А услышав объяснение, заскрипел зубами от злости: – Ну, Мелехов! Оказывается, вчера бывший командир противотанковой батареи приехал на станцию погрузки попрощаться с батареей и передал своим приближённым подчинённым несколько бутылок водки. Те ночью выпили и начали перед новым командиром батареи пальцы веером распускать. Сам капитан Плеханов с ними сделать ничего не смог и обратился за помощью к Семёнову. А Николай Сергеевич долго не разбирался: поучил кого надо кулаком, а самого главного смутьяна скрутил
и уволок в милицию, чтобы те дальше его сдали в ближайшую комендатуру. В принципе, на всём пути следования эшелона это был единственный неприглядный инцидент. Пять дней следования прошли спокойно и мне запомнилось только два момента. Эшелоны полка шли друг за другом, поэтому на длительных стоянках мы часто стояли на соседних путях. В первый раз, когда наш эшелон догнал эшелон командира полка и мы стояли рядом в течении часа: полковник Сергеев пригласил меня на рюмку водки в своё купе. Выпили по первой рюмке, потом по второй. Поделились впечатлениями от боевого слаживания, я рассказал командиру полка о том, как мы не могли вспомнить на второй день движения какое сегодня число. До того в ходе боевого слаживания дни перепутались, что даже не могли вспомнить вообще – начало месяца сейчас или конец. Командир выслушал и усмехнулся, потом разлил водку по рюмкам: – Борис Геннадьевич, вы число месяца не могли вспомнить, а я так был вымотан, что на следующий день не мог сказать какой сейчас месяц. – Мы оба грохнули от смеха, выпили водку и я ушёл к себе в эшелон.
Через несколько дней мы остановились на станции, где продавали рыбу. Причём эта рыбы была всех видов копчения, засолки, жарения и варки. Цены можно сказать – никакие. Я купил небольшого солёного осетра. Бутылок восемь ледяного пива и пока я всё это не съел и не выпил – не мог оторваться. Правда, я потом избегался в туалет по малой нужде, но зато удовольствия получил достаточно.
Прибыли в Пятигорск. Эшелон остановился где-то на задворках. Кругом, куда ни кинь взгляд, стояли пустые платформы и пути были сплошь засраны, от останавливавшихся здесь воинских составов. Через час стоянки мы двинулись дальше и глубокой ночью прибыли на станцию разгрузки. Состав немедленно подали к рампе и сразу же закипела работа. Ночь была ясная, но ужасно холодная, так что подгонять никого не приходилось. А в самый разгар работы произошёл сбой в разгрузке. Не сработали железнодорожники и мы в течении часа ждали локомотива чтобы он продвинул эшелон. Но вот и это было сделано. С первыми лучами солнца мы разгрузились, наспех построились в колонну и торопливо стали выбираться на дорогу к городу Прохладный, так как к рампе подавали новый состав под разгрузку. Полчаса марша, свернули влево, ещё пять минут и колонна встала. Я вылез из машины и в тени деревьев пошёл в голову колонны и, пройдя метров двести, вышел на край огромного поля; где располагался местный учебный центр. Тут и расположился лагерь нашего полка. Уже стояли палатки первого и третьего батальона. Чуть дальше виднелись РМО и рем. рота. Рядами стояли БМП батальонов. А рядом с ними на поле становились мои дивизионы. Я подошёл к месту будущего парка дивизионов, где деловито распоряжались офицеры дивизионов: уточнил, где будет стоять моё ПРП и направился к командиру полка, которого нашёл в палатке ЦБУ. Доложил о прибытии. Командир рассеянно выслушал меня, указал места для палаток дивизионов и определил сегодняшний день – днём обустройства на месте. К этому времени подтянулась моя машина и я указал место расположения кунга, а рядом с нами и место под палатку ВУНА. В принципе, на сегодня моя руководящая роль как начальника артиллерии закончилась. Можно было заняться собой. Я взял полотенце, туалетные принадлежности и направился к источнику в расположении полигонной команды. Несмотря на то, что вода из кранов была ледяной, я с большим удовольствием принял душ, побрился и взбодрённый холодной водой вернулся в расположение полка. За время моего отсутствия на участке, отведённом под палатки дивизионов, уже кипела работа. Бойцы, соскучившись в вагоне по простым физическим нагрузкам, дружно работали лопатами, топорами, забивали колья, натягивали верёвки и ставили палатки. Я сходил к командиру комендантского взвода и получил на себя автомат, бронежилет и другие принадлежности. Получили вооружение, имущество и мои офицеры. В течении часа вычистили оружие и подогнали снаряжение, бронежилеты под себя. Когда я надел броневую защиту и попытался проделать в нём, под дружный смех подчинённых, несколько ружейных приёмов, то понял – я одел бронежилет в первый и в последний раз. Очень уж он тяжёлый и неудобный. В первую войну провоевал без бронежилета и эту провоюю, после чего закинул его далеко под кровать. День прошёл спокойно: мои офицеры клеили карты, а я контролировал, как идёт оборудование палаток и парка. Особого моего вмешательства не требовалось, так как дивизионам оказывали помощь опять полковники Алабин и Макушенко. Пусть работают. Встретился с генералом Гвоздевым: он мне определил задачи и направления по дальнейшему совершенствованию слаживания подразделений. Конечно, особый упор он сделал на отработку вопросов по наведению батарей и дивизионов по команде – "Баку, Уфа, Москва". Но уже прежнего интереса и напора у него я не ощутил. Жил он у сына в батальоне, там же и проводил большую часть времени.
Последующие дни принесли мне достаточно огорчений и неприятностей, которые в основном были связаны с организацией дальнейшего процесса боевого слаживания. Командиры дивизионов пустили его на самотёк. Занимались в основном мелочёвкой и какими-то побочными делами, и что ещё хуже всего с утра и до вечера с "втихушку квасили". Организовать схему: занятия до обеда, а после обеда заниматься мелочёвкой, ни полковникам Алабину с Макушенко, ни мне не удавалось. Мы натыкались на тихое противодействие не только командиров дивизионов, но и командиров батарей. Из-за этого меня постоянно дёргали, а потом произошёл неприятный разговор с Алабиным. Заведённый до предела, после этого разговора, я построил офицеров и прапорщиков дивизиона и крупно с ними поговорил.
Отпустил командиров взводов и резкой форме отчитал командиров батарей. Потом отвёл в сторону Семёнова с Чикиным и не щадя их самолюбия высказал им всё, что я думаю о их стиле руководства подразделениями. Конечно, обид и амбиций со стороны офицеров, особенно командиров дивизионов, было после этой акции много. Но результат не замедлил сказаться; более-менее занятия наладились, хотя с нежеланием проводить их под любым предлогом сталкивался практически ежедневно. Неудачно прошли в течении двух дней и радио тренировки в масштабе полка. Я не сумел добиться надёжной двухсторонней радиосвязи с артиллерийскими подразделениями, и в чём здесь была причина – выяснить так и не удалось. Всё это происходило на фоне бесконечных совещаний, которые только добавляли суматохи.
В один из последних дней командир полка, командиры батальонов, заместители командира полка и я вылетели на вертолёте в один из полков на совещание, которое должен был проводить командующий нашей группировки генерал-майор Кирсанов. Все прекрасно понимали, что на этом совещании будет поставлена конкретная задача для полка: когда и каким маршрутом будем входить в Чечню. Прилетели мы в полк, стоявший недалеко от границы с Чечнёй первыми. В течении двух часов подъезжали и прилетали на вертолётах офицеры с других полков. Наконец прилетел и Кирсановсо своими офицерами. Я представился начальнику артиллерии группировки полковнику Денисенко. Вроде бы мужик ничего. Но за пятнадцать минут общения с ним перед совещанием, он достал меня своими нудными наставлениями. В августе-сентябре ему пришлось участвовал в боевых действиях на территории Дагестана, чем он очень гордился и всё пытался мне передать тот опыт, который он там приобрёл. Но, честно говоря, принципиально нового я ничего от него не услышал и еле сумел от него отделаться. Когда мы подошли к месту проведения совещания и расселись по местам, из штабной палатки выскочил взбешённый генерал Кирсанов. Оказывается, командир полка с начальником штаба убыли в неизвестном направлении и из штабного начальства остался только начальник связи полка, который от яростного напора Кирсанова так растерялся, что не мог ответить ни на один его вопрос. Что больше и больше ввергало генерала в гнев. Мы сидели притихшие, наблюдая за суетой вокруг командующего группировки, и тихо потели. Деревья, которые окружали место совещания, практически не давали тени. И хотя время уже перевалило далеко за обед, солнце продолжало щедро поливать своим жаром землю. Кирсанов, излив своё накопившиеся раздражение на начальника связи, который уже впал в ступор и только ошалевшим взглядом сопровождал метания генерала, наконец остановился и почти спокойно приказал: – Товарищи офицеры, снять всем кителя, а то что-то жарко сегодня, – и первым снял китель, оставшись в мокрой майке. Затем повернулся к начальнику связи и грозно продолжил: – А вы, товарищ майор, срочно мне связь организуйте с командиром полка. Вот сюда, – генерал сильно постучал пальцем по столу, указывая, где должен стоять телефонный аппарат, а майор с облегчением козырнул и умчался долой с глаз начальства.
Кирсанов, пару минут в молчании прошагал около стола, собираясь с мыслями. И в тот момент, когда мы думали что он начнёт ставить задачи, он поднял своего заместителя генерала Сидорова и начал его отчитывать за какие-то мелкие просчёты. Генерал пытался что-то ответить, но Кирсанов не давал ему открыть рта и продолжал его отчитывать как какого то лейтенанта. Мы, со всё возрастающим интересом, наблюдали эти штабные разборки. А через некоторое время все вообще затаили дыхание, ожидая развязки развивающейся на наших глазах трагикомедии, так как за спиной Кирсанова появился начальник связи полка с телефоном в руках. Поддёргивая телефонный кабель, майор тихо приближался за спиной генерала к столу и когда до стола остался один метр, кабель натянулся. Майор, не веря своим глазам, несколько раз сильно дёрнул за кабель, надеясь, что он отцепится от препятствия. Но кабель не отцепился, а лишь ещё сильнее натянулся. Тогда офицер знаком дал команду связисту проверить и освободить провод. Через минуту солдат вынырнул из кустов и, жестикулируя руками, показал, что провод ни за что не зацепился, а полностью натянулся. Майор в отчаянии оглянулся, лихорадочно решая про себя возникшую проблему, но не найдя решения с надеждой уставился на своих подчинённых, которые выглядывали из-за кустов. Участники совещания давились от смеха, многие спрятались за спинами впереди сидящих и тряслись в беззвучном смехе. Кирсанов, видя что офицеры давятся от смеха, но не понимая его причины, всё более "заводился", считая что смеются над ним. Начальник связи, убедившись в бесполезности попыток удлинить кабель, начал осторожно продвигаться в сторону кустов, но в этот момент Кирсанов оглянулся и увидел его.
– Ну что, товарищ майор, есть связь с командиром полка?
– Так точно, товарищ генерал-майор, – хрипло доложил офицер и судорожно сглотнул слюну. Совещание сдавленно засмеялось, зная что будет дальше. Догадался об этом и начальник связи. Он сильно прижал телефонный аппарат к груди и загнано посмотрел на командующего.
– Давай сюда аппарат, – генерал хлопнул ладонью по столу и сел на стул. Уже никто не скрывал своёго смеха. Майор медленно, загребая ногами пыль, двинулся к столу командующего, всё ещё надеясь на чудо. Но чуда не произошло, опять не хватило одного метра до стола. Участники совещания уже не могли смеяться. Теперь засмеялся и Кирсанов, но засмеялся он зловеще. Дальше последовал монолог генерала, откуда несчастный майор узнал до какой степени он дурак и дебил. Потом он был отдан под трибунал за невыполнение непонятно какого-то приказа. Но потом командующий пожалел семью майора и сказал, что под трибунал он не будет отдан, а его уволят с позором из армии. Причём прямо сейчас его посадят в вертолёт и отправят в Моздок, а оттуда он в часть для окончательного увольнения будет добираться самостоятельно, побираясь на каждой станции, так как он, наверняка, пропил все деньги. Командующий ещё пару минут обсасывал, под дружный, но доброжелательный смех офицеров будущие перспективы службы майора, потом взял телефонную трубку из рук начальника связи и связался с командиром полка. Ещё пару минут Кирсанов рассказывал кто такой, в представлении командующего, командир полка. Потом рассказал тому о его части и о его офицерах, при этом используя богатый русский язык с его печатными и непечатными оборотами. После этого отдал трубку и устало сказал майору, чтобы тот продолжал служить и не брал примера с остальных горе – командиров. Начальник связи, не веря, что буря его миновала, быстро исчез с глаз начальства.
Мы все думали, что совещание сейчас наконец-то начнётся, но Кирсанов уже не мог остановиться и продолжал угрожать участникам совещания всеми мыслимыми карами в случаи невыполнения приказов или непродуманных решений, ссылаясь на командира полка, который зная о совещании убыл в неизвестном направлении и забрал с собой всё командование. Тем самым, обезглавив полк. В принципе, на этой ноте совещание было закончено: длилось оно всего сорок минут. Конечно, в глубине души все были довольны прокатится на вертолёте на границу с Чечнёй, пообщаться с другими офицерами, в конце концов посмеяться над ситуацией, в которой оказался начальник связи. Но всё это только для того чтобы выслушать гневные тирады, пусть и уважаемого генерала – ну, это не рационально.
По дороге к вертолётной площадке полковник Денисенко опять пытался вбить мне в голову прописные истины, о которых я знал ещё будучи командиром взвода. Он всё бубнил и бубнил о боевых действиях в Дагестане, а я едва сдерживался от резкостей, прекрасно понимая, что этот опыт в будущих боевых действиях можно применять лишь частично. А может быть, став начальником артиллерии, я возомнил о своих "полководческих талантах" и не желаю прислушиваться к чужому мнению? Над этим стоит подумать.
Взлетели. Лётчики попались лихие. Мы мчались на высоте 10 – 15 метров над пустынными солончаками, придерживаясь рельефа местности, поэтому вертолёт резко подымался или опускался: в зависимости от рельефа. Особенно щекотало нервы те моменты, когда мы подлетали к линиям ЛЭП. Вертолёт перед линией резко подымался метров на пятьдесят и так же резко опускался, когда мы её перелетали. Было жутковато, но все были довольны. Высадив командира 245 полка в расположении его полка, вертолёт набрал приличную высоту и мы уже направились к себе. Лихо промчавшись над стрельбищем и сделав крутой разворот, вертолётчики высадили нас и сразу же взмыли в темнеющее небо, а на нас налетел генерал-лейтенант Сидякин и в резкой форме стал отчитывать командира полка, за то что мотострелковые подразделения не прекратили учебные стрельбы, когда наш вертолёт пролетал над ними. Излив своё раздражение, Сидякин быстро успокоился, а поздно вечером, на совещании, командир полка довёл до нас, что послезавтра мы уходим всем полком в Чечню. Поэтому весь завтрашний день приказал посвятить свёртыванию лагеря. К вечеру полк должен стоять в колоннах. Вторую, довольно приятную новость мне сообщил полковник Макушенко: пока мы летали на совещание, в Екатеринбург убыл генерал Гвоздев для проведения боевого слаживания и отправки в Чечню нашего артиллерийского полка. Порадовшись этой новости, про себя злорадно усмехнулся. Как только я получу от командира полка боевой приказ, так сразу же поставлю на место полковников Макушенко и Алабина, которых Гвоздев оставил при моей артиллерии. Двоевластия в артиллерии полка я больше не потерплю.
30 сентября целый день грузились и одновременно заместитель командующего Уральского военного округа генерал-лейтенант Сидякин вместе со штабом полка и командирами подразделений отрабатывали вопросы взаимодействия при совершении марша из расположения полка, под населенным пунктом Прохладное, в район сосредоточения полка – населенный пункт Н…ский – это уже на территории Чечни. Для этого перед палаткой ЦБУ построили макет местности, на котором был выделен маршрут выдвижения полка, и на нём уже конкретно определяли места возможного нападения боевиков на колонну полка, вопросы огневого поражения артиллерией. Перед этим командир полка приказал изучить маршрут движения и принять решение по боевому обеспечению совершения марша каждому начальнику рода войск по своей специальности. Когда до меня дошла очередь, в своем докладе я показал на маршруте вероятные места нападения боевиков и районы развёртывания дивизионов. Больше всего командира и меня тревожил перевал в районе нп. Предгорное, там дорога вилась по серпантину
и было самое удобное место для засады. В этом районе я указал вероятные места развертывания артиллерийских подразделений и цели, по которым вполне возможно придётся вести огонь. Заслушав доклады, полковник Сергеев определил порядок движения следующим: первыми идут развед. рота, за ними первый батальон, потом управление полка, я там же. Дивизионы, подразделения обеспечения, танковый батальон и замыкал колонну третий батальон. Накануне был большой спор, какой из батальонов пойдёт первым: третий или первый? Больше склонялись к третьему батальону, там командир батальона майор Пресняков выдержанный и достаточно опытный офицер, да и постарше командира первого батальона, но он уже был ранен и у него почти не действовала рука. В пути следования, в его эшелоне, напился один из офицеров батальона и стал кидаться на всех с ножом, а потом запёрся в туалете, а когда его вытаскивали оттуда, успел несколько раз ударить Преснякова ножом. Наиболее серьёзная рана была в руку, и она у него плохо действовала. С другой стороны первым в бой рвался капитан Гвоздев, но Алексей был импульсивный, азартным и мог увлечься боем, так сказать – бой ради боя. Но когда командир полка стал опрашивать у кого какое мнение по этому поводу, то большинство, в том числе и я, всё-таки высказались за первый батальон.
Утром спрашиваю Алексея Гвоздева, как он видит артиллерийское обеспечение в ходе марша. Смеётся: – Борис Геннадьевич, я еду на своём БМП, впереди меня и по бокам море огня всё кругом взрывается и мой батальон взламывает оборону противника.
Я скептически усмехнулся – Мальчишка.
– Товарищ капитан, море огня я вам обеспечивать не буду, у нас лишь полтора БК. Больше используйте свою миномётную батарею, ну а если зажмут тебя, тогда я помогу.
В 18.00 командир полка построил командиров подразделений и отдал боевой приказ на совершение марша. После зачитки приказа я приказал командирам дивизионов построить подразделения, для того чтобы в свою очередь отдать свой боевой приказ по артиллерии. Полковники Алабин и Макушенко сразу же попытались опять взять в свои руки руководство артиллерийскими подразделениями; начали отдавать указания. Но я их отвёл в сторону и твердо сказал: – Всё, товарищи полковники. Я благодарю вас за оказанную помощь, но боевой приказ отдали мне, а не вам. Поэтому попрошу вас мне не мешать, ну а если в боевом приказе или в своих распоряжениях я что-то упущу, то можно меня и поправить, а сейчас стойте, слушайте и не вмешивайтесь.