- Мысль дельная и вполне похвальная. Поддержим ее, - произнес дон Фернандо Касуэла, судебный прокурор с первого, секция Б, который накануне вечером, когда все жильцы по распоряжению дона Ибрагима искали у себя преступника, обнаружил в корзине для грязного белья любовника своей жены, скрючившегося в три погибели.
- То же скажу и я, - заключил дон Луис Ноалехо, мадридский представитель фирмы "Пряжа. Вдова и дети Касимиро Понса", жилец с первого, секция В.
- - Весьма благодарен, дамы и господа, я вижу, мы все единодушны. Итак, после того как мы побеседовали и убедились, что наши точки зрения совпадают, я принимаю ваше любезное согласие и поручаю осуществление моей идеи благочестивому священнослужителю дону Эксуперио Эстремере, нашему соседу, дабы он как человек, сведущий в делах церковных, взял на себя организацию подобающих церемоний.
Дон Эксуперио с потрясающе торжественным видом ответил:
- Я в вашем распоряжении.
Обсуждение пришло к концу, и общество понемногу стало расходиться. У одних были неотложные дела; другие - меньшинство - полагали, что у кого-кого, а у дона Ибрагима наверняка дел по горло; а третьи - всегда найдутся и такие - ушли просто потому, что устали так долго стоять. Дон Гумерсиндо Лопес, конторский служащий, жилец из цокольного, секция В, единственный, кто не подал голоса, задумчиво вопрошал себя, спускаясь по лестнице:
- И для этого я отпрашивался со службы?
Донья Матильда, возвратившись домой из молочной доньи Рамоны, беседует с прислугой.
- Завтра к обеду купите, Лола, печенки. Дон Тесифонте говорит, она очень полезная.
Для доньи Матильды дон Тесифонте - оракул. К тому же он ее жилец.
- Только самую свежую, чтобы можно было приготовить ее под соусом из почек, с капелькой вина и лучком.
Лола на все отвечает: "Да, конечно", - а потом приносит с рынка первое, что ей попалось на глаза и что ей вздумалось купить.
Сеоане выходит из дому. Каждый вечер с половины седьмого он играет на скрипке в кафе доньи Росы. Его жена, сидя в кухне, штопает носки и латает сорочки. Живут они в сыром темном подвале на улице Руиса, за который платят пятнадцать дуро; хорошо еще, что кафе в двух шагах и Сеоане не приходится тратить ни одного реала на трамвай.
- До свидания, Сонсолес!
Жена даже не поднимает глаз от шитья.
- До свидания, Альфонсо. Поцелуй меня.
У Сонсолес слабое зрение, веки всегда красны - кажется, будто она только что плакала. Ей, бедняжке, Мадрид пошел не на пользу. Первое время после замужества она была красивая, упитанная, холеная, любо смотреть, а теперь, хоть еще не стара, превратилась в развалину. Все получилось не так, как она рассчитывала, - она-то думала, что в Мадриде все как сыр в масле катаются, вот и вышла за мадридца, а теперь, когда уже никуда не денешься, она наконец поняла, что ошиблась. В родном ее городке Наварредондилья, провинция Авила, она жила в достатке, всегда ела досыта, а в Мадриде приходится так туго, что обычно ложишься спать без ужина.
Макарио и его девушка сидят, крепко держась за руки, на скамье в каморке сеньоры Фруктуосы - это тетка Матильдиты, консьержка на улице Фердинанда VI.
- Всегда, всегда…
Матильдита и Макарио шепчутся.
- До свидания, пташечка моя, надо идти на работу.
- До свидания, любимый, до завтра. Я буду все время думать о тебе.
Макарио после долгого пожатия выпускает руку девушки и встает, по спине у него пробегает озноб.
- До свидания, сеньора Фруктуоса, большое спасибо.
- До свидания, сынок, не за что.
Макарио - очень воспитанный человек, каждый день он любезно благодарит сеньору Фруктуосу. У Матильдиты волосы - как кукурузная метелка, она близорука, некрасива, небольшого росточка, но довольно изящная. Когда подвернется случай, дает уроки музыки - обучает девиц играть танго наизусть, что всегда производит очень хорошее впечатление.
Дома она помогает матери и сестренке Хуаните, которые делают вышивки на продажу.
Матильдите тридцать девять лет.
Как уже знают читатели "Херувима-миссионера", у доньи Виси и дона Роке три дочери: все три юные, хорошенькие, все три немного дерзкие и легкомысленные.
Старшую зовут Хулита, ей двадцать два года, она красит волосы в рыжий цвет. Со своей пышной волнистой шевелюрой она похожа на Джен Гарлоу.
Среднюю зовут, как мать, Виси, ей двадцать лет, она шатенка с глубокими мечтательными глазами.
Младшую зовут Эсперанса. У нее есть официальный жених, который бывает у них в доме и беседует с отцом о политике. Эсперанса уже готовит себе приданое, недавно ей исполнилось девятнадцать.
Старшая, Хулита, в последнее время ходит сама не своя - влюбилась в одного кандидата в нотариусы, он совсем вскружил ей голову. Зовут парня Вентура Агуадо Санс, уже семь лет - не считая военной поры - он безуспешно пытается получить место нотариуса.
- Послушай, сынок, ты бы покамест хоть в отдел регистрации подавал, - советует ему отец, сборщик миндаля в Риудекольсе, в окрестностях Таррагоны.
- Нет, папа, это несолидно.
- Но ты же сам видишь, сынок, в нотариальную контору тебе и чудом не устроиться.
- Не устроиться? Стоит только захотеть! Главное - получить место в Мадриде или в Барселоне, иначе нет смысла стараться. Лучше уж совсем отказаться от этой идеи. Нотариус пользуется авторитетом, и это очень важно, папа.
- Да, конечно, но… А Валенсия? А Севилья? А Сарагоса? Тоже неплохие города, я думаю.
- Нет, папа, у тебя в корне неправильная точка зрения. У меня ведь и конкурсное сочинение готово. Но, если хочешь, я могу отступиться…
- Нет-нет, сынок, не ломай себе жизнь. Продолжай, раз начал! Ты в этих делах лучше разбираешься.
- Спасибо, папа, ты человек разумный. Мне очень повезло, что я твой сын.
- Возможно. Любой другой отец уже давно послал бы тебя ко всем чертям. Да ладно, я и то частенько говорю себе, а вдруг ты в самом деле станешь когда-нибудь нотариусом!
- Не в один час была взята Самора, папаша.
- Верно, сынок, но, видишь ли, за семь с лишним лет можно уже было построить рядом другую Самору. Разве не так?
Вентура усмехается.
- Я буду нотариусом в Мадриде, не сомневайся, папа. Хочешь "Лаки"?
- Чего?
- Сигарету.
- Ишь ты! Нет уж, я предпочитаю свой табачок.
Дон Вентура Агуадо Деспухольс убежден, что его сын, который курит, как барышня, сигареты, никогда не станет нотариусом. Все нотариусы, сколько он их видел, - это люди серьезные, степенные, осмотрительные, основательные, и курят они развесной табак.
- Ты Кастана уже выучил на память?
- Нет, папа, не на память, это производит плохое впечатление.
- А кодекс?
- Выучил. Можешь спросить что хочешь, с любого места.
- Да нет, я только так, из любопытства.
Вентура Агуадо Санс вертит отцом, как ему вздумается, морочит ему голову "конкурсным сочинением" и "в корне неверной точкой зрения".
Вторая из дочерей доньи Виси, юная Виситасьон, недавно поссорилась со своим парнем - они встречались целый год. Прежнего ее поклонника зовут Мануэль Кордель Эстебан, он студент-медик. Теперь она уже с неделю ходит гулять с другим, тоже студентом-медиком. Король умер, да здравствует король!
У Виси в любовных делах тонкая интуиция. В первый день она с невозмутимым видом разрешила своему новому спутнику пожать ей руку, уже когда они прощались у дверей ее дома, - в тот вечер они выпили чаю с пирожными в ресторане "Гарибай". На второй день она позволила взять себя под руку, когда переходили улицу, - в этот раз они немного потанцевали и выпили по коктейлю в "Касабланке". На третий она покорно дала держать свою руку весь вечер - они ходили в кафе "Мария-Кристина" и, молча глядя друг на друга, слушали музыку.
- Начало любви между мужчиной и женщиной - самый волнующий момент, - осмелился он сказать после долгих размышлений.
На четвертый девушка не сопротивлялась, когда он взял ее под руку, - она как бы не заметила этого.
- В кино? Нет, в кино - завтра.
На пятый, в кино, он, будто невзначай, поцеловал ей руку. На шестой, в парке Ретиро, она с потрясающим хладнокровием уклонилась от объятий под выдуманным предлогом, предлогом женщины, уже наводящей свой подъемный мост.
- Нет-нет, пожалуйста, не надо, я прошу тебя, я не захватила губной помады, нас могут увидеть…
Она тяжело дышала, ноздри ее трепетали. Ей стоило больших усилий сдержать себя, но она подумала, что так будет лучше, изысканней.
На седьмой, в ложе кинотеатра "Бильбао", он обнял ее за талию и прошептал на ухо:
- Нас здесь никто не видит, Виси… дорогая моя Виси… жизнь моя.
Она, уронив голову на его плечо, проговорила тоненьким, еле слышным голоском, который прерывался от волнения:
- Ах, Альфредо, как я счастлива!
У Альфредо-Ангуло Эчеварриа застучало в висках, закружилась, как в горячке, голова и сердце учащенно забилось.
"Это надпочечники. Да, это надпочечники выделяют избыток адреналина".
Третья из дочерей, Эсперанса, быстрая, как ласточка, робкая, как голубка. Есть, конечно, и у нее свои штучки, но она знает, что ей к лицу роль будущей супруги, - она говорит мало, нежнейшим голоском, всем повторяет одно и то же:
- Как ты хочешь, я сделаю все, как ты хочешь. Жених Агустин Родригес Сильва старше ее на пятнадцать лет, он владелец аптеки на улице Майор.
Отец девушки в восторге, будущий зять кажется ему человеком достойным. Мать тоже счастлива.
- Представьте себе, мыло "Ящерица", то самое, довоенное, которого нигде не достанешь, и вообще все, что бы я ни попросила, он моментально для меня раздобудет.
Приятельницы глядят на нее с завистью. Вот счастливая женщина! Мыло "Ящерица"!
Донья Селия гладит простыни, вдруг раздается телефонный звонок.
- Кто говорит?
- Донья Селия, это вы? Говорит дон Франсиско.
- Привет, дон Франсиско! Что скажете хорошенького?
- Да ничего особенного. Вы будете дома?
- Да-да, вы же знаете, я домоседка.
- Прекрасно, зайду к вам часиков в девять.
- Когда хотите, вы же знаете, я вам всегда рада. Позвонить еще кому…
- Нет, никому не звоните.
- Ладно, ладно.
Донья Селия повесила трубку, прищелкнула пальцами и пошла на кухню выпить рюмочку анисовой. Бывают же такие удачные дни. Плохо, конечно, что выпадают и несчастливые, когда все идет вкривь и вкось, ломаного гроша не выручишь.
Когда донья Матильда и донья Асунсьон ушли из молочной, донья Рамона накинула пальто и отправилась нa улицу Мадера, там работает упаковщицей в типографии одна девушка, которую она учит уму-разуму.
- Викторита здесь?
- Да, вон она.
Викторита, стоя у длинного стола, упаковывает стопки книг.
- Здравствуй, Викторита! Не хочешь ли, милочка, зайти после работы ко мне в молочную? Придут мои племянницы сыграть в картишки, поболтаем немного, повеселимся.
Викторита краснеет.
- Хорошо, сеньора, зайду, если хотите.
Викторита готова разрыдаться, она прекрасно понимает, на что идет. Викторите лет восемнадцать, но она полная, статная, ей можно дать все двадцать или двадцать два. У девушки есть жених, его освободили от военной службы, потому что он болен туберкулезом; бедняга не может работать, весь день лежит в постели, совсем ослаб, одна у него радость, когда Викторита после работы заходит к нему.
- Как ты себя чувствуешь?
- Получше.
Когда мать выходит из спальни, Викторита приближается к кровати и целует больного. - Не целуй меня, еще заразишься.
- Я не боюсь, Пако. Тебе что, неприятно меня целовать?
- Еще спрашиваешь!
- А остальное неважно, я ради тебя готова на все…
Однажды у Викториты было особенно бледное, усталое лицо, и Пако спросил:
- Что с тобой?
- Ничего, просто я думала.
- О чем думала?
- Да о том, что были бы у тебя лекарства да еды вдоволь, ты бы мог поправиться.
- Возможно, но ты же сама знаешь…
- Я могу достать денег.
- Ты?
Голос у Викториты стал хриплый, будто у пьяной.
- Да, я. Молодая женщина, даже самая уродливая, кое-чего стоит.
- Что ты говоришь?
Викторита была очень спокойна.
- То, что слышишь. Ради того, чтобы ты выздоровел, я готова пойти в любовницы к первому встречному - были бы у него деньги.
Пако слегка зарумянился, ресницы у него задрожали; Викторите стало немного не по себе, когда Пако сказал:
- Как хочешь.
Но в глубине души Викторита почувствовала, что любит его еще сильней.
Донья Роса в кафе метала громы и молнии. Лопесу за разбитые бутылки с ликером была устроена головомойка, которая наверняка войдет в историю, - такие сцены не каждый день увидишь.
- Успокойтесь, сеньора, я заплачу за бутылки.
- Попробовал бы не заплатить! Неужели мне из своего кармана выкладывать! И разве в этом суть? А какой переполох поднялся! А посетители как напугались! А какое это производит впечатление, когда все летит кувырком? А? Разве за это заплатишь? Кто мне за это заплатит? Скотина! Первейшая ты скотина, как есть красный, нахал ты этакий да еще сутенер! Сама я виновата, давно надо было донести на всех вас! А еще я им нехороша! Где глаза твои были? О какой шлюхе размечтался? Жеребячья ваша порода! И ты такой, и все прочие! Ничего вокруг себя не видите!
Консорсио Лопес, бледный как полотно, пытается ее успокоить:
- Это несчастный случай, сеньора, я же не нарочно.
- Я думаю! Еще не хватало, чтобы ты это сделал умышленно! Это уж было бы полное безобразие! Чтобы в моем кафе, перед самым моим носом, такой дерьмовый работник, как ты, колотил мое добро просто так, потому что ему, видите ли, так вздумалось! Да, последние времена наступают! Это уж я точно знаю! Только вы этого не увидите! Вот придет конец моему терпению, и я всех вас спроважу в тюрьму, одного за другим! Тебя первого, паскуда ты несчастная! Еще скажешь, я с вами плохо обращаюсь? Да будь у меня такой зловредный характер, как у вас…
Когда скандал был в полном разгаре и все в кафе, приумолкнув, настороженно слушали крики хозяйки, в зал вошла высокая полная женщина не первой молодости, но хорошо сохранившаяся, довольно смазливая и одетая несколько кричаще. Села она за столик прямо напротив стойки. При виде ее у Лопеса и вовсе кровинки в лице не осталось. Марухита за эти десять лет превратилась в пышную, цветущую, холеную, пышущую здоровьем, уверенную в себе женщину. Каждый, кто встретил бы ее на улице, сразу бы определил - деревенская богачка, счастливая в замужестве, сытно ест, тряпок вдоволь, привыкла всеми командовать и делать, что ее левой ноге вздумается.
Марухита позвала официанта:
- Мне, пожалуйста, кофе.
- С молоком?
- Нет, черного. Кто эта женщина, что так кричит?
- Наша хозяйка, хозяйка кафе.
- Попросите ее подойти ко мне, скажите, я прошу оказать такую любезность.
У бедняги официанта задрожал в руках поднос. - Что, прямо сейчас чтобы подошла?
- Да. Скажите, пусть придет. Я ее прошу.
Официант с лицом осужденного, идущего на казнь, приблизился к стойке.
- Лопес, налейте чашку черного. Простите, сеньора, мне надо вам что-то сказать.
Донья Роса обернулась.
- Чего тебе?
- Не мне, нет, это вон та сеньора просит вас.
- Какая?
- Вон та, с кольцом, вон она смотрит сюда.
- Она меня зовет?
- Да, велела позвать хозяйку, не знаю, что ей нужно, похоже, какая-то важная дама, на вид богачка. Сказала мне - скажи, мол, вашей хозяйке, чтобы она оказала любезность подойти ко мне.
Донья Роса, нахмурив брови, подошла к столику Марухиты. Лопес провел рукой по глазам.
- Добрый вечер. Вы меня спрашивали?
- Вы хозяйка кафе?
- К вашим услугам.
- Тогда, значит, вас. Позвольте представиться: сеньора Гутьеррес, донья Мария Ранеро де Гутьеррес, вот моя визитная карточка, здесь адрес. Мой супруг и я, мы живем в Томельосо, провинция Сьюдад-Реаль, там у нас усадьба, немного земли, с которой мы получаем доход.
- Так-так.
- Но теперь нам надоело жить в деревне, теперь мы хотим все там ликвидировать и переехать в Мадрид. После войны, знаете, дела там идут очень неважно, кругом зависть, все кругом шипят, сами понимаете.
- Да-да.
- Что и говорить! Кроме того, детки подросли, и, как водится, надо их учить, потом пристраивать, дело житейское: если мы с ними не переедем сюда, значит, навсегда их потеряем.
- Конечно. Конечно. А много у вас детей?
Сеньора де Гутьеррес любила приврать.
- Да, у нас их уже пятеро. Двум старшеньким скоро исполнится по десять лет, уже настоящие мужчины. Это близнецы от моего первого брака, я очень рано овдовела. Вот поглядите.
Лица этих двух мальчуганов, снятых в день первого причастия, кого-то донье Росе напоминали, а кого, она не могла сообразить.
- Ну и, понятное дело, раз мы переезжаем в Мадрид, хотелось бы поразведать, что мы тут можем найти.
- Так-так.
Донья Роса постепенно успокаивалась, никто бы не поверил, что это она орала всего несколько минут тому назад. Как все крикливые люди, донья Роса становилась мягкой как воск, если к ней подойти умеючи.
- Мой муж надумал, что, возможно, не худо бы приобрести кафе - если тут потрудишься, доход оно, наверное, приносит.
- Как вы сказали?
- Да вот, говорю, мы подумываем приобрести кафе, если, конечно, столкуемся с владельцем.
- Я не продаю.
- Ах, сеньора, пока еще никто вам ничего не предлагает. К тому же о таких вещах нельзя говорить вообще. Тут все зависит от многих обстоятельств. Я просто высказала, что думаю. Муж мой сейчас болен, ему должны оперировать свищ в заднем проходе, и мы намерены пока побыть в Мадриде. Когда он поправится, он придет поговорить с вами, - деньги-то у нас с ним общие, но все деловые вопросы решает он. А вы тем временем подумайте. Ни вы, ни я никаких обязательств не брали, никаких бумаг не подписывали.
Слух о том, что эта дама хочет купить кафе, пробежал по всем столикам, как огонек по запальному шнуру.
- Какая дама?
- Вон та.
- Похоже, богачка.
- А вы думали! Раз уж собирается купить кафе, так, наверно, живет не на пенсию.
Когда новость донеслась до стойки, Лопес, который уже был почти без чувств, уронил еще одну бутылку. Донья Роса обернулась со стулом вместе. Голос ее загремел, как пушечный выстрел:
- Скотина, ах ты скотина!
Марухита воспользовалась случаем, чтобы улыбнуться Лопесу. Сделала она это так тонко, что никто не заметил - возможно, даже сам Лопес.
- Вот видите, когда приобретете кафе, придется вам и супругу вашему глаз не спускать с этих скотов!
- Много разбивают?
- Да все, что ни попадает под руку. Уверена, они это делают нарочно. Гнусная зависть их, подлых, гложет…
Мартин разговаривает с Нати Роблес, своей бывшей однокурсницей по юридическому факультету.