В произведениях В.М. Шукшина раскрывается "история души" русского человека. Люди нелегкой судьбы и сложных характеров показаны цельными, искренними, с нерастраченной щедростью сердца.
Василий Шукшин
Брат мой…
В путанице ферм, кранов и тросов большой стройки девушка-почтальон нашла бригадира Ивана Громова. Иван, задрав голову, кричал кому-то:
- Смотреть надо, а не ворон считать!
Сверху что-то отвечали.
- Слезь у меня, слезь… Я тут с тобой потолкую! - проворчал Иван.
- Вы Громов?
- А?
- Громов Иван Николаич?
- Ну.
- Телеграмма…
Иван взял телеграмму, прочитал… Посмотрел на девушку, сел на груду кирпичей, вытер рукавом лоб. (Девушка, видно, знает содержание телеграммы, понимающе смотрит на бригадира, ждет с карандашиком и квитанцией, где Иван должен расписаться.) Иван еще раз прочитал телеграмму… Склонил голову на руки.
Подошли двое рабочих из бригады.
- Что, Иван?
- Отец помирает, - сказал Иван, не поднимая головы.
- Распишитесь, - попросила девушка.
- А?
- За телеграмму…
Иван машинально чиркнул, куда ему показали. Девушка ушла.
- Наука. - Один из рабочих взял телеграмму; прочитал.
- Семен-то… кто это?
- Брат.
- Нда…
Подошли еще рабочие.
- Что?
- Отец у Ивана помирает.
…Взвыл с надсадной тоской паровоз.
Иван в тамбуре вагона. Курит. Смотрит в окно.
…Сеня Громов, маленький, худой парень, сидел один в пустой избе, грустно и растерянно смотрел перед собой. Еще недавно на столе стоял гроб. Потом была печальная застолица… Повздыхали. Утешили как могли. Выпили за упокой души Громова Николая Сергеевича… И разошлись. Сеня остался один.
…Вошел Иван.
Сеня, увидев его, скривил рот, заморгал, поднялся навстречу…
- Все уж… отнесли.
Иван обнял щуплого Сеню, неумело приласкал. Тот, уткнувшись в грудь старшего брата, молча плакал, хотел остановиться и не мог… Досадливо морщился, вытирал рукавом глаза.
- Ладно, перестань. Ладно, Сеня…
- Он все ждал… кхэх… На дверь все смотрел…
- Ладно, Сеня.
Братья не были похожи. Сеня - поджарый, вихрастый, обычно непоседа и говорун - выглядел сейчас много моложе своих двадцати пяти лет. Ивану - за тридцать, среднего роста, но широк и надежен в плечах, с открытым крепким лицом, взгляд спокойный, твердый, несколько угрюмый…
- Ладно, Сеня, ничего не сделаешь.
Сеня высморкался, вытер слезы, пошел к столу.
Иван огляделся.
- Что же один-то?
- А кому тут?.. Были. Посидели маленько, помянули и ушли. Вечером тетка Анисья придет, приберется.
Иван закурил, присел к столу, отодвинул локтем тарелку с кутьей. Еще раз оглянулся.
Сеня тоже сел.
- Поглядел бы, какой он сделался последнее время - аж просвечивал. Килограмм двадцать, наверно, осталось… А до конца в памяти был.
Иван глубоко затянулся сигаретой.
- Может, поешь с дороги?
- Пошли на могилу сходим.
Когда вышли из ограды, Иван оглянулся на родительскую избу. Она потемнела, слегка присела на один угол… Как будто и ее придавило горе. Скорбно смотрели в улицу два маленьких оконца… Тот, кто когда-то срубил ее, ушел из нее навсегда.
- Завалится скоро, - сказал Сеня, догадавшись, о чем думает брат. - Перебрать бы - никак руки не доходят.
- Тут, я погляжу, все-то не лучше.
- А кому строиться-то? Разъехались строители… города строить.
Некоторое время шли молча.
- Почему так пусто в деревне-то? - спросил Иван. - Как Мамай прошел.
- Я ж тебе говорю…
- Да ну, все, что ли, разъехались?
- Много. А кто есть - все на уборке.
- У вас совхоз, что ли?
- Теперь совхоз… Отделение, а центральная усадьба в Завьялове. Когда колхоз был, поживее было. И район был в Завьялове - рядом совсем.
- А сейчас где?
- В Березовском.
- А ты шоферишь все?
- Шоферю. У нас в отделении шесть машин, я - главный.
- Механик, что ли?
- Старший шофер, какой механик.
Пришли на кладбище.
Остановились над свежей могилой, обнажили головы… Мир и покой царства мертвых, нездешняя какая-то тишина кладбища, руки-кресты, безмолвно воздетые к небу в неведомой мольбе, - все это действует на живых извечно одинаково: больно.
Иван стиснул зубы, стараясь побороть подступившие к горлу слезы. Сеня шаркнул ладонью по глазам.
- Давай помянем, - сказал он.
Он, оказывается, прихватил бутылку красного вина и рюмку. Налил брату…
Иван выпил… Помолчал. Склонился, взял горсть влажной земли с могилы, размял в руке, сказал:
- Прости, отец.
- Уберемся с хлебом - оградку сделаю, - пообещал Сеня. - И березу посажу.
Налил себе, тоже выпил.
- Пошли, Сеня. Тяжело. Хоть по деревне пройдемся.
Обратно шли медленно.
- У тебя в семье-то все хорошо? - расспрашивал Сеня.
- Нету семьи, - неохотно ответил Иван. - Разошлись.
- Почему?
- Потом…
Сеня качнул головой, но больше об этом говорить не решился.
- Поживешь здесь хоть маленько-то?
- Некогда, Сеня.
- Поживи, братка. А то мне одному… Хоть с недельку. А?
Иван переменил тему разговора:
- Ты-то почему не женишься?
Сеня горестно оживился.
- Женись… когда они, паразитки, не хочут за меня. У меня душа кипит, - он стукнул себя в грудь сухим крепким кулачком, - а им - хаханьки. Пулей прозвали - и довольны. А я просто энергичный. И не виноват, что не могу на месте усидеть. Вон она - недалеко живет, Валька-то Ковалева… Помнишь, нет?
- Ефима Ковалева?
- Но.
- Так она же вот такая была…
- А счас под потолок вымахала. Вот люблю ее, как эту… как не знаю… Прямо задушил бы, гадину! - Сеня говорил скоро, беспрестанно размахивая руками. - Но я ее допеку, душа с меня вон.
- Красивая девка?
- На тридцать семь сантиметров выше меня. Вот здесь - во, полна пазуха! Глаза горят, вся гладкая… Я как увижу, так полдня хвораю.
- Выбрал бы поменьше. Куда она тебе такая?
- Тут на принцип дело пошло. Вот тут оглобля одна рядом поселилась, на сорок три сантиметра выше меня…
- Кто?
- Ты не знаешь, они с Украины приехали. Мыкола. Он тоже в нее втюрился. Так тот хочет измором взять. Как увидит, что я к ней пошел, надевает, бендеровец, бостоновый костюм, приходит и сидит. Веришь - нет, может два часа сидеть и ни слова не скажет. Сидит и все - специально мешает мне. Мне уж давно надо от слов к делу переходить, а он сидит.
- Поговорил бы с ним.
- Говорил! Он только мычит. Я говорю: если ты - бык, оглобля, верста коломенская, так в этом все? Тут вот что требуется! - Сеня постучал себе по лбу. - Я говорю, я - талантливый человек, могу сутки подряд говорить, и то у меня ничего не получается. Куда ты лезешь? Ничего не понимает!
Иван узнавал младшего брата. Как только не называли его в деревне: "пулемет", "трещотка", "сорока на колу", "корсак" - все подходило Сене, все он оправдывал. Но сейчас ему действительно, видно, горько было. Взъерошенный, курносый, со сверкающими круглыми глазками, он смахивал на подстреленного воробья (Сеня слегка прихрамывал), возбужденно крутил головой; показывал руками, какого роста "оглобля" Валька Ковалева и как много у нее всего.
- А она?
- Что?..
- Она-то как к нему?
- Она не переваривает его! Но он упрямый, хохол. Я опасаюсь, что он - сидит и чего-нибудь высидит. Парней-то в деревне - я… да еще несколько.
- Трепешься много, Сеня, поэтому к тебе серьезно не относятся.
- А что же мне остается делать? - остановился Сеня. - Что я, витязь в тигровой шкуре? Мне больше нечем брать. - Сеня вдруг внимательно посмотрел на брата. - Пойдем сейчас к ней, а?
- Зачем?
- Ты объяснишь ей, что внешность - это нуль! Ты сумеешь, она послушает тебя. Ты ей докажи, что главное - это внутреннее содержание. А форма - это вон, оглобля. Пойдем, братка. Ты хоть поглядишь на нее. Я ведь весь уж высох из-за нее. А ей хоть бы что! Я сохну, а она поперек себя шире делается. Это не девка, а Малахов курган какой-то…
- Ты не захмелел?
- Да ничего! Что я? Я редко пью. Это счас уже… Пойдем.
- Ну пошли.
Уже вечерело. На улице появились люди - шли с работы. Возле соседнего с домом Ковалевых двора Сеня остановился, спросил белоголового карапуза, который таскал на веревочке грузовик и гудел:
- Жираф дома?
- Ой, - сказал карапуз, - он тебя мизинчиком поднимет.
- Скажи ему, чтоб он вышел. Иди, скажи. А я тебе завтра петушка привезу.
- Не обманешь?
- Нет. Счас посмотришь эту оглоблю. Иди, Васька, скажи: пошли, мол, крепость брать.
Карапуз побежал в дом.
- Зачем ты? - спросил Иван.
- Счас увидишь…
- Ко-олька, иди клепость блать, Сенька-пуля зовет! - закричал еще на крыльце карапуз.
- Пойдем, ни к чему это, - опять сказал Иван.
- Подожди, подожди… Счас увидишь…
На крыльцо из дома вышел огромный парень, еще в рабочей одежде.
- Здорово, Микола! - вежливо поприветствовал Сеня. - Иди познакомься с братом.
Микола вытер тряпкой грязные огромные ладони, подошел к воротцам, протянул Ивану руку.
- Микола.
- Иван.
- Костюм погладил? - спросил Сеня.
- Он у меня всегда глаженный, - ответствовал Микола, не удостоив взглядом Сеню.
- Все, Микола. - Сеня высморкался на дорогу. - Больше он тебе не понадобится: идем договариваться насчет свадьбы.
Простодушный Микола беспокойно и вопросительно посмотрел на Ивана. Иван, чтоб скрыть неловкость, стал закуривать.
- Мели, Емеля… - сказал Микола.
- В общем, мы пошли. - Сеня первый деловито пошагал к дому Ковалевых.
…Валя только пришла с работы, умывалась во дворе под рукомойником. Увидев входящих Ивана и Сеню, ойкнула и, накинув полотенце, побежала в дом.
- Куда вы?! Я же без кофты!
- Видал? - спросил Сеня, грустно глядя вслед девушке.
- Это Валька? - удивился Иван.
- Она.
- Ну, Сеня… тут, по-моему, тебе нечего делать. Господи, растут-то как!..
- Пошли в дом.
- Она же не одетая.
- Она в горнице, а мы пока в прихожей посидим.
Ковалевы - отец, мать, молодая женщина с ребенком (невестка), младшая сестра Вали, школьница, тоже не по годам рослая, очень похожая на нее, - ужинали. Поздоровались.
- Подсаживайтесь с нами, - пригласил хозяин.
- Спасибо, мы только из-за стола.
Братья присели на лавку у порога. Ели хозяева молча, с крестьянской сосредоточенностью. Натруженные за день руки аккуратно, неторопливо носили из общей большой чашки наваристую похлебку. Один хозяин позволил себе поговорить во время еды.
- Не захватил отца-то, Иван.
- Нет.
- Чо же, долго ехать шибко?
- Четверо суток почти.
Хозяин качнул головой.
- Эка… занесло тебя.
Из горницы выглянула Валя.
- Заходите.
Сеня с готовностью поднялся, ушел в горницу, Иван остался поговорить с хозяином.
- Где робишь там?
- На стройке.
- Ничто получаешь-то, хорошо?
- Да ничего, хватает. А Петро-то ваш где?
- А тоже вроде твоего, в город подался, судьбу искать. Вы ить какие нонче: хочу крестьянствую, хочу хвост дудкой и… Наоставляют вот, с такими, горя мало. - Старик кивнул в сторону невестки.
- Да уеду я, уеду, Господи! - в сердцах сказала та. - Устроится он там маленько - уеду, лишнего куска не съем.
- Мне куска не жалко, - все так же спокойно, ровно продолжал старик. - Меня вот на их зло берет. - Он посмотрел на Ивана. - Уехать - дело нехитрое. А на кого землю-то оставили? Они уехали, ты уедешь, эти (в сторону младшей дочери) тоже уедут - им надо нивирситеты кончать. Кто же тут-то останется? Вот такие, как мы со старухой? А нам веку осталось - год да ишо неделя. Вон он, Сергеич-то… раз-два и сковырнулся. Так и все уйдем помаленьку. Что же тогда будет-то?
Из горницы выглянул Сеня.
- Иван, зайди к нам.
Иван бросил окурок в шайку, пошел в горницу. Слова старика нежданно вызвали в нем чувство вины; когда шел по улице и поразился пустотой в деревне, почему-то не подумал о себе.
Сеня ходил по горнице, засунув руки в карманы брюк. Видно, он только что что-то горячо доказывал.
- Здравствуй, Валя.
- Здравствуйте. - Навстречу Ивану поднялась рослая, крепкая, действительно очень красивая девушка. Круглолицая, с большими серыми глазами… Высокую грудь туго облегала белая простенькая кофта. Здоровье, сила чувствовались в каждом ее движении, в повороте опрятной, гладко причесанной головы, во взгляде даже.
- Валя!.. - невольно сказал Иван, пожимая ей руку. - Ты когда успела так вырасти?
- Годы, Иван… Вы уж сколько не были дома-то?
- Да ну, сколько?.. Ну, может, много. Только ты все равно не "выкай", я не привык как-то. Ты… ну Валя, Валя…
Валя засмеялась довольная.
- Что "Валя"?
- Красавица ты прямо.
- Да ну уж…
- Вот так мы ее тут и испортили, - встрял Сеня. - Каждый, кто увидит: "Красавица! Красавица!" А ей на руку.
- Сеня, ты же первый так начал, - с улыбкой сказала Валя.
- Когда?
- Когда из армии-то пришел. Ты что, забыл?
- Так то я один, а то вся деревня, языки вот такие распустили…
- Нет, Сеня, тут распускай, не распускай, а факт остается фактом. - Иван сел на стул. - Как живешь-то, Валя?
- Хорошо. - Валя внимательно посмотрела на Ивана, усмехнулась. - Надолго к нам?
- Да не знаю, - неопределенно ответил Иван. Вспомнились слова старика Ковалева, и он невольно опять подумал о них. - Курить здесь можно?
- Пожалуйста. Я сейчас принесу чего-нибудь… - Валя вышла из горницы.
- Видал, что делается? - спросил Сеня.
- Видал. Неважные твои дела.
- Просто пройдет по горнице, а у меня вот здесь, как ножами… Видал, как счас прошла?
Иван не успел ответить. Вошла Валя, поставила на стол блюдце.
- Вот сюда пепел.
- Ты вот послушай его, если мне не веришь. Он больше нашего повидал, - начал Сеня.
- Ну? - Валя опять весело посмотрела на Ивана.
- Как было при царизме? - рассуждал Сеня.
- Как? - спросила Валя.
- Ручной труд. Эксплуатация человека человеком. - Сеня не мог сидеть, когда говорил. - Тогда, конечно, надо было, чтобы мужик был здоровый. Кого лучше эксплуатировать? Миколу или меня? Миколу. На него можно два куля навалить, и он понесет. Со мной хуже: где сядешь, там и слезешь. Теперь: наше время - атомный век. Спрашивается, для чего мне надо расти с колокольню? Я нажимаю стартер, завожу машину и везу три тонны. Сейчас даже модно маленьким быть. Японцы, например, все маленькие, и ведь живут - ничего! У нас же как вымахает какая-нибудь жердь - так все рады-радешеньки, без ума прямо! - Сеня не на шутку расходился. - Вырос детинушка. Ладно, он, допустим, один восемьдесят. А вот этот фактор у него работает? - Сеня постучал себя по лбу.
- Пулемет ты, Сеня, - сказала Валя. - Наговорил сорок бочек… Ну, к чему ты все? Ведь по твоей теории выходит, что я… какая же я модная?
- Я про мужиков говорю.
- Так если мужикам не надо быть здоровыми, то уж бабам-то и подавно. А я вон какая…
Иван засмотрелся на девушку. Валя перехватила его взгляд, усмехнулась и покраснела.
- Куда же мне деваться-то такой? - спросила обоих. - Эксплуатации нет, кули не надо таскать. Что же мне, закрывать глаза да головой в прорубь?
Сеня беспомощно, с надеждой посмотрел на старшего брата. Тот пожал плечами.
- Иван, хорошо в городе? - спросила Валя, как-то излишне пристально глядя на него. Ей хотелось говорить с ним.
- По-разному, Валя. Как везде.
- Ну, с нами-то не сравнишь.
- Сами виноваты! - опять встрял Сеня. - Умоляют людей: записывайтесь в самодеятельность - нет, понимаешь…
- Пошли вы со своей самодеятельностью! Что я, дура, что ли, вылезу на сцену ногами дрыгать. Я ее проломлю там у них.
- Ты можешь любую роль играть, не обязательно ногами дрыгать. Дрыгают в танцевальном кружке, а есть - драматический.
В дверь горницы постучали.
- Внимание. - Сеня поднял палец кверху. - Счас будет - акт!
- Да, - сказала Валя.
Вошел Микола в бостоновом костюме.
- Здрассте.
- Здравствуй, Коля. Садись.
Микола сел на стул, поддернул на коленях наглаженные брюки. Видно, что это его привычная поза.
- Рассказал бы нам чего-нибудь про город, Иван, - попросила Валя серьезно. - Как там живут?
- Живут… Лучше расскажите, как вы живете? Мне тоже интересно.
- Микола, расскажи, - попросил Сеня.
- На провокации не идем, - ответствовал Микола.
- Иной раз посмотришь в кино, душа заболит, - заговорила Валя. - Вот, думаешь, живут люди! Все нарядные ходят, чистенькие… В комнатах все блестит, все под руками… Господи. Правда, что ли, так живут? - Валя смотрела на Ивана. Сеня и Микола тоже смотрели на него. Ждали.
Иван долго молчал, задумчиво глядя на кончик сигареты. Опять некстати припомнились слова старика. Поднял голову, увидел, что его с интересом ждут, усмехнулся.
- Я вам не скажу за всю Одессу… По-разному живут, ребята. Бывает, как в кино, бывает, похуже. Мне вот ночами часто деревня снится. Покос… Изба родительская. А давеча глянул на нее - и больно стало: то ли она постарела, то ли я…
- Ну вот у тебя сколько комнат в квартире? - Сене неприятно было упоминать об избе: его совести дело, что она заваливается, так он чувствовал. - Комнаты три?
- Перестань, Сеня. Что вы взялись допрашивать меня?
- Кого же нам допрашивать больше? - спросила Валя. - Друг друга, что ли?.. Мы и так все знаем.
- Мне расскажите.
- Я могу за всех ответить: середка на половинке живем, - сказал Сеня.
- Скучновато живем, - добавила Валя.
- Выходи за Миколу, - посоветовал Сеня, - каждый день будешь со смеху умирать.
Микола спокойно посмотрел на Сеню, хотел что-то сказать, но решил, видно, не стоит.
- Замуж надо, действительно, - согласился Иван.
- Замуж - не напасть… - непонятно сказала Валя. И, глядя на Ивана, спросила прямо: - А за кого замуж-то? Сене не подхожу - высокая, говорит, Микола - молчит. Не станешь же сама навязываться.
Обоих женихов слова эти ударили по сердцу.
- Минуточку!.. - взвился Сеня…
Микола пошевелился на стуле, так что стул угрожающе скрипнул.
- Легкая провокация.
Валя запрокинула назад голову, громко, искренне расхохоталась. Все трое невольно засмотрелись на девушку, открыто любуясь ею.
- Все хаханьки, - заметил Сеня.
Микола пожирал Валю влюбленными глазами.
Иван смотрел внимательно, несколько удивленно.
Валя досмеялась до слез, вытерла воротничком кофты глаза, сказала:
- Не обижайтесь, ребята. Меня что-то смех разобрал. Бывает…