А потом он потерял и судейство и неприкосновенность по пьяни заехав в ухо заместителю председателя областного суда. И не просто потерял: местные милиционеры его жутко ненавидели, но пока он был при должности, не трогали. А теперь на бывшего судью открыли охоту. Он никогда не бывал трезвым; напившись же, начинал задираться ко всем. Милиционеры же следили за ним, сразу ловили, и везли в обезьянник. Если бывший судья пытался сопротивляться, то его еще и били хорошенько. А потом новый мировой судья, получивший "добро" в областном суде отправлял его на пятнадцать суток. За первые полгода после увольнения бывший судья провел в обезьяннике и на сутках едва ли не больше, чем Ванька Пустяков. Так и пришлось ему уехать в другой регион, только выводов он из этого не сделал…
Пока машина везла Николая и Ивана в место, где им предстояло отбывать административный арест, Пустяк считал все колдобины, определяя по ним, где они находятся: "Сейчас на Ленинскую повернули", "А сейчас Козлячий переулок проезжаем!"
Бухарику было очень грустно и от того, что у этого неплохого вроде бы мужчины пропадает жизнь, и оттого, чтоу самого его жизнь уже кажется совсем пропала… На сутках он много думал, а когда его выпустили, очень захотел увидеть Григория. И надо же – через какой‑то час они встретились…
- Что‑то так тошно мне стало от всей этой жизни, хочу светлого, хорошего! – с тоской в голосе рассказывал он Григорию Александровичу. И тут же испуганно: - Или поздно уже?
- Не поздно, - успокоил его тот и повел к отцу Аристарху.
Тот исповедовался долго, порой плакал, порой начинал материться, а потом опять плакать… Через два часа он отошел от священника с умиротворенным лицом и прошептал:
- Неужели Бог все мне простил? Неужели я могу начать все сначала?
И потом ткнул профессора в бок и сказал:
- Представляешь, он мне сказал, чтобы я не только бросил пить, но и создал здесь православное братство трезвости!
- А ты как? – осторожно спросил тот.
- Не знаю даже…, - растерянно сказал Николай. – С другой стороны – почему бы не попробовать? Тем более батюшка сказал, что ты поможешь…
Тут пришел черед растеряться Григорию Александровичу, но отказать своему новому знакомому, с которым он непонятным образом быстро сдружился, профессор не смог.
Лузервиль на пороге перемен
В городке Лузервиль между тем атмосфера становилась все более напряженной. Те, кого сэр Джон собрал из безвестности, теперь знали друг друга. И зло, творимое ими, не было теперь интуитивным: они понимали, кому они служат. Но почему‑то все у них начало срываться, все у них не получалось. Тем более, что приходилось таиться: ведь Григорий Александрович знал об их существовании, и поделился этой информацией с какой‑то частью своих знакомых, но в милицию или ФСБ не заявлял. Многие из них хотели убить Григория, но боялись себя проявлять. Его свидетельство о секте перед правоохранительными органами было бы легко опровергнуть, потому что все знали, что профессор резко отказался от употребления алкоголя, а это может сопровождаться галлюцинациями. А, убив его, сектанты бы себя выдали. Эктон наблюдал за ними из Лондона, и думал, что это самое многочисленное, и одновременно самое безуспешное отделение тайного общества "Наследники Ост–Индской компании". Кстати, он ведь даже забыл им сказать об их отношении именно к этому обществу…
С другой стороны в Лузервиле происходило много перемен другого характера. Николай при помощи Григория Александровича сумел объединить с полсотни местных пьяниц в православной общество трезвости. И многие из вступивших в него реально смогли изменить свою жизнь. А их соседи и знакомые, видя, что такие вроде бы "конченые" люди могут не только освободиться от того порока рабами, которого были многие годы, а некоторые и десятилетия, но и делать что‑то доброе, и сами начинали изменяться. Храм в Лузервиле стал переполнен.
В это же самое время активно шла работа по переименованию города в "Большой". Она встречала разного рода препятствия, в первую очередь, благодаря скрытому сопротивлению тех, кто был на собрании, названном Григорием Александровичем "советом нечестивых". Лузервильцев настраивали, что "Большой" - это безвкусно и пошло; что это пустая трата бюджетных денег; по местному телевидению показали небольшой рекламный ролик, в котором Шрэк призывал лузервильцев назвать город "Большой", потому что в городе с таким названием живет его бабушка… Однако, судя по всему, переименование должно было состояться.
… Два человека, которых разделяли тысячи километров – один находился в Лузервиле, а другой в Лондоне – думали одновременно друг о друге. Это были отец Аристарх и сэр Джон Эктон. С того момента, как архимандрит начал молиться за лорда, тому стало очень сложно жить. Он вновь начал чувствовать боль, стал все чаще вспоминать о том, что когда‑то был христианином, в его сознании все чаще проносилась евангельская сцена о разбойнике, распятом на кресте рядом с Христом Спасителем и прощенном Им в последние часы жизни, оказавшимся первым, кто пошел в рай за воплотившимся Богом. И одновременно ненависть переполняла его сердце, ему хотелось уничтожить священника, изматывавшего его душу и тело своими молитвами. Им предстояло встретиться, и оба они это чувствовали.
ЧАСТЬ ІІІ.
И ЦЕЛОГО МИРА МАЛО…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Проповедь
… Лузервильский храм в это утро был переполнен. Литургию служили настоятель архимандрит Петр, приехавший к нему опять в гости из Англии архимандрит Василий и иеромонах Онисим. Протоиерей Стефан исповедовал. После чтения Евангелия на проповедь вышел английский гость. Говорил он, как всегда, одними цитатами, но "без бумажки": они как‑то естественно появлялись, сплетаясь в единое целое:
- Сегодня мы слышали в евангельском чтении такие слова: "Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть" (Лук. 17:20-21). Как мы должны это понимать?
Митрополит Антоний Сурожский, говоря об этом, приводил следующие слова Святителя Иоанна Златоуста: "Найди дверь своего сердца, и ты увидишь, что это дверь в Царство Божие". Поэтому обращаться надо внутрь себя, а не наружу – но особым образом. Речь не о том, чтобы прибегнуть к самоанализу; я также не имею в виду, что внутрь надо идти приемами психоанализа или психологии. Это не путешествие в сущность моего собственного "я"; это путь через, сквозь мое "я", чтобы из собственных глубин вынырнуть там, где Бог есть, где Бог, и мы встретимся.
Преподобный Исаак Сирин писал, что "Отечество у чистого душой - Внутри его. Солнце, сияющее там, - свет Святой Троицы. Воздух, которым дышат жители, - Утешитель Всесвятой Дух. Совозлежащие - святые бесплотные существа. Жизнь, радость и веселие их - Христос, Свет от Света Отца. Таковой и видением души своей увеселяется, и удивляется красоте своей, которая во сто крат светлее светлости солнечной. Это - Иерусалим и Царство Божие, сокровенные внутри нас по слову Господа. Эта страна - облако Славы Божией, в которое войдут одни чистые сердцем, чтобы увидеть лицо своего Владыки и озариться лучом света Его в духе своем".
Поэтому, по словам Макария Великого "душа смысленная и благоразумная, обошедши все создания, нигде не находит себе упокоения, как только в Едином Господе. И Господь ни к кому не благоволит, как только к единому человеку".
Как написано в книге "Екклесиаст", "все труды человека - для рта его, а душа его не насыщается.(Еккл. 6, 7). Все доброе человек может найти, обратившись внутрь себя. Как писал Блаженный Августин, "великая бездна сам человек, волосы его легче счесть, чем его чувства и движения сердца. Не выходи в мир, а возвращайся к самому себе: внутри человека пребывает правда".
Вспоминаются слова архимандрита Кирилла (Павлова): "Истину бессмертия души человеческой должен признать и самый здравый смысл. Посмотрите внимательно на человека: чего ищет его сердце, к чему оно стремится? Отчего душа его в мире сем ничем не насыщается, не удовлетворяется? Иной имеет все возможные на земле наслаждения и, однако, опять чего‑то ищет и не находит. Иной желает утолить жажду души своей мирскими удовольствиями и забавами, но все это оставляет в душе одну только пустоту, томление духа, и человек ищет каких‑то новых наслаждений и опять не обретает в них отрады.
Все это доказывает ту истину, что душа человеческая ничем в мире сем не может удовлетворить своей внутренней жажды блаженства. Бог для того‑то и пробудил в душе человека сию ненасытную жажду, чтобы через то указать ему на другую, лучшую, жизнь, чтобы человек не останавливался на удовольствиях временных, но стремился к почести вышнего звания Божия".
Другие аспекты данной проблемы показывает архимандрит Иоанн (Крестьянкин): "Жажда души - это жажда нашей мысли расширить свои знания. Не ограничивать их лишь познанием видимого. А иметь возможность проникнуть в сферы невидимого мира - мира духовного, и эта жажда внутреннего благодатного мира, внутреннего покоя, счастья, которые бы не нарушались, несмотря на окружающие каждого из нас невзгоды, скорби, бедствия…
Это жажда свободы духа, чтобы никакие греховные путы не препятствовали бы ей проявить себя в любом виде доброделания. Душа жаждет уяснить, в чем смысл нашей жизни и почему жизнь так коротка, а человеку хочется много сделать и совсем не хочется уходить из этой жизни. Душа жаждет уничтожить все колебания, сомнения, недоумения… Чтобы по вере своей мы могли проникнуть в духовный невидимый мир и, познав его, стараться жить здесь свято".
Митрополит Лимассольский Афанасий сказал: "Мы часто спрашиваем, не грех ли то или другое. Например, грех ли курить? Грех ли пить? Грех ли ходить на дискотеки или известно, куда сейчас ходят? Грех ли все это?
Мы не можем отвечать на эти вопросы, потому что это неправильные вопросы. Если отвечать на них прямо, то ответ будет неправильным. Но мы можем сказать, что человек, который имеет связь с Богом, не имеет потребности курить, пить или бродить по улицам, чтобы убить время. Он чувствует в себе полноту, уравновешенность, и это побуждает его беречь себя от всего лишнего, чтобы оставаться уравновешенным и счастливым. Мы много заботимся о том, чтобы заполнить свою жизнь тысячью вещей. Например, есть люди, которые от пустоты в себе поддаются мании покупать. Это, конечно, неплохо поддерживает торговлю, но для самого человека становится духовной проблемой".
Сейчас вспомнился 146 сонет Уильяма Шекспира:
"Моя душа, ядро земли греховной, Мятежным силам отдаваясь в плен, Ты изнываешь от нужды духовной И тратишься на роспись внешних стен. Недолгий гость, зачем такие средства Расходуешь на свой наемный дом? Чтобы слепым червям отдать в наследство Имущество, добытое трудом? Расти, душа, и насыщайся вволю Копи свой клад за счет бегущих дней И, лучшую приобретая долю, Живи богаче, внешне победней. Над смертью властвуй в жизни быстротечной, И смерть умрет, а ты пребудешь вечно".
Хочу процитировать еще одни слова Блаженного Августина: "Но в чем состоит сущность первых двух времен: т. е. прошедшего и будущего, когда и прошедшего уже нет, и будущего еще нет? А если настоящее остается действительным временем при том только условии, что через него переходит будущее и прошедшее, то как мы можем приписать ему действительную сущность, основывая ее на том, чего нет? Разве в том только отношении, что оно постоянно стремится к небытию, каждое мгновение, переставая существовать…
Теперь ясно становится для меня, что ни будущего, ни прошедшего не существует и что не точно выражаются о трех временах, когда говорят: прошедшее, настоящее и будущее; а было бы точнее, кажется, выражаться так: настоящее прошедшего, настоящее будущего".
Поэтому человек это бездна, и целого мира ему мало. Лишь Господь может заполнить эту бездну.
… Прихожане не привыкли к таким длительным проповедям, но то, что говорил приехавший из Англии священник, им понравилось. Все в целом никто не запомнил, но почти каждый ухватил какой‑то фрагмент, который заставил думать и после того, как служба закончилась. Для настоятеля архимандрита Петра это оказались слова "И целого мира мало". Сначала они дали ему повод для иронии: ведь именно так назывался один из фильмов о Джеймсе Бонде. Но потом в памяти всплыли многие другие фразы из проповеди. И отвлечь внимание от них было все сложнее…
Маньяк
Григорий Александрович взволнованно обсуждал с отцом Аристархом судьбу одного из тех, кто при нем прошел инициацию у сэра Джона в бывшем особняке Скотниковой:
- Представляешь, такой осторожный был, сволочь! Жертв своих выслеживал, как чуял! Меня вызвали, как психиатра побеседовать на предмет вменяемости. Так он рассказал, что чувствовал, от какого ребенка отошла "защита", как он это называл. Семь замученных детей на его совести!
- Страшно все это, - грустно сказал священник. – Но ведь не все так просто с последним мальчиком было…
- Это да, - серьезно сказал Григорий. – Он оказывается за день до того, как ему этому маньяку в руки попасть, поймал бездомного щенка и выколол ему глаза… А мальчишке – всего шесть лет! Что бы с ним дальше было?
- Дальше? Стал бы таким, как тот, кто его поймал! Но ведь спасли его?
- Да, только один глаз маньяк уже успел ему выколоть. И тут как раз милиция подъехала. С поличным взяли… Гадкий мальчишка, конечно, но все равно жалко его!
- А мне кажется, что для него лучше быть с одним глазом таким, каким он стал, чем с двумя таким, как он был, - задумчиво произнес священник. – Ты знаешь, что он был у меня на исповеди?
- Да ну? – удивился Григорий.
- И не просто был. Он сказал, что что‑то темное вышло из него в тот момент, когда тот человек ткнул в его глаз ножом. Мальчик вдруг понял, что чувствовал тот щенок, которому он выколол глаза. А ведь за тем щенком должно было быть много разных беззащитных животных, а потом и людей… А теперь этого не будет – зло покинуло этого ребенка. Он нашел того щенка, теперь он будет жить у него. Родителям сложно все это понять, я долго с ними говорил. Но это тот случай, когда Господь зло оборачивает ко благу.
- Я часто задумывался: откуда в детях бывает столько зла? – спросил Григорий Александрович. – Как психиатру, мне приходилось видеть столько маленьких монстров! Я часто задумывался над тем, что после Хрущева у нас не было смертных казней несовершеннолетних, а может зря? Ведь бывают совсем маленькие дети, которые с особой жестокостью убивали и истязали своих сверстников…
- Сам ребенок ведь не вполне виноват, что он стал сосудом зла, - ответил священник. – Поэтому правильно, что государство не казнит детей. Другое дело, что зло должно быть наказано, и никакой возраст не должен быть причиной увильнуть от расплаты. Потому что земное наказание останавливает дальнейшую цепь преступлений, самому преступнику дает шанс измениться…
- Ну, я только Достоевского вспомню, из тех, кого тюрьма исправила! – скептически сказал Григорий Александрович.
- Не обязательно тюрьма. И не обязательно наказывает государство. Мне запомнился один рассказ из патерика, про одного святого, жившего в пустынном месте. Львы приходили греть его, спали рядом с ним. И один путник очень поразился, как такое может быть? А святой сказал ему, что через некоторое время эти львы разорвут его. Потому что когда‑то он был пастухом; его собаки напали на прохожего и загрызли его, а он видел все, но не отогнал их… Ничто в мире не пропадает: совершая тяжелый грех, человек сам идет к своей смерти. И чем больше человек умножает свои грехи и беззакония, тем тяжелее для него покаяние!
- Ты меня что‑то напугал: у меня ведь столько всего было! – вздрогнул Григорий.
- Ведь не обязательно наказанием будет что‑то плохое, - улыбнулся отец Аристарх. – Вот ты полностью изменил свою жизнь: ведь очень тяжело временами бывает?
- Бывает, и еще как!
- Это ведь тоже форма искупления греха – не повторять то, без чего долгие годы не мыслил свою жизнь.
- Слишком просто!
- Да нет! Ты еще в самом начале этого пути, а сколько еще будет сложностей! И, возвращаясь к детям: Блаженный Августин писал, что дети называются безгрешными не потому, что у них нет грехов, а потому, что они не могут причинить существенного вреда. И если бы ему предложили на выбор – умереть или вернуться в детство и школу, то он с радостью предпочел бы смерть…
- Ты прямо от этого отца Василия заразился манией цитирования! – усмехнулся Григорий. – Он мне, кстати, дал тоже тут книжку Клайва Льюиса. Там есть письма детям. Так вот он в одном из них очень непедагогично написал, что из трех школ, в которых ему довелось учиться, в двух было хуже, чем в окопах Первой мировой войны…
- Сам видишь, что проблема эта существует всегда. На детях печать грехов их родителей, их предков, а на некрещеных – еще Адама и Евы…
- Где же выход?
- Крестить ребенка, причащать его, но обязательно и родителям изменяться. Все очень сложно!
- Я опять о маньяке: что за "защита" и почему отходила от детей?
- На это нельзя однозначно ответить: мы этого не знаем. Не обязательно все дети были плохими, не обязательно даже кто‑то из их родителей или дедушек и бабушек совершил что‑то страшное. Возможно, если бы они выросли, то могли бы стать такими как этот маньяк, а так – пошли к Богу невинными страдальцами. Но это только предположения, мы не можем этого знать. Знаем только, что Господь властен зло обратить ко благу, как это произошло с последним мальчиком. А что маньяк: ты признал его вменяемым?
- Он, конечно, сумасшедший, слышит голоса, видит призраков. Его сложно признать вменяемым, хотя очень не хотелось бы, чтобы он избежал наказания…
- Его невозможно избежать!
- Я имею в виду и земного!
- И его тоже!
В этот момент у Григория Александровича зазвонил мобильный телефон. Он подключился, минуту внимательно слушал, а потом удивленно сказал отцу Аристарху:
- А он уже не избежал. Покончил с собой, причем очень необычным образом: сунул голову в парашу и захлебнулся.
- Ты думаешь он сам?
- Наверное, да. Он очень любил издеваться над другими, и очень боялся издевательств над собой.
- Тогда у него уже нет никаких шансов быть помилованным на Божием Суде, - грустно сказал священник.
Психиатр–проктолог