Мод покраснела как рак и, быстренько собрав белье, скрылась в домике. Довольно нескоро она появилась вновь, неся сумочку. Потом достала из нее дневник и, усевшись в некотором отдалении от нас, стала что-то туда записывать. Я тоже пишу дневник, время от времени с затаенным вожделением взглядывая на Мод, которая, кусая губы, что-то строчит в своем. Похоже, она боится наделать ошибок. Я и забыл, что Мод ведет дневник. Это явно дневник, одна из школьных девчоночьих штучек с замочком в виде сердечка. Что ж, по крайней мере теперь ей есть, что туда записывать.
Днем по-прежнему было тепло, однако небо заволокло темными тучами. В воздухе роились мошки. Долгое время было слышно только скрип перьев да воркование диких голубей. Наконец Салли нарушила молчание:
- Солнце село ниже реи.
Что еще за "рея"? Да бог ее знает. В нашем сельском домашнем укладе упоминание о том, что солнце катится к рее, - это традиционная прелюдия к первому вечернему косяку. Салли пошла за ритуальным индийским медным подносом. Потом она села и начала медленно крошить и разминать гашиш, скручивать картонные мундштуки и рассыпать табак по папиросной бумаге. Салли считает, что процесс набивания косяка так же важен, как и его потребление. Это напоминает дзэнскую чайную церемонию. Мод по-прежнему сидела от нас в некотором отдалении. Она, похоже, чувствовала себя неуютно и собиралась с духом сказать что-нибудь насчет того, что употребление наркотиков преследуется по закону, что это опасно для душевного здоровья, но она была слишком смущена и слишком хорошо понимала, что положение гостьи не дает ей такого права.
Наконец Салли закурила и, сделав глубокую затяжку, подползла к Мод, чтобы ее угостить.
Мод подняла руку, пытаясь отстранить от себя эту скверну.
- Извини, но я не курю.
- Это не курение, - не унималась Салли. - Это вроде инициации. Я же не говорю, чтобы ты выкурила весь косяк. Ты просто затянешься, а потом передашь косяк Питеру. Ты должна принять участие.
- Да, у нас здесь все подчиняются одним правилам, - добавил я.
Мод подняла брови, но взяла мастырку и глубоко затянулась. Она набрала полный рот дыма, так что щеки у нее раздулись, как у бурундука, и изо всех сил старалась протолкнуть дым в легкие. Однако ей это не удалось, и она страшно закашлялась, захрипела, согнулась, держась руками за живот, и отшвырнула косяк. Я подобрал его и показал Мод, как это делается. Отчасти проблема Мод была в том, что она слишком взвинчена. Ей казалось, что стоит проглотить хоть чуточку дыма, и тут же наступит какая-нибудь жуткая галлюцинация. Но гашиш действует по-другому. Во всяком случае, обычно. Он оказывает мягкое, нежное действие, мало похожее на то, о котором пишет Алистер Кроули. Эта мысль поразила меня, и я пошел в дом за одной из своих красных тетрадок для заклинаний, куда я выписал цитату из эссе Кроули "Опасная трава - психология гашиша".
"Из исследователей, которые хотя бы на миг проникли за магический покров его колдовского экстаза, многие ужаснулись, многие были разочарованы. Только очень немногие дерзнули сжать эту пылающую дочь Джинна в стальных объятиях; сорвать с ее ядовитых алых губ поцелуй смерти; кинуть ее гладкое и жалящее, как у змеи, тело на инфернальное ложе пыток, пронзить ее, как молния пронзает облачный покров, чтобы затем прочесть в ее зеленых, как море, глазах страшную цену ее девственности - черное безумие…"
В каком-то смысле Кроули был великим человеком, один из предвестников Духа шестидесятых, но тут он загнул, и мне пришлось отказаться от дальнейшего чтения. Салли и Мод, навалившись друг на друга, покатывались со смеху. Несколько мгновений это действительно представляло замечательную сцену, и я почувствовал себя Горным Старцем, уединившимся в своем райском саду с двумя женами из своего гарема. Смех становился все более и более безумным, и я хохотал тоже, смутно сознавая, что одержим смехом, как будто в меня вселился бес. Я чувствовал его присутствие, безразличное к тому, что я делаю, жив я или мертв. Я превратился в инструмент для смеха, который Дух Смеха отшвырнет за ненадобностью, в погоне за новой жертвой.
Так и есть - приступ смеха отступил. Мод вытерла глаза и попыталась выпрямиться, чтобы что-то сказать. Мне казалось, что она пытается продлить веселье…
- Салли, ты только послушай! Нет, это просто здорово! Какой-то человек идет в паб и берет с собой насекомое. Забыла какое, но это неважно. Пусть это будет стрекоза, нет, погоди минутку, у этого насекомого должны быть лапки. Тогда - сверчок. У сверчка лапки точно есть. И вот он говорит человеку, то есть человеку, которого встретил в баре: "Я обнаружил, что насекомые слышат лапками". Тогда другой мужчина, ну, тот, с которым он разговаривает, спрашивает: "И как же вы это установили?" Так, дайте-ка вспомнить… И тот, первый, говорит: "Сами видите: у этого сверчка нет лапок, и, когда я прошу идти, он не шевелится…"
- Постой-ка, - прервала ее Салли, - Ты сама только что сказала, что у сверчка точно были лапки. Ты уверена, что у это была не стрекоза? Так бы получилось более складно.
Мод пыталась понять, почему Салли не права, я же пытался помочь Мод, говоря, что на самом деле у стрекоз есть лапки, на что бы там ни намекала Салли. Но от этого Мод только еще больше смутилась.
- Нет, вообще я хотела сказать, что у сверчков есть лапки, но у этого конкретно лапок не было, потому что человек из паба - ну тот, первый, - их оторвал, чтобы доказать, что сверчки слышат лапками, потому что, когда им говорят двигаться, они не двигаются, потому что им оторвали лапки. Хм… я только боюсь, я тут немного напугала. Когда сверчка принесли в паб, у него были лапки…
- Так он был бы больше похож на остальных сверчков, - поддержала ее Салли.
- Но потом тот мужчина оторвал ему лапки, чтобы доказать самое главное… В общем, суть вы поняли. Сами видите, мыслил он не слишком логично.
Салли задумалась над этим и, хорошенько подумав, не на шутку разозлилась:
- Идиотизм какой-то. Бред сивой кобылы. Все равно не понимаю, как тот человек мог еще доказать, что сверчки слышат лапками. И уж точно не верю, что они слышат ушами, потому что никогда не видела ушастого сверчка.
Мод окончательно приуныла. Я хотел поддразнить Салли, спросив ее, много ли сверчков она вообще видела в жизни, если не считать сверчка Джиммини из мультфильма "Пиноккио", но потом решил не вмешиваться. Так что все вдруг замолчали, и Салли вновь принялась набивать второй косяк.
Я клевал носом и думал про то, что Фарнхэм - хорошее место, чтобы залечь на дно, и так и задремал. Залечь на дно, но какое? Глубокое. Глубоко, глубоко под черными водами. Эти воды вырвались из-под земли и поглотили не только меня, но и весь город Фарнхэм. Медленно, молча, и совсем один, я проплыл мимо колонн лунного света, нисходящих в темноту, а затем я удалился от этих лучей преломленного света, заплыл в темные подводные ниши и проходы, куда не пробивалось никакое освещение, и поэтому время от времени я наталкивался на облепленные ракушками стены и двери. Очутившись на Хай - стрит, я заметил, как лунный свет мертвенно-белыми блестками осыпал витрины магазинов. Я обнаружил, что, приложив некоторые усилия, смогу доплыть до уровня крыш. Обернувшись, увидел ярко-красную крышу пивоварни "Молтингс", светившуюся так ярко, как Пандемониум Сатаны. Я осмотрел все. Без всякого сожаления я смотрел на то, как нижние полки стеллажей в публичной библиотеке заносит илом и как из размокающих книг поднимается нескончаемый поток пузырьков.
Я посетил брошенные теннисные корты, где стаи мелких рыбешек проплывали взад-вперед сквозь сетки. Я совсем не удивился, увидев, что знакомые ручьи и речушки беспрепятственно продолжают течь и под спудом черных вод. Я подплыл к зарослям хмеля, колыхавшимся таинственно и лениво, как водоросли какого-нибудь ужасного Саргассова моря. За зарослями хмеля я обнаружил безмятежно тихие лужайки Суррея. Кругом царила полная тишина, если не считать приглушенного звона церковных колоколов, раскачиваемых темными течениями. Этот звон не смолкал, раздаваясь в такт ударам моего исполненного ужаса сердца. В остальном же город выглядел заброшенным и уснувшим, навсегда остановившимся 7 августа 1967 года. Церковные шпили и башни Замка устремлялись к поверхности вод, до которой было так далеко. Там, глубоко, глубоко, на неизмеримой глубине, я мог лишь мечтать, что смогу преодолеть водную толщу и вынырнуть на поверхность, смогу бросить взгляд на бескрайний океан, из века в век катящий свои воды с наброшенной на них танцующей сеткой лунного света. Беда в том, что в моих мыслях - вода, и от этого я такой тяжелый.
Такой мне приснился сон. Однако стоит мне об этом подумать, и я уже не уверен, приснилось мне это или нет. Или это снова Наглая Лгунья, мнящая себя писателем, уверяет меня, что это был сон, и я снова пугаюсь, что, может быть, у нее - свой собственный разум, никак не зависящий от моего. На дворе теплый летний вечер, но мне стало холодно. Мне казалось, что я избавился от этой самоуправной руки, от этого литературного голоса. Но она меня снова нашла. Возможно, Фарнхэм не такое уж хорошее место, чтобы лечь на дно.
Я открыл глаза и увидел своих прекрасных гурий. Они тихо разговаривали, склонившись над индийским подносом, и я услышал, как темноволосая шепчет блондинке:
- У тебя красивые волосы. Я хотела бы сделать тебе прическу.
Но Салли вдруг заподозрила, что ее пытаются умаслить, и отодвинулась от Мод. Вторая мастырка была уже готова отправиться по кругу. Мы молча передавали ее друг другу. Но мне было не в кайф из-за этого сна о подводном царстве. К тому же я чувствовал себя немного виноватым, что заставил Мод курить с нами дурь. Со стороны казалось, будто мы с Салли сговорились совратить эту трогательно невинную девушку. Мод так хочет понравиться, и она еще такая молодая. Но мы еще молоды. Перед нами - целая жизнь. В нас бурлят соки молодости. Цивилы, наверное, считают, что мы курим дурь ради кайфа. Это не так. Мы с Салли испытываем кайф оттого, что мы молоды, - по крайней мере, большую часть времени. Мы курим травку, чтобы спуститься с небес на землю.
Когда мастырка сделала три круга, от нее остался только мерзкий на вкус картонный мундштук, и я ее погасил.
- Боже! Пожалуй, это было довольно весело, - сказала Мод и снова принялась рыться в своей сумочке. - Спасибо вам, но думаю, что больше никогда не буду курить травку. Не хочу привыкнуть. Я уверена, что можно отлично проводить время, ни от чего не завися при этом.
- Мод, ты снова несешь какую-то околесицу, - покровительственно сказала Салли, - Я уже целый год курю гашиш практически каждый день, и у меня нет зависимости.
Потом, задумавшись над тем, что она сказала, Салли снова принялась хихикать.
Мод посмотрела на Салли с сомнением.
- Гораздо легче спиться, чем стать зависимым от гашиша, - заверил я Мод. А потом, довольно-таки легкомысленно, добавил: - То же самое и с ЛСД. К ним не привыкаешь.
У Салли загорелись глаза.
- Точно! Ты должна полетать. Тебе это понравится, Мод. Полет - это просто фантастика. Завтра, если будет солнечный день, мы все вместе полетаем. Когда светит солнце - это классно, потому что, когда летаешь, солнечный свет становится ярче.
Я понимаю, что в каком-то смысле энтузиазм Салли по поводу ЛСД - совершенно искренний. Она всегда пропагандирует "волшебный" наркотик. Она действительно считает трагедией, что относительно немногие, вроде нас с нею, открыли его возможности. Однако, с другой стороны, я понимаю, что Салли навязывает Мод ЛСД, чтобы ее запугать, и если завтра у Мод будет плохой полет, Салли не очень расстроится.
Мод и правда страшно перепугалась.
- А можно я только посмотрю?
- Нет. Раз уж ты здесь, ты должна участвовать. Ты должна увидеть то, что мы видим. Мы с Питером будем духовными наставниками в твоем полете. ЛСД - дружественный наркотик. Это благодаря ЛСД ты здесь. Наркотик предупредил Питера, что ты в опасности. Так что ты в долгу.
Таковы были основные события дня. Наконец мошки нас совсем заели, и мы перебрались в дом. Салли решила приготовить кролика по-валлийски. Мод стояла рядом с Салли на крохотной кухне и говорила, как ей хочется научиться готовить. Может, Салли ее научит? Но Салли было неинтересно говорить о стряпне. Вместо этого, мягко улыбаясь, она ударилась в воспоминания о своих прошлых полетах.
В ту ночь Салли была необычайно требовательна в постели и почти не дала мне спать. Но даже когда моя голова была зажата между ног Салли, я слышал, как Мод рыдает в соседней комнате.
8 августа, вторник
Я проснулся раньше Салли и пошел в гостиную, то есть, я хочу сказать, в лежбищную комнату. Мод там не было, и я запаниковал: вдруг она уехала. Но потом я заметил, что ее платья, белье и куча журналов разбросаны по комнате. Задняя дверь была открыта. Я вышел и остановился на пороге. В пронзительном свете раннего утра я увидел, как Мод быстро передвигается между деревьями. Она наносила удары по воздуху и с разворота била ногами по деревьям снова и снова, избегая при этом прямого контакта. Вдруг она резко упала на колени и начала ходить гусиным шагом взад-вперед по траве. Выглядело это довольно зловеще - будто карлик наглотался амфетамина. Через какое-то время она одним прыжком вскочила на ноги и возобновила схватку со своими невидимыми противниками. На Мод был костюм для каратэ: грубые белые штаны и свободного покроя куртка, подвязанная коричневым поясом. В своем боевом снаряжении она уже не казалась неуклюжей - наоборот, на удивление раскованной и грациозной.
Посмотрев немного, я вернулся в дом и стал прибирать вещи Мод. Я еще не закончил уборку, когда из спальни вышла Салли.
- Знаешь, ты ведь не раб Мод, - сказала она, - У нас тут самообслуживание. Или ей придется уйти отсюда. Кстати, где она?
Я кивнул в сторону задней двери, и мы вместе вышли посмотреть. Мод закончила свои упражнения (думаю, они называются ката) и теперь отвешивала церемониальные поклоны деревьям.
- Странная она, - выдохнула Салли.
Потом Мод прошла в дом и сменила костюм для каратэ на довольно длинное черное платье, украшенное узором в виде золотых медальонов. Пока Мод была в уборной, Салли снова разошлась:
- Такое платье, должно быть, стоит фунтов сто. С ума сойти. Откуда у кэмденской парикмахерши такие бабки?
- Полагаю, для цивилов это просто, - ответил я. - Мод не тратит деньги на клубы, пластинки, мистические трактаты и наркоту. Быть хиппи - это точно накладно.
Но, похоже, мне не удалось убедить Салли.
- Думаю, у нее богатые родители, - сказала она.
Мод плотно позавтракала. За едой она что-то говорила насчет того, чтобы подыскать себе место в какой-нибудь местной парикмахерской.
- Значит, остаешься в Фарнхэме? - спросила Салли.
- Да.
Полет решено было начать после полудня. Почти все утро Мод провела глядя на небо, ей явно хотелось, чтобы на небе появились тучки, но все без толку. Мы обычно специально не готовим обед, но поскольку мы собирались днем полетать, то вечером на Салли особенно рассчитывать не приходилось. Она пела "The sun has got its hat on" и готовила нам яичницу с карри. Мы ели, сидя на матрасе и держа тарелки на коленях. Салли сыпанула карри не скупясь, он просто вяз на зубах, и нам понадобилось огромное количество апельсинового сока, чтобы его запить.
На десерт Салли вытащила два пропитанных ЛСД кусочка сахара - один для себя, другой - для меня. Мод облегченно вздохнула.
- Вот и хорошо, - сказала она, - Я только что решила, что не смогу проделать это вместе с вами. Понимаю, я слабачка. Но я жутко боюсь сойти с ума и вытворять разные глупости. К тому же сейчас я не в форме. Чувствую себя как-то странно.
- Ничего удивительного, - ответила Салли. - Это начинается полет. Я так и знала, что ты попытаешься отбрыкаться, поэтому я положила твой кусочек в сок. Наверное, тебе лучше пойти и лечь, - Потом она жизнерадостно добавила: - У тебя будет свидание с мистером ЛСД.
Мод застонала. Руки ее метнулись к горлу, словно чтобы помешать ядовитому веществу проникнуть в организм. Затем она отодвинулась на край матраса и села, обхватив колени руками. У нее действительно был такой вид, будто она ждет, что вот-вот спятит. Я подошел и опустился рядом с ней на колени.
- Не волнуйся, Мод, - сказал я, - В первый раз обычно бывает хороший полет.
- Да, - добавила Салли, - В первом полете редко бывают ужасы.
Я пошел в спальню за дневником, чтобы, как подобает исследователю незримого мира, записать все, что может обнаружиться во время этого путешествия. Теперь я хочу уговорить Мод пойти со мной в сад и посмотреть на траву. Это будет красиво. И правда, получилось красиво. Мод позволила отвести себя за руку, и мы втроем стали смотреть на траву, которая развевалась, как волосы на голове земли. Теперь я чувствую первый прилив адреналина. Я срываю травинку и передаю ее сначала Мод, а потом Салли, чтобы они хорошенько рассмотрели ее. Слова не нужны. Медальоны на платье Мод превратились во вращающиеся солнечные диски - это знак того, что мы полетели. Солнце превращается в огромную фабрику по производству иллюзий. Осмотревшись, я вижу, что попал в хорошую компанию. Вон в тени деревьев скользит Пан. На окраине леса персидский принц, разодетый как павлин, устраивает прием в изумрудной беседке. Слева от меня - Яма, бог смерти, с носом, вращающимся, как часовой механизм. Справа - Марсель Пруст, о чем-то разговаривает с акулами, собравшимися в бухте его любимого Кабура. Большой охотник до акул, этот Пруст. Брижитт Бардо приближается, покачивая бедрами. Потом она задирает юбку, так что становится виден верхний краешек чулка, и я вижу там другую, уменьшенную, Бардо, засунутую за край чулка, - она машет руками, как безумная, прося, чтобы ее освободили.
Салли "полирует" кислоту травкой. Ей нужно прикурить, но она просто поднимает мастырку кверху, и Ганеша с головой слона, сидящий на небесах в позе лотоса, нагибается, чтобы поднести ей зажигалку. Тут Салли пердит, и газы вырываются разноцветные, как радуга, и украшенные маленькими серебряными звездочками. Просто красота. Но Мод этого не видит. Она стонет и дышит с присвистом. Она так вцепилась в меня, что писать практически невозможно.
Тут мы с Салли поняли, что у Мод - плохой полет. Мы попытались выйти из наркотического бреда. Я не мог пошевельнуться, потому что Мод буквально прилипла ко мне. Поэтому Салли пошла в дом и принесла наше пособие по выживанию во время ЛСД-полета под названием "Психоделический опыт. Пособие, основанное на тибетской "Книге мертвых"", авторы - Тимоти Лири, Ральф Метцнер и Ричард Алперт.
- У тебя Гневные видения, - возвестила Салли, - Это знак дурной кармы, но если пройти эту фазу, то ты сможешь избавиться от своего "я". Впрочем, выбора у тебя нет.
Салли стала пританцовывать перед нами с книгой в руках, читая из нее нараспев: