* * *
Любит военных людей дорога. Идут ли бои или день за днем текут годы мирной боевой учебы, для армии движение - это ее жизнь.
Разве не носился молодой, полный энергии и пыла Суворов во главе своих полков, осуществляя стремительные марш-броски и маневры, прежде чем вел их в бой? Разве пожилой, дряхлеющий полководец Кутузов, уже обессмертивший себя победой над Наполеоном, не разъезжал бесконечно по гарнизонам и бивакам на польской земле, где оставался с войсками до последнего дня своей жизни? Днем ли, ночью ли, в зной и дожди прикатывал он на своем "возке" то в один, то в другой полк, инспектировал ученье, поощрял достойных, наказывал нерадивых. Ну а современные войска: мотопехота, танковые части, летчики, артиллеристы, ракетчики... Они тоже находятся в постоянном движении. Кто-то едет за новой, более совершенной и грозной техникой, кто-то передислоцируется на более важный рубеж в приграничной зоне, где на всякий случай надо постоянно иметь наиболее надежные силы. Кто-то перелетает со своего родного и хорошо обжитого аэродрома на другой, незнакомый и необжитой, потому что этого требуют условия тактического учения. Кого-то будит на привале свежая утренняя роса, а не будильник, заботливо поставленный женой на нужный час. Словом, богата дорогами армейская жизнь.
И нет ничего удивительного, что в поезде дальнего следования, идущем из Москвы на юг, встретились два старых фронтовых друга - генерал-майор авиации и полковник. Встретились не где-нибудь, а в вагоне-ресторане, потому что, не будем скрывать, генералы туда тоже заходят и не считают за великий грех в дороге выпить стопку-другую за обедом или ужином.
Генерал-майор авиации, лет за сорок пять, среднего роста, чуть сутуловатый, как и многие летчики, у которых значительная часть их жизни прошла в кабине, вошел неторопливо в вагон-ресторан и, так как посетителей было там мало, сразу задержал взгляд на высоком плечистом полковнике, в одиночку сидевшем за столиком у окна. Серые выразительные глаза генерала сверкнули под густыми бровями.
- Кузьма! - воскликнул он, да так громко, что все сидевшие за столиками сразу же оглянулись.
Полковник стремительно вскочил, едва не перевернув столик.
- Сережа! Мочалов! - Генерал и полковник крепко обнялись и некоторое время стояли в проходе, оглядывая и похлопывая друг друга. - Вот так встреча! Ты куда?
Генерал назвал город, куда он ехал.
- Так это же замечательно! - обрадовался полковник. - Значит, в наш военный округ, мимо моих владений. Не будь я Ефимковым, если ты не побываешь у меня. Слезем в десять ноль три в Соболевке - воскресенье все равно день не рабочий, значит, твой, - а в понедельник утром я тебя на ЯК-12 переброшу к самому месту.
- А если погоды не будет?
- На машине тогда отвезем. И не отговаривайся, друже. Все равно ничего не получится.
- Да я и не думаю отговариваться. Откуда ты взял? - засмеялся генерал.
Ефимков усадил старого друга напротив себя и, широко улыбаясь, продолжал разглядывать его.
- Все такой же.
- Да ведь мы только два года не видались. А годы теперь реактивные. Пролетают быстро.
- Ну а меня чего не спрашиваешь, где я и что?
- Знаю, Кузьма, все знаю. Перед командировкой был у маршала авиации. Он твое хозяйство похваливал.
- Да вроде на уровне стараемся идти, - самодовольно пробасил Ефимков. - Ну а сам-то где? Что-то за последний год фамилия твоя в приказах перестала фигурировать. Ни среди тех, кому благодарности объявляют, ни среди тех, кому взыскания.
- Однако на орехи достается мне не меньше, - улыбнулся генерал.
- Где же ты теперь, Сергей Степанович?
- Потом скажу. Ты в каком вагоне едешь?
- В пятом.
- Так и я в пятом. И купе пустое. Перебирайся.
Поезд грохотал на стыках рельсов, оглашая сизую от инея ночь короткими гудками. В репродукторе низкий женский голос рассказывал о том, что течет река Волга и что кому-то семнадцать лет. Буфетчик равнодушно зевал у стойки.
Ефимков взял меню, на переплете которого была наклеена фотография - нарядная блондинка с высоко взбитой, но уже не модной прической сидела с молодым красавцем за столиком, уставленным фруктами, шампанским и прочими яствами. Дальше начиналась реклама, призывающая пассажиров посещать вагоны-рестораны.
- Черт побери, - ворчливо произнес он, - езжу, езжу и всегда, как только переступаю порог вагона-ресторана, наталкиваюсь на эту пикантную блондинку. Уже виски седеть начали, дети выросли, а она все такая же прекрасная.
Мочалов расхохотался:
- Это что? Комплимент блондинке или критика рекламы Министерства торговли?
- Считай, и то и другое, - подтвердил Ефимков. - Голоден я как черт, давай заказывать.
Заказывать еду Кузьма Петрович был мастер. Даже скудное меню вагона-ресторана он сумел превосходно использовать. По его велению на столе одна за другой появились тарелки с семгой и заливным судаком, салаты, приправленные майонезом и сметаной. На продолговатом блюде идеально разделанная засияла селедка, а рядом с нею уже дымился вареный картофель. Наконец, пожилой официант поставил ломтиками нарезанный лимон и бутылку коньяку. Ефимков потер огромные с крупными синими жилами руки. Когда-то давно, еще до войны, он на спор гнул ими подкову.
- Ты чего на меня так пристально смотришь?
- Как в зеркало, - засмеялся генерал, - самого себя в тебе вижу. Вот и морщин прибавилось, и седина голову подкрасила, а молодость, чувствую, не иссякла.
- Так я же не из тех, что носят расписные рубашки и в двадцать лет рассуждают, как старики, или пишут стихи о каком-то конфликте двух поколений. - Вот за это самое и давай. - Ефимков поднял рюмку.
- И за встречу, - прибавил генерал.
- И за то, что оба живы и песок из нас не сыплется, чтобы уходить в отставку.
Чокнулись и выпили. Мочалов, повернувшись к окну, чуть приоткрыл шторку, - мелькали сквозь сумрак далекие огоньки, летел в ночи скорый поезд.
Если бы наши отделы кадров умели поглубже заглядывать в судьбы человеческие, они бы обязательно в личные дела Ефимкова и Мочалова вписали историю их дружбы, прошедшей через многие испытания. И в самом кратком изложении выглядела бы эта история так.
...Летом сорок третьего года за линией фронта был подбит штурмовик ИЛ-2. Еле-еле перетянув лесок, летчик посадил его на жнивье. Низко над ним пронеслись самолеты его группы. Он проводил их тоскливыми глазами и остался один у разбитой машины, полный решимости принять свой первый и последний бой с фашистами на земле. От ближнего хутора, взметая пыль, уже мчались к месту вынужденной посадки вражеские мотоциклисты. Короткие автоматные очереди с треском разрывали сухой полевой воздух. Но вдруг над головой летчика со звоном пронеслось звено наших истребителей. Три из них ударили из пушек по дороге, отсекая мотоциклистов, а четвертый смело пошел на посадку. Не выключая мотора, пилот открыл над головой крышку фонаря, приподнялся в кабине. Мочалов, подбегая, увидел тяжелый, резко очерченный подбородок, злые глаза.
- Скорее в машину! - свирепо закричал незнакомый пилот.
После войны судьба снова свела их на время: оба служили в одном пограничном полку, овладевали первыми реактивными истребителями. Совместные полеты на новых машинах, дружба семей и многое-многое другое их породнило. При встречах они обходились без театрально-бурных восклицаний: "А помнишь ли?" Они читали свое прошлое в глазах друг у друга.
- Ну а теперь что за тост будет? - спросил Мочалов, разливая остатки коньяка.
- За небо над нами!
- Давай за небо! - согласился генерал. - Под этим небом хорошо дышится.
Потом они направились в пятый вагон, и Ефимков перенес в купе генерала свой небольшой чемодан. Сняв китель с разноцветными орденскими планками, он надел пижаму и с наслаждением стал набивать трубку. Искоса посмотрел при этом на друга.
- Ты как?
- По-прежнему не курю, - отказался генерал.
- Жаль, - вздохнул Ефимков, - мне под старость стало казаться, что человек, брезгающий трубкой, многое теряет. Люлька, она мыслить располагает.
- Ты стал сентиментальным, Кузьма.
- Помилуй бог, Сережа. Чего нет, того нет. Просто во мне собственный опыт заговорил.
- А меня к трубке не тянет, - улыбнулся добродушно Мочалов, - да и должность сейчас такая, что курить противопоказано. Обязан пример подчиненным подавать. А уж кому-кому, а им и на понюшку табаку нельзя.
- Да, да, - деланно зевнул Ефимков, - ты же обещал рассказать, на какой ты теперь работе.,
- Действительно, обещал, - согласился генерал, тоже снимая китель и форменную рубашку. Оставшись в одной белой майке, он плотнее притворил дверь и сел на диван к Ефимкову. - Видишь ли, Кузьма Петрович, я уже полгода не служу в строевой авиации.
- Это я сразу понял, - подхватил Ефимков. - Но где? В каких войсках? К ракетчикам, что ли, подался?
- Бери выше, - улыбнулся Сергей Степанович. - Назначен командовать особым отрядом космонавтов.
- Ты! - Ефимков от удивления замер. - Да какой же ты, извини меня, космонавт?! И годы уже не те, и делом этим, насколько мне известно, ты никогда не занимался.
- Примерно так я и заявил, когда мне предложили эту должность, - улыбнулся Мочалов. - Выслушал меня один ответственный товарищ и головой покачал. "Когда вы вступали в партию, товарищ Мочалов?" - "На фронте, отвечаю, и партбилет между двумя боевыми вылетами получал. Только в разных местах: вступал под Орлом, а получал уже за Днепром". Он засмеялся, но глаза, гляжу, строгие. "Не годится, говорит, коммунисту-фронтовику пасовать перед трудностями". Я стал ссылаться на свою некомпетентность, сказал, каким, по моему убеждению, должен быть командир подобной части. Он меня снова остановил. "Вы как думаете, с чего начинается техническая революция?" - "С появления новых форм труда". - "А еще точнее?" - "С появления новых орудий труда".- "Правильно. Сначала появляются новые орудия труда, а потом - производственные отношения, которые им должны соответствовать. Давайте с точки зрения диалектики и отнесемся к новой профессии летчика-космонавта. Согласитесь: сначала появилась идея осуществить полет человека в космос, затем - корабль, способный поднять человека, и потом уж - первый отряд космонавтов. А вот академию, готовящую командиров таких отрядов, мы не смогли сразу открыть. Да и то сказать - космонавтике нашей год с небольшим, а срок обучения в любой академии не меньше трех-четырех лет. Как же быть?" Я пожал плечами, а он усмехнулся и закончил: "Из авиации надо брать кадры. Таких, как вы, выдвигать. Когда вас назначили командиром эскадрильи, вы были уверены, что с этой должностью справитесь?" - "Не очень", - отвечаю. "А когда полк доверили?" - "Тем более". - "А когда дивизию дали?" - "Совсем поначалу растерялся". Он засмеялся: "А знаете почему? Потому что во всех случаях вы шли на новое дело. И сейчас на новое дело идете. Но партия вам доверяет..." Вот я и пошел, Кузьма Петрович. Трудно было поначалу, очень трудно. Но чертовски интересно.
- И корабли космические ты видел? - оживился Ефимков.
- Зачеты даже по материальной части сдавал.
- Ну а с Главным конструктором беседовал?
- Было.
- Вот, по-моему, человек! Глыбища!
- Большой человек! - подтвердил Мочалов.
Вагон покачивало. Временами под колесами жестко взвизгивали рельсы. Тихо тлела трубка в руках Ефимкова, негромкий голос Мочалова наполнял купе:
- Ты вот спрашиваешь, что такое первые полеты человека в космос. Конечно, если быть откровенным, это, что называется, проба пера. Мы сейчас пишем и говорим, что наши корабли несравненно лучше и надежнее американских капсул. Но придет время, и в сравнении с новыми они будут выглядеть, как самолет ПО-2 рядом со сверхзвуковым реактивным истребителем. Первые полеты - это разведка околоземного космического пространства.
- Нечего сказать - разведка, если весь мир о ней шумит! - гулко рассмеялся Ефимков.
- Так-то оно так, - согласился Мочалов, но мы смотрим вперед, в будущее. А наше будущее - это орбитальные станции, монтажные работы в космосе, высадка на Луне. Сам понимаешь, какие кадры нужны для этого.
- Ну а в наши края ты по какой надобности прискакал, Сережа? Сказать можешь?
- Скажу. Во-первых, в штабе округа надо мне о парашютных прыжках договориться. Собираюсь свой личный состав весной сюда привезти. Еще кое-какие организационные дела. В том числе должен на вакантное место одного паренька из молодых летчиков в отряд подобрать.
- В космонавты?
- Да.
- И почему ты его решил искать именно у нас? Не свет же клином сошелся на нашем округе.
Генерал прищурился и с усмешкой посмотрел на друга:
- Только потому, что служит в этих краях некий полковник Ефимков. Когда я об этом узнал, сразу подумал: вот кто лучше всех мне поможет. Доложил начальству и получил от него "добро".
- Вот за это спасибо, - растрогался Кузьма Петрович, - спасибо, что друга не позабыл. Да я тебе на выбор такие кадры предложу - лучше нигде не найдешь.
***
В понедельник утром Кузьма Петрович Ефимков подъехал к штабу на час позднее обычного. Полетов в этот день не было, в учебных классах шли занятия. В его приемной уже давно сидел начальник отдела кадров майор Бенюк с огромной кипой личных дел на коленях. Окинув бегло эту кипу и самого Бенюка, Ефимков спросил:
- Принес?
- Принес, товарищ полковник.
- Как я просил - молодые, красивые, хорошие летчики и физкультурники?
- Так точно, - подтвердил ничего не понимающий майор, - может, вы все-таки объясните, товарищ полковник, почему вас самые красивые заинтересовали.
- Это тот случай, когда начальнику вопросов задавать не положено, - прервал Ефимков, сверху вниз взирая на невысокого Бенюка. - Клади мне эти папки на стол.
Он прошел в кабинет и по телефону приказал начальнику медицинской службы немедленно принести личные медкнижки всех тех офицеров, чьи личные дела отобрал Бенюк.
Потом, когда это было сделано, связался со своей квартирой. К телефону долго никто не подходил, длинные басовитые гудки следовали один за другим. Наконец в трубке послышался голос генерала Мочалова:
- Квартира полковника Ефимкова.
- Это ты, Сережа?
- Конечно, Кузьма. Стою с намыленной щекой.
- У меня все готово. Заканчивай и приезжай.
Когда его старый друг появился на пороге кабинета, Кузьма Петрович важно расхаживал вокруг стола и дымил трубкой. Он был явно доволен.
- Десять человеческих судеб на моем столе, - похвалился он. - Ты как, сначала обзором фотографий и личных дел удовлетворишься или тебе сразу оригиналы представить?
- Экий ты скоропалительный, - усмехнулся генерал, - с оригиналами повремени. Предоставь мне свободную комнату и время.
- Оставайся в моем кабинете. Я на аэродром ухожу. - Кузьма Петрович снял с вешалки меховую куртку и потянулся за папахой. - Тебе на эту операцию часа хватит?
- Боюсь, побольше уйдет, - покачал головой Мочалов, - два, не меньше.
- Работай два. В десять я к тебе наведаюсь.
И ровно в десять, переделав целую кучу разных дел, побывав на занятиях, в дежурном звене, на самолетных стоянках, весь раскрасневшийся от морозного солнца, Кузьма Петрович возвратился к себе в кабинет. Мочалов сидел за столом, молча постукивая пальцами по стеклу. Серые его глаза были озабоченными, брови хмурились. Большая стопка личных дел лежала в стороне, и только два - перед ним. На верхнем Ефимков прочел фамилию Горышина.
- Ну что, Сережа? - трубным голосом спросил комдив. - Отобрал кандидатов для беседы?
Мочалов отрицательно покачал головой и ладонью отбросил свисавшие на лоб пряди седеющих волос.
- Нет, Кузьма. Лишь два человека меня заинтересовали из всех представленных: Горышин и Савушкин.
- Как, только два? - удивился комдив. - А остальные? Например, Иванов, командир отличного звена, а Лабриченко, наш снайпер?..
- Так-то оно так, - спокойно согласился генерал. - Я не отнимаю у твоих подчиненных их заслуг. Но пойми, дорогой, очень жестким критерием мне приходится руководствоваться. Восемь из них уже не подходят по двум показателям: рост и вес. Два личных дела я пока задержал. Но, понимаешь, Кузьма, хотелось бы более колоритного парня. Чтобы и летная биография была у него поинтереснее, и сам он физически посильнее выглядел, чем эти, и к космонавтике бы тянулся.
- Кого же тебе еще порекомендовать? - задумался Ефимков и сел на просторный дерматиновый диван. - Есть тут у нас еще один парнишка, да лично я не хотел бы его отпускать. Вот у него так и в самом деле тяготение к космонавтике. Года два назад Гагарин проезжал через его родной город. Так этот парнишка с пакетом к нему пробивался. А в пакете просьба: "Возьмите меня в космонавты, это мое призвание". У нас в дивизии ребята зубастые, Космонавтом его так и прозвали.
- За этот самый случай? - равнодушно спросил генерал.
- Нет, за другое - за то, что он ночью вместо самолета-цели за звездой погнался.
Глаза Мочалова так и брызнули смехом. - Это любопытно. А летает он сносно?
- На уровне. Самолет у него в воздухе задымил как-то. Не растерялся парень. Посадил на летное поле. Звание досрочно получил за это от самого маршала.
- А физически как?
- Так ведь жарища во время пожара в кабине, я полагаю, адская была. В обморок не падал. Из самолета на своих ногах вышел, маршалу все чин по чину доложил...
- Смотри какой, - одобрительно кивнул Мочалов. - А еще какие за ним доблести водятся?
- Ты меня, Сережа, будто корреспондент какой расспрашиваешь, - нервно улыбнулся Ефимков, смутно почувствовавший, что Гореловым его друг заинтересовался всерьез. - Больше за ним доблестей вроде никаких. Разве только что живописью увлекается. Знаешь, если бы не авиация, из него профессиональный художник мог получиться. Он у нас домик дежурного звена так разукрасил. Что ни стена - то картина.
Мочалов положил в общую кипу и те два личных дела, которые поначалу лежали отдельно.
- Слушай, друже, ты меня окончательно заинтриговал. Покажи мне эту роспись.
- Поехали, - без особого энтузиазма согласился Ефимков.
Что-то сковывало теперь его речь. Казалось, он был бы не прочь избежать дальнейших расспросов. Мочалов это понял и стал еще настойчивее.
Комдив, кряхтя, уселся за руль и сам погнал "Волгу" через аэродром по скользкой от гололеда дороге к дежурному домику. В пути был мрачен и почти, не вынимал изо рта потухшую трубку. Когда командир отдыхающей дежурной пары, завидев генеральские погоны, бросился было докладывать, он за Мочалова сделал резкий нетерпеливый жест, означавший: отставить.