Несмотря на свой внешний вид и лицо комика, он всегда привлекал к себе девушек, и две-три из них обычно вились вокруг него, то и дело прося его прочитать какую-нибудь из любимых поэм или знаменитый монолог, что Фитцджеральд и делал со скрытой страстью и восхитительной отчетливостью, независимо от того, насколько бывал пьян в этот день.
Он еще обладал выдающимся умением знакомиться с девушками, которые прекрасно готовили, и время от времени с триумфом приводил их домой, и они устраивали пиршества. Обнаружив особу, которая умела готовить лучше, он безжалостно расставался с предшественницей, а новенькая ставила еду на стол и превозносилась, как la Maitresse de la Maison. Деймон даже не мог припомнить всех обладательниц этого титула, которые прошли через их обиталище, когда они делили его.
В первый же день, когда Деймон привел к ним Антуанетту, Фитцджеральд немедленно спросил:
- Вы умеете готовить?
Антуанетта вопросительно посмотрела на Деймона.
- Что это за странный тип? - спросила она.
- Отнесись к нему с юмором, - сказал Деймон, - Он слегка свихнулся на готовке.
- Неужели я выгляжу, как кухарка? - спросила Антуанетта.
- Вы выглядите, как богиня, спустившаяся с облаков, - сказал Фитцджеральд, - а облака эти созданы из шоколадного мусса.
Антуанетта наконец рассмеялась.
- Ответом будет - нет. Я решительно не умею готовить. А что умеете делать вы?
- Я могу выпиливать птичек, отбивать бифштексы, - он повернулся к Деймону, - Что еще я умею делать?
- Спорить, - сказал Деймон, - спать допоздна по утрам и собирать вокруг себя кучу народа, когда ты цитируешь Йетса.
- А вы знаете "На полях Фландерса"? - спросила Антуанетта, - Когда мне было десять, я читала это в школе. Все мне ужасно хлопали.
- Можно себе представить! - брезгливо сказал Фитцджеральд.
Деймон знал Антуанетту достаточно хорошо, чтобы понять ее юмор, когда она задавала вопрос, не за кухарку ли ее принимают. О поэзии шутить с Фитцджеральдом было нельзя. Он повернулся к Деймону:
- Не женись на этой даме, приятель.
Он никогда не объяснял Деймону, сказал он это потому, что Антуанетта не умеет готовить, или же потому, что ему не понравилось упоминание о "На полях Фландерса".
В конце концов, подумал Деймон, заказывая еще одну выпивку, он последовал совету Фитцджеральда. Он не женился на Антуанетте.
Он должен был предупредить Антуанетту, приводя ее домой, что Фитцджеральд преклоняется перед ирландскими поэтами. Сделай он это, Антуанетта была бы избавлена от выговора, Фитцджеральд заинтересовался бы ею с самого начала, что избавило бы всех троих от многих неприятностей.
Больше всего в поэзии Фитцджеральд преклонялся перед Вильямом Балтером Йетсом, и когда они в составе конвоя пересекали Атлантику, он, стоя на носу "Либерти", медленно разрезавшего волны, произносил торжественные поэтические строки. Он читал "Плавание в Византию", словно специально обращаясь к ночи, когда казалось, что опасность им больше не угрожает и море было спокойным. Деймон слышал эти строки так часто, что даже сейчас, сидя в баре на Шестой авеню, мог произносить их с ирландским акцентом Фитцджеральда.
Деймон неслышно шептал их, так как не хотел, чтобы другие посетители бара решили, что он сошел с ума, разговаривая вслух.
Тут старым нет пристанища. Юнцы
В объятьях, соловьи в самозабвенье,
Лососи в гирлах рек, в морях тунцы -
Бессмертной жизни гибнущие звенья!
Ликуют и возносят, как жрецы,
Хвалу зачатью, смерти и рожденью;
Захлестнутый их пылом слеп и глух
К тем монументам, что воздвигнул дух.
Фитцджеральд всхлипывал, дойдя до конца первой строфы, и Деймон, вспоминая эти минуты, чувствовал слезы на своих глазах.
Казалось, что Фитцджеральд знал всего Шекспира наизусть, и в ночи полнолуния, когда вытянувшийся в линию конвой представлял собой прекрасную цель для волчьих стай подлодок, он с вызывающей смелостью читал монолог Гамлета при первом появлении Фортинбраса:
Вот это войско, тяжкая громада,
Ведомая изящным, нежным принцем,
Чей дух, объятый дивным честолюбьем,
Смеется над невидимым исходом,
Обрекши то, что смертно и неверно,
Всему, что могут счастье, смерть, опасность,
Так, за скорлупку. Истинно велик,
Кто не встревожен малою причиной,
Но вступит в ярый спор из-за былинки,
Когда задета честь. Так как же я,
Я, чей отец убит, чья мать в позоре,
Чей разум и чья кровь возмущены,
Стою и сплю, взирая со стыдом,
Как смерть вот-вот поглотит двадцать тысяч,
Что ради прихоти и вздорной славы
Идут в могилу, как в постель, сражаться
За место, где не развернуться всем,
Где даже негде схоронить убитых?
О мысль моя, отныне ты должна
Кровавой быть, иль прах тебе цена!
И как-то ночью, сразу же после этого монолога, судно из их конвоя было торпедировано. Корабль разломился, взорвавшись, и они в немом отчаянии наблюдали пламя и огромный столб освещенного дыма, когда судно погибало. В первый раз они увидели гибель корабля из их конвоя, и Фитцджеральд, помрачнев, сказал тихим голосом:
- Друг мой, все мы не более чем яичная скорлупа, и сегодня вечером будь прокляты все мысли о морских пучинах.
Затем, поняв, что цитирует из "Бури", он иронически продолжил:
Отец твой спит на дне морском.
Кораллом стали кости в нем.
Два перла там, где взор сиял.
Он не исчез и не пропал,
Но пышно, чудно превращен
В сокровища морские он.
Вот похоронный слышен звон:
Звонят наяды: динь-динь-дон!
Затем, помолчав мгновение, Фитцджеральд сказал:
- Шекспир - это слово на все времена. А я никогда не буду играть Гамлета. А, ладно, я иду вниз. Если в нас попадет торпеда, можешь меня не беспокоить.
Им повезло, торпеда в них не попала, и они вернулись в Нью-Йорк, полные молодости, веселья и жадности к работе, для которой были рождены, как охарактеризовал их мистер Грей. Именно тогда они решили вместе снимать квартиру. Они нашли ее около Гудзона, в районе, улицы которого принадлежали в основном торговцам подержанными автомобилями и старьевщикам. Им досталась запущенная полуразвалившаяся квартира, которую они заставили странными остатками того, что когда-то было мебелью, заклеили стены театральными плакатами и заставили книгами, которые девушки, время от времени бывавшие тут, тщетно старались привести в порядок.
Как и Деймон, он женился перед войной, но получил от своей жены письмо, в котором она признавалась, что любит другого человека, за которого хочет выйти замуж.
- Развод прошел холодно и спокойно, - сказал он, - Законные узы распались в Рено, как раз когда я был около Гренландии в Северной Атлантике.
Он поклялся, что больше не женится, и когда одна женщина, которая провела три месяца в их квартире, откровенно дала ему понять, что хотела бы выйти за него замуж, он в присутствии Деймона процитировал ей издевательский монолог из пьесы, которую репетировал: "Я был обманут женщинами, обжулен женщинами, отвергнут женщинами, лишен семьи женщинами, осмеян женщинами, брошен ниц, распростерт и предан женщинами. Нужен Шекспир, чтобы описать мои отношения с женщинами. Я был как мавр выброшен за борт, как датчанин подвергнут презрению, как Лира меня свели с ума, как Фальстафа обманули и как Меркуцио продырявили, только дыра была и вдвое глубже, и в пять раз шире церковных врат, - и все это сделали женщины".
Затем он благоговейно приложился ко лбу девушки.
- Имеете ли вы теперь хоть слабое представление о том, как я отношусь к предмету разговора?
Как и следовало ожидать, девушка рассмеялась и больше к этому предмету не возвращалась. Время от времени, посещая их жилище, она приводила с собой стайку покладистых подружек.
Чтобы не нарушить дружбу, Деймон и Фитцджеральд заключили неписаное соглашение, что каждый из них будет держать руки подальше от девушки, которую другой привел в дом, и соглашение действовало даже во время самых разгульных вечеринок. Скоро Антуанетта стала частью их жизни, ибо три-четыре раза в неделю оставалась на ночь у Деймона и даже пыталась готовить для них еду во время тех передних промежутков, когда Фитцджеральд избавлялся от очередной кухарки.
В тишине полуденного нью-йоркского бара, освободившись от воспоминаний о подлодках, но готовый стать жертвой других опасностей, Деймон заказал еще порцию спиртного.
- На этот раз дайте двойной, - попросил он бармена.
Хотя он ничего не ел с самого утра и пил на пустой желудок, виски не оказало на него воздействия. Он был сумрачен и печален, вспоминая то, что бесследно прошло, их буйные годы и все то плохое, что связано с Фитцджеральдом.
Деймон чувствовал, что произошло нечто плохое, когда после работы вернулся в их общую квартиру. Стоял холодный зимний вечер. Идя пешком от конторы мистера Грея, он промерз до костей и торопился к выпивке и к теплу огня, который, как он надеялся, Фитцджеральд уже разжег.
Но огонь в камине не горел, у Фитцджеральда были красные глаза, он сидел в халате, значит, весь день не вылезал из дома. Он рассеянно начал ходить взад и вперед по гостиной со стаканом в руке, и Деймон тут же понял, что он пил весь день, чего никогда не делал, если у него вечером был спектакль.
Фитцджеральд удивился, увидев входящего Деймона.
- О, - сказал он, поднимая стакан, - ты поймал меня за руку. Непростительно для актера.
- Что случилось, Морис?
- Случилось то, - сказал Фитцджеральд, - что я дерьмо, если это в наши дни и в нашем возрасте может считаться преступным. Присоединяйся ко мне. Нам обоим сегодня вечером надо выпить.
- Занавес поднимается меньше чем через три часа, Морис.
- Мне и во сне больше не приснится эта бродвейская помойка, - презрительно сказал Морис. - Пусть занавес поднимается без меня, и пусть зал ломает себе голову над тем, что случилось.
- Кончай, Морис. В чем дело?
- Ладно, нянечка. - Фитцджеральд подошел к столу, на котором они держали бутылки, стаканы и запас льда. - Дай я тебе налью. Подружки все упорхнули. И кстати, вовремя.
Руки его дрожали, когда он наливал стакан Деймону и наполнял свой. Краешек бутылки звякал об ободок стакана. Разлив виски, он подошел к Деймону.
- Вот так, дорогой мой друг, садись. Разговор будет долгий.
- О’кей, Морис, - сказал Деймон, - в чем дело?
- В Антуанетте, - сказал Фитцджеральд, - Или, если быть совершенно точным, в Антуанетте и в твоем покорном слуге. Морис Фитцджеральд, он же Выродок из Джеральдов.
- Можешь не расшифровывать, - тихо сказал Деймон, с трудом подавляя в себе желание придушить человека, бок о бок с которым он провел всю войну и вместе с которым отпраздновал не одну сотню бурных ночей.
- Ты не догадываешься? - Деймон видел, что Фитцджеральд старается изобразить раскаяние, но мешало количество выпитого, и выражение его лица комика было скорее плотоядным.
- Нет, - сказал Деймон, - Не догадываюсь.
- Да будут благословенны невинные души в этом проклятом мире. - Внезапно Фитцджеральд швырнул стакан в холодный камин. Виски вылилось на пол, а стакан разбился вдребезги о стенку камина.
- И давно между вами существуют такие отношения? - Деймон по-прежнему старался говорить спокойно. Ему не были нужны ни детали, ни объяснения, он хотел лишь избавиться от лицезрения распаренной ехидной физиономии, маячившей перед ним. Но слова автоматически появлялись сами собой.
- Месяц. Вполне достаточно для леди, чтобы понять, что к чему.
- Господи, - сказал Деймон, - она спала со мной в субботу, и в воскресенье, и в прошлую ночь, и, Боже мой, ты был в соседней комнате.
- Amor omnia vincit, - сказал Фитцджеральд. - Или, может, по-другому. Omnia amor vincit. Мужчины и женщины, друг мой, мужчины и женщины. Дикие звери джунглей.
- Ты в самом деле собираешься жениться на ней?
- Может быть, в свое время, - сказал Фитцджеральд. - Предварительно надо очистить палубу, выразить соболезнование. - У него был долгий роман с одной из кухарочек. Она была предана ему до назойливости, и Деймон предполагал, что она - одна из тех палуб, которые необходимо очистить.
- В церковь спешить не стоит, - сказал Фитцджеральд, - В конце концов я сделаю из Антуанетты честнейшую женщину.
- Ну, ты и дерьмо, - с горечью сказал Деймон.
- Я первый это отметил, - ответил Фитцджеральд, - но не хотел бы, чтобы меня цитировали. Куда, к черту, провалился мой стакан?
- Ты кинул его в камин.
- О, потерянный и горестно оплаканный призрак бутылки с шотландским виски. Цитата из Томаса Вулфа, знаменитого американского писателя. Это глыба, это створка еще неоткрытых дверей. Он больше, чем знаменитый автор. Господи, так ничего и не могу забыть. Какая тяжесть. Я не могу забыть и тебя, дорогой мой друг.
- Благодарю, - Деймон встал, - Я иду укладываться и съезжаю отсюда.
Фитцджеральд простер руку, останавливая его.
- Ты не можешь этого сделать. Это должен сделать я.
- Я не желаю жить в борделе, - сказал Деймон. - Особенно после того, как мне стало ясно, что означает красный свет в окне.
- Один из нас должен остаться, - сказал Фитцджеральд. - Аренда в силе еще на год.
Деймон помедлил. Он не мог платить за другое жилье и в то же время выплачивать половину арендной платы за эту квартиру.
- У меня есть пред… предложение, - сказал Фитцджеральд. - Давай потянем жребий. Проигравший остается и платит все целиком.
Деймон вздохнул.
- О’кей!
- У тебя есть монетка? - спросил Фитцджеральд. - Моя мелочь валяется на столе в комнате, а мне нестерпима мысль, что я хоть на минуту оставлю тебя в одиночестве, дорогой мой друг.
- Поэтому просто заткнись, Морис, - сказал Деймон, вытаскивая из кармана монетку. Это был четвертак. - И если ты еще раз назовешь меня дорогим другом, я сверну тебе челюсть. Кидаю. Выбирай.
- Решка.
Деймон кинул монетку, поймал ее на лету и долгие десять секунд не открывал ладонь. Потом открыл. Фитцджеральд нагнулся посмотреть. Он перевел дыхание, со свистом выпустив воздух сквозь зубы.
- Орел. Я проиграл. Остаюсь, - сказал он. - Игра судьбы. Допустимые потери, как деликатно выражаются военные, планируя схему очередного наступления, которое обойдется всего лишь в восемнадцать тысяч жизней. Приношу свои извинения, Роджер.
Деймон швырнул монету в Фитцджеральда, который не сделал попытки увернуться, и монета, прежде чем упасть на пол, попала ему в лоб.
Затем Деймон пошел складывать вещи. Это не заняло много времени, и когда он выходил из комнаты, то услышал, как Фитцджеральд напевает в ванной, готовясь к вечернему спектаклю.
Антуанетта наговорила сорок бочек вранья, подумал Деймон, сдвигаясь со своим стаканом к концу стойки, потому что рядом с ним появилась группа мужчин, которые громко спорили о каком-то телевизионном шоу, - один из них был представителем спонсора, другой администратором, да и все остальные были тем или иным образом связаны с программой.
Сорок бочек вранья, подумал Деймон. Есть ли коралловые атоллы в Ирландском море? Он никогда больше не видел Антуанетту, рана давно затянулась, и их двойное предательство дало ему возможность жениться на Шейле, благословенной женщине, любовнице, надежном товарище вот уже много лет. Фитцджеральд сослужил ому хорошую службу, хотя ни он, ни Деймон тогда об этом не подозревали. Перед прощальным вечером, который давали Фитцджеральд и Антуанетта (он был приглашен на него и не пошел), пришло письмо от Фитцджеральда, в котором его бывший друг писал:
"Прости меня. Я люблю тебя как брата, а я не из тех, кто бросается такими словами. Но братья обречены вставать на пути друг у друга. Вспомним Каина. Будь счастлив. И я надеюсь, что когда мы встретимся в следующий раз, то сможем обняться".
Вот сегодня и настал этот следующий раз, и если бы Деймон принимал такие жесты между мужчинами, он мог бы и обнять своего старого, предавшего его друга. Когда Морис придет к ним на обед, он напомнит ему о письме и обнимет его.
Наконец виски стало оказывать свое действие, мир начал расплываться, и почему-то он попытался вспомнить начальные строчки "Плавания в Византию", но запнулся на первых же словах, окончательно смешался, вспоминая последующие строки, и глупо хихикнул, когда, сохраняя достоинство, сказал бармену: "Счет, пожалуйста".
Находясь под впечатлением встречи с Фитцджеральдом, он оставил в баре автоответчик. В тот момент он не думал ни о лейтенанте Шултере, ни о Заловски.
Ему так и не представилась возможность обнять Фитцджеральда. Открыв следующим утром "Нью-Йорк таймс", он увидел на первой полосе портрет Мориса Фитцджеральда и под ним строки: "Морис Фитцджеральд, известный актер, карьера которого длилась более сорока лет, сначала на американской, а затем на английской сцене, стал жертвой сердечного приступа и скончался в ресторане, где у него был ленч с театральным продюсером мистером Натаном Брауном. Скорая помощь доставила его в больницу Леннокс Хилл, но но прибытии была констатирована смерть".
Деймон положил газету рядом со своей чашкой кофе и отсутствующим взглядом уставился на дом за окном. Затем опустил голову и закрыл руками глаза. Шейла, которая сидела за столом напротив, заметила по выражению его лица, что он серьезно потрясен.
- В чем дело, Роджер? - встревоженно спросила она. - С тобой все в порядке? Ты внезапно смертельно побледнел.
- Морис скончался как раз после того, как мы с ним увиделись вчера днем.
- Ох, бедняга, - сказала Шейла. Привстав, она взяла лежащую рядом с ним газету. Взглянув на некрупный заголовок в конце страницы, она прочитала несколько строк под ним. - Ему было всего шестьдесят пять, - сказала она.
- Мои годы, - сказал Деймон. - Время уходить.
- Не говори так!
Деймон чувствовал, что может разразиться рыданиями, с которыми не в силах совладать. Чтобы сдержать их, он позволил себе дикую шутку.
- Ну что ж, - сказал он, - Морис остался без хорошего обеда сегодня вечером.