К сожалению, баллада оказалась такой длинной, что под конец я тоже чуть было не разрыдалась, - правда, не от умиления, а по иной причине. Впрочем, я предпочла бы расплакаться, ибо очень опасалась, что в самую неподходящую минуту могу внезапно и громко расхохотаться! Думаю, это было бы равносильно катастрофе. И вот, почувствовав, как неуместный смех подступает к моему горлу, я вскочила со стула, опрометью ринулась к комоду и выхватила из него первый попавшийся носовой платок. Прервав чтение, Лена изумлённо уставилась на меня. Быстро прикрыв платком растянутые в неуместной улыбке губы, я постаралась придать глазам серьёзное и вдумчивое выражение. Видимо, это мне удалось, потому что Лена удовлетворённо кивнула и продолжила чтение своей бесконечной баллады. Мне уже казалось, что эта пытка продлится вечно, но, не зря же говорится, что всё на свете кончается. Пришёл конец и злополучной балладе!
- Ну, как? - с волнением спросила Лена.
Она смотрела на меня с такой надеждой, с такой затаенной болью, что я, собравшись с силами, сказала:
- Удивительная вещь! Ничего подобного я в своей жизни ещё не слышала!
Кстати, это было правдой: ничего подобного мне слышать пока не приходилось, - к счастью! Иначе, я бы заранее отказалась участвовать в нашем творческом конкурсе. А теперь всё, отступать поздно: раз уж назвался груздем, полезай в кузов. Сейчас мне показалось, что в этот кузов я залезла с головой.
Услышав моё одобрение, Лена просияла, а мне стало невесело: я уже предчувствовала, что вдохновленная успехом баллады Лена захочет рассказать историю своей неразделённой любви к старому женатому англичанину, который ежегодно приезжает в Петербург и морочит бедной девушке голову. Я не ошиблась: обрадованной гостье нестерпимо хотелось высказаться.
Что ж, - я давно привыкла считать себя универсальной жилеткой для чужих слёз, плечом, на которое в случае чего можно опереться… Плохо это или хорошо - не знаю, но это часть моей натуры; поэтому я сочувственно выслушала Лену, и её простая история показалась мне печальной и ясной.
Девушке было трудно преодолеть свою бессмысленную привязанность к старику-иностранцу. Это стойкое искушение, однажды пронзив душу Лены, укоренилось в ней подобно неотвязной болезни, а с годами странная привязанность стала походить даже на колдовское наваждение. Я долго не могла понять, почему симпатичная умная девушка не может встретить свою настоящую половину, - а потом до меня дошло… Да ведь эта навязчивая страсть и удерживает Лену от настоящей привязанности!
С сочувствием выслушав исповедь гостьи, я поняла, что не могу помочь ей даже советом. Да к тому же этих советов - и дельных, и случайных, от самых разных людей - у Лены набралась уже целая копилка. Имелся там и веский совет от нашей видавшей виды Валентины - человека мудрого и деликатного, - но…
Однако, несмотря на всю запущенность болезни, меня не покидала уверенность, что рано или поздно наваждение покинет бедную Лену. А сейчас… Во всяком случае, она видит, что меня её рассказ не оставил равнодушной. К тому же девушка смогла лишний раз выговориться. Это не так уж много, но всё-таки… кое-что.
Потом мы доели торт, я поставила случайную серию из моего любимого сериала "Альф"… Непутёвый и обаятельный герой фильма развеселил мою гостью, Лена приободрилась. Она поцеловала Андерсена, который, оставив в покое холодильник, весь фильм просидел рядышком с ней: Андерсен всегда чувствует, когда люди чем-то расстроены.
Когда Лена ушла, я подумала, что в нашем спектакле ей придётся играть, в общем-то, саму себя. Я даже засомневалась: сможет ли девушка с разбитым сердцем хорошо сыграть другую девушку с разбитым сердцем? Мне даже пришло на ум такое, возможно, не самое удачное, сравнение: разве смог бы в стельку пьяный человек сыграть в стельку пьяного человека? Или такая параллель здесь не годится?
Фаршированные баклажаны
В понедельник утром мы с Андерсеном вернулись в кафе. На этот раз я привезла из дома коричневого плюшевого зайца и картонную коробку из-под обуви - любимые игрушки Андерсена. Несмотря на то, что мой кот давно вышел из детского возраста и даже обладает изрядным запасом мудрости, но иногда он всё же впадает в детство. Это происходит примерно так: Андерсен бесшумно подкрадывается к маленькому плюшевому зайцу и, ухватив его зубами, начинает кругами носиться с ним по комнате - то подпрыгивает сам, то подбрасывает в воздух бедную зверюшку… Набегавшись, Андерсен с разбегу плюхается в коробку из-под обуви и отдыхает. Нередко он и зайца укладывает рядом с собой: наверное, хочет, чтобы тот тоже отдохнул. А иногда, оставив в покое коричневого зайца, мой кот принимается за саму коробку: он таскает её с места на место, открывает и закрывает её откидывающуюся крышку - и так, пока не надоест. И к зайцу, и к коробке Андерсен испытывает глубокую привязанность и поэтому решительно отвергает все прочие игрушки, не обращает внимания на все остальные коробки. Ну что ж, люди тоже не всегда могут объяснить, почему они предпочитают одну вещь другой.
Заметив, что я привезла с собой зайца и коробку, Андерсен догадался, что в следующие выходные мы не намерены покидать кафе. Он прав: мне уже не хочется лишать Андерсена заманчивого двора, полного мух, комаров, жуков и мышей, - двора, в котором живёт крохотная собачка по кличке Клава. И вот, как только мы вернулись в кафе, кот тотчас удалился во двор, - только хвост его мелькнул над подоконником.
Едва я успела немного прибраться в Зелёной и Оранжевой комнатах, как услышала решительный стук в дверь. Это явилась Зоя. Она была одета в белоснежную открытую блузу, на полной её шее красиво лежали яркие жёлтые бусы. Курносый нос Зои нетерпеливо подрагивал, видимо, она зашла ненадолго и спешила куда-то ещё. Так и есть: прямо с порога Зоя сообщила, что зашла ненадолго - вручит мне конкурсную работу и немедленно удалится. От меня требовалось как можно быстрее прочитать принесённый рассказ. Он назывался: "Андерсен и Фаршированные баклажаны".
Название меня сразу же заинтриговало, поэтому я уселась поудобнее и углубилась в рукопись. Постараюсь передать краткое содержание прочитанного. Однажды Андерсен и его возлюбленная - прекрасная кошка Дельфирия - отправились в Картинную Галерею. Андерсен был безумно влюблён в эту кошку, с которой он прожил пять ярких, несравненно счастливых лет. Они вместе ходили по Галерее - Андерсен с интересом рассматривал портреты, пейзажи и натюрморты, Дельфирия же едва замечала картины. Она была задумчива и молчалива. Неожиданно прекрасное создание остановилось у одной из картин и призналось Андерсену, что уже давно любит другого кота. Оказывается, она - эта любовь - горела в ней всегда, а с Андерсеном она жила только из жалости, да ещё из некоторой корысти (Андерсен был очень богат). Картина, перед которой Дельфирия произнесла своё жестокое признание, оказалась натюрмортом "Фаршированные баклажаны".
Сначала Андерсен не обратил никакого внимания на эту картину: слишком сильна была боль в его разбитом сердце. Услышав, что Дельфирия покидает его ради какого-то кота-пижона, он на минуту лишился дара речи. От огорчения он не смог смотреть в лживое лицо Дельфирии, отвел от коварной лгуньи глаза и машинально уставился на картину "Фаршированные баклажаны". Картина известного живописца была, конечно, выше всех похвал, однако Андерсен не замечал бесспорных достоинств шедевра: глаза его застилали слёзы, разум туманился и… так далее.
Прошла унылая, однообразная зима, за нею - такая же весна… Андерсен был по-прежнему безутешен. В его душе произошла одна перемена: с того самого дня, как Дельфирия разбила его сердце, бедняга не может без слёз смотреть на шедевр мировой живописи под названием "Фаршированные баклажаны". Более того: он отныне не выносит вида и настоящих баклажанов - ни сырых, ни фаршированных. И… так далее.
Дочитав рассказ, я с интересом посмотрела на Зою и подумала: "Как всё-таки хорошо, что не я, а жена рыбного магната Муза будет оценивать все эти произведения!.."
- Понравилось? - без тени волнения спросила Зоя.
- Да, - сказала я, опустив глаза.
Я уже давно поняла, что бороться с фантазиями почётных членов клуба "Романтика" - дело безнадёжное, а раз так, нужно смириться и научиться принимать всё как есть. Ведь если не принять всё как есть, то вообще ничего не будет: ни творческого конкурса, ни других подобных мероприятий. Эти люди могут увлечённо писать лишь о том, что их лично волнует, трогает или утешает. Хотя в истории про Андерсена, коварную Дельфирию и "Фаршированные баклажаны" я ничего особенно утешительного не обнаружила…
Но так или иначе, "Фаршированные баклажаны" были ничем не хуже того, что успели насочинять остальные Романтики. "Была - не была! Баклажаны, так баклажаны!" - решила я.
- Мы этот рассказ вместе с Катериной написали, - сказала Зоя.
- Вот как? - удивилась я. - Вместе?
- Да. Точнее, у Катерины появилась идея написать что-нибудь, связанное с картинами, а я и вспомнила про один такой холст, - о нём и написала.
- Зоя, а про разочарование, про холодное сердце неверной Дельфирии? - это ваша идея или Катерины?
- Про разочарование - моя, - вздохнув, ответила Зоя.
- Понятно… - кивнула я. Наверное, Катерина решила уклониться от участия в конкурсе, а добрая Зоя охотно записала свою подругу в соавторы. Впрочем, для меня это было не так уж важно. Всё равно нужно будет показать этот рассказ отсутствующей сейчас Катерине и выяснить, точно ли она нуждается в таком соавторстве.
Зоя грустно вздохнула и нервным движением поправила съехавшие на сторону яркие бусы.
- Значит, вы и в самом деле видели картину с таким странным названием - "Фаршированные баклажаны"? И что же - она вас впечатлила? - спросила я.
- Ещё бы! - удивлённо откликнулась Зоя. - А разве вас, Люба, эта картина не впечатляет?
- Меня? - удивлённо переспросила я. Вот не предполагала, что такая картина и в самом деле существует! Я была уверена, что Зоя сама придумала шедевр с таким дурацким названием, но теперь, смотря в ясные глаза гостьи, мне стало стыдно за своё невежество.
- Неужели вы совсем не помните эту картину?! - воскликнула поражённая до глубины души Зоя. - Хотя… почему, собственно, вы должны её помнить?.. К тому же картина находится во Франции, в Лувре…
Моя гостья на глазах опечалилась, поникла и теперь напоминала мне грустного-прегрустного ослика Иа из мультфильма о Винни-Пухе, в тот самый момент, когда ослику подарили верёвочку с лопнувшим шариком.
- А вы, Зоя, почему эту картину так хорошо запомнили? - спросила я.
- Видите ли, Люба, я когда-то была замужем за французом. Мы прожили вместе пять лет, а потом он… в общем… мы расстались.
Я от души пожалела о том, что начала расспрашивать её про злосчастную картину.
- Мой Франсуа обожал живопись и особенно натюрморты, - теребя свои жёлтые бусы, продолжила Зоя. - Ну и вот… мы с ним часто ходили в Лувр. Он всегда очень интересно рассказывал о картинах, а эта - "Фаршированные баклажаны", пожалуй, была одна из его самых любимых.
- Он был художником, ваш Франсуа?
- Нет, бухгалтером.
Я пожала плечами и подумала: "Запутанная история!" Возможно, в моём взгляде проскользнула тень сомнения.
- Вы мне не верите? - печально спросила Зоя.
- Верю! - возразила я. - Спасибо за рассказ про… фаршированные баклажаны. Я обязательно отдам его нашему спонсору Музе Андреевне. Думаю, он её тоже заинтересует.
- Хорошо бы этот рассказ Катерине показать! Она же его ещё не видела, - неожиданно забеспокоилась Зоя.
- Об этом можете не беспокоиться! - заверила я. - В ближайшее время я созвонюсь с Катериной и покажу ей это… произведение. Хорошо?
- Да, пожалуйста! - обрадовалась Зоя. - А то мне сейчас ни минутки не выкроить!.. Можно, конечно, переслать рассказ по электронной почте, но мне кажется, что это снизит эффект.
Я подумала про себя: "Вряд ли что-нибудь сможет снизить эффект такого произведения. Вряд ли!" И вдруг нежданная радость пронзила меня: ведь, если я не ошибаюсь, то этот конкурсный "шедевр" - последний! Что ж, не зря же говорится: от печали до радости - один шаг. Иными словами: тьма сгущается перед рассветом. Да, если рассвет и в самом деле близок, то это хорошо… А вдруг всё наоборот, вдруг солнце не покажется уже никогда?!
Катерина
Спустя часа два после того как осчастливившая меня "Фаршированными баклажанами" Зоя ушла, задребезжал мобильный телефон. Характерное громкое дребезжание мой телефон издаёт только когда звонит кто-нибудь из Романтиков.
Узнав, что все остальные конкурсанты уже "сдались", со мной решила поговорить Катерина. Ей только что позвонила Зоя, сообщив, что отдала мне их "совместное" произведение - их "Фаршированные баклажаны".
Катерина проявила большой интерес к рассказу, написанному за неё Зоей, и выразила живейшее желание взглянуть на него. Оказалась, что сама Катерина в кафе заскочить не может, потому что, по её словам, "караулит важный замес основы". Что там именно она караулит я, честно говоря, не поняла, но уяснила, что приехать в кафе ей не удастся, а значит, придётся мне самой отправляться в путь. Отложив все свои дела, я взяла в руки "Баклажаны" и отбыла в гости к Катерине.
Я из окна позвала Андерсена и попросила его не волноваться. Но он и не волновался, а носился вокруг детской горки со своей подружкой Клавой. Услышав мой голос, Андерсен сразу же остановился из вежливости. Но поскольку остановка вышла слишком резкой, Клава едва не врезалась в него с разбегу, - хорошо ещё, что вовремя подпрыгнула, перелетела кувырком через спину Андерсена и чудом приземлилась на свои тонкие ножки. Убедившись, что всё обошлось благополучно, я со спокойной совестью закрыла кафе и отправилась к Катерине.
Не знаю отчего, но в моём воображении квартира Катерины представлялась мне подобной жилищу Евгения: неуютной, полупустой, и запущенной.
Трудно сказать, почему мне так подумалось. Может быть, оттого, что Катерину, кажется, совсем не волновало, во что и как она одета. Её вообще нисколько не заботил свой внешний вид, а это, по-моему, могло означать только две вещи: что в жизни Катерины много забот гораздо более важных или что её вообще мало что заботит.
Так или иначе, но раз уж я с недавнего времени называюсь Хозяйкой Кафе и председателем клуба "Романтика", мне бы не мешало поближе познакомиться с людьми, с которыми теперь придётся постоянно сталкиваться. Не только познакомиться, но и постараться понять и принять их именно такими, какие они есть, независимо от того, "показались" ли они мне с первого взгляда или нет.
В общем, я отправилась к Катерине.
Катерина жила на первом этаже старого дома, окна которого выходят на большую, впрочем, довольно аккуратную помойку. Эта помойка располагается во дворе-колодце, непосредственно под окнами единственной комнаты Катерины. Впрочем, сама комната оказалась довольно просторной, с высокими потолками. Несмотря на тёплую погоду, здесь было прохладно. Прохладно и пусто. Никакой мебели, кроме большого шкафа и огромного стола.
Все стены комнаты были завешаны разных размеров картинами, у окна стоял мольберт, а чуть подальше стол, на котором вразброс лежали кисти, краски, баночки с тушью и ещё с чем-то похожим на черничный сок. Это была не столько комната, сколько студия художника. Но, оказывается, имелась в квартире Катерины и настоящая, жилая комната - ею служила кухня, где хозяйка и питалась, и ночевала, свернувшись на маленьком, облезлом диване. А ещё на кухне жила красивая белая кошечка Муся. Оказалось, что Катерина работает учителем в школе (преподаёт черчение), но своё свободное время посвящает искусству. Она - живописец.
Катерина показала мне несколько своих картин и так увлечённо о них рассказывала, что мне казалось, будто у меня в ушах звучит волшебная музыка. Я смотрела на полотна и понимала, что они мне не просто нравятся, а очень нравятся, - от некоторых просто глаз было не оторвать. Писала Катерина как правило цветы и деревья.
Её изображение дуба и каштана были просто потрясающи: она умудрилась изобразить дерево так, как, пожалуй, можно изобразить лишь человека. Деревья на картинах Катерины живые и задумчивые, а цветы то крохотные, нежные, то огромные, яркие - и они также мудры, как деревья. Пусть я не такой уж большой специалист в живописи, но надеюсь, что всё же могу отличить хорошую картину от плохой. Так вот картины Катерины, на мой взгляд, были просто изумительны.
Находясь под впечатлением от этой живописи, я чуть не забыла о цели своего визита. А вот Катерина не забыла! Она пригласила меня на кухню и спросила, что я буду пить - чай или кофе, а также предложила на выбор яичницу или бутерброд с сыром. Я попросила яичницу.
С первой минуты, как только Катерина подошла к плите, мне стало ясно, что готовить она совершенно не умеет. Тогда я предложила свои услуги, и хозяйка охотно согласилась. Яичница у меня получилась отменная - с сыром, сухим хлебом и даже луком - на подоконнике мы откопали единственную не засохшую луковицу. Кошка Муся есть с нами не стала - не захотела.
Когда мы немного перекусили, я показала художнице рассказ, написанный Зоей. Катерина быстро прочитала его и, кажется, немного расстроилась.
- Но ведь это же про любовь?.. или про что-то в этом роде? Да? - наивно спросила она.
- По-моему, да. Про любовь.
- Зоя, наверное, не совсем поняла меня, - задумчиво проговорила Катерина. - Мне бы хотелось видеть рассказ о высоком и вечном искусстве или о замечательном художнике…
Возвышенность её мыслей на какой-то момент совершенно пленила меня, но я вовремя опомнилась:
- Катерина, - сказала я, - это, конечно, прекрасная идея - написать о художнике! Но ведь по условиям конкурса нужно писать о моём коте Андерсене!
- Правильно! - невозмутимо согласилась Катерина. - Об Андерсене и только о нём! Об Андерсене-художнике!
И она на ходу принялась сочинять. Чувствуя, что рассказ, что называется, пошёл, я быстро схватила с холодильника обгрызенный карандаш и исписанную до половины тетрадь и начала записывать.
А Катерина уже не обращала на меня ни какого внимания: на неё снизошло вдохновение. В двух словах рассказ у неё получился примерно такой.
Андерсен - талантливый художник, он день и ночь рисует картины. Теперь рисует. А раньше он был пекарем в захудалой пирожковой, пёк булочки и белый хлеб, пироги с капустой и рыбой. Однажды Андерсен познакомился с девушкой, - она работала парикмахером в престижном салоне, - и полюбил её. А девушка (кошка, разумеется) больше всего любила деньги, украшения, развлечения и вообще красивую жизнь, но при этом оставалась доброй и весёлой. И Андерсен хоть и понимал, что они слишком непохожи, и вкусы у них подчас прямо противоположные, всё равно не мог разлюбить её. А однажды она ему сказала:
- Ты, Андерсен, недостоин меня! С тобой, конечно, иногда бывает весело, но для жизни мне нужен совсем другой человек. Но ты не грусти, не унывай: всё равно я иногда буду звонить и приходить к тебе.
Это последнее обещание совсем не успокоило Андерсена. Он чувствовал, что девушка вдребезги разбила его сердце.