* * *
Будильник выдернул Митю из сна, и он его выключил, чтобы не разбудить Олесю. Олеся спала рядом, разметав волосы по подушке и сладко улыбаясь. Хотя волшебство пуговицы к утру закончилось, Олеся никуда не исчезла, не превратилась в жабу, не оказалась скрытым трансвеститом. И это уже можно было считать первой сегодняшней удачей. Митя нежно поцеловал ее в щеку и стал тихонько собираться на космодром. Настроение было все еще праздничным, но Митя ждал подвоха. Он еще раз посмотрел на Олесю, сладко спящую на его диване и улыбнулся.
Сюрприз поджидал в ванной: Митя глянул в зеркало и опешил - из пыльного стекла на него смотрел человек с прической Императора Хотона. По голове словно прошелся когтями тигр от лба до самого затылка, распахав голову на полосы гладко выбритой розоватой кожи и полоски густой шерсти, вздыбленные вверх каким-то гелем или клеем. Конструкция была объемной и слегка напоминала ребристый шлем велосипедиста. Митя не очень помнил, как они это вчера сделали, а главное - зачем.
Вдобавок в квартире снова отключили горячую воду. Скрипя зубами, Митя забрался под ледяной душ и тщетно попробовал отмыть гель - вода скатывалась с прически, не впитываясь, и волосы оставались прямыми и жесткими. Голова по-прежнему напоминала ровные лесопосадки новогодних елей, только теперь елки были мокрые.
Негромко проклиная Императора Хотона и весь мультсериал про Фею Лулу, Митя вытерся полотенцем, посмотрел на часы, присвистнул, кинул в сумку паспорт, зарядку для смартфона и майку, надел куртку и нащупал в кармане флакон от мыльных пузырей. Первой мыслью снова было избавиться от него, пока не обрушились неприятности. "Запас карман не тянет…", - пробормотал Митя и рука сама потянулась к флакону, словно ей управлял уже не он, а какая-то чужая сила.
Вот же проклятье! Всё, как предупреждал Гриша.
Митя вдруг увидел свое отражение в стекле хозяйкиного буфета: на голове еловый подлесок, а лицо испуганное и растерянное - и впрямь вылитый Фродо.
"Стоп! - сказал он себе. - Стоп! Важная клятва! Важная клятва, важная клятва! - он сделал глубокий вдох и одними губами заявил: - Даю себе свое самое честное слово, клянусь всем, что мне дорого… Клянусь здоровьем мамы, клянусь Олесей! Я не буду пользоваться этой дрянью сегодня! И не только сегодня - никогда больше! А флакон выкину!" - добавил он и перевел дух.
Это, конечно, было сильным решением. Но сразу же безумно захотелось взять флакон с собой на космодром. Воображение живо нарисовало картину: один из космонавтов не может лететь, старт через пять минут, срочно требуется замена, нужен человек молодой, здоровый, идеально подходящий по размеру скафандра, а главное - чтоб разбирался в электронной аппаратуре… И тут как раз выходит к ракете главный по запуску, комендант Байконура - а это по чистому везению наш бывший толстый ректор Иван Гаврилович, преподаватель сопромата в техникуме. Он нервно оглядывает толпу, замечает Митю и восклицает: "Ба, кого я вижу! Это же мой выпускник Техникума космического приборостроения Сверчков! Какая удача! Вон Сверчков и заменит американского космонавта! Не будем откладывать запуск, быстро лезь в скафандр, я начинаю обратный отсчет…" Митя помотал головой, отгоняя дурацкое видение.
Отступать уже было некуда - нарушить свою клятву Митя не мог, иначе он перестал бы себя уважать окончательно. Значит, выкинуть. Он сжал флакон и размахнулся, прицеливаясь точно в форточку… постоял так с вытянутой рукой, но так и не кинул. Просто знал уже, что не может. И клятву нарушить не может. И выкинуть… Что же делать? Тут он заметил пустую баночку от шипучих таблеток аспирина. Торопливо пересыпал туда все пуговицы, вдогонку кинул флешку, а опустевший флакон от мыльных пузырей с легким сердцем выбросил в форточку. "Я обещал выкинуть флакон? - объяснил Митя самому себе. - Я его выкинул! Пацан сказал - пацан сделал!" Тубус от аспирина он запрятал глубоко в шкаф за хозяйкины банки с крупой, которые она почему-то запрещала ему брать. Но перед этим все-таки вынул себе одну пуговицу - просто на самый-самый крайний случай. "В дорогу" - сказал он мысленно. Митя взял два толстых куска хлеба, положил между ними ломтик несвежей колбасы, в глубину хлебного мякиша запихал пуговицу, и все это обернул фольгой как бутерброд и положил в карман куртки. "Так хоть досмотр в аэропорту можно пройти" - подумал он.
Оставалось последнее: Митя торопливо набросал Олесе записку, положил у кровати, сверху положил ключи, еще раз одними губами тихо чмокнул ее в щеку и торопливо вышел из квартиры, легонько прикрыв дверь.
На улице было холодно и безлюдно, сделав три шага, Митя вдруг поскользнулся и полетел на асфальт.
"Черт, только бы не сломать себе чего-нибудь перед космодромом!" - мелькнула в голове отчаянная мысль.
Но он не упал - его мягко подхватили с двух сторон, поставили на ноги и понесли вперед. Митя испуганно покрутил головой - его несли двое очень крепких людей, а третий распахивал дверь большого черного джипа.
- Что… - начал Митя, но ему крепко закрыли рот ладонью в перчатке.
- В машину, - негромко скомандовал кто-то над ухом. - Босс хочет с тобой поговорить.
* * *
Всю дорогу Митя боялся, что его завезут в какой-нибудь глухой лес, там привяжут к дереву и убьют после пыток. Но его везли в центр города. Машина остановилась на подземной стоянке, Митю почти силком выволокли из кабины и затащили в лифт. Лифт был служебный, грузовой - запустили его, приложив электронную карту. Лифт ехал вверх долго, и когда заложило уши, Митя догадался: он снова в том самом небоскребе, где они с Олесей вчера ужинали. Из лифта Митю пронесли по ковровой дорожке, так что он едва успевал перебирать ногами, внесли в здоровенную резную дверь, и за ней оказался шикарный кабинет, где в полумраке со стен глядели ружья и охотничьи трофеи: здесь были несколько оленьих голов, пара кабаньих. Дальнюю стену почти закрывала огромная медвежья шкура с головой и лапами - распростертая и раскатанная, как рыбка желтый полосатик. Под шкурой на диване сидел и курил кальян хрупкий пожилой человек, абсолютно лысый, с закрытыми глазами. Его лицо покрывала страшная сетка глубоких морщин, а может, шрамов - в полумраке Митя разглядеть не мог.
Сопровождающие без слов оставили Митю перед человеком, почтительно отошли и встали сзади.
В кабинете царила тишина, лишь изредка булькал кальян и сладко пахло яблочным дымом. Человек словно не замечал Митю, а Митя боялся пошевелиться, потому что чувствовал - те, кто привез его сюда, тоже стараются не шевелиться. Наконец человек с морщинистым лицом пожевал губами, выпуская клубы пара, отложил мундштук, откинулся на спинку дивана и приоткрыл глаза. Он кинул брезгливый взгляд на Митю и заговорил. Голос у него оказался точно под стать лицу - густой, шероховатый и дребезжащий, словно в звуковых морщинах.
- Димочка, - просипел он устало. - Где моя машина?
Хрип лился в пространство, но Митя понимал, что обращается этот страшный человечек именно к нему. Не вызывало вопросов, откуда он знает имя, и о какой машине речь.
- Если вы о старинной машине, то мне её… - начал Митя, но человечек слабо приподнял ладонь, и в комнате слово зазвенела тишина.
- Я разве просил объяснений? - произнес человечек и брезгливо пожевал губами. - Адрес, Димочка. Где ты оставил ее?
К счастью, ответ на этот вопрос у Мити был с собой. Он порылся в кармане и вытащил листок, где Олеся писала телефон тракториста Пашки. Из-за митиной спины неслышно шагнул один из охранников, взял бумажку, и Митя услышал, как он выходит из кабинета, скрипнув тяжелой дверью. В кабинете снова стало тихо.
- Я не знал, что машина ваша, - пробормотал Митя как нашкодивший ребенок.
- Что у него с головой? - вдруг насторожился человек, обращаясь к охранникам. - Вы его за волосы драли?
- Никак нет, у него такое и было! - послышался ответ. - Мы ж не звери, бить без приказа…
- У меня прическа такая, - растерянно сказал Митя.
Человек ничего не ответил и снова взялся за мундштук. Он долго пыхтел и выпускал клубы яблочного дыма, а Митя тоскливо прижимал локтем левый карман куртки, где лежал бутерброд. "Успею дернуться и откусить, если что-то страшное начнется… - думал он. - Да, я поклялся здоровьем мамы, но мои похороны ей уж точно не прибавят здоровья, так что если выбирать…"
- Ты любишь свою маму, Димочка? - вдруг спросил человек, словно услышав его мысли. - Ты оглох, что ли? Маму свою, на Садовой одиннадцать любишь, спрашиваю?
- Да, - сказал Митя.
- Это ты правильно делаешь, - ответил человек и снова затянулся кальяном, делая большие паузы. - Вот и я… свою маму… люблю. Хотя она… сложный человек… как ты уже видел…
- Я правильно понял, что это ваша мама… - начал Митя, но человек предостерегающе поднял ладонь.
- Когда я говорю, Димочка, все молчат, - объяснил он. - Когда я задаю вопрос, отвечают. Если понял меня - кивни.
Митя торопливо кивнул. "Вот я и попал на космодром…" - подумал он.
- Моя мама человек слоооожный… - снова протянул босс. - И всегда была слооожной… И к старости стала совсем слооожной… Она тебе рассказывала, будто сын у нее бандит… будто я ее мучаю… квартиру забрать мечтаю… в дурдом ее прячу… будто мужа ее, отца родного, я в могилу свел, а он был великий художник…
- Скрипач, - поправил Митя и сам испугался, что открыл рот без разрешения.
- Скрипач? - удивился человек с морщинистым лицом. - Теперь она уже так рассказывает? Ну, пусть скрипач… - Он задумчиво пожевал губами. - Но я ее все равно люблю, свою маму. Никого не люблю, а ее люблю, понимаешь, Димочка?
Митя кивнул.
- Я в город ее перевез из поселка. Квартиру ей купил огромную. Врачей лучших нашел. На иностранных курортах по полгода проводит. Ни в чем забот не знает. А все у нее враги, все ей должны, и все мечты - родному сыну нагадить. Где ты ее вообще встретил?
- На бульваре подошла сама, познакомились…
Человек задумчиво молчал.
- Осторожней надо знакомиться, Димочка, - произнес он наконец. - Можно так познакомиться на всю оставшуюся жизнь, что не отмоешься от проблем… Что мне с тобой делать, наследничек ты мой жадный?
- Я не жадный, - обиделся Митя. - Мне ничего не нужно. Хотите, я напишу отказ от наследства?
Человек задумчиво кивнул:
- Это уж точно напишешь. Все уже готово. Готово у нас? - Он вдруг щелкнул пальцами.
Мите сунули распахнутую красную папку с нотариальной бумагой, в руку вложили авторучку.
- Позвольте! - сказал Митя, глянув на строчки. - Это не отказ от наследства! Здесь написано, что я после своей смерти завещаю все свое имущество какому-то Валерию Пораженскому!
Его грубо пихнули в бок, чтоб молчал.
- Ему не нравится… - проскрипел человек в пространство. - А как ты хотел, человек с бульвара? - Он принялся сверлить Митю бесцветными глазами. - Ты хотел, чтобы я травмировал больную маму, таскал ее по нотариусам, заставлял нервничать, переписывать завещание, меня ненавидеть? Или ты хотел, чтобы ее диагноз "шизофрения" подтвердили официально, и все ее сделки стали недействительными?
- Ну, это было бы логичней… - сказал Митя.
- А мы с тобой живем в нелогичном мире, Димочка, - задумчиво произнес страшный человек, снова затягиваясь. - Ведь у меня на родную маму давно записан весь мой бизнес, все рестораны, заводы, даже аэропорт. Догадываешься почему?
- Потому что вы любите маму, - догадался Митя.
- Это ты хорошо сказал, - согласился человек. - Но еще потому что я депутат Заксобрания. И мне нельзя иметь свой бизнес. Всем можно, а мне нет. Это логично, Димочка? И если с ней что-то случится… ты хотел отжать у меня аэропорт?
Митя решительно помотал головой.
Человек с кальяном сделал усталый жест рукой - мол, подписывай.
Митя поднял авторучку и снова опустил взгляд в текст.
- Постойте, а если вдруг со мной что-то случится… - начал он, но договорить ему не дали.
Громила в костюме, стоявший справа, не выдержал - он больно толкнул Митю в бок и прохрипел ему прямо в ухо:
- Да подписывай уже, гондон!
Воцарилась тишина. Громила, похоже, сам испугался и теперь старался не дышать.
- Оу… - слабым и усталым голосом протянул человек на диване. - Рустамчик, что я слышу опять?
- Виноват, Валерий Палыч, вырвалось! - прохрипел громила испуганно.
- Кто тебе сейчас слово давал, Рустамчик? - Человек на диване разочарованно потеребил в пальцах мундштук кальяна. - Я же тебе объяснял: когда говорю я, все молчат. Объяснял?
Рустам молча кивнул, да так и остался с наклоненной головой.
- Я же тебе объяснял, - неспешно продолжал человек на диване, - что за каждое бранное слово Богородица на три года отступается. Объяснял?
Рустам снова кивнул - его голова теперь совсем наклонилась, будто он разглядывал ковер под ногами.
- И теперь, в моем небоскребе… в моем кабинете… Богородица не появится три года? А ну, подойди ко мне… - ласково велел человек.
Сгорбившись как старик, громила вышел из-за митиной спины и подошел к дивану на негнущихся ногах.
- Встань на колени, Рустамчик, и скажи: прости меня Богородица.
- Простите меня, Богородица! - с чувством прохрипел Рустам, опускаясь на колени перед диваном.
Не меняя позы, маленький человек вдруг схватил кальян и со всей силы долбанул им Рустама по склоненной голове. Силищи он был неимоверной. Во все стороны брызнула вода и осколки стекла. Рустам мешком повалился на бок.
- Бог простит, - спокойно подытожил человек на диване, не меняясь в лице. А затем перевел взгляд на кого-то за спиной Мити: - Павлик, скажи Михал Иванычу, чтобы Рустамчика повоспитывал и перевел в наружку. Чтоб больше я его внутри здания не видел.
Митя, опомнившись, торопливо поднял авторучку и поставил подписи всюду, где была галочка. Все его данные, включая паспортные, уже оказались пропечатаны на листах.
Громила стоявший справа, вынул папку из его рук.
На миг воцарилась суета - вбежали какие-то люди и унесли постанывающего Рустама, прибежала женщина в сером халате и проворно собрала осколки кальяна в пакет. Кто-то из громил тем временем шагнул к дивану, что-то вполголоса сообщил страшному человеку. Про Митю словно все забыли, но в какой-то момент он обнаружил, что в кабинете снова тишина, и страшный человек в упор его разглядывает.
- Что ж ты, Димочка, так далеко за городом машину оставил? - спросил человек печально. - А мы-то ее искали весь день в городе…
Митя молчал.
- Ну нашлась и нашлась, главное, чтоб целая, - великодушно просипел человечек и продолжил: - Так вот, Димочка, заканчивая нашу беседу. Я уж не знаю, кому ты еще перешел дорогу, гуляя по своему бульвару, но знаю, что у тебя сейчас очень много проблем, кроме меня. А мне совсем не хочется, чтоб ты пропал без вести сразу после завещания. Это будет как-то подозрительно, верно? Поэтому за тобой пока присмотрят. Присмотрите, Павлик?
- Так точно, - раздалось за спиной у Мити. - Куда его, в пионерлагерь на карьеры?
- Да… - слабо откликнулся человек на диване. - На карьерах ему сейчас самое место. И скажи Михал Иванычу, пусть принесут мне новый кальян.
Он откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза.
А Митю взяли под руки и потащили из кабинета прочь.
Что такое пионерлагерь и карьеры Митя не знал, но ничего хорошего сегодня уже не ждал.
В лифте он решился: как бы невзначай засунул руку в карман и потянул сверток из фольги, но его схватили за локоть и так больно сжали какую-то точку на кости, что Митя вскрикнул от боли, а пальцы разжались сами собой.
- Это мой бутерброд! - произнес Митя с отчаянием.
- Не надо, - качнул головой плечистый шофер, которого называли Павликом.
- Я только маленький кусочек откушу! - взмолился Митя.
- Не надо ничего делать, что не просили, - повторил шофер веско.
Лифт открылся, Митю снова взяли под руки, затолкали в машину и снова куда-то повезли. Он по прежнему сидел в центре на заднем сидении, но теперь место рядом с ним пустовало - Рустамчика с ними не было. По крайней мере, теперь можно было смотреть в окно. Смотреть в окно Мите никто не мешал, и от этого почему-то становилось еще страшнее.
Неожиданно пропел мобильник - пришла СМС.
- Нет, - сообщил шофер Павлик из-за руля, не оборачиваясь.
Машина выехала из центра и теперь ехала в сторону окраин. Сопровождающие не разговаривали.
- Куда меня везут? - не выдержал Митя.
Ему никто не ответил. Он думал, что ответа не дождется, но шофер Павлик вдруг произнес с каким-то даже уважением:
- Заботится о тебе босс. Чтоб не пропал ты, идиот.
А сидевший слева произнес с назиданием - то ли угрожая, то ли наоборот ободряя:
- Не в багажнике едешь.
Митя понял, что разговоры бесполезны.
В тишине пришла еще одна СМС, а за ней третья.
Джип миновал северные спальные районы, и Митя вдруг понял, что где-то здесь у Объездной его ждал китаец с билетами в аэропорт. А может… ждет до сих пор? Который час? Джип медленно затормозил и встал в очереди на железнодорожный переезд - здесь всегда была небольшая пробка.
- Выскочу сигарет возьму, - сообщил водителю охранник.
Тот кивнул, и стало слышно, как во всех дверях повернулись защелки.
Митя вдруг понял, что это последний шанс. Прежде, чем охранник слева открыл свою дверь, Митя рванулся, распахнул дверь со своей стороны и бросился прочь - перепрыгнул дорожный отбойник и понесся через заросли сухостоя, по грязи, по глине, к железной дороге.
- Стоять! - услышал он за спиной рык и топот, но продолжал нестись вперед, думая лишь, как бы не поскользнуться на мокрой глине и лужах.
Топот за спиной приближался, но вдруг затих - послышался звучный шлепок, всплеск и яростный мат. "Богородица на три года отступилась" - отрешенно подумал Митя. - "Только бы стрелять не начали".
Он глянул вдаль и понял, что бежать дальше некуда: перед ним была железнодорожная насыпь, а по ней катился товарняк. Сзади снова приближался топот - теперь, кажется, двух человек.
"Неудачный день…" - констатировал Митя.
Но вдруг сделал немыслимое: рванулся вперед из последних сил, в два прыжка оказался наверху насыпи и перепрыгнул ее за миг до тепловоза - тот успел лишь обдать Митю горячим ветром.
Теперь за спиной грохотали вагоны, путь впереди был свободен.
Митя нырнул в лабиринт гаражей, вынырнул в жилом квартале, пробежал насквозь незнакомые дворы и оказался на Северном шоссе у поворота на Объездную: именно тут, на остановке, они условились встретиться с китайцем, чтобы ехать в аэропорт.
На остановке было пустынно, стояла лишь одна машина, но подбежав поближе, Митя понял, что перед ней нервно расхаживает тот самый китаец. Он тоже увидел Митю, обрадовался и вскинул руки в приветствии. Из машины тут же вылезли поприветствовать Митю еще трое китайцев.
- Какое счастье, что вы меня дождались! - крикнул Митя, подбегая, по-русски.
- Давай-давай! - приветливо закричали китайцы, распахивая объятия.