Движение на загородной трассе было довольно оживленным. Марина вела машину осторожно, никого не обгоняя. Кирилл нетерпеливо ерзал на сиденье, посматривал по сторонам, мученически вздыхал. Всячески давал понять, что такой метод передвижения ему совсем не по нутру. Что там Вера вспоминала про Гоголя? "Куда же несешься ты, птица-тройка?" Бесполезный вопрос, безответный. Вопрос должен быть риторическим, чтоб не терзаться потом столетиями в поисках ответа. "Какой русский не любит быстрой езды!" - вот это вопрос.
Наконец Кирилл не выдержал:
- Пересядем. Я поведу.
Марина самолюбиво дернула плечиком.
- Свою машину я вожу всегда сама.
- Тогда я выйду и доберусь на попутной. Я не могу, когда меня все обгоняют.
Марина выехала на обочину. Неохотно поменялась местами с Кириллом.
Теперь старенькая "фелиция" обгоняла все попутные машины, рассекала по полной программе. Наконец впереди остался только бог весть какими судьбами оказавшийся в этих краях "мерседес".
Некоторое время Кирилл ехал, терпеливо пристроившись сзади. Потом начал мигать фарами и сигналить, чтобы "мерседес" уступил дорогу. От неожиданности "мерседес" посторонился вправо. Увидев, кого пропустил вперед себя, водитель "мерседеса" тоже начал сигналить и мигать фарами. Поведение старенькой "фелиции" казалось ему верхом наглости. Несколько секунд Кирилл выдержал соревнование, на которое возмущенными сигналами реагировали встречные машины, потом вынужденно подался вправо.
Еще в начале этого соревнования Марина пристегнулась ремнем и теперь сидела бледная, вцепившись руками в кресло. Нервировать Кирилла замечаниями она не решалась. Тем более что Кирилл опять пошел на обгон.
"Мерседес" опять увеличил скорость, но Кирилл не отставал.
- Вы водите машину как настоящий профессионал.
Наконец водитель "мерседеса" не выдержал, посторонился, и "фелиция" оказалась на совершенно пустой дороге. Никто теперь им не мешал. Кирилл довольно подмигнул Марине:
- На том и стоим. И почему "как профессионал"? Я просто профессионал… В смысле, я все делаю профессионально, за что бы ни брался. Кстати, что ты сказала своему жениху, для чего мы встречаемся?
- Я сказала, что, может быть, спонсор вложит деньги в его стоматологический бизнес. Про удочку и рыбу я ему не говорила…
Кирилл опять увидел впереди машину. Прибавил газу.
- Ладно, разберемся на месте!
Посетителей в ресторане было мало. Кирилл выбрал столик возле окна. Отодвинул тяжелый стул. Усадил Марину. Заметил, как та озирается неуверенно. Ясно было, что и в таких заштатных злачных местах она гость не частый. К тому же и предстоящий разговор с женихом ее беспокоил.
Подошел немного заспанный официант, но Кирилл жестом отослал его. Они ждали Марининого жениха, а тот задерживался.
Марина обеспокоенно взглянул на часики. Нарядное платье с большим, открывающим плечи вырезом удивительно шло ей. Темные волосы были подняты с затылка и красиво уложены. На точеной шее посверкивала тоненькая золотая цепочка. Марина перехватила взгляд Кирилла. Потрогала цепочку.
- Мамина память.
Кирилл понимающе кивнул. Перевел глаза на вошедшего мужчину. Марина вспыхнула и обернулась. Но это был не жених.
- Ты его предупредила, что у меня вслух непроизвольно выскакивает все, о чем я думаю? Что на уме, то и на языке, так сказать.
- Конечно. Но он доктор, хоть и стоматолог, и в медицине понимает. Он высказал сомнения в вашем заболевании.
Кирилл усмехнулся.
- Мы развеем его сомнения.
Марина опять оглянулась на стукнувшую дверь. На сей раз это был ее жених-стоматолог.
Жених подошел к столику, протянул вставшему Кириллу вялую и влажную ладонь лодочкой. Чуть поморщился на сильное рукопожатие Кирилла. Так же вяло сунул ладонь Марине. Та от волнения сильно ее тряхнула. Стоматолог недоуменно поднял белесые брови. На просвет уши его казались еще больше. Марина поспешно опустила глаза.
Стоматолог чинно уселся рядом с Мариной.
- И чего она в нем нашла? - заговорил вдруг Кирилл, отрешенно глядя в окно поверх головы стоматолога. - Сморчок какой-то! Цвет лица серый. Наверное, язвенник, галстук безвкусный, такие раньше только председатели колхозов носили. Сидит, пузо вывалил. - Уши стоматолога немедленно покраснели, но живот он втянул. А Кирилл подытожил свои наблюдения: - Не надо ей за него выходить замуж.
Стоматолог удивленно поджал тонкие губы.
- Этот вопрос мы решим без вас.
Кирилл, очнувшись, с удивлением посмотрел на стоматолога.
- Простите, какой вопрос?
Марина под столом ткнула жениха ногой и тихо напомнила: "Заговаривается!" Жених понимающе ухмыльнулся.
- Это я так. Тоже мысли вслух. - И посмотрел на часы. - У меня сорок минут, нет, уже тридцать пять.
Официант безо всякого воодушевления топтался поодаль, наблюдая за происходящим.
- Успеем. Кто платит за обед? - Кирилл с удовольствием закурил. Выпустил колечко дыма. Заинтересованно проследил за его движением.
Бесцветный взгляд жениха шарил по лицу Кирилла, старательно обходя глаза.
- В каком смысле "кто платит"?
- В прямом. Обычно кто приглашает, тот и платит.
Жених тонко улыбнулся.
- Так вы же и пригласили.
- Как я мог пригласить в незнакомый мне ресторан в ста километрах от моего нынешнего месторасположения?
Официант, прислушиваясь к этой словесной перепалке, совсем затосковал. Ничего хорошего для себя он от этих клиентов уже не ждал.
Марина перехватила скучный, презрительный взгляд официанта и решительно прекратила словопрения.
- Я пригласила, я и оплачу.
Жених удовлетворенно кивнул.
- Я предлагаю заплатить пополам.
- Пополам вы и Марина? - Кириллу явно хотелось ясности в этом вопросе.
Жених поправил тонкими пальцами узел галстука. Ответил с достоинством:
- Пополам вы и я.
- Согласен. - Кирилл знаком подозвал официанта.
Жених не без злорадства продиктовал заказ.
- Мне кофе и ватрушку с творогом.
Кирилл довольно потер руки.
- А мне несите грибки соленые, селедочку с лучком, сыр, овощной букет. - И невинно глянул в бегающие глазки стоматолога: - Я думаю, бутылочку мы усидим?
Жених пошел пятнами.
- Я на работе не пью.
- А я усижу бутылочку "Русского стандарта" и осетрину по-московски.
Утренний хмель из Кирилла давно выветрился, и он чувствовал себя вполне готовым к продолжению банкета.
Жених улыбнулся Марине:
- Что тебе заказать?
Марина, тоже вполне в духе известного романа, пробормотала что-то про "вегетарианское". Но Кирилл извинился перед девушкой и предложил ей немного погулять.
- Когда речь идет о деньгах, обычно договариваются двое. Третий всегда лишний.
Марина только облегченно вздохнула:
- Я погуляю, - и подумала про себя, что с гораздо большим удовольствием переждет "мужской разговор" Кирилла с женихом в машине, все равно кусок в горло в этой довольно напряженной обстановке ей не лез.
Марина вышла. Официант начал быстро расставлять на столе закуски. Получалось, что день этот мог оказаться для него не таким уж плохим.
Кирилл налил себе водки, выпил, закусил грибочками. Еще выпил. Закусил селедочкой.
Жених пил кофе из толстой тяжелой чашки и почти демонстративно посматривал на часы. Кирилл понял эти взгляды и перешел к делу.
- Я здесь недавно. Всего четыре дня. Но Марина сразу произвела на меня неизгладимое впечатление.
- Я рад за Марину. - Жених надкусил ватрушку, и сухой творог осыпался ему на пиджак. Жених не заметил этого, а Кирилл заметил, но ничего не сказал. Так жених и сидел: в темном кондовом пиджаке, обсыпанном творогом.
- Я тоже рад за Марину. - Кирилл с удовольствием хрустнул соленым огурчиком. - Так вот. После недолговременного общения я понял… - Тут уши жениха настороженно дрогнули и покраснели. Кирилл заметил это и неспешно продолжил речь: - Я понял, что Марина - идеальная партнерша по жизни. О такой можно только мечтать. Красива! А какая замечательная фигура! А у ее отца замечательный дом, в котором можно проводить отпуск, и не надо никакой дачи. Она водит машину. Это же замечательно! Можно выпить, и она отвезет домой, можно поручить любое дело, она привезет и отвезет, и самому не надо ездить на рынок, она съездит и все закупит, не надо с ней посылать шофера. И что самое удивительное для провинции - она знает компьютер, значит, она сможет помогать мне в бизнесе.
- Почему вам помогать, а не мне? - Сухая ватрушка опять посыпалась мимо рта стоматолога. Стоматолог покосился на свою грудь, начал отряхиваться, но только размазал творог по лацканам пиджака. Кирилл, равнодушно наблюдая за его манипуляциями, ответил:
- Потому что у вас проблемы более высокого порядка. Вы хотите основать свой бизнес, для этого вам нужен капитал, этот капитал я вам дам, ровно пять тысяч, которые вы просите в качестве приданого.
Жених перевел взгляд со своего пиджака на Кирилла. Кажется, первый раз за все время встречи он смотрел собеседнику прямо в глаза. И при этом что-то в уме просчитывал.
- Я у вас ничего не прошу.
- А я все равно даю. Даю деньги за ваш отказ жениться на Марине. Я женюсь на ней сам. Она мне очень нравится, очень. - Кирилл выпил и снова закусил.
- Вначале ее надо спросить, захочет ли она за вас выходить замуж. - Взгляд стоматолога снова скользнул в сторону.
- От такого предложения ей будет трудно отказаться - сразу переезд в Москву и последующее устройство на работу в лучшую поликлинику.
Все, что говорил Кирилл, явно не укладывалось в привычные жизненные схемы стоматолога. Он нервничал, постукивал ложечкой о край чашки. Потом в глазах его промелькнула насмешка. Кажется, он нашел ответ.
- У вас проблемы? Вы не можете найти себе женщину в Москве?
- Такую не могу. У нее одни достоинства. Я хотел бы получить ответ в самое ближайшее время, потому что прямо завтра я могу уехать и забрать ее с собой.
- К сожалению, должен вам отказать. Для меня ваше предложение не выгодно. Пять тысяч я и так получу в качестве приданого, никуда ее отец не денется, заплатит.
- Хорошо. Десять тысяч отступного вас устроят?
Уши стоматолога нервно дернулись, но сам он сохранял полное спокойствие.
- Двадцать тысяч. Я лишаюсь Марины, мне придется снова искать невесту, а это опять расходы.
- Пятнадцать тысяч.
Официант поставил перед Кириллом дымящуюся осетрину. Стоматолог сглотнул слюну.
- Семнадцать. Вы же получаете женщину с такими достоинствами. Как сказал бы мой друг, готовую к употреблению буквально уже сегодня.
Кирилл доел осетрину, положил нож и вилку на тарелку.
- Отлично! Я привожу деньги, мы встречаемся у нотариуса, и вы пишете расписку о получении денег за отказ жениться на Марине.
- Естественно.
По лицу стоматолога нельзя было понять, действительно он согласен или блефует.
Кирилл заказал себе кофе и сидел, молча разглядывая Марининого жениха. Так продолжалось несколько минут, пока официант не принес счет. Стоматолог расплатился за свой заказ копейка в копейку, тихо поднялся из-за стола и ушел не прощаясь.
Назад ехали молча. Вела Марина. Окна машины были раскрыты, и ветер трепал Маринины волосы.
- Все-таки все мужики сволочи!
Марина обогнала грузовик. И тут же еще один. Кирилл пристегнулся. Ответил уклончиво:
- В твоих словах много правды.
Доказывать обратное на такой скорости не было никакого смысла.
Солнце постепенно садилось, и в его закатных лучах Маринины волосы горели темным огнем. В гневе она была еще красивее.
- А почему вы должны платить этому козлу? - голос у нее дрожал. - Я с вами поеду в Москву и без денег, чтобы только ему отомстить. - Тыльной стороной ладони Марина отерла горячие злые слезы.
- К сожалению, это невозможно.
Марина поняла слова Кирилла по-своему.
- И жениться на мне совсем не обязательно.
- Не в этом дело. - Кирилл старался говорить как можно мягче. - Мне нравится другая женщина.
Марина ничего не ответила, но еще прибавила скорость. Теперь она обгоняла не только грузовики, но и легковушки. Когда впереди показалась арка санатория, Кирилл вздохнул с облегчением.
Они молча поднялись по ступенькам главного корпуса, молча зашли в него и молча разошлись в разные стороны. Кирилл отправился в свою палату, а Марина в сестринскую, у нее было ночное дежурство.
В палате Кирилл упал на кровать. Лежал, смотрел в потолок. Потом достал телефон, позвонил в Москву, подтвердил, что выезжает завтра вечером, машина готова. Попробовал читать, но ничего не вышло. Просто лежал, глядя в окно. Смотрел, как зажигаются в небе первые звезды. Поймал себя на том, что прислушивается к голосам за дверью. Но голоса, который он хотел услышать, среди них не было. Значит, Вера сегодня не дежурила. Потом раздался тихий стук. Дверь открылась, и в палату вошла Лариса.
- Рыжая… Ты пришла. Это хорошо. - Он подвинулся на кровати, и Лариса села рядом. - Что скажешь?
- Вот. Пришла проведать. Главный уже спит и во сне видит твой отъезд. Говорит, ты держишь его в напряжении.
- Только его? - Кирилл внимательно посмотрел Ларисе в глаза. Потом отвернулся и стал смотреть в окно, за которым сгущались июльские сумерки.
Некоторое время они оба молчали. Потом Кирилл отрешенно и тихо заговорил:
- Сейчас лето. А тогда была ранняя весна. Было холодно, и шел дождь вперемешку со снегом. Девчонки продрогли. Юбки короткие. Колготки в сеточку. Рыжая стояла у обочины. Ее лицо наполовину скрывали темные очки, хотя денек был довольно хмурый. Она дула на озябшие ладони и, отвернувшись от дороги, смотрела куда-то в сторону. А вторая, полненькая, на которую еще Пашка запал, смешно так подпрыгивала на месте, грелась и делала знаки проезжавшим машинам.
Теперь и Лариса отрешенно смотрела в окно, за которым совсем стемнело.
- Светка. Она всегда жутко мерзла. Особенно снизу. Потому что ничего, кроме ажурных колготок, у нее под юбкой не было. Трусики, видишь ли, еще больше толстили. Так она думала. Светка хорошая была. - Лариса долго молчала, потом показала рукой на свою грудь. - Есть звездочка.
Кирилл зажег ночник, сел на кровати, взял ее руку, теплую, чуть подрагивающую.
- Но та рыжая не была доктором. Она была… - Кирилл замялся, подбирая слово. - Обычной девочкой по вызовам…
- Назовем вещи своими именами. Она была обычной проституткой. - Лариса осторожно отняла руку, сказала, внимательно глядя в лицо Кириллу. - А я тебя вспомнить не могу. Был похожий парень, который то приходил, то уходил.
- Так и было. Я и приходил, и уходил.
- Говоришь, на Ленинградке нас подобрали? Да-да… А потом к нам поехали, на Лесную, в район Белорусского.
- Точно. Там еще лестница такая жуткая была, без лифта, и лампочки не горели…
Одна все же горела. На последнем этаже четырехэтажного дома барачного типа. Тогда еще были такие, почти в центре Москвы. И ту единственную лампочку хозяйка покрасила страшной синей краской, чтоб не вывинчивали.
Подъезд был грязный, деревянная дверь плотно не закрывалась и натужно скрипела, когда кто-то входил или выходил. Внутри пахло кошками и мочой. Близость вокзала сказывалась.
От света синей лампочки лицо ее спутника, почти каждый раз нового, казалось нереальным, нездешним. Правда, за дверью, обитой коричневой клеенкой в какой-то мерзкий мелкий цветочек, это лицо становилось обычным несытым лицом озабоченного мужчины, пришедшего за быстрой и дешевой лаской.
Но не эти мужики, и не запущенная нищая квартира, и не сварливая неряшливая хозяйка с полупарализованным сыном-подростком в старой инвалидной коляске были ужаснее всего.
Ужаснее всего была эта синяя лампочка. Потому что напоминала лечебную, синего цвета, ввинченную в зеркальную полусферу на деревянной ручке. Ту лампочку которой в детстве мать прогревала ей вечно болевшее ухо или заложенный нос.
Дальнюю комнату занимала хозяйка с сыном. Муж ее погиб в Афганистане, незадолго до вывода войск. Она осталась одна, с сыном-инвалидом с детства.
Две комнаты в этой квартире она сдавала девочкам. Тогда это были Лариса и Светка. Помимо платы за комнаты они отдавали хозяйке и треть полученных от клиентов денег. Бывало, их клиенты становились клиентами хозяйки.
А еще часть денег они отдавали участковому милиционеру Петру Семеновичу - с толстым бритым затылком и потными руками. Про то, что руки у Семеныча имеют обыкновение потеть в самые ответственные минуты, они знали точно: Семеныч любил, чтобы девочки иногда расплачивались с ним натурой.
Стараясь не видеть красных лиц мужчин, одышливо и поспешно делавших свое дело, Лариса закрывала глаза и думала о том, что тело, которое сейчас сотрясается на несвежей простыне, вовсе не ее тело. И тогда она словно покидала собственную плоть. И начинала слышать и даже видеть, что происходит рядом и снаружи. Она слышала, как объявляют на вокзале прибытие очередного поезда дальнего следования, слышала его тонкий гудок, видела лица приезжих, почему-то в основном мужчин. Может быть, потому, что некоторые из них, командированные или приехавшие в Москву из нищей провинции на заработки, становились иногда ее клиентами. И еще она слышала, как в соседней комнате характерно скрипит кровать и прерывисто смеется Светка. А потом во все эти звуки вплетался тихий скрип инвалидной коляски. Звук замедлялся сначала возле Светкиной двери, потом возле ее. Она видела судорожно сжимавшееся и разжимавшееся тело хозяйского сына, и ей делалось так тошно, что она возвращалась в себя, вовремя увертывалась от влажного рта клиента, норовившего поцеловать ее в самые губы, хватала полотенце и бежала в старую ванную со старой газовой колонкой. И несчастный подросток едва успевал откатить коляску от двери.
- А после убийства ты купила диплом врача и уехала сюда?
- Диплом у меня настоящий. Я же тогда на медицинском училась. На третьем курсе. А первая древнейшая профессия… Понимаешь, я в девятом классе была, когда отец нас бросил. Перестроился, так сказать, на самом излете Перестройки. Мать сначала крепилась. Меня тянула, как могла. Между двумя работами моталась: на шинном заводе бухгалтером и еще в какой-то частной фирме. В то время они росли как грибы. Потом я в институт поступила. Фирма, в которой мать подрабатывала, накрылась. А потом и завод стал накрываться. Помнишь конец восьмидесятых - начало девяностых? Тогда же все производство останавливалось. Мать заболела - тяжелая форма депрессии. Сидела на стуле, смотрела в одну точку и покачивалась. Все, что можно было продать, было продано или снесено в комиссионки - и шуба, и ложки серебряные… Лекарства были нужны для матери, и есть надо было на что-то. Не на крошечную же стипендию, которую к тому же все время задерживали…
Утром Лариса ставила на столик рядом с кроватью Анны тарелку с геркулесовой кашей и стакан горячего чаю. Иногда вместо чая был кофе из цикория. Сама съедала на кухне кусок булки, политый постным маслом и посыпанный сверху сахарным песком, и бежала в институт.