Искушение
Следующий день начался, вроде бы, как всегда. Во всяком случае, его первая половина ничего особенного не предвещала. Сашка с Лёшкой, как обычно, зашли за Андерсеном. Кот всегда ждал своих друзей с нетерпением и, чувствуя их приближение, заранее выходил навстречу, так что ребятам оставалось только подхватить его на руки и нестись во двор. Зайдя на этот раз, ребята и вовсе не взглянули в сторону клетки с морской свинкой.
- Вы хоть бы поинтересовались, как дела у вашего "подарка", - укоризненно сказала я.
- А?.. Да ведь видно, что всё нормально! - быстро нашёлся Сашка.
- Угу, - поддержал друга Лёшка.
- Ребята, вы позвоните своему Васе, спросите, точно ли ему эта свинка нужна? А то, может быть, он, как и вы, на другой же день о ней забудет.
- А чего? - удивился Лёшка.
- "Чего-чего!" - не слишком педагогично передразнила я Лёшу. - Девочке одной ваша свинка понравилась! Так вот, если Васе ваш подарок не нужен, эта девочка с мамой свинку бы забрали.
- А, ладно, позвоним, - равнодушно заверил Сашка и нетерпеливо добавил. - Ну, мы пошли!
- Идите, только Васе позвонить не забудьте, пожалуйста!
- Угу, - заверил меня Лёшка. После этих слов ребят и след простыл.
Примерно часа через три Андерсен вернулся с прогулки. Не знаю, чем уж они там занимались вместе: мышей ловили или гонялись друг за другом, а может быть, кот просто таскался как хвост за ребятами… Так или иначе, но вернулся Андерсен, как говорится, усталый, но довольный. Он с аппетитом набросился на свою любимую салаку в томатном соусе, и уже через несколько минут в миске не осталось ни одной рыбки.
Во второй половине зашёл лишь один посетитель; он принёс очередной старый словарь, а я быстро оформила получение. Словари у нас хорошо раскупались.
Оставалось чуть больше часа до закрытия, как звоночек над входной дверью зазвенел, и в лавку вошли знакомые нам уже Настя и её мама.
Мама отправилась к витрине с коллекциями монет, а Настя попросила достать клетку со свинкой с верхней полки. Андерсен вертелся у ног Насти.
- Котик тоже хороший, не злой! - сказала Настя, улыбаясь беззубым ртом. - Это ведь хороший котик?
- Очень, - сказала я. - Но, Настя, понимаешь, когда котик рядом, нам нельзя открывать клетку.
- Почему? - удивилась девочка.
Я немного подумала и решила, что в целях безопасности свинки ответ должен быть прямым.
- Потому что котик может съесть Принцессу, - сказала я.
- Съесть? - широко распахнув глаза, переспросила Настя.
- Да, - безжалостно подтвердила я. - Но ведь мы с тобой не станем открывать клетку, а будем смотреть на свинку отсюда, и тогда котик её не съест! Правда?
- Правда! - радостно согласилась Настя. Я была рада, что девочка так быстро все поняла. Неожиданно в небольшом помещении рядом с кладовкой громко зазвонил городской телефон. Мы специально установили громкий звонок, чтобы не приходилось прислушиваться. Я сразу поняла, что это наш директор, - она у нас одна на четыре площадки. Так как видим мы её редко, а указания получаем больше по электронной почте или по телефону, мы иногда в шутку, так и называем её: "наш дистанционный шеф". Сама она здесь и в обычное-то время очень редко появляется, ну, а летом и вовсе отдыхает, - наверное, на даче цветочки выращивает.
Говорят дача у неё близко, в черте города. Вот, наверно, оттуда и звонит: проверить хочет, на месте я сижу, или, по её примеру, прохлаждаюсь на даче. Её любимое занятие - звонить за пять минут до закрытия лавки. Самое противное, что она никогда не говорит, что звонит для проверки, а всегда придумывает какой-нибудь глупый, шитый белыми нитками, повод. В общем, недолго думая, я ринулась к телефону.
Я была права, это звонила наша дистанционная директриса. Она подробно расспрашивала у меня обо всём, что только могла придумать: о продажах, о поступлениях, о посетителях… На самом деле это было лишним: ведь я еженедельно передаю ей через нашего бухгалтера подробный отчёт. В заключение разговора директор, видимо, чтобы подсластить пилюлю, рассказала мне об удивительных талантах своей трёхлетней внучки, - и я, конечно же, вежливо слушала свою начальницу. В общем, задержала она меня со своими бесполезными разговорами минут на двадцать, если не больше.
Вернувшись в зал, я тут же лишилась дара речи! Я остолбенела! Это нужно было видеть! Картина… маслом!
За круглым столом собрались мама Насти, сама Настя и мой кот, причём Андерсен сидел на столе. Клетка была распахнута настежь. А свинка? "Где же свинка?!" - в ужасе подумала я. Присмотревшись, я, наконец, заметила рыжую Принцессу, мирно сидящую на коленях девочки. Да, такого я не ожидала!
Самое интересное, что Андерсен являл собою просто таки идеал спокойствия: мирно лежащий на столе хвост, умеренно приподнятые уши, спокойный взгляд тёмно-зелёных глаз. Оказалось, что мама подошла уже после того, как Настя додумалась открыть клетку. Насте захотелось подружить животных, и девочка не видела к этому никаких препятствий, а потому просто выпустила свинку и провела воспитательную беседу с котом.
- Спасибо, Андерсен! - от души сказала я коту. Кот очень ясно посмотрел на меня, спрыгнул со стола и удалился в угол. Хвост его был победно поднят. Да, тут уж нечего сказать: кот оказался на высоте положения. Похоже, только мы вдвоём, - я и Андерсен - до конца понимали напряжённость и хрупкость ситуации.
Несмотря на протесты Насти, я посадила свинку обратно в клетку и поставила её на верхнюю полку, а потом как можно мягче, но очень решительно объяснила девочке, что свинка очень устала и хочет побыть одна.
Мама Насти оплатила выбранную ею коллекцию монет. Когда мы стали прощаться, она спросила меня с надеждой:
- Вы не выяснили ещё, заберут ребята морскую свинку или нет?
- Принцессу Розу! - поправила её Настя.
- Я выясняю, - ответила я. - Завтра, надеюсь, уже будет известно.
Но, на самом деле, я очень боялась, что Саша с Лёшей попросту забыли позвонить Васе, а мне все больше хотелось, чтобы свинка попала к Насте и её маме.
Посетители ушли, а я молча смотрела на Андерсена. Я была ему очень благодарна.
Принцесса уходит
На следующий день, как только дети зашли за Андерсеном, я спросила, не забыли ли они позвонить своему приятелю Васе.
- А… нет, не забыли! - радостно сказал Сашка.
- Он сам нам позвонил, - честно сказал Лёшка.
- Ну, так что же?.. - нетерпеливо спросила я. - Что он сказал?
- А!.. Она ему не очень-то и нужна. Ему, может, родители потом собаку купят.
- Боксера, - добавил Сашка.
- Я бы тоже боксера купил, - сказал Лёшка. Они, это… верные.
- Да они-то, может, и верные, - сердито начала было я, - а вот вы, ребята, легкомысленные…
- Почему это?!. - рассердился Сашка.
- Потому что, если человек забирает к себе животное, он несёт за него ответственность. Я не помню, у кого однажды прочитала такие слова: "Только тот животных обижает, у кого у самого душа слабая".
- Я обижаю? - возмутился Сашка. - Я никогда животных не обижаю! У меня душа не слабая!
- И у меня! - сказал Лёшка.
Я почувствовала, что слегка перегнула палку.
- Я, кажется, неверно выразилась… - Мне, меньше всего хотелось лишиться дружбы и доверия ребят. - Нет! Понятно, что у вас душа не слабая. Ведь вы же Андерсена от злой собаки спасли. Слабый такого бы не смог! - сказала я искренне. - Но всё-таки надо же думать, прежде чем брать животное! - тут я опять начала сердиться.
- Ну, а что такого? - немного успокоясь, спросил Сашка. - Вы же сами сказали, что свинку какая-то девочка хочет взять. Значит, ей там будет хорошо.
- Верно… - подтвердил Лёша.
- Ой, ребята, вы не представляете, что вчера было! - я вдруг так живо вспомнила вчерашний эпизод с Андерсеном и свинкой, что тут же решила поделиться с ребятами ошеломительной новостью. - Вчера эта самая девочка открыла клетку и выпустила морскую свинку! Ни меня, ни её мамы в тот момент поблизости не было…
Ребята ахнули.
- А что Андерсен? - вытаращив глаза, спросил Сашка.
- Ничего! Не тронул свинку, - даже не пытался.
Видно было, что ребята задумались.
- Да-а-а! - удивленно протянул Лёшка. - А нам-то во дворе приходится спасать птиц от Андерсена… Он у вас настоящий охотник!
- Надо же, не тронул! - не мог успокоиться Сашка. - Это значит что у Андерсена тоже душа не слабая!
"Да, лучше и не скажешь…" - размышляла я немного удивленно. Надо же, как бывает! Думаешь, что общаешься с обычным, хоть и неглупым, мальчишкой-сорванцом, а оказывается, что перед тобой философ!
Пока мы вели возвышенные беседы, высокая душа Андерсена окончательно заскучала. Ему, видимо, уже давно хотелось побегать во дворе, и он нетерпеливо цапнул Сашку за ногу.
- Ай!.. - заорал Сашка.
Лёшка только рассмеялся.
- Ну что, пошли уже! - позвал он Сашку.
- Идите, - улыбнувшись, сказала я. - Тогда я позвоню девочке, чтобы она забирала свинку?
- Ну, ясно, - сказал Лёшка.
- А знаете, как девочка свинку назвала? - вдогонку им крикнула я.
- Как? - обернулся Сашка.
- Принцесса Роза!..
Ребята лишь презрительно фыркнули, помахали мне рукой, и, подхватив Андерсена, скрылись за дверью.
Я набрала номер.
- Мы придем за Принцессой примерно через полчаса! - радостно сказала мама Насти.
Я вдруг вспомнила, что обеденное время скоро закончится, а я ещё даже не перекусила.
- Ну вот, - сказала я Андерсену вечером, когда он вернулся. - Через три дня ребята уезжают в летний лагерь, морскую свинку Настя забирает, и остаёмся мы с тобой вдвоём до сентября. Но уж потом народу тут будет видимо-невидимо, - не знаю даже, как тебе это всё понравится. Ну, если не понравится, то я тебя домой заберу, хорошо?
Андерсен зажмурился и замурлыкал: он очень любил, когда с ним вот так серьёзно, обстоятельно беседуют. Потом, решив вздремнуть, Андерсен отправился в свой любимый угол, а я подошла к календарю, и перевернула ещё один лист.
III. АВГУСТ
Визит бомжа
Колокольчик на входной двери вёл себя очень странно: он то звенел, то умолкал, - и так, несколько раз подряд. Мне пришлось быстро слезть с маленькой стремянки в кладовке, где я сортировала накопившиеся нужные и ненужные вещи, и поспешить к двери. Наконец-то странный посетитель решился приоткрыть дверь, - но его самого, кто бы он ни был, ещё не было видно.
Андерсен давно стоял у двери и тоже ждал, когда же наконец кто-нибудь войдёт. Через несколько секунд мы увидели - сначала робко просунувшуюся голову, а потом и всего посетителя. С первого взгляда стало ясно, что это был бомж.
Посетитель, стоящий сейчас перед нами, был явно из того социального измерения, где дресс-коду не придаётся никакого значения. Несмотря на плюс двадцать пять в тени, на нём была одета зимняя фуфайка, очень драная, с открытой горловиной, без рукавов и с одной пуговицей посередине. Судя по разной величины дырам на этой импровизированной жилетке, тело её хозяина всё-таки дышало. Зато на макушке посетителя крепко сидела самая настоящая, летняя, ярко-жёлтая, тесная, не по размеру, шляпа. Шляпа сама по себе, отдельно от хозяина, вовсе не казалась нелепой, но, к сожалению, была слишком мала и не сочеталась с остальной одеждой. Впрочем, она была такой же неуместной, как и всё остальное, потому что в облике посетителя ничто ничему не соответствовало.
Я ещё не упомянула о кедах! Они были коричневого цвета, не рваные, но очень грязные, - причём грязь не свежая, а старинная, давным-давно въевшаяся в ткань. Да и откуда бы свежей грязи сейчас взяться? На улице сухо вот уже целую неделю.
Попробую на минуту забыть о тесной шляпе, ватной жилетке, коротких штанах и грязных кедах, чтобы хотя бы приблизительно описать внешность посетителя.
Он среднего роста, хорошо крепко сложен, волосы длинноватые, но не длинные, светлые. Он не похож на алкоголика и тем более, преступника, - нельзя сказать даже, что лицо его изрядно потрепано, а вид очень уж потасканный. И всё же, несмотря на эти, вроде бы положительные, признаки, с первого взгляда ясно, что перед нами самый настоящий бомж. Об этом свидетельствует и неуверенная проходка, и робкие, нервные жесты, а главное, потерянное выражение лица, - такое встречается, кажется, только у бомжей.
Решившись, наконец, полностью открыть дверь в лавку, посетитель сразу же резким движением снял шляпу и прижал её к груди, словно боялся, что её попытаются отнять. Так и застыл он у порога и, казалось, раздумывал, не повернуть ли обратно. И мы стояли друг перед другом, - я с Андерсеном по одну сторону незримой баррикады, а бомж по другую. Кажется, никто не собирался нарушать молчание. Но, почувствовав, что пауза слишком затянулась, я всё же решила выяснить цель визита.
- Чем могу помочь? - спросила я не слишком любезно.
- Да вот… - посетитель, покосился на Андерсена. - Я кошечку принёс…
- Какую ещё кошечку? - переспросила я недовольно.
Было совсем не похоже, что человек стоящий сейчас на пороге, может быть владельцем чего-либо путного.
- Фарфоровую, - робко сказал бомж.
- А откуда она у вас? - тоном прокурора спросила я.
Мне показалось, что бомж обиделся, потому что он сразу изменился в лице. Мне стало жаль его.
- Ну, хорошо, давайте посмотрим вашу кошечку, - предложила я.
- Уверяю вас, я её не украл, - оправдывался он так беспомощно, что я поверила ему.
Статуэтка оказалась, как я и думала, самая стандартная. Небольшая слащавая кошка с большим нарисованным на шее бантом, закрученным в виде рулета хвостом и символической улыбкой.
- Кошечек таких у нас уже много, - сказала я почти миролюбиво. - Их сейчас редко покупают.
- Жа-аль… - с виноватой улыбкой протянул бомж и попятился к двери. Андерсен, высоко подняв вверх хвост, шёл за бомжом по пятам. Когда посетитель на минутку приостановился у двери, Андерсен, громко мурлыкая, потерся о его ноги. И тогда на лице бомжа расцвела такая ясная детская улыбка, какой я давно ни у кого не видала.
Кончиками серых от засохшей пыли пальцев, гость погладил моего кота, с силой нахлобучил на макушку свою бесценную шляпу и взялся за ручку двери.
- А вот книги мы, пожалуй, можем взять! Или старые журналы. Если у вас найдутся хорошие книги, - торопливо сказала я, - приносите.
- Ладно, ладно, - кивнул бомж, и ушёл.
Изольда
Едва бомж успел закрыть за собой дверь, как в лавку зашла Изольда. Впрочем, учитывая пенсионный возраст посетительницы, наверное, было бы правильнее называть её по имени-отчеству. Так я обычно и делаю, когда приходится с ней общаться. Но, надо сказать, Изольда Олеговна внешне на пенсионерку не очень-то похожа, да и имя ей досталось достаточно яркое. Наверное, поэтому-то мысленно я называю её только по имени.
Изольда с некоторых пор наш постоянный посетитель. А именно, с того самого времени, как ей в одночасье пришлось потерять всё, что составляло смысл и содержание её жизни. Во-первых, год назад у Изольды умер муж, генерал, который был для неё и супругом, и отцом, и нянькой, и сторожем. Он стирал, готовил, ходил в магазин и оберегал Изольду от всех всевозможных неприятностей и нестроений…
И, как только муж умер, неприятности и нестроения напали на Изольду, словно волки, оголодавшие за зиму. Мелкие напасти посыпались, как из ведра, а следом за ними не замедлила и напасть крупная: Изольда потеряла работу, которая была почти такой же важной составляющей её жизни, как и муж-генерал.
Сразу после окончания Университета, Изольда устроилась работать преподавателем в один военный институт. В нём она проработала почти сорок лет: защитила диссертацию, заставила уважать себя и коллег, и начальство, - и всё шло очень и очень хорошо… Муж-генерал, встречая Изольду после работы, угощал её отменными и разнообразными ужинами и заботился, чтобы ничто не мешало ей заниматься научной работой. А начальство тем временем выписывало Изольде премию за премией и нахваливало её за неутомимость в написании объёмистых научных статей.
Изольда считала, что живёт такой жизнью только потому, что она её заслужила; а если кто-то несчастлив в браке или неуспешен в работе, то это исключительно его собственная вина, - ведь, по мнению Изольды, каждый человек имеет в жизни лишь то, что заслужил сам.
В общем, у неё было сразу несколько поводов для высокомерия: заботливый муж-генерал, успешная работа и завидный достаток. Так можно ли осуждать Изольду за то, что она была столь высокомерна?
Но, по печальному совпадению, вскоре после внезапной смерти мужа, Изольда потеряла и любимую работу. Сверху прислали новую начальницу, а та в свою очередь привела с собой собственную команду, где таких доцентов, как Изольда, было пять человек. И все пятеро гораздо моложе, а значит, и перспективнее Изольды, а главное - они давно знали начальницу лично и уже успели ей услужить.
После недолгой, но решительной битвы Изольду сократили. Узкая тема Изольдиной диссертации давно устарела и уже никого не интересовала, а штат других институтов был переполнен. Там и без неё хватало пенсионеров, боящихся потерять свой скромный уголок под солнцем.
Так, неожиданно для Изольды, она одновременно лишилась всего, что было смыслом и содержанием её жизни. Остался только материальный достаток, но и он подкачал: со временем, истощившись, превратился из отличного в просто сносный.
После всех этих потрясений, Изольда чувствовала себя так, словно её оглушил гром. Она совершенно растерялась. Раньше всё в её жизни было замечательно, благоустроено, а главное, понятно. Но сейчас она никак не могла взять в толк, почему ей приходится вести жизнь, которая ей совсем не нравится и которую она, несомненно, не заслужила.
Сначала Изольда изо всех сил пыталась найти ответ на этот вопрос, но, потом отчаялась, опустила руки и, смирившись, решила жить по инерции.
К счастью, кроме бесполезного теперь высокомерия, в Изольде оставались ещё природные жизненные силы; они-то и помогли ей не опуститься, то есть не удариться в какие-нибудь чрезвычайные крайности.
Она стала занимать себя переводами и репетиторством на дому, начала вдруг коллекционировать старые журналы… Раньше у неё не было для этого ни желания, ни времени. И всё же, несмотря на то, что день её был занят то трудами, то пополнением коллекции, жить Изольде стало совершенно неинтересно.
Читала и переводила она теперь только для того, чтобы заглушить отчаянно кричащую в ней пустоту. Этого беззвучного крика она очень боялась. И она работала так, как тяжелобольной человек принимает пищу, - из сознания необходимости, без аппетита, не чувствуя вкуса.
- Рада вас видеть, Изольда Олеговна, - вежливо сказала я.
- Здравствуйте, Люба. А кто это от вас сейчас выбежал? Надо же, какие у вас посетители!
- Да, вот… - начала, было, я…
- А вы заметили, Люба, какие у него глаза голубые? - неожиданно перебила меня Изольда.
- У кого? У бомжа? - изумленно спросила я.
- Ну, конечно.