Однако Валентине отчего-то захотелось поспорить, и она начала искать кого-нибудь, кто бы мог опровергнуть мнение Лены. Ей хотелось найти среди Романтиков такого человека, у которого никогда не разбивалось сердце. Всем, сидящим за столом, затея Валентины показалось безнадёжной, но поэтесса-капитан не сдавалась. Она долго размышляла, а потом неожиданно приободрилась и, указав на меня рукой, торжественно произнесла:
- Люба! Вот у кого, кажется, не разбито сердце!
Все как по команде перестали есть, пить и разговаривать и уставились в мою сторону.
- У меня?!. - переспросила я в недоумении и задумалась над словами Валентины. За столом воцарилась непривычная для сегодняшнего вечера напряжённая и даже звенящая тишина…
- Видите ли, видите ли, друзья, - не совсем уверенно начала я размышлять вслух. - Однажды я познакомилась с одной немолодой, но на удивление обаятельной женщиной, дети у которой давно выросли, есть уже несколько внуков и внучек… По образованию она - филолог, лингвист, живёт в одном из чудесных старинных русских городов… Условно назову эту женщину Ольгой Петровной. Ну так вот, однажды мы с Ольгой Петровной разговорились, и как-то незаметно для нас обеих разговор стал очень доверительным. Я почувствовала такое расположение к этой женщине, что взяла да и рассказала ей одну очень грустную историю из своего детства. А Ольга Петровна слушала-слушала мой рассказ, и вдруг ей стало не в шутку плохо: она всей душой сопереживала моему рассказу, разволновалась, расстроилась, - вот у неё и схватило сердце. Ольга Петровна не хотела обнаруживать своего волнения - она сидела в прежней позе и только её лицо заметно покраснело. А я так увлеклась своим рассказом, что продолжала говорить и говорить, и даже не замечала, что причинила этой чуткой женщине такое страдание. Вскоре, сославшись на головную боль, Ольга Петровна пошла в соседнюю комнату, чтобы отлежаться… И тут-то до меня с необыкновенной ясностью дошло, почему лицо Ольги Петровны неожиданно покраснело и почему у неё разболелась голова. Я поняла, что из-за моего грустного рассказа эта пожилая женщина могла сильно заболеть, а то и умереть, ведь её сердце, уже ослабленное болезнями, могло не выдержать такого сильного напряжения. Я стала изо всех сил молиться за неё, просить, чтобы она выздоровела… К счастью, Ольга Петровна и в самом деле поправилась - ей стало лучше в тот же день. Но я эту историю запомнила! В тот день я дала себе слово никогда и никому не рассказывать о моём разбитом сердце, - пусть даже такие сострадательные и чуткие люди, как Ольга Петровна, встречаются на жизненном пути очень редко. И я берегу память об этой важной для меня встрече: благодаря поразительному сочувствию Ольги Петровны, моё разбитое сердце в тот момент согрелось. И мне радостно думать, что такие сострадательные люди живут рядом с нами.
Закончив свой бесхитростный рассказ, я оглядела собравшихся.
По-моему, всем стало немного грустно, все как-то притихли… Но что же мне оставалось делать? Ведь если бы я соврала, сказав, что у меня - единственной из всех присутствующих - никогда не разбивалось сердце, между нами могло возникнуть прочное отчуждение. К тому же Романтики наверняка почувствовали бы неправду, - а это было бы ещё хуже.
Воцарившееся за столом унылое молчание, как всегда, нарушила Валентина:
- Так! - сказала она властно, приподнялась с места и энергично начала разливать вино по бокалам. - Так! - повторила она, решительно рубанув рукой воздух, что, видимо, означало "хватит печалиться!"
- Люба, твой рассказ нам понравился! Да. Он пришёлся к месту. И всё-таки… Всё-таки… Друзья, мы собрались здесь совсем не поэтому! А мы здесь именно потому, что когда мы вместе, наши бедные разбитые сердца отогреваются и оттаивают. Кто-нибудь со мной не согласен? - спросила она тоном, не допускающим возражений.
Народ оживился, радостно зашумел: кто потянулся к бокалу, кто снова принялся за позабытый салат.
- Верно, Валентина! Несогласных вон! На мороз! - раздалось сразу несколько голосов. Впрочем, мороза, как вы понимаете, никакого не было - июнь в разгаре. Позволив нам немного перекусить, Валентина, подняв вверх руку, словно школьница, попросила слова.
- Друзья! Друзья! Хватит есть! И пить тоже хватит! - она запнулась и неожиданно глухо и раскатисто захохотала: - Ха-ха-ха!.. У меня есть тост! Нет. Не тост. У меня есть стихотворение! Оно новое. Оно - для вас. Ну, готовы, наконец, слушать?!
- Готовы, готовы! - поддержало её несколько голосов. Мы любим Валентину, а потому, послушно отложив в сторону вилки, ложки и бокалы, приготовились слушать новое стихотворение. Валентина дождалась полной тишины и начала читать:
Отчего так сердцу больно?
Ты же склеено. Не плачь!
Во дворе грустит ребёнок,
Уронивший в речку мяч.
Посмотри, как он горюет!
Сердце цело, а грустит.
А твоё - давно разбито!
Почему тогда болит?
Не понятно. Не логично.
Против правил. Ни к чему.
Значит, всё-таки живое?
Что же надобно ему?
А ему нужна свобода
От убийственных страстей
И ещё душа родная,
Чтоб дышалось веселей.
Склеенное, а трепещет!
И разбито, а живёт!
Слышит, чувствует и видит,
И поможет, и поймёт.
Эй вы! Склеенные души,
Да разбитые сердца!
Соберемся вместе! Дружно!
Грянем песню без конца!
Так, что в доме станет жарко,
Так, что даже за окном,
Обалдев, умолкнут птицы,
Потому, что мы поём!
Что за странное собранье?!
Тот хромой, тот без сапог,
У того - четыре внука,
Тот, бедняга, одинок…
Почему собрались вместе?
Вместе, за одним столом?
А у нас сердца разбиты!
Отогрелись и поём!
Валентина закончила читать. Мы зааплодировали, - сначала вразнобой, а потом дружно, громко, в такт. А потом вдруг с места встал Евгений. Это всех удивило: он очень редко выступает, особенно "соло". Правда, после его удачной, выручившей всех, реплики в спектакле, он даже выглядеть стал увереннее. Итак, Евгений привстал с места и заявил:
- Друзья! Предлагаю переименовать наш клуб. Давайте, отменим название "Романтики" и присвоим нашему клубу другое название!
Все удивлённо и весело зашумели. А я подумала: "Интересно, с чего это ему название "Романтики" разонравилось? Наверное, Евгению просто выступать понравилось - в этом все дело! Захотелось снова на себя внимание обратить!.."
- Как переименовать? Почему? - кричали со всех сторон.
- Ну подумайте сами, какие мы с вами Романтики? Тоже мне Романтики… с разбитыми сердцами! - продолжал Евгений. - Я предлагаю назвать наш клуб строчкой из нового стихотворения Валентины "Клуб склеенных сердец"!
Все стали удивлённо переговариваться, обсуждать неожиданное предложение Евгения. Но тут снова поднялась Валентина и сделав свой коронный протестующий жест сказала:
- Я категорически протестую. Я против названия, предложенного Евгением! - и обернувшись к нему, она уже другим - извиняющимся - тоном добавила: - Ну не обижайся, Женя! Я предлагаю другое название!
Все выжидательно уставились на Валентину. Снова за столом воцарилось полное молчание. Наш капитан уже приготовился сказать что-то очень веское, как тут раздался резковатый голос Кирилла:
- А давайте переименуемся так: "Клуб инвалидов творческой специализации"!
Все засмеялись. Но Валентина привычным жестом прервала наше веселье. Иногда мне кажется, что ей достаточно повести бровью, чтобы мы все притихли.
- Нет! Так мы тоже называться не будем! - сказала поэтесса. - Я предлагаю назвать наш Клуб так: "Дом, где согреваются сердца"! А? Как вам?
Мы думали совсем недолго, и все без исключения одобрили новое название: нам показалось, что эти слова вполне соответствуют истине.
Вполне удовлетворенные быстрым и единогласным решением, мы снова дружно принялись за еду. Вдруг я с удивлением заметила, как небольшой квадратный кусочек ветчины медленно уползает из моей тарелки. Я встрепенулась:
- Андерсен?!
Подумать только! Мой самый воспитанный в мире кот, ловко изогнувшись под столом, незаметно подцепил когтем лакомый ломтик.
- Как тебе не стыдно! - укоризненно сказала я коту.
- Мяу! - не отводя взгляда, громко ответил Андерсен и повторил, уже настойчивее: - Мяу!!
- Конечно! - хлопнула по столу рукой Валентина. - Конечно! Друзья, мы и в самом деле чуть не забыли про нашего… главного вдохновителя - Андерсена!
За столом раздался веселый одобрительный гул.
- Предлагаю восстановить справедливость и дружно поднять бокалы за самого… изящного… умного, доброго, самого…
- Воспитанного! - улыбаясь, подсказал кто-то.
- Да! И самого воспитанного на свете кота!
- За Андерсена! - весело поддержали все.
- За тебя! - наклонившись, тихонько сказала я коту. - Наш тост - за тебя!
Андерсен довольно мигнул глазами, торжествующе поднял вверх хвост и, крепко зажав в зубах нетронутый кусочек ветчины, степенно удалился. Не перестаю удивляться, как всё-таки гармонично в нём сочетаются способность тонко чувствовать высокое и не забывать при этом о самом обыденном, земном.
А потом мы ещё немножко посидели за праздничным столом и разошлись, - чтобы назавтра снова встретится в "Доме, где согреваются сердца".
А как же иначе? Ведь без этого мы уже просто не можем.