– О нет. Мы прожили в Нагасаки почти год. На другом конце города.
– Вот как? Я и не догадывалась. Вы жили там… с друзьями?
Сатико перестала разливать чай и посмотрела на меня, держа чайник обеими руками. В ее взгляде я уловила тот самый оттенок веселости, который заметила раньше.
– Боюсь, Эцуко, вы ошибаетесь, – ответила она, помедлив. Потом снова взялась за чай. – Мы жили у моего дяди.
– Поверьте, я просто…
– Нет, ничего. Не из-за чего смущаться, так ведь? – Сатико засмеялась и передала мне чашку. – Простите, Эцуко, я вовсе не собираюсь вас поддевать. У меня, собственно, к вам просьба. О небольшом одолжении. – Сатико стала наливать чай себе в чашку и сразу посерьезнела. Отставив чайник, она взглянула на меня: – Видите ли, Эцуко, некоторые мои планы пошли не так, как хотелось. В итоге сижу без денег. Много мне не нужно. Всего ничего.
– Я понимаю, – сказала я, понизив голос – Вам, должно быть, нелегко, ведь надо заботиться о Марико-сан.
– Эцуко, могу я обратиться к вам с просьбой?
Я наклонила голову и почти что прошептала:
– У меня есть немного сбережений, и я буду рада вам помочь.
К моему удивлению, Сатико громко рассмеялась:
– Вы очень добры ко мне. Но я и не собиралась просить у вас денег в долг. Я о другом думаю. О том, о чем вы на днях упомянули. У одной вашей подруги закусочная, где подают лапшу.
– У миссис Фудзивара?
– Вы сказали, будто ей может понадобиться помощница. Мне бы такая скромная работа очень подошла.
– Что ж, – нерешительно отозвалась я, – если хотите, я могу спросить.
– Это было бы замечательно. – Сатико бросила на меня взгляд. – Но вид у вас, Эцуко, какой-то неуверенный.
– Вовсе нет. Я спрошу ее, как только увижу. Но вот что хотелось бы знать, – я опять понизила голос, – кто будет присматривать днем за вашей дочкой?
– За Марико? Она сможет помогать в лапшевне. От нее тоже может быть польза.
– Не сомневаюсь. Но видите ли, я не знаю, как к этому отнесется миссис Фудзивара. И к тому же днем Марико надо быть в школе.
– Уверяю вас, Эцуко, с Марико не будет никаких проблем. Да и школа на следующей неделе закрывается. Я позабочусь, чтобы девочка не мешала. Можете на меня положиться.
Я опять поклонилась:
– Я непременно узнаю, как только ее снова увижу.
– Очень вам благодарна. – Сатико отхлебнула из чашки. – Собственно, я бы попросила вас постараться увидеться с вашей подругой в ближайшие дни.
– Я постараюсь.
– Спасибо большое.
Мы помолчали. Мое внимание еще раньше привлек чайник Сатико – превосходное изделие из светлого фарфора. Чашка у меня в руках была из того же тонкого фарфора. За чаепитием я, уже не впервые, подивилась странному контрасту между этим чайным сервизом и убожеством жилья, грязной площадкой у веранды. Подняв глаза, я увидела, что Сатико за мной наблюдает.
– Я привыкла к хорошей посуде, Эцуко, – проговорила она. – Знаете, я ведь не всегда жила так, как… – Она обвела рукой вокруг… – Как сейчас. С мелкими неудобствами я, конечно, мирюсь. Но кое в чем я все еще очень разборчива.
Я молча поклонилась. Сатико тоже опустила глаза и принялась изучать свою чашку, пристально её рассматривая со всех сторон. Потом вдруг сказала:
– Я не обману, если скажу, что я этот сервиз украла. Но думаю, что мой дядя не очень-то о нем горюет.
Я удивленно подняла брови. Сатико поставила чашку перед собой и отогнала мух.
– Вы сказали, что жили в доме у дядюшки? – спросила я.
Сатико задумчиво кивнула.
– В чудеснейшем доме. С прудом в саду. Совсем не похоже на эти окрестности.
Мы обе, не сговариваясь, посмотрели в глубь домика. Марико лежала в своем углу, как мы ее оставили, спиной к нам. Похоже, тихонько разговаривала с кошкой.
– Я и не думала, – сказала я после небольшой паузы, – что кто-то живет за рекой.
Сатико бросила взгляд на деревья на противоположном берегу.
– Да, я там никого не видела.
– А ваша няня? Марико сказала, что она приходит оттуда.
– У нас нет няни, Эцуко. Я здесь никого не знаю.
– Марико рассказывала мне о какой-то женщине…
– Пожалуйста, не обращайте внимания.
– Вы хотите сказать, она это просто выдумала? Сатико секунду помолчала, словно что-то прикидывала в уме. Потом сказала:
– Да. Она это просто выдумала.
– Мне кажется, дети часто это делают.
Сатико кивнула.
– Когда вы, Эцуко, станете мамой, – улыбнулась она, – вам придется привыкнуть к таким вещам.
Разговор перешел на другие темы. Наша дружба тогда только начиналась, и говорили мы в основном о пустяках. И только спустя несколько недель я снова услышала от Марико о женщине, которая к ней подходила.
Глава вторая
В те дни, при каждом возвращении в район Накагава, к переживаемому мной удовольствию все еще примешивалась печаль. Местность там холмистая, и всякий раз, взбираясь по узким крутым улочкам, зажатым между скоплениями домов, я не могла не испытывать острого чувства утраты. Хотя я и заглядывала туда только по делу, однако не навещать эти края подолгу мне было трудно.
Визит к миссис Фудзивара пробудил во мне те же смешанные чувства: славная женщина, с только начавшими седеть волосами, она была одной из ближайших подруг матери. Ее заведение располагалось на оживленной боковой улочке: посетители ели за деревянными столами на внешнем дворике с бетонным полом под прикрытием широкой крыши. В основном сюда приходили служащие – в обеденный перерыв и по пути домой, в остальное время дня посетителей было немного.
В тот день я была слегка обеспокоена: закусочную миссис Фудзивара я навещала впервые после того, как Сатико начала там работать. Тревожилась я за них обеих – в особенности потому, что не была уверена, действительно ли миссис Фудзивара так уж нуждалась в помощнице. День выдался жаркий, на улочке толпился народ. Я с облегчением вступила в тень под навес.
Миссис Фудзивара мне обрадовалась. Усадила меня за стол и отправилась за чаем. Посетителей было мало – или же не было совсем, не помню, – и Сатико не показывалась. Когда миссис Фудзивара вернулась, я спросила ее:
– Как моя подруга? Справляется?
– Ваша подруга? – Миссис Фудзивара взглянула через плечо на дверной проем кухни. – Она чистит креветки. Думаю, скоро выйдет. – Потом, словно спохватившись, встала с места и шагнула к дверному проему. – Сатико-сан, – позвала она. – Здесь Эцуко.
Из кухни откликнулся голос. Снова усевшись на место, миссис Фудзивара протянула руку и потрогала мой живот.
– Уже становится заметно. Ты должна теперь особенно беречься.
– Забот у меня не очень-то много, – ответила я. – Живу без хлопот.
– Это хорошо. Помню, когда я первый раз была в тягости, случилось землетрясение, и довольно сильное. Я носила тогда Кадзуо. Он, однако, получился совсем здоровенький. Старайся не слишком волноваться, Эцуко.
– Стараюсь. – Я бросила взгляд на дверь в кухню. – Как идут здесь дела у моей подруги, хорошо?
Миссис Фудзивара проследила за моим взглядом и снова повернулась ко мне:
– Думаю, да. Вы ведь близкие подруги, так?
– Да. Где мы живем, друзей я завела не много. И очень рада, что встретила Сатико.
– Да, это удача. – Миссис Фудзивара вгляделась в меня пристальней. – Эцуко, ты выглядишь сегодня усталой.
– Наверное. – Я улыбнулась. – Другого и нельзя было ожидать.
– Да-да, конечно. – Миссис Фудзивара не сводила с меня глаз. – Но я хотела сказать, что вид у тебя немного… несчастный.
– Несчастный? Я совсем этого не чувствую. Просто слегка устала, а так – мне еще никогда не было так хорошо.
– Отлично. Ты теперь должна думать только о приятном. О своем ребенке. О будущем.
– Да, конечно. Мысли о ребенке меня очень ободряют.
– Вот-вот, – Миссис Фудзивара кивнула, продолжая меня рассматривать. – Все дело в том, как ты к этому относишься. Будущая мать должна себя всячески беречь, для вскармливания ребенка ей нужны положительные эмоции.
– Я жду его не дождусь, – рассмеялась я.
Послышавшийся шорох заставил меня снова взглянуть на дверь, но Сатико по-прежнему не было видно.
– Я каждую неделю вижусь с одной молодой женщиной, – продолжала миссис Фудзивара. – Она сейчас, должно быть, на шестом или седьмом месяце. Я ее встречаю всякий раз, как бываю на кладбище. Мы и словом с ней не перемолвились, но вид у нее такой печальный, когда она стоит рядом с мужем. Куда это годится, что беременная девочка с мужем проводят воскресенья на кладбище, с мыслями о мертвых. Я понимаю, они их чтут, но все же, по-моему, это совсем нехорошо. Им бы лучше подумать о будущем.
– Ей, наверное, трудно забыть.
– Наверное, так. Мне ее жаль. Но им лучше бы смотреть вперед. Носить ребенка и каждую неделю ходить на кладбище – это не дело.
– Возможно.
– Кладбища – не место для молодежи. Кадзуо иногда меня сопровождает, но я никогда не настаиваю. Ему тоже пора бы задуматься о будущем.
– А как Кадзуо? Что у него с работой?
– Отлично. Через месяц его должны повысить. Но и ему кое о чем другом надо бы немножко подумать. Не век же останется молодым.
Тут я заметила фигурку, стоявшую на солнце среди потока прохожих.
– Ой, да это же Марико?
Миссис Фудзивара повернулась на сиденье.
– Марико-сан, – окликнула она. – Ты где была?
Марико еще минуту-другую постояла на улице, потом шагнула во внешний дворик, прошла мимо нас и уселась за пустой столик поблизости.
Проследив за девочкой, миссис Фудзивара бросила на меня тревожный взгляд. Она собиралась что-то сказать, но вместо этого встала и направилась к девочке.
– Марико-сан, где ты была? – Миссис Фудзивара понизила голос, но я слышала ее ясно. – Ты не должна вот так убегать. Твоя мама на тебя очень сердится.
Марико, не поднимая глаз на миссис Фудзивара, рассматривала свои пальцы.
– И потом, Марико-сан, пожалуйста, никогда не говори так с посетителями. Разве ты не знаешь, что это очень невежливо? Твоя мама на тебя очень сердится.
Марико продолжала изучать свои руки. За ее спиной, в дверном проеме кухни, появилась Сатико. Помнится, при виде Сатико в то утро меня вновь поразило, что она и в самом деле старше, чем мне поначалу представлялось; из-за косынки, под которую она спрятала свои длинные волосы, дряблая кожа вокруг глаз и рта сделалась заметней.
– Вот и твоя мама, – сказала миссис Фудзивара. – Думаю, она очень на тебя сердится.
Девочка по-прежнему сидела спиной к матери. Сатико окинула ее глазами и с улыбкой обратила взгляд на меня.
– Здравствуйте, Эцуко, – приветствовала она меня с изящным поклоном. – Какой приятный сюрприз, что вы здесь.
На другом конце дворика за столик усаживались две женщины в деловых костюмах. Миссис Фудзивара сделала им знак рукой, а потом снова повернулась к Марико.
– Почему бы тебе не пойти ненадолго на кухню? – тихо сказала она ей. – Мама покажет тебе, что сделать. Это совсем просто. Я уверена, такая умная девочка, как ты, справится в два счета.
Марико и виду не подала, что слышит. Миссис Фудзивара посмотрела на Сатико, и мне показалось на миг, что они обменялись холодными взглядами. Затем миссис Фудзивара отвернулась и двинулась к посетительницам. Видимо, они были ей знакомы: идя к ним по дворику, она радушно их приветствовала.
Сатико села за край моего столика со словами:
– На кухне такая жара.
– Как вы там? – спросила я.
– Как я? Знаете, Эцуко, это и вправду забавно – работать в лапшевне. Надо признаться, я в жизни не представляла себе, что буду мыть столы в таком вот месте. И все же, – она коротко хохотнула, – это очень забавно.
– Понятно. А как Марико, втянулась?
Мы обе посмотрели на Марико: та по-прежнему была поглощена своими руками.
– О, с Марико все чудесно. Временами она, конечно, непоседлива. Но чего же другого при таких обстоятельствах можно ожидать? Жаль, Эцуко, но, увы, моя дочь, похоже, не разделяет моего чувства юмора. Ей вовсе не кажется, что здесь так уж забавно.
Сатико улыбнулась и опять поглядела на Марико. Потом встала, подошла к ней и негромко спросила:
– Это правда – то, что мне сказала миссис Фудзивара?
Девочка не ответила.
– Она говорит, что ты опять нагрубила посетителям. Это правда?
Марико все так же молчала.
– Это правда – то, что она мне сказала? Марико, отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают.
– Та женщина опять приходила, – сказала Марико. – Вчера вечером. Пока тебя не было.
Сатико пристально посмотрела на дочку, потом проговорила:
– Думаю, тебе лучше пойти в дом. Давай я тебе покажу, что нужно сделать.
– Она приходила опять вчера вечером. Сказала, что отведет меня к себе.
– Марико, ступай на кухню и подожди меня там.
– Она собирается показать мне, где она живет.
– Марико, ступай в дом.
В дальнем углу дворика миссис Фудзивара и две женщины громко чему-то смеялись. Марико упорно разглядывала свои ладони. Сатико вернулась за мой столик.
– Извините меня, Эцуко, я на минутку. Там у меня на плите что-то кипит. Вернусь мигом. – Понизив голос, она добавила: – Вряд ли можно ожидать, что в таком месте она будет вне себя от радости, правда?
Улыбнувшись, Сатико направилась к кухне. В дверях она еще раз обернулась к дочери:
– Пойдем, Марико, пойдем.
Марико не шелохнулась. Сатико пожала плечами и исчезла в глубине кухни.
Приблизительно в то же время, ранним летом, нас навестил Огата-сан – впервые после отъезда из Нагасаки в начале года. Это был отец моего мужа, и кажется несколько странным, что я всегда воспринимала его как "Огата-сан" – даже в ту пору, когда сама носила это имя. Но я так давно знала его как "Огата-сан" – задолго до встречи с Дзиро, – что так и не сумела научиться называть его "отец".
Фамильного сходства между Огатой-сан и моим мужем было не много. Вспоминая Дзиро сейчас, представляю толстого человечка со строгим выражением лица; мой муж всегда тщательно следил за своим внешним видом – и даже дома часто носил рубашку с галстуком. Вижу его в хорошо знакомой мне позе: он сидит в нашей гостиной на татами, согнувшись над завтраком или ужином. Помню, что он имел такое же обыкновение, пригнувшись, слегка подаваться вперед (примерно так поступают боксеры) и когда ходил или стоял. Его отец, по контрасту, неизменно сидел прямо, с расправленными плечами, и держался сердечно, непринужденно. В то лето здоровье Огаты-сан было лучше некуда: и телосложением, и неиссякаемой энергией он казался гораздо моложе своих лет.
Помню утро, когда он впервые упомянул Сигэо Мацуду. Он уже провел с нами несколько дней: в отведенной ему квадратной комнатке он, очевидно, чувствовал себя достаточно уютно, чтобы задержаться подольше. Утро было солнечное, и мы втроем сидели за завтраком перед уходом Дзиро на службу.
– У вас встреча выпускников, – обратился Огата-сан к Дзиро. – Сегодня, не так ли?
– Нет, завтра вечером.
– Ты увидишься с Сигэо Мацудой?
– С Сигэо? Нет, вряд ли. Он обычно на таких вечерах не бывает. Прости, что должен буду уйти от тебя, отец. Я бы охотнее отказался, но могут обидеться.
– Не расстраивайся. Эцуко-сан обо мне позаботится и без тебя. А такие встречи важны.
– Я бы отпросился с работы на несколько дней, но сейчас работы по горло. Эта инструкция поступила к нам в офис в день твоего приезда. Обуза страшная.
– Ничуть. Я вполне понимаю. Еще недавно я и сам был с головой завален работой. Не совсем же я старик.
– Да, конечно.
Мы молча продолжали завтракать, потом Огата-сан сказал:
– Так значит, встретиться с Сигэо Мацудой ты не рассчитываешь. Но все же время от времени ты с ним видишься?
– Теперь не слишком часто. С годами наши пути разошлись.
– Да, такое случается. Одноклассники разбредаются в разные стороны, и потом оказывается, что поддерживать контакт не так-то просто. Вот почему так важно иногда собираться вместе. Не стоит слишком быстро забывать старые связи. Полезно кое-когда оглянуться назад, это помогает видеть перспективу. Да, я думаю, тебе завтра непременно нужно пойти.
– Отец, возможно, останется с нами до воскресенья, – заметил мой муж. – Тогда мы, наверное, сможем куда-нибудь выбраться.
– Да-да. Отличная идея. Но если тебе будет некогда, это ни к чему.
– Нет, воскресенье я оставлю свободным. Жаль, что именно сейчас я так занят.
– Вы пригласили назавтра кого-нибудь из прежних учителей?
– Не знаю.
– Стыдно, что учителей на такие вечера не приглашают почаще. Меня время от времени приглашали. А когда я был помоложе, мы непременно приглашали наших учителей. Думаю, иначе просто нельзя. Для учителя – возможность увидеть плоды своих трудов, для учеников – выразить ему свою благодарность. Думаю, что без присутствия учителей просто не обойтись.
– Да, ты, наверное, прав.
– Люди в наши дни легко забывают, кому они обязаны своим образованием.
– Да, это очень верно.
Муж покончил с завтраком и отложил палочки. Я налила ему чаю.
– На днях со мной был забавный случай, – проговорил Огата-сан. – Сейчас вроде бы можно и посмеяться. Я был в библиотеке в Нагасаки и наткнулся вот на этот журнал – для педагогов. Раньше я о нем не слышал, в наше время он не существовал. Читая его, можно подумать, что теперь все учителя в Японии – коммунисты.
– Коммунизм в стране явно набирает силу, – сказал муж.
– В журнале напечатался Сигэо Мацуда. Представьте мое удивление, когда в его статье я увидел свое имя. Не думал, что пользуюсь сейчас таким вниманием.
– Уверена, что отца в Нагасаки до сих пор хорошо помнят, – вставила я.
– Это было нечто из ряда вон. Сигэо Мацуда писал обо мне и о докторе Эндо, о нашем уходе на пенсию. Если я правильно его понял, он намекал, что педагогика от нашего ухода выиграла. По сути, он зашел настолько далеко, что высказал мнение, будто нас следовало уволить еще в конце войны. Это просто из рук вон.
– Ты уверен, что это тот самый Сигэо Мацуда? – спросил Дзиро.
– Тот самый. Из средней школы в Курияме. Очень странно. Помню, как он часто приходил к нам в дом поиграть с тобой. Твоя мать вечно ему потакала. Я спросил библиотекаря, нельзя ли купить экземпляр; она сказала, что закажет для меня один. Я тебе покажу.
– Это походит на вероломство, – сказала я.
– Я был крайне удивлен, – повернувшись ко мне, отозвался Огата-сан. – Ведь именно я представил его директору школы в Курияме.
Дзиро допил чай и вытер губы салфеткой.
– Весьма прискорбно. Но, как я уже сказал, с Сигэо мы давно не виделись. Прости, отец, но я должен бежать, или опоздаю.
– Ну да, конечно. Удачного дня!
Дзиро шагнул вниз к выходу и начал надевать башмаки. Я обратилась к Огате-сан:
– Всякий достигнувший вашего положения, отец, должен быть готов к критике. Это естественно.
– Разумеется, – рассмеялся он. – Не бери это в голову, Эцуко. Я было и думать об этом забыл. А вспомнил только потому, что Дзиро собрался на встречу выпускников. Интересно, читал ли эту статью Эндо.