Жил в одном селении Степан. Красивый, статный, сильный. И была у него семья – жена и сын. Жили они дружно. Вместе работали, вместе сына воспитывали – всё как во всех семьях, да вот только всё – да не всё. Был Степан горд своими достоинствами – и умён, и красив, и селен, и не беден, и жена – красавица, и сын – крепыш, чего ещё от жизни надобно. Все в церковь идут, Богу помолиться, а он дома остаётся, работой своей занимается. Ему говорят: "Идём, Господа поблагодарим да родственников помянем", а он как-будто и не слышит вовсе. Не хотел он Господу кланяться да благодарить, считал он, что сам он в своей жизни хозяин и ни к чему ему ни Бог, ни Церковь. Ни одной иконы не было в их доме. Картины красивые были, а вот лика Божьего не было. Ни произносил он молитвы за трапезой и на сон грядущий не молился и не каялся. В общем, жил, как ему хочется – сам себе указ. Сын его, крепыш, рос здоровеньким, только вот крестить его не пожелал Степан. Гордо он всем заявлял, что лучше всякого Бога о сыне позаботится. Время быстро бежит, вот уж сынок и рубанок с отцом держит, и такой же статный да деловитый – весь в отца. Казалось, минует этот дом все горести да напасти. Но гладко только на бумаге, а в жизни есть всегда овраги.
Как-то вечером заболел их сын, и ни доктора, ни знахари не могли ему помочь. Ничего не мог сделать Степан для своего любимого сына и смотрел, как тот угасает у него на глазах. Вот как-то при очередном визите очередной доктор прописал очередные лекарства и потом тихо сказал: "Всё по воле Божьей будет! Молитесь и просите милости!" Удивился Степан таким словам доктора. Только доктор этот был очень опытный и таких Степанов много видывал. Объяснил он Степану, что наука, конечно, вещь нужная, но Господом этот мир был создан и только он может что-то в нём изменить. Степан не мог возражать, потому что на его руках умирал его любимый сын, и он был беспомощен перед этой бедой. На следующее утро пошёл Степан в храм и попросил Батюшку окрестить сына. Батюшка с радостью и участием воспринял его просьбу. Принёс Степан своего больного сына на своих могучих руках в храм и окрестили его и узнал Господь имя отрока. После первого же причастия начал выздоравливать мальчуган. Снова он весело резвился и с деловитым видом помогал по хозяйству. Снова Степан забывал ходить в церковь, и лишь его жена и сын изредка посещали храм. Прошёл ещё год, и Степан благополучно забыл о беде, а потом перестал и вовсе думать о Боге и завёл свою старую песню о том, что люди себе судьбу делают.
Ну да что тут скажешь – много таких Степанов развелось в то время.
Ушла Благодать, дарованная от Господа при крещении от всей этой семьи, и от сына их тоже ушла. Заболел сын сильнее прежнего, и опять доктора ничего не могли сделать с этой его болезнью. Вспомнил Степан тогда про Бога и побежал в храм. Встал Степан у икон на коленях, плакал, каялся и просил помощи. Явился тогда к нему Ангел Господень и сказал: "Коли хочешь жизнь сохранить своему отроку, то отбрось свою гордыню, оденься в простую одежду и иди по свету Господа славить! За жизнь отрока молиться надобно, а ты хулу на Бога каждый день насылал, через слова непутёвые, а о милости к сыну не просил и не вспоминал. Так вот, выбирай – или ты со своей гордынею останешься, но сына лишишься, или отринешь свою гордыню и пойдёшь по свету Бога прославлять да сына вымаливать. Было у тебя время, Степан, изо дня в день молить Господа, и беды бы тогда не приключилось. Но ты выбрал другой путь – путь без Бога. Но Бог милостив, и он даёт тебе шанс поправить положение. Выбор за тобой!"
Степан принял милость Божию с благодарностью. Понял он свою ошибку и пообещал выполнить всё, что Ангел Господень ему сказал.
Вернулся Степан домой, видит, а сынок с постели встал и к нему сам навстречу идёт.
Заплакал Степан от счастья, что исполнил Господь своё обещание, уложил сына в кроватку, убаюкал и пошёл в путь-дорогу собираться. Рассказал он жене об обещании, которое он дал Господу. Поклялись они молиться перед Господом за сына и друг за друга. Выточил Степан из дерева крест, повесил его себе на кожаный шнурок поверх простой, рабочей одежды, подпоясался верёвкой и пошёл куда глаза глядят. Ходил он по белому свету и всем людям о том, что с ним случилось, рассказывал да наказывал от Бога не отворачиваться и Богом себя не мнить! Жил он в разных монастырях, общался с богомольцами да старцами, учился понимать слово Божье. Как благословили его старцы, так пошёл он дальше нести слово Божье людям по всему свету. Так и сейчас ходит он где-то и проповедует, да рассказывает, что с человеком гордыня может вытворить. Сын его вырос и стал священником. Жена сына женила и ушла в монастырь за мужа и сына молиться да Господу посильно служить.
Так что, когда увидите странника в простых одеждах да с крестом деревянным, не спешите насмехаться да пальцами на него тыкать. Может, это Степан волю Божью исполняет да слово Божье к нам несёт… А может, такой же, как Степан, да какая разница! Гоните свою гордыню от себя, чтобы Бога не прогневить да Божьего человека не обидеть.
– Вот такая вот история, Ольга. Мы без Бога – пыль и тлен. Все наши достижения состоят в том, что мы пинаем эту пыль и пылимся и падаем в эту грязь и превращаемся в прах. Без Бога нет ничего – есть только потери и пыльный смог мирской фальши. Вы шагаете в правильном направлении. Я буду молиться, чтобы Господь помог Вам.
– Всё так странно. Я чувствую себя рядом с Вами как щенок, которого забрали с помойки, отмыли, накормили и обогрели. Со мной такое впервые. Вы ответили на все мои вопросы, хотя я Вам и не рассказывала ничего особенного.
– Я всего лишь монах и не более.
Мы пошли в отель. Михаил держал мою руку, и мне было хорошо и спокойно. Это было похоже на то ощущение в машине, когда я ехала к Владыке за благословением.
Михаил благословил меня, и мы расстались, обменявшись контактами, чтобы мне можно было получать духовные наставления по тем вопросам, которые могут у меня возникнуть.
От проведённого дня было светло и тепло на душе. Чётко и ясно сформировалось желание идти до конца… к Богу и с Богом. Ни с кем, а с Богом. Это не было фанатизмом, это было естественным ходом событий.
Олег был уже в номере и беседовал с кем-то по телефону. Я чмокнула его в гладко выбритую щеку и присела рядом.
– Ну как курс душеспасительной беседы? Что-то полезное услышала?
– Да! Всё встало на свои места.
– Отлично! Тогда я должник перед Михаилом! Пошли в ресторан? Я ждал тебя к ужину…
– Пошли.
Мы спустились в уютный ресторан с живой музыкой. Играл джаз. Олег знал, что я обожаю джаз и такие миленькие ресторанчики. Он был похож на тигра, который окрылён победой и предвкушает пиршество. У него даже повадки какие-то кошачьи проявляться стали – он был доволен моим спокойствием и послушностью.
Вечер удался. Мы долго сидели в ресторане, шутили, танцевали и, вдоволь насытившись всем этим, отправились к себе в номер. Никто не собирался останавливаться. Олег сразу же, как только закрылась дверь, перешёл к активным действиям. Поток нужности и ласки был таким, что сносил и одежду, и реальность, и всё, что могло помешать нам быть вместе. Как сладок это проигрыш. Я проигрывала снова и снова, увлекаясь и растворяясь в этом море нежности и неги, которое поглощало меня всю без остатка. Как прекрасно любить в последний раз… Отдавать всю себя, не оставляя на потом не капли, ни грамма, ни мгновения нежности и страсти. Словно сказочной мелодией, во всей этой сладострастной неге родились строки:
Есть только "здесь и сейчас",
Времени нет уж другого.
Надо прожить каждый миг,
Взвешивать каждое слово.
Грудью рассветы вдыхать
и на закате влюбляться.
В полночь за снами бродить,
Чтобы с тоскою расстаться.
Губы любимых ласкать
ласково, томно и страстно.
Есть только "здесь и сейчас",
Дальше уж время не властно.
Так оно и было… до самого рассвета… Только здесь и только сейчас. Мир – это мы, и мы – это любовь.
Рассвет мы встретили, обнявшись, сидя в гамаке шикарного балкона нашего номера.
– Прочитай мне свои стихи, Оленька, – прошептал мне на ухо Олег.
– Да они простые, как велосипед! Чем они тебе нравятся?
– Я люблю тебя всю, и стихи, и велосипед))) Ну прочитай!!!
Забрезжил луч на горизонте,
Цвет ночи в серость превратив.
Художник юный – "мальчик-солнце",
Рисует розовый мотив.
Он горизонт весь приукрасил,
Окрасил пальмы и дома.
И бледно-розовым узором
Слегка подернулась волна.
Какая славная картина,
Рождение солнечного дня.
Укрыта розовой накидкой,
С началом – будущность храня.
– Красиво!
– Всё для тебя!
– Мы завтра улетаем. Чего ты хочешь? Как скажешь, так и сделаем.
– Да просто погулять, пообщаться с друзьями, а потом сесть в самолёт и улететь.
– Ты поедешь в свои казематы?
– Да.
– Хорошо. Давай проведём сегодня прекрасный день и чудесный вечер, а самолёт строго по расписанию. Есть только здесь и сейчас.
Весь день мы были в обществе Бориса и Михаила, осматривали достопримечательности, обменивались мнениями, шутили и наслаждались моментом нашего присутствия в этом прекрасном месте в такой замечательной компании. Михаил был немногословен, но приветлив и приятен в общении со всеми. Когда мы уже расставались, то он подарил нам всем по значку с изображением святителя Николая Чудотворца на фоне белого креста и маленькие календарики-иконки с ликом этого же святого.
Молния стрельнула у меня в голове – Бог Никола… Стоп!!! Никольский монастырь, значок, иконка… Что это? Я вопросительно посмотрела на Михаила. Кто он? Посланник Божий? Он ведь не мог знать мои сны и ещё много чего. Он просто забрал меня с помойки этой жизни и отмыл и обогрел, собственно ничего не навязывая и не заставляя изменить. Просто взял и поставил с колен на ноги и показал, куда идти, и сказал, как. А дальше… А дальше… Хочется идти… Почему??? Что происходит???
Михаил, увидев мою растерянность, улыбнулся. Благословив нас с Олегом, он сел в машину и как будто растворился в пространстве… Сюрреализм какой-то!!!
Мы вновь остались с Олегом и с безудержной страстью и нежностью. Не было границ, запретов, было только одно – желание быть единым целым, быть воедино, сладко и томно утопать друг в друге и подниматься на вершину блаженства, возводя к максимальному совершенству этот взаимный полёт чувств, форм и сладострастия. Это любовь – последние аккорды последней любви к мужчине… Прекрасный проигрыш, лишь для того, чтобы выиграли все. Олег вновь и вновь будет одерживать победы в миру, а я проиграю его миру, потеряю его, для того чтобы обрести себя – свою душу и Бога в ней. Говорить об этом с Олегом глупо. Я просто проиграю… по законам этого мирского бытия и всё… Я оставлю себе только одно, любовь и молитву, всё остальное пусть остаётся под крылом самолёта, который унесет нас уже совсем скоро и в совсем другую жизнь.
Всё может закончиться как угодно, но ночь всегда заканчивается… рассветом. В нашем случае это означало, что завтрак на столе в баре, багаж в багажнике машины Бориса и регистрация рейса у стойки № 9. Всё прозаично и прекрасно одновременно.
Я зацепила на рубашку подаренный Михаилом значок, запрыгнула в свои походные джинсы и, взбодренная чашечкой кофе, шагнула к машине. Оказалось, что Михаил тоже улетает этим же рейсом, и мы все вместе разместились в уютном микроавтобусе Бориса. Увидев значок на моей рубашке, Михаил обрадовался, как ребёнок. Было трогательно смотреть на его реакцию. "Ну значок и значок, чего там радоваться-то", – пробубнил Олег.
Мы быстро приехали в аэропорт, сдали багаж и разошлись по разные стороны. Михаил встретился ещё с какими-то своими знакомыми, и мы не стали друг друга обременять присутствием и осчастливили – своим отсутствием. Самолёт плавно и бережно уносил нас от нашей сказки в реальность, и через 5 часов мы уже были в круговерти бытовых проблем и неурядиц… На прощанье мы с Олегом подарили друг другу маленькие подарочки. Олег мне – кулон с Богородицей, а я – крестик и листочек со стихом, который он прочтёт позже:
"Я буду Бога о тебе молить…
Чтоб дал тебе в душе успокоение.
Чтобы помог тебе меня забыть,
Чтоб научил надеяться и жить
и жизнь любить до умопомрачения…"
С Михаилом мы увиделись лишь на месте получения багажа. Мне хотелось взять у него благословения, но я так и не решилась этого сделать. Вокруг много народа, и это меня серьёзно смущало. Да и что он может подумать??? Пристаю??? Хотелось спросить его номер телефона, но раз сам он мне его не дал, значит, и не надо… Много всякого было в голове… Да и состояние здоровья стало резко ухудшаться, и было не до чего. Олег убежал на стыковочный рейс, и мы с Михаилом какое-то время остались одни.
Меня должны были встретить друзья, но они задерживались… Михаил предложил подвезти меня, но я отказалась, понимая, что есть вероятность поехать не в гости к друзьям, а прямиком в больницу… Я уже позвонила своему доктору, и он настоятельно рекомендовал мне сделать именно так.
Михаил, несколько раз предложив свою помощь подвезти меня, слегка обидевшись, уехал. Я в полуобморочном состоянии дождалась-таки своих друзей и отправилась прямо в больницу, где меня уже ждал мой доктор.
Впервые за много дней я молилась. Не знаю почему, не знаю зачем, но обо всех и почему-то особенно о Михаиле. Яркие огни и солнце сменялись на смог и боль действительности. Из капкана нельзя вылезти, не поранившись. Интересно – никто не знает, где находится душа, но все знают, как она болит!!!
Это просто жизнь
Сигнал кардиографа пронзительно завизжал. Линия жизни не хотела больше извиваться и кривляться и лишь изредка делала одолжения, прогибаясь по чьей-то просьбе: "Ну давай, давай же, работай!" Суета, резкая команда, электро-стимуляторы.
Я не люблю суету… Смотрю на всё это свысока, и нет мне никакого дела до всего этого… Кому давай? Чего надо? Вот врач дал очередной электрический разряд – тело подпрыгнуло, но не реагировало на эти жестокие и противоестественные действия…
Не хочу… Не хочу быть здесь… Я пойду… И вот я на свободе… Иду по аллее, мне светло и спокойно на душе, как будто кто-то обнял меня нежно-нежно и оберегает от всего земного… "Я не отпускаю тебя", – слышала я откуда-то со стороны. "Слышишь?! Не уходи!" Это не был приказ или требование, это были слова – теплые и добрые…
Я шла по дороге… Мне хотелось идти и идти, идти куда глаза глядят. Забыть всё и просто идти и уйти отсюда навсегда… Подальше от суеты, резких звуков и ощущения безнадёжности. Сейчас было всё хорошо, было приятно ощущать чьи-то невидимые объятия и заботу, просто идти и тихонько молиться, перебирая свои чётки.
"Я не отпускаю тебя! Вернись!" Снова и снова слышался ласковый призыв. Казалось, что он и эти загадочные объятия – одно целое. Я шла. Вот вдруг дорога раздвоилась, и вдалеке стал виднеться храм. Мне надо туда, именно туда мне и надо.
Душа моя ликовала от радости. Вторая дорога уходила к забору, который отделял всё, что меня окружало. Холодный, безжизненный железный забор из кованого железа. Дрожь прошла сквозь меня, как только я посмотрела в его сторону… "Господи, помилуй", – прошептала я тихонько и хотела было уже шагать дальше по дороге. Странное дело: передо мной – аналое и Старец в явно епископском облачении.
"Я не отпускаю тебя. Прошу – вернись!" – вновь послышалось откуда-то со стороны.
Я подошла к аналое, дорога дальше только по благословению – это чётко стало понятно без каких-либо разъяснений и объявлений. Всё было естественно и спокойно.
Никакого пафоса. Просто это жизнь.
– Ты разве не слышишь? Он тебя не отпускает? – спросил Старец.
– Слышу, но я хочу в храм. Мне так спокойнее, да и всем тоже. Суета меня утомила, и я хочу тишины и мира, а это только в храме, – ответила я.
– Хочешь покаяться?
– Хочу. Я обычная женщина, и я грешна каждой секундой своей жизни.
– Ты слишком любишь жизнь?
– Я слишком люблю людей и хочу, чтобы они жили.
– Я знаю. Почему ты так часто молишься за одного и того же человека? Ты его любишь?
– Да. Я хочу, чтобы он был счастлив. Он достоин этого. Я хочу, чтобы Господь дал ему всё самое лучшее в этой земной жизни. Я хочу, чтобы он жил – жил по-настоящему счастливо – без боли, суеты и предательства.
– И что ты собираешься делать для этого?
– Молиться… А что ещё можно сделать… Мы у Бога в руках… Только Он может это подарить… Вряд ли кто достоин этого, но… Господь милостив. Надо вымаливать этот дар… И я буду молиться…
– Ты и сейчас молилась о том же…
– Да. А что изменилось?
– Ты не думаешь о себе? Какой тебе нужен дар от Господа?
– Мне ничего не нужно. У меня всё есть. Я просто хочу тишины и спокойствия. Я хочу, чтобы этот человек жил без боли и страха.
– Это желание содержит грех?
– Это – жизнь! Я каюсь, что люблю – как человек и душой, и телом, и взглядом, и мыслью, и дыханием. Я не умею по-другому. Каюсь, отче!
– А он чего?
– А он тут при чем? Это моя жизнь и мой грех. Он ни при чем – грех на мне, отче.
– А если ты упадёшь?
– Значит, это я упаду! Нельзя отказать страннику, когда он жаждет! Для него это глоток жизни и не более. Если надо будет – я напою его. Только ведь на всё воля Божья, отче! Нет такого глотка воды и такого дыхания, которое бы было без Его Воли. Это мы по гордости своей мним, что что-то можем… Ерунда! Ничего мы не можем! Мы можем только молиться, пока есть возможность, и всё!
– Тебе грустно от этого?
– Наверное, нет. Меня это устраивает. Так естественно. Не нравится мне юлить и изображать из себя то, чего нет.
"Я не отпускаю тебя – вернись, прошу!" – снова раздалось со стороны.
– Ты боишься, что он предаст?
– Он не может меня предать! Я молю не его, а Бога! От него мне ничего не надо. Просто пусть он будет счастлив и не предаёт себя!
– Тебе до сих пор больно? Больно от предательства?
– Да.
Вдруг безжизненный кованый забор приоткрылся. Он как бы разорвался, и в безжизненной и гнетущей пустоте явился лик моего предателя. Человека, который когда-то, очень давно меня предал. Он предавал и предавал меня и по итогу предал всех – и меня, и себя, и Бога. Он погиб от самого себя, как скорпион, который сам себя ужалил.
Старец спокойно посмотрел на меня и на мою боль, которая зияла в проёме этого забора.
– Хватит тебе мудрить! Идём сюда! Неужели не надоело мучиться! Всё кончено!
"Я не отпускаю тебя! Прошу тебя, не уходи!" – снова раздалось откуда-то. Ощущение заботы и тепла не покидало меня всё время, пока мы общались со старцем, но сейчас меня пронзили боль и холод.
"Я не отпускаю тебя! Вернись!" – снова прозвучало откуда-то и укутало меня заботой и любовью.
– Чего ты хочешь? Я сама решу, куда и когда идти. Нам с тобой не по пути! – ответила я своему прошлому.
– Да ладно тебе! Всего лишь шаг и всё – боль и страдания закончатся. Ты же хочешь тишины?
– Я хочу мира! Тебе не понять этого. Ты всегда хотел брать и рвал всё с корнем. Там, где ты – мёртвая тишина! Там, где ты, не может быть мира. Мне надо в храм.