него…
Старейшина, держа гордо голову, открыл было рот, чтобы завести разговор с нами, но Сан Саныч резко поднял руку и остановил старика.
– Уважаемый, несколько дней тому назад вы обманули нас и обманули нагло. И теперь нет веры ни одному вашему слову. Когда вы обещали командиру полка и нашему товарищу, вы клялись своей белой бородой и своей жизнью, Аллахом, что всё будет нормально, но боевик, который вас сопровождал в Старых Атагах скрылся. И митинг, который сегодня должен пройти в Чири-Юрте вполне возможно дело его рук. Раз вы клялись, заранее зная что обманываете нас, значит вы не мулла и нам больше нечего с вами обсуждать….
Мы резко развернулись и пошли в сторону ментовского блок-поста, не слушая как старейшина начал опять оправдываться…
– Борис Геннадьевич, мне вчера принесли фотографии, на которой запечатлены этот старейшина в обнимку с Хаттабом. Вот такая это скотина: хотя чего обижаться – ведь по их нему: обман неверного и дача им клятвы не является грехом. Вот только жалко, что сейчас не тридцать седьмой год, а то бы я его арестовал и быстро всё с него выколотил.
Остановившись в пятидесяти метрах от блок-поста, особист нервно закурил и сделав несколько затяжек, решительно затоптал сигарету: – Борис Геннадьевич, пойдём к ментам. Будешь свидетелем. Осталось сделать ещё одно неприятное дело…
Через часового у входа Сан Саныч вызвал старшего блок-поста, который появился через три минуты.
– Сан Саныч, какими судьбами? – Толстый майор жизнерадостно раскрыл объятья и двинулся к особисту, – давай, дорогой, заходи – посидим…
Старший ментов попытался обнять моего товарища, но тот решительно отвёл его руки и холодно оборвал того.
– Товарищ майор, во-первых: я вам не Сан Саныч а старший оперуполномоченный федеральной службы военной контрразведки капитан Белых. Во-вторых: вы мне сейчас, в присутствии этого офицера – начальника артиллерии полка, должны ответить на следующие вопросы.
– Расскажите о конкретных фактах и случаях провода боевиков мной и подполковником Калининым через наш передний край за деньги. Также доложите об источниках, которые знают, что мы пропускаем каждого боевика за 15 тысяч рублей. А потом я задам вам ещё много интересных вопросов, – многозначительно протянул особист.
– Сан Саныч… Ой, то есть товарищ капитан…, – толстый майор потерял свою жизнерадостность и стал сбивчиво оправдываться, всё более и более запутываясь в своих словах. Через три минуты фонтана бессмысленных слов и нагромождения лжи, в ходе которой нам стало известно, что майор никуда и ни о чём таком не докладывал, никому ничего не говорил и не называл никаких фамилий. Но о взятках говорят сами чеченцы и он сам лично видел несколько дней тому назад как подполковник Зорин пытался провести в Дуба-Юрт группу людей, но эта попытка была предотвращена их генерал-майором и вообще он больше не будет вмешиваться в дела ФСК. Командир ОМОНовцев заткнулся и с надеждой воззрился на особиста, свято веря что он сумел обелить себя.
– Ладно, товарищ майор, я задал вам вопросы. Только завтра я приеду сюда с видеокамерой, прокурором, который живёт у нас в полку и вот эту ахинею, которую вы тут несли говорить не надо. Вот тут у меня в кармане, – Сан Саныч со значением постучал ладонью по нагрудному карману, – лежит ваш рапорт, слава богу, и у вас есть порядочные люди. Рапорту хода не дали, а передали его мне. Я тоже дёргаться не буду, если ты, майор, завтра всё расскажешь начистоту. Можешь не беспокоится, плёнку я оставлю у себя, чтобы ты и дальше не ляпал своим языком. Так что подумай, майор и жди меня завтра. Пошли, Борис Геннадьевич…
– Сан Саныч, а что у тебя точно что ли рапорт этого урода есть? – Мы отошли уже далеко от блок-поста и можно было безопасно разговаривать, не боясь что нас услышат.
– Да нет, я его на "понт" взял. Хотя рапорт его мне дали почитать – есть ещё нормальные офицеры у ментов. Но так просто я это дело не оставлю.
Из моего ПРП высунулся связист и сообщил, что нужно срочно прибыть на блок-пост 1ой роты у кладбища. Мы вскочили на машину и уже через пять минут спрыгнули на землю у кладбища. Туман продолжал плыть низко над дорогой, но видно было дальше чем в предыдущий приезд. На асфальте сидел с заведёнными руками назад и с поникшей, перевязанной головой раненый боевик, а около него прохаживался часовой.
– Откуда вышел душара, боец?
Солдат мотнул стволом автомата в сторону Дуба-Юрта, скрытого пеленой тумана: – Он вышел по дороге из деревни прямо на нас, с ним ещё были три русские женщины, из плена бежали. Они сейчас в палатке чай горячий пьют, – солдат ткнул стволом в одну из палаток и продолжил своё движение вокруг боевика.
В палатке, действительно, рядом с командиром взвода и майором Резвановым, сидели три женщины и с огромным удовольствием пили густо заваренный, сладкий чай, закусывая его огромными кусками хлеба с маслом. Только две из них: одна молоденькая девочка лет семнадцати и женщина пятидесяти лет были славянской внешности. Третья была явно кавказская женщина и не из "простых": утончённые черты лица, манера держать даже в грязных руках солдатскую кружку, какая то доля манерности в поведении, поза, в которой она сидела, подсказывала – женщина когда то крутилась в верхних слоях общества .
– Пейте, пейте чай, – поспешно предложил я, увидев как испуганно и затравленно женщины прекратили пить чай и уставились на вваливших в палатку офицеров. Пленницы несколько успокоились и продолжили пить, кидая на нас испытующие взгляды, мы же расположились на нарах напротив них и молчали, давая время прийти в себя. Через пять минут женщины поставили кружки на стол и стряхнули крошки хлеба с колен. Мы молчали, давая возможность поработать с беглянками особистам.
Сан Саныч улыбнулся: – Ну что ж, первый голод вы я надеюсь утолили и давайте немного поговорим. Вы расскажите каждая о себе, я задам вам уточняющие вопросы и отправим вас в Грозный. Давайте начнём с вас. Как вас зовут? – капитан обратился к русской женщине пятидесяти лет.
Женщина тяжело вздохнула и внезапно заплакала. Плакала она тихо, зажимая в себе рыдания и лишь обильно текущие слёзы выдавали сильное душевное волнение.
– Ну, ну, успокойтесь…, – Сан Саныч наклонился вперёд и погладил женщину по плечу.
– Да, да… Сейчас…., извините меня…, – женщина последний раз судорожно всхлипнула и вытерла ладонью щеки от слёз.