- Отлично. Значит, вы еще долго будете заняты и вам не покажется бестактным, если мы запрем дверь в свою комнату, - отчеканила я.
- В свою комнату? - зашипела она. - Вы - просто тварь!
В. сидел в комнате и играл на гитаре.
- Отсиживаешься, пока тетки дерутся за любимую игрушку? - спросила я.
- Зря ты на нее наезжаешь, она очень нервная, ей вообще кажется, что мир создан для того, чтобы ее обидеть. - И мы мгновенно оказались в постели под аккомпанемент программы "Время" и стук тесака, терзающего салат.
За три года я обнаружила в этой квартире пьющую парикмахершу с вечно подбитым глазом; портниху с обильной растительностью в глубоком декольте и убежденностью, что это невероятно сексуально; народную артистку в припадке новообращенности в христианство; девятиклассницу, скрывающуюся от родителей по причине беременности от классного руководителя; юного кришнаита из номенклатурной семьи; профессионального вымогателя, закончившего психфак; второго секретаря исполкома в глубокой депрессии; художника, живущего на ремонт квартир, и математика, зарабатывающего торговлей наркотиками.
В. всех усыновлял, селил и опекал. Он был "человек-оркестр", и гостей привлекала не столько жилплощадь, сколько атмосфера праздника на ней.
- Чтоб через неделю все это здесь не жило, - заявила я поначалу.
- Ты хочешь водить меня на веревке, как Бармалей обезьянку Чичи? Дело даже не в том, что ты не собираешься расставаться со своим горячо любимым мужем, дело в том, что ты собираешься расстаться с моим внутренним пространством и при этом оставить меня при себе. - Крыть было нечем, я сдалась.
- Хорошая пьеса, - мрачно похвалил он очередную мою пьесу.
- Все мои пьесы отличаются этим, - ответила я с двадцатипятилетним пафосом.
- Ты еще скажи "мое творчество", - фыркнул он, объяснив раз и навсегда, за какой границей человек делает себя пародией. Вообще усмешками и прибаутками он выучил меня всему: как жить, как писать, как разговаривать, как помогать, как разбираться с мерзостью и не увязать в ней при этом, как веселиться, как любить. В постели происходили странные веши.
- Понимаешь, - путалась я в объяснениях. - В этот момент я слышу музыку, иностранную речь, я даже ее понимаю, я где-то нахожусь, слышу, как шумит река, танцуют женщины, скачут всадники. Каждый раз это разная музыка и разная география, как будто я путешествую...
- Отлично, теперь добавим дыхательные техники, - командовал В., долго занимавшийся йогой, карате, энергетическими играми и обожавший экспериментировать с женским телом.
Однажды я увидела, как на мне отрастают длинные, пушистые белые перья, как я выскакиваю из окна и лечу вверх в искрящуюся золотую воронку, с трудом протискиваюсь в ее узкое горлышко и попадаю в новую, за которой еще одна и еще... Кайф увеличивается пропорционально числу воронок... И я прихожу в себя в ручьях счастливых слез... Мы добавляем какие-то маленькие таблетки. Снова проваливаюсь и вижу себя в военной форме, падающей в темную шахту лифта. Успеваю зацепиться за провода и выступы, срываюсь, снова вцепляюсь и снова падаю, высчитывая, чем лучше упасть, чтобы все закончилось побыстрее, и дико кричу...
Когда я прихожу в себя, В. отчаянно лупит меня по щекам и тоже кричит. Оказывается, я долго была без сознания. На этом духовно-половые эксперименты заканчиваются, я начинаю бояться, и время не лечит этого. У него огромное чувство вины, и мы долго ищем нишу, безопасную для общения.
Я знала, что, когда В. приехал в Москву, он был учеником в буддистской группе некоего Самсона. Конечно, мне хочется добраться до первоисточника.
- Никаких координат Самсона ты не получишь. Он серьезный человек, а ты дурью маешься, - отрезал В.
- В тебе говорит мелкая ревность. Ты сам учил, что новый отрезок пути приходит с новым учителем, - подначивала я.
- Можешь налететь покруче, чем со мной. Я - любитель, а он - профессионал, - предостерег В.
Вскоре появилась смешливая славистка из Англии, пишущая о В. диссертацию. Она имела наследный замок и полагающиеся к нему сексуальные зажимы, была брита наголо, не носила бюстгальтера на огромном великолепном вымени и одевалась в никогда не стиранный джинсовый костюм. Она изо всех сил пыталась сойти за свою и потому материлась и там, где должно, и там, где не должно. В особенный восторг ее приводил туалет. Квартира была в старом доме, она дергала за ржавую цепочку бачка и до изнеможения хохотала, услышав в ответ на это грохот и уханье.
- Это есть постмодернизм, бльядь! - кричала она просветленно.
- Он должен уехать со мной. Он - гений. Здесь он погибнет, - однажды сообщила она мне.
- И что же он будет делать в Англии? - ехидно спросила я.
- Писать романы.
- О России?
- Ты думаешь, об Англии нечего написать? - обиделась она.
- Во вторник улетаем. Съезжу посмотрю. А то сижу и сижу на одном месте, - виновато признался он. - Ты же знаешь, между нами ничего нет. Она боится мужиков.
- Давай-давай, все равно ты там больше недели не выдержишь. И, кстати, привези мне спираль, а то мой муж на гастролях в Греции попытался на пальцах объяснить аптекаршам, что ему нужна спираль, так они вызвали полицию!
- По-моему, все это время ты общалась со мной для того, чтобы рассказывать о том, какой у тебя замечательный муж, - рявкнул он.
- Это неправда, но с такой уверенностью тебе будет легче поселиться в наследном замке, - и я хлопнула дверью, оставив за ней три года невероятного счастья.
Я ошиблась. Он вписался в альбионскую жизнь, родил трех девочек от славистки, стал второсортным переводчиком русской прозы и пополневшим упакованным господином. Иногда он приезжает в Москву и дает общим знакомым радостные прогнозы ближайшей гибели исторической Родины, и потому я делаю все, чтобы с ним не встретиться.
Когда В. уехал, я загадала Самсона. Всегда, когда мне нужно что-нибудь, я пытаюсь это материализовать. Материализовывать можно только хорошие вещи, не дай бог загадывать кому-нибудь плохо, такой кровушкой умоешься, обо всем пожалеешь. На материализацию Самсона ушло три месяца.
- Я занимаюсь в группе одного человека. Его зовут Самсон, - вдруг сказала за чаем молоденькая любовница моего приятеля.
- Отведи меня туда.
- Я могу отвести, но Самсон, он такой. Он может выгнать. Он все может, он людей насквозь видит. Он не человек, он бог, у него вокруг головы свечение. К нему самые главные тибетские люди посоветоваться приезжают.
- А ты как к нему попала?
- Я сама из деревни под Тулой, медучилище кончила, в Москву приехала, вижу объявление "Танцы народов Индии". А я интересуюсь всем таким, ну и пошла танцевать, а там была девочка, его ученица.
Однокомнатная хрущевка находилась на краю земли. Хозяин был худощавым существом без возраста с лежащими на плечах седыми пушистыми волосами и длинной бородой. Он был босой, в расшитой восточным узором хламиде. Нимба я не обнаружила, но обнаружила огромные черные глаза, кажущиеся совершенно мертвыми и обращенными вместе со своим обладателем в параллельное пространство. Иногда они вспыхивали, как фары, и было видно, какой величины агрессивность он подавляет в себе.
- Вымой пол, - сказал он без предисловий моей проводнице и отвел меня в кухню, решенную, как и вся обитель, в эстетике буддистского монастыря.
- Зачем пришла? - спросил Самсон, глядя сквозь меня мертвыми глазами.
- Меня прислал к вам В., - соврала я.
- Не ври, В. уехал за границу.
- Откуда вы знаете?
- Я все знаю. Зачем пришла?
- Хочу быть вашей ученицей.
- Не сможешь.
- Смогу. Я была ученицей В., - гордо ответила я и с готовностью отличницы начала рассказ о духовно-половых опытах.
- Говнюк! - заорал Самсон, глаза его запылали. - Я его за это и выгнал. Он мне тут половину девок обрюхатил. Говорил: как выебу - сразу станешь Буддой!
Мы зашли в комнату; оставшись недовольным качеством мытья пола, Самсон взял половую тряпку и несколько раз крепко дал ею по лицу моей проводнице.
- Простите, учитель, - подняла она на него искренне виноватые глаза и вспорхнула за новой водой. Сообразив, что сцену нельзя обсуждать, а можно только осмыслять, я продолжила тему:
- Почему вы не хотите взять меня в ученицы?
- У тебя западный склад головы. Такие, как ты, не могут верить в учителя, не могут верить в бога. Им не дано. Они не умеют выводить базисные вещи из зоны критики, они бы и рады учиться, но им не у кого.
- Это плохо? - испугалась я.
- Не плохо и не хорошо. Это как цвет кожи. Это немножко тяжелей, потому что все решения приходится принимать самостоятельно.
- А почему вы меня сразу не выставили за дверь?
- У тебя очень приятная энергетика, - сказал он с тем выражением лица, с которым говорят о гастрономическом изыске. - Из тебя получится что-то интересное.
Я начала захаживать, полная загадка - зачем Самсон тратил на меня время. Он заваривал отвратительного вкуса чай из тибетских трав, и мы разговаривали. Самсон действительно знал все. Он просто считывал любую информацию с какой-то бегущей только мимо него строки. Он ставил диагнозы и предсказывал судьбу, не видя человека, только послушав рассказ о нем. Он мог обсуждать книги, которые никогда не читал, фильмы, которые никогда не видел, страны, в которых не был, только подключившись к энергетике говорящего о них. Он утверждал, что это доступно любому, потратившему на обучение время и силы, и только эпоха ленивых и нелюбопытных халявщиков объявила это чем-то сверхъестественным. Однако, отдав свою голову параллельной жизни, он очень плохо ориентировался в этой. Огромной проблемой была для него поездка на метро или поход в магазин.
Бытовухой прилежно занимались ученики, воспитываемые в жестоком повиновении и разнообразном истязании. Совок, помноженный на вседозволенность ламаистского наставничества, оставлял от группы ощущение садомазохистского ПТУ. Ученики исчезали, но на место их приходили новые, это всегда были юные провинциалы, задохнувшиеся в своих городах, растерявшиеся в Москве и остро нуждающиеся в причастности к чему-то такому, оправдывающему унизительность их неустроенных будней. Большинство из них сделалось потом прилежными буржуа, меньшинство погибло от пьянства и наркотиков.
- Тебе не кажется, что ты вешаешь им лапшу на уши? - как-то, расхрабрившись, спросила я Самсона.
- Я даю им то, за чем они приходят. Они уходят от меня более счастливыми, чем приходят. Они заблудились и сами никогда не выйдут на тропу. Я выгоняю их туда палкой, а не конфеткой потому, что они не верят в конфетку, жизнь приучила их искать истину на конце палки, а не конфетки.
- А зачем они тебе? Почему бы тебе не уехать в Бурятию, жить в дацане?
- Все, что мне необходимо для жизни, я имею здесь. Только глупцы считают, что, забравшись на гору, они существенно приближаются к звездам.
Подбираясь к главной цели, однажды я игриво провела ладонью по его волосам. Самсон наморщил лоб, включил бегущую строку, считал с нее, что это значит на мирском языке, и сказал:
- Я не В., люди для меня уже много лет окрашены не полом, а уровнем духовных притязаний.
- И тебе совсем неинтересно женское тело?
- Оно относится к вещам, которые мне безразличны.
- То есть у тебя погасли некоторые системы рефлексов?
- Мне достаточно нажать на кнопку, чтобы они включились. Я могу оказать услугу твоему любопытству, но тебя ждет разочарование. Ты рассчитываешь на полет по золотым воронкам, а я могу предложить только голую физиологию.
Когда это произошло на циновке, заменяющей Самсону постель, я чуть не умерла от страха. Обжив пространство болтовни за чаем, здесь я оказалась в контакте с роботом, методично и качественно выполняющим программу, оставив не взрыхленной мою эмоциональность. Глаза его казались еще мертвее, чем обычно, тело представляло собой оболочку, хозяин которой отлучился по делам.
Если в беседе мы находились в партнерском контакте, то в сексе со стороны Самсона контакт даже не предполагался. Эта часть его естества не нуждалась в диалоге. Я умоляла Бога, в которого не верила, чтобы это кончилось раньше моей смерти, потому что существо, в объятиях которого я находилась, казалось мне незнакомым и не откликающимся на просьбы.
- Ну вот видишь, ты летаешь совсем не в ту сторону, в которую собиралась, - наконец сжалился Самсон.
- Но почему, почему с В. все было по-другому? Ведь ты - профессионал, а он - дилетант.
- Наоборот, - усмехнулся Самсон.
- А если добавить дыхательные техники и наркотики?
Неужели ты до сих пор не поняла, что дыхание и таблетки - это театральные эффекты, если бы они могли это давать, то человечество развивало бы культуру в этих направлениях.
- А что же тогда?
- Твой тип психики, помноженный на его тип психики, помноженный на то, что вы подразумеваете под словом "любовь", - это был главный урок Самсона.
Последние годы мы практически не общаемся. Я звоню ему только в экстремальных ситуациях. Однажды, когда мы в очередной раз разводились с первым мужем...
- В доме зацветет цветок, вы уедете на юг и проживете вместе еще столько же, - сказал Самсон.
- Но у меня в доме нет цветов, которые могут зацвести, - завопила я.
- Зацветет, - сказал Самсон и положил трубку. Мы взяли билеты на Украину, для летнего выпаса детей, за два дня до отъезда кактус, который цветет раз в сто лет, выбросил четыре огромных лотосоподобных цветка. Мы действительно прожили вместе еще ровно столько.
Иногда Самсон немного ошибался, в июне девяносто первого, например, позвонил:
- В июле будь в Москве, получишь возможность утолить свой гражданский темперамент.
Досидев до конца июля, я уехала отдыхать, тут-то все и началось. Однажды в междубрачный период я позвонила Самсону. Мы болтали, как и все тогда, о политике. На прощание он сказал:
- Доделай все дела, подбери хвосты. Через два месяца ты выйдешь замуж за иностранца, который даст тебе возможность реализоваться во многих областях сразу. - Я ужаснулась, потому что иностранцы, находившиеся к этому моменту в моем гардеробе, мало походили на людей, способных дать кому-то возможность в чем-то реализоваться. Самсон ошибся только в подданстве моего мужа, петербуржца, родившегося в Риге, правда, его предки пару веков назад пришли из Шотландии, о чем свидетельствует фамилия и утверждение свекра, что они в родне со Стюартами. Муж же мой в генеалогические игры не играет и презирает мое деление людей на тех, кто ест ножом и вилкой, и тех, кто только вилкой.
Самсону я давно не звоню и телефона его никому не даю, для всех, действительно нуждающихся, жизнь материализует его сама.
В юности я обожала стихи Л. и мечтала стать его ученицей. Он не входил в число крикливых шестидесятников, строивших биографию на недовольстве режимом в рамках дозволенного, с западными дивидендами, потребностью все время быть на виду и прозвищем "разночинцы на "Жигулях". Интеллигентностью и изяществом были пронизаны не только стихи и переводы Л., но даже слухи о нем.
Однажды, сидя за столиком цэдээловского буфета, я увидела идущего из ресторана хрупкого пластичного седого мужчину в очках на невероятных глазах.
- Посмотри внимательно, - сказала я собеседнику. - Я не знаю, кто это, но это мужчина моей мечты.
- Если бы только твоей, на нем все помешаны, это же Л., - ответил собеседник.
Видимо, выражение лица у меня было такое безумное, что Л. остановился, разглядел его подробно и своими невероятными глазами дал понять, что ему чрезвычайно приятно такое и что в любой, более удобной ситуации... и медленно пошел прочь.
- Ты видел, как он на меня смотрел? Он уходит! - застонала я.
- Через двадцать лет ты будешь точно так же смотреть на красивых молоденьких мальчиков. Если хочешь, я тебя с ним познакомлю, - предложил собеседник.
- И что дальше?
- Ты скажешь, что он мужчина твоей мечты, он достанет из сумки книжку и подпишет ее тебе.
- Дальше?
- Под автографом будет телефон, по которому ты сможешь высказать восхищение. Дальше он пригласит тебя послушать новые стихи, когда жена будет на даче. Впрочем, его месяц назад бросила очередная жена, так что он сейчас актер без ангажемента.
- Дальше!
- У вас начнется бурный роман, тебе будет жаль его, ведь он такой неприспособленный. Ты начнешь варить ему обед, отнимая время от семьи, придумывать, как бы уйти от мужа, а Л. будет охотно принимать услуги, вешать лапшу на уши и, чтобы не лишиться музы и домработницы в одном лице, начнет советовать тебе укрупнять и наращивать личность, поменьше думать о твоих успехах и побольше об его, пока не затопчет тебя как личность. Ну, что, догоняем его?
- Нет. Ты абсолютно прав. Мы встретимся, но не сейчас, а когда я буду твердо стоять на ногах, - тяжело вздохнула я.
Прошло два года. Я стояла в любимом арбатском букинистическом, решая извечную студенческую проблему: купить книжку себе или фрукты детям, в пользу последнего.
- Третьего дня я купил здесь прижизненного Брюсова, - нежно сказал мучительно-приятный голос, я подняла глаза, ко мне обращался Л. - Какой из арбатских букинистических вы больше всего любите?
- Около зоомагазина, - растерянно пролепетала я.
- А я этот. Он крохотный и уютный, как диссидентская кухня.
Я придурковато молчала.
- Могу я подвезти вас? - спросил Л.
- Нет, - завопила я. - Я живу в этом доме! - и бросилась прочь, преодолевая немыслимый соблазн.
Прошла еще пара лет, и мы оказались за одним столиком в Доме литераторов.
- Мне нравятся ваши глаза. Я бы хотел подарить вам книгу стихов и написать свой телефон.
- Спасибо, - замурлыкала я. - Пока вы будете подписывать, я пойду позвонить, - вышла и, наступив себе на все, поехала домой.
Влюбленность моя в этот период достигла такой экзальтации, что я написала ему анонимную открытку с текстом, казавшимся мне тогда пределом совершенства: "Спасибо вам за то, что вы есть в нашей литературе!"
Прошло много лет, и когда мне самой начали приходить подобные оценки, изложенные более подробно, я поняла, какие придурки являются их авторами.
Прошло еще два года, мне позвонил молодой кагэбэшник, работавший директором студии, в которой шла моя пьеса.
- Здравствуйте, Мария Ивановна, у меня тут одно мероприятие серьезной организации в ЦДРИ. Люди хочут культурно отдохнуть. Кого из известных писателей порекомендуете выступить?
- Л.! - закричала я. Такой вечер был царским подарком его амбициям.
- Кто это? - удивился собеседник. Я изовралась по поводу огромности вклада Л. в отечественную словесность и о том, что ему завтра дадут нобель.
- Ладно. Лишь бы стихи про любовь были. Только надо все оформить культурно. Вы, Мария Ивановна, помогите нам, напишите вопросики про его творчество. Я раздам по залу, наши люди пошлют записки, и все будет как полагается. Мы вам вашу работу оплатим, если захочете, в смету заложим.
Ночь я корпела над изысканнейшими вопросами, утром позвонил кагэбэшник:
- Руководство против. Оно такого не знает. Может, другого посоветуете?