- Ну что, Сеня?.. Пойдем? - Иван поднялся.
- Посидите, - с просительной ноткой в голосе сказала Валя, глядя на Ивана. И такой это был взгляд - необычный, что Микола, например, обратил на него внимание.
- Устал я, Валя. Вы сидите, а я пойду прилягу немного.
- Ну уж…
- Правда. До свиданья.
Сеня посмотрел на Миколу. Микола - на Сеню… Оба остались сидеть. Валя встала и пошла провожать Ивана.
- У нас в сенцах темно…
В прихожей отужинали.
Младшей дочери не было дома.
Невестка переодевала для сна девочку. Хозяйка убирала со стола. Старик рубил у порога табак в корытце. Иван остановился около него.
- Самосад?..
- Он самый. Какой-то не крепкий нонче уродился. Листовухи добавлю - все слабый.
Иван присел на корточки.
- Дай-ка попробую… Давно не курил.
- Спробуй, спробуй.
Валя стояла рядом, смотрела сверху на Ивана.
- Валька, ужинать-то… простынет все, - сказала мать.
- Потом, - откликнулась Валя.
Дед с Иваном закурили.
- Как?
- Хорош!
- Донничка ишо потом добавлю - ничего будет.
- Ну, бывайте здоровы.
- Мгм.
Иван с Валей вышли в темные сени.
- Давай руку, - сказала Валя. - А то тут лоб разбить можно. Вот здесь ступенька будет.
- Где?.. Ага, вот она.
- Вот… теперь ровно.
Остановились. Плавал в темноте огонек Ивановой папироски.
Некоторое время молчали.
- Ну, иди, а то там женихи-то… скучают.
- Пусть маленько поскучают.
- Сенька-то правда любит, Валя.
- Я знаю. И Микола тоже.
- Ну?..
- А я не люблю.
Молчание.
- Что делать? - спросила Валя.
- Что делать… На нет - спроса нет. Обидно, конечно, за брата… Но этому горю не поможешь.
- Нет, а что мне-то делать?
- Валя!.. Ты уж сама большая - смотри.
- А я любить хочу.
- Пора.
- А почему ты с женой разошелся?
- Кто тебе сказал?
- Сеня.
- Во звонарь-то… успел уж.
- Почему?
- Сложно это, Валя…
- Разлюбил? Или она тебя?
- Иди к женихам-то.
- Сколько поживешь у нас?
- Не знаю… Побуду пока. Сеньке тяжело одному… Он хоть тараторит, крепится, а душонка болит…
Между тем в горнице происходил такой разговор:
- Тебе надо громоотводом работать, - советовал Сеня.
- А тебе - комиком, - невозмутимо отвечал Микола.
- Ты хоть знаешь, сколько комики получают? - снисходительно спросил Сеня.
- По зубам в основном. За провокации.
- Комики даже лауреаты есть, комики есть депутаты Верховного Совета. Вы ж не понимаете ничего…
- А с какого этажа их спускают оттуда?
- Кого?
- Комиков.
- Я - комик? Ладно. Вот она счас придет, я буду молчать. Ты ж за счет меня только держишься, потому что я говорю, а тебе молчать можно. А счас я буду молчать. Посмотрю, что ты будешь делать. Проведем такой опыт.
Микола молчал.
- Много вывезли сегодня? - спросил Сеня.
- Двенадцать ездок. Потом сразу два комбайна стали. Пока возились - стемнело.
- Сделали?
- Один. Ты ничего не заметил своим фактором?
- Чего заметил?
- Так. - Микола, видно, заметил какую-то перемену в Вале.
- Чего заметил-то?
Молчание.
- Ладно, счас я тоже буду молчать.
- Зря, - сказал Микола.
- Чего я не заметил?
Молчание.
- Все. Молчу и смеюсь внутренним смехом.
Вошла Валя. Села на кровать.
- Ну, что будем делать?
Молчание. Долгое.
- Вы что, поругались, что ли?
Молчание.
- Сень?
Молчание.
- Коля?
Молчание.
- Что случилось-то?
- Провоцируют, - пояснил Микола.
- Кто провоцирует?
- Вон… - Микола кивнул на Сеню.
- Я провожу опыт, - кратко сказал Сеня.
- Какой опыт?
Сеня сделал знак рукой.
Долго молчали все трое.
- Да ну вас! - рассердилась Валя. - Сидят, как два сыча.
Молчание.
- Тогда я ложусь спать.
- Сенька, брось, - взволновался Микола.
Сеня замотал головой - нет.
А Иван пошел к другу детства Девятову Василию.
Пришел, а у Девятовых - дым коромыслом: Василий спорил с женой, как назвать новорожденного сына.
- Ванька!.. - кричала жена Настя. - Где это ты их видел нынче, Ванек-то?! Они только в сказках остались - Вани-дурачки. Умру, не дам Ванькой назвать.
- Сама ты дура, - тоже резко говорил Василий. - Сейчас в этом деле назад повернули, к старому. Посмотри в городах…
- На черта он мне сдался, твой город! Там с ума начнут сходить и ты за ними? Я своим умом живу…
- Да сын-то мой! - заорал Василий. Он был в рабочей одежде - заехал на время домой; у ворот стояла его машина. - Или чей?
- А мне он кто?!
Супруги так увлеклись важным спором, что сперва даже не заметили гостя.
- Можно к вам? - спросил Иван.
- О! - удивился Василий. - Иван! Заходи.
Поздоровались.
- Что за шум, а драки нет?
- А вон - сына не дает Ванькой назвать.
- И не дам, - стояла на своем Настя.
- А как ты хочешь? - спросил ее Иван.
- Валериком.
- Иваны, говорит, одни дураки остались, в сказках. Много ты понимаешь! Спроси вот у него, как в городе…
- Мне ваш город не указ.
Иван заглянул в кроватку к младенцу.
- Лежит… А тут из-за него целая война идет. А чего ты, Настя, Иванов-то списала со счета? - спросил он Настю. - Не рано?
- Не рано.
- Зря. Иваны еще сгодятся.
- Вот кому сгодятся, тот пускай с ними и живет, а мы будем жить с Валериком. Правда, сынок? - Мать подошла тоже к кроватке, склонилась над сыном. - Уй ти, мой маленький, мой холесенький… Иваном. Еще чего!
- Ну, Валерик - это тоже не подарок, - заметил Иван, отходя от кроватки.
- Да плохо просто! - загорячился опять Василий. - Чем нехорошо - Иван Васильевич?.. Царь был Иван Васильевич…
- У нас счас, скажи, царей нету, - тютюшкалась мать с младенцем. - Нету, скажи, царей, нечего на них и оглядываться.
- Ну что ты будешь делать? - с отчаянием сказал Василий. - Ну, е-мое, Валериком он тоже не будет, это я тебе тоже не дам. Как недоносок какой - Валерик… Он должен быть мужиком, а не…
- Будет Валериком.
- Нет, не будет!
- Нет, будет!
- Назовите в честь деда какого-нибудь, - посоветовал Иван. - В честь твоего отца или твоего.
- Да они обои - Иваны! - воскликнул Василий. - В том-то и дело!
Домой Микола пришел мрачный и решительный.
- Ты чего такой? - спросил отец.
Микола сел к столу, положил подбородок на кулаки, задумался.
- А?
- Так.
Отец готовился спать. Сидел на кровати в нижней рубахе, в галифе, босиком. Шевелил пальцами ног.
На печке лежал хворый дед Северьян.
До прихода Миколы они разговаривали и теперь вернулись к разговору.
- Он, старик-то, говорит: мы, говорит, пахали их, те поля. Приехали, обрадовались - землищи-то! И давай. Ну, год, два, три - пашем. Глядим, а песок-то с той стороны все ближе да ближе к нам. Нам, говорит, тогда старики и советуют: "Пусть эта земля лучше залежью будет, лучше поурежьте свои пашни, которые к северу, а эти не трожьте. Бросьте эти поля пахать, не трогайте". Собрались, говорит, мы миром и порешили: не пахать к югу от Сагырлака. И верно: остановился песок. Трава-то его держать стала. А счас опять все распахали… И уж заметно, как сохнет к северу. Еще вот лет пять попашем - и сгубим пашню. Тогда и удобрениями ничего не сделаешь - сожгем только землю…
- Сказали бы начальству.
- А то не говорили! Доказывали: никакая это не целина, это залежь, специально которую не трогали, чтобы пески держать с юга. Ну, рази ж послушают!..
- Тять, я жениться надумал, - сказал Микола.
- Эка!.. - удивился отец. - Кого же брать хочешь?
- Вальку Ковалеву, - негромко ответил Микола.
Отец кивнул головой: слышал кое-что.
- Ты говорил с ней насчет этого?
- Та-а… - Микола мучительно сморщился. - Нет.
- Я сватать не пойду, - твердо заявил отец.
- Почему?
- Не хочу позора на старости лет. Знаю я такое сватовство: придешь, а девка ни сном ни духом не ведает. Сперва договорись с ней, как все люди делают, тогда пойду. А то… ты вечно, Микола… - все за тебя отец. Прогонют, потом житья в деревне не будет, бежать от стыда придется.
- Ну, ты тоже прынц выискался: сватать он не пойдет, - сердито сказал дед Северьян. - Ты забыл, Тимоха, как я за тебя невесту ходил провожать? Забыл?
Тимофей недовольно нахмурился.
- Ведь не пойдет она за него. Слышал я - бабенки трепались - не глянется он ей.
- Пойдет! - сказал дед. - За такого парня!.. Чего ей еще надо?
- Почему ты думаешь, что не пойдет? - спросил Микола.
- Это уж тебе лучше знать. Хоть бы поговорил с девкой!..
- Пойдем, тять. Я один не сумею.
- Счас, что ли? - испугался отец.
- Счас.
- Ты что, опупел?
- Надо… А то поздно будет. Прошу тебя, один раз в жизни сделай…
- Тимоха, помоги парню.
- Да почему счас-то? Кто так делает?..
- А то поздно будет. Фактор один появился… поздно будет.
- Какой фактор?
- Ну… поздно будет. Ее спровоцируют.
- Тимоха…
- Да ну вас к черту, вы что, на самом деле! Ночь-полночь - сваты заявились. Завтра хохотать все будут.
- Вот как раз счас самое время идти, - рассуждал дед с печки. - Никто не увидит. Откажут, никто знать не будет.
Тимофей вздохнул, задумался.
- Какой фактор-то? - спросил он сына. - Сенька, что ли?
- Нет.
- Собирайтесь и идите, а то спать лягут люди. Ничего с тобой, Тимоха, не случится - сходишь, не похудеешь. Сделай одолжение парню. А девка правда хорошая - на ней пахать можно.
- Пойдем, тять.
- Язви вас в душу!.. Может, с матерью сходишь? Она счас придет…
- Та-а…
- Чего она, мать?.. Баба есть баба. Иди, Тимоха. Вишь, загорелось парню: значит, надо. Раз какой-то хвактор появился, не надо тянуть. Они нонче такие: не успеешь глазом моргнуть - поздно будет. Опередить надо.
Отец снял грязные галифе, нашел в сундуке новые брюки, надел и, болезненно сморщившись, долго ловил негнущимися темными пальцами маленькую скользкую пуговицу на ширинке.
- Тц… сердце мое чует - на радость зубоскалам идем. Ни хрена из этого сватовства не выйдет. Подождем хоть дня-то?
- Днем хуже.
- Какая тебе разница, Тимофей?
- Вот сошьют, оглоеды!.. Не лезет, хоть матушку-репку пой.
- Чего там?
- Пуговица не лезет, мать ее…
- Подрежь ножницами петельку-то, - посоветовал дед.
Микола пригладил жесткие волосы. Долго стоял перед зеркалом.
- Чего бы сделать над собой? - спросил он деда.
Дед подумал.
- Ничего, иди так. И так хорошо. Главное, смейся там побольше. Смешно, не смешно - ты: "Ха-ха-ха-ха…" Девкам это тянется. Был бы я не хворый, пошел бы с вами.
- Пол-литра-то брать, что ли? - спросил Тимофей отца.
- Возьмите в карман, - сказал дед. - Понадобится - она при себе. Не робейте, главное. Ты, Тимоха, тоже посмеивайся там поболе. А то ведь придете счас два земледава… слова сказать не сумеете.
Сеня был уже дома, когда пришел Иван.
- Что так скоро? - спросил Иван.
- Я один опыт провел: начал тоже молчать, как Микола. Он меня комиком зовет, а я ему счас доказал.
- Чего доказал?
- Что он без меня совсем пропадет.
- Чем доказал-то?
- Молчал.
- Ну?
- Ну, она нас обоих выгнала.
- Обои вы комики… Как дети, честное слово.
- Нет, пусть он теперь не вякает.
- Что, девок, что ли, не хватает в деревне?
- Они не такие…
- Зря ты, Сенька… Ты же видишь, не любит она тебя.
Сеня - в майке и в длинных трусах - задумался около сундука.
- Видать-то я вижу, братка, - серьезно и грустно сказал он. - А отстать не могу. Умом все понимаю, а вот тут… болит. И ничего не могу сделать. Девки есть… полно. Но все не такие.
- Чем она тебе так уж?..
- Она какая-то надежная. Я бы с ней не пропал. Мне с ней легко как-то. Увижу ее, радуюсь, как дурак. Прямо, как праздник сделается. И вот ты же заметил: я сразу остроумный какой-то становлюсь, жизнерадостный… Счас уж - какое горе, и то… вспомнишь про нее, легче становится. Я бы с ней хорошо прожил.
Иван прилег на кровать. Закурил. Непонятно, то ли слушал брата, то ли думал о чем-то своем.
- А так просто жениться - лишь бы жениться - неохота. Вон ребята женются… Год-два поживут - и уже надоели друг другу. Он норовит, как бы скорей из дому да выпить с дружками, она - ругается. И как скоро ругаться выучиваются! Так поливает, другой старухе не угнаться. Что за жизнь?.. Ни себе, ни людям. Охота не так.
- Всем охота, - сказал Иван. - Не всегда получается. Ты сам крепко виноват: смеются над тобой люди…
- Они ж не со зла.
- Какая разница. Доверчивый ты, душонка добрая и та… вся открытая. А есть любители - кулаком туда ткнуть. Тоже не со зла, а так - от скуки: интересно посмотреть, как скорчишься.
- Да меня вроде ничего… любят.
- Хм…
- Так ведь и я их люблю! Оттого иной раз и выкинешь какую-нибудь штуку, чтобы посмеялись хоть. А то ходют как сонные… Жалко порой делается.
- Мало били… не рассуждал бы так.
- Тебе что, часто попадало?
- Я так, к слову. - Иван поднялся. Прошел к порогу, бросил окурок в шайку. - Это хорошо, что ты парень веселый. Но иногда надо и зубы показать. А то заласкают, как… собаку шалавую, и последний кусок отнимут, и ничего не сделаешь. Пора это понимать, тебе уж, слава Богу, двадцать шестой годик - не ребенок.
Помолчали.
Иван прошелся по избе, остановился у окна.
- Тишина на улице… Ни песен, ни гармошки. Как повымерло все.
- Наработались люди - не до песен.
- Раньше-то что, не работали, что ли?
- Молодежи больше было.
- А где Ванька Свистунов? Тоже уехал?
- Ванька милиционером работает. Участковым. А живет в районе. Хорошо живет, дом недавно себе поставил.
- А Ногайцевы ребята?.. Колька, Петька.
- С Петькой я вместе в армию уходил. Меня-то в первый же год помяло в танке, а он дослужил. Отслужил и завербовался куда-то. Не знаю даже где. А Колька на агронома выучился, тоже в районе живет.
- Нда-а…
- Да жить можно! - сказал Сеня, словно возражая кому. - От самих себя много зависит. Бежали-то когда? Когда действительно жрать нечего было. Счас же нет этого. Так уж… разбаловались люди, от крестьянской работы отвыкли. Учиться многие едут. Вот и нет никого. Ужинать будешь?
- А ты?
- Я не хочу что-то.
- Я тоже.
- Ты где был-то?
- К Ваське Девятову заходил. Чего-то мне, Сенька, мысли всякие в башку полезли… Шел счас дорогой, раздумался…
- Какие мысли?
- Всякие. Нехорошо как-то стало.
- Залезла бы тебе одна мысль в голову - вот было бы дело.
- Какая?
- Остаться здесь. Я не из-за себя, а так… вообще. А чего? Все равно же… семьи там нету…
- А ты сам не подумывал уехать отсюда? - спросил Иван.
- Нет. Я один-то год в армии и то едва прослужил - тянет домой.
- Привык бы. Меня первое время тоже тянуло…
- Сам же говоришь: покос снится.
- Покос снится. Вообще, какой бы сон ни увидел - все я вроде вот в этой избе.
Помолчали.
- Он сколько в больнице лежал?
- Месяц. Потом меня вызвали: вези, говорят, домой.
- Он знал или нет, что у него?..
- Нет. Может, догадывался последнее время. Один раз, недели за полторы, подозвал к себе и говорит: "Я знаю, у меня рак". Я успокоил его, бумажки всякие начал совать - вот, мол, гляди, тут написано. Меня в больнице научили. А последние три дня знал, что умирает…
- Что говорил?
- Ничего. Молчал. Тебя ждал…
- Пораньше бы телеграмму-то дал.
- Я думал, поживет еще. Кхах… Не надо про это… Забудешься - вроде ничего, а как… это… Лучше не надо.
- Не буду.
- С семьей-то почему не получилось?
- Та… длинная история. И поганая. Спуталась она там с одним… На работе у себя. Ну ее к… Тоже не хочу об этом.
- Любил?
- Дочь жалко… Иной раз подкатит вот сюда - хоть на стенку лезь.
- Видаешь ее?
- Переехали они… В другом городе. Не надо, Сеня.
Долго молчали.
- Остался бы здесь, правда.
- Давай спать, поздно уже. Тебе ж на работу рано.
Выключили свет, легли.
Но не спалось обоим - лежали с открытыми глазами, думали.
…Утром чуть свет к братьям пришла Валя.
- Поднялись? Здравствуйте! Давайте сготовлю вам чего-нибудь… - Сразу в маленькой избе сделалось как будто просторней, светлее, когда появилась она и зазвучал ее молодой, сильный, свежий голос. - Сеня, давай за картошкой!.. Мясо-то есть?
- Господи! - воскликнул Сеня. - Завались! В погребе.
- Давай в погреб! А я пока приберусь маленько, а то заплесневеете тут. Иван, собирай половик, неси на улицу - вытрясем. Шевелитесь, ядрена мать! Мне тоже на работу надо.
Сеня побежал в погреб. Иван неумело - ногой - начал было скатывать половик.
- Да не так, Господи! Руками! Спина, что ли, отвалится - нагнуться-то боишься? Вот так… Неси. Я сейчас выйду. Отвык от деревенской работы?
- Какая это деревенская?..
- Она тут всякая, милок. У нас вон ребята коров доят, ничего.
- Брось ты?
- Чего? Поломались маленько и пошли. Комсомол помог, правда. Еще как доят-то!..
- Руками?
Валя засмеялась.
- Счас аппараты есть. Но и аппарат тоже не ногами управляется. Первое время матерились, а потом ничего… Смешно только смотреть на них. Неси.
Иван взял половик, понес во двор. Валя шла следом. Развернули половик, начали трясти. Сеня вылез из погреба с куском мяса.
- Картошки я начищу.
- Давай.
Мимо ворот по улице прошел на работу Микола. Увидев Валю во дворе Громовых, склонил голову и прибавил шаг.
- Что же не здороваешься, Коль? - крикнула Валя.
Микола буркнул что-то и свернул в переулок.
Валя посмотрела на Ивана и засмеялась.
- Чего ты?
- Так. Смешинка в рот попала. Держи крепче… Пыли-то! Жени ты его ради Христа, Иван. А то старуха-то измучилась…
- Какая старуха?
- Тетка Анисья-то ваша. Шутка в деле - с конца на конец деревни ходить старой, хозяйничать тут.
- Он же говорит, в столовой ест.
- Да ест - одно, а прибрать вот, помыть, постирать…
Выскочил Сеня на крыльцо.
- Жарить будем или как?
- Это - как хотите.
- Иван?
- Мне все равно.
- Поджарим.
- Неси, хватит.
Иван свернул половик, и они ушли с Валей в избу.