Жизнь в Кувшинке налаживалась. Строительный батальон, расквартировавшийся здесь в прошлом году, построил, наконец, кирпичный дом, в котором была горячая вода и туалет в каждой квартире. Штаб распределил квартиры между старшими офицерами. Семье старпома большого корабля досталась двухкомнатная. Правда пятиметровую для Володи едва ли можно было назвать комнатой, но он в ней помещался благодаря своим собственным незначительным размерам. Выход в море становился всё более обыденным делом, а количество пойманных браконьеров уменьшалось. Стали чаще завозить приемлемые для офицерского питания продукты, в том числе и лук, без которого жить на севере было нельзя, иначе цынга – и нет больше зубов во рту офицера и его жены! Перед тем, как отправиться в Ленинград на свою предпоследнюю весеннюю сессию, Марина получила известие, которое обрадовало её и одновременно очень огорчило. Коля сообщил, что их с кораблём переводят на Камчатку, где они нужнее. Это означало, что они переезжают в город! Жизнь на краю света заканчивается! Неужели дождалась?!.. Но! Теперь от Ленинграда её будет отделять почти семь тысяч километров! Многовато. Опять дилемма! Но не от Марины зависело её разрешение, и не от Николая. Приказы не обсуждаются. Они выполняются, на чём и держится армия и флот. Скоро состоится их встреча с краем гейзеров и вулканов. А пока – сессия и летний отдых на море… Если получится.
3
Вместе не получилось, потому что Колиному кораблю надо было идти на Камчатку, чтобы оказаться там по планам командования не позднее середины сентября. Марина сдала свою сессию, а вслед за этим событием под звуки духового оркестра "Пурга" в последний раз отшвартовалась от причала в Кувшинской Салме. Отходом командовал капитан третьего ранга Николай Сафронов:
"Почти десять лет я был с тобой – Кувшинка! Я буду помнить тебя. Ты моя молодость и слава. Прощай! Теперь нас ждёт Дальний восток…".
Все до одного офицеры корабля столпились на мостике и, приложив ладони к козырькам, с грустью смотрели на отдаляющийся от них причал с оставшимися на нём друзьями и сослуживцами. Оркестр продолжал играть "Марш Славянки", но музыки на корабле было уже не слышно. Потом и верхушки сопок исчезли. Впереди был дальний поход по северо-морскому пути.
Поход длился уже полтора месяца, запас пресной воды подходил к концу. Пополнить его собирались только в Тикси, где была запланирована кратковременная стоянка. А сейчас на пресную воду был введён режим строгой экономии. Это означало, что ни в душ, ни в баню без особого разрешения старшего помощника член экипажа пойти не может, а значит будет очень скоро сильно пахнуть. С каждым днём ситуация становилась всё более критичной, но потом изменилась. Совершенно неожиданно при очередном заборе воды выяснилось, что вода за бортом пресная! Сибирские реки делали её пресной, вливая себя в океан безвозмездно от Оби до Лены. Забавно! В этот же день по экипажу была объявлена Баня! После того, как кубрики проветрились основательно, в них снова можно было спать вдыхая свежий воздух, а не наоборот. Девятого сентября пятьдесят девятого года Сторожевой Пограничный Корабль "Пурга" пришвартовался в маленькой бухте Солёное озеро в Петропавловске Камчатском, откуда уже через две недели отправился на "охоту" в Берингов пролив.
В середине октября самолёт ТУ-104, сделав по дороге из Ленинграда четыре остановки, приземлился в Петропавловске. С борта самолёта сошли мать и сын Сафроновы. Их встречал заместитель начальника штаба дивизиона капитан второго ранга Капустин. Коля застрял в Охотском море, гоняясь за японцами, бессовестно облавливающими чужие моря. Встретить жену с сыном он, естественно, не мог. До его приезда семью моряка поселили в "маневренном фонде", из которого им удалось выбраться не сразу. Только через полгода, почти одновременно с вступлением Николая в должность командира корабля, они переехали в двухкомнатную квартиру в новом доме. Квартира была точной копией той, в которой они прожили последний год в Кувшинке. В маленькой комнатке помещалась только кровать. Так что уроки Володе приходилось делать на кухне. А он и не возражал, потому что любил компанию. Это давало возможность поговорить и спеть пару песен, тем более, что мама была очень благодарным слушателем и собеседником. Прямо под квартирой находился продуктовый магазин с очень оригинальным ассортиментом. От стенки до стенки помещение магазина перегораживал прилавок. За прилавком стояла тётя Римма – жена заведующего продуктовым складом дивизиона майора интендантской службы товарища Мусихина Бориса Абрамовича. Безобразие необыкновенное, но встречающееся в войсках повсеместно. Всё, что можно было украсть или, выражаясь интендантским языком, списать, как просроченное или просто испорченное, списывалось и продавалось через тётю Римму. Тушёнка, например. Интересно, а был хоть кто-нибудь, кто об этом не знал? Наверное, нет! – все знали. Но по каким-то соображениям делали вид, что даже не догадывались. Или боялись? История напоминала детективную. Прямо, мафия какая-то, да и только. Только непонятно, кто у них был за "крёстного отца". Ну не комдив же! Слева от продавщицы стояла бочка с красной икрой пряного посола. Справа – такая же бочка, но с икрой малосольною, а прямо за впечатляющей тыльной частью тёти Риммы стояла бочка с икрой самой обыкновенной. Соседство с красной икрой трёх сортов в таком количестве и на протяжении нескольких лет делало всеми почитаемый деликатес отвратительным на вкус. Даже одно напоминание о нём будет вызывать у вас отрицательный рефлекс ещё очень и очень долго после того, как вы покинете Камчатку. Там же, в магазине, можно было купить уже упомянутую тушёнку, соль, сахар и муку. Иногда перловку или гречку. Что-то из овощей. Молочные продукты в магазине тёти Риммы не продавались. Хлопотно! Портятся быстро. За молоком и сметаной Марина посылала своего сына в лавку, которая находилась за невысокой сопкой в месте, которое называлось Кислая Яма.
Солёное Озеро, Кислая Яма, Паратунька, Авача, Апача и Велюча! – какие красивые и звучные названия носили места обитания человека в, не сказать, чтобы прекрасном, городе Петропавловске на Камчатке! В какой бы части города вы не оказались – отовсюду будут видны заснеженные вершины действующих вулканов, носящих имена – Велючинский и Авачинский. Иногда они тряслись, как будто от злости, дымились и раскачивали город за то, что тот относился к ним несерьёзно. Однажды, разозлившись особенно сильно один из вулканов разрушил город до основания. Заснеженными они были не только зимой, но и в летнее время, не отличающееся высокой температурой. Зато, оно всегда было дождливым, и этим напоминало Ленинград. Флора камчатского полуострова была бедной. Самое высокое дерево, будь то рябина или берёза, не достигало в высоту и трёх метров, что упрощало сбор необычно крупных красных ягод рябины. Они не горчили, и не надо было ждать заморозков, чтобы мороз "убил" горечь. Грибы росли везде, но только одного наименования – опята! Население города по воскресеньям с начала июля до конца сентября семьями забиралось в сопки, собирало всё до последнего опёночка, а уже к следующим выходным сопки снова покрывались рыжеватым покрывалом из "сопливых", но очень вкусных опят. Опёнок – гриб универсальный. Его можно варить, жарить, солить и мариновать с одинаковым успехом. Он всё равно будет вкусный! А под водочку, так и не хуже белого! Кедровые орешки в Петропавловске – это, как семечки в Рязани или Ярославле. У каждого в кармане горсть найдётся! Но растут они не на деревьях, а на кустах, которые местные называют кедрач. Идёшь по опята, а заодно и орешков насобираешь, если не поленишься подняться повыше, да отойти подальше. Выбор ягод не большой – морошка и брусника. Зелени – ещё меньше. Черемша! Вот и вся флора!
4
Для Володи переезд на Камчатку означал то, что появлялась возможность заниматься чем-нибудь ещё, кроме разучивания новых песенок из коллекции маминых пластинок.
В школу пришёл дядька и стал набирать мальчиков в секцию спортивной гимнастики. Гимнастика как раз была в моде, как позже станет фигурное катание, и на слуху. Имена Шахлина, Столбова, Азаряна, Титова – членов сборной страны – вызывали восхищение. Они были олимпийскими чемпионами! Дядька приметил Володю и пригласил на первую тренировку. С тех пор гимнастика для него стала важнее уроков в школе. Впрочем, оценки в табеле и в дневнике от этого хуже не стали. Учёба давалась легко. Марина имела по этому поводу своё собственное особое мнение:
"Раз он успевает заниматься гимнастикой, а в школе одни пятёрки… Раз он успевает учиться, а потом полдня болтается то на рыбалке, то в войну играет: Солёное Озеро против Кислой Ямы… Читает столько, что и не угнаться за ним… Надо, кстати, Мопассана спрятать, пока он до него не добрался… Значит он и музыкальную школу "потянет". А вот этим я и займусь…".
У неё всё получится. Володя поступит в музыкальную школу, удивив приёмную комиссию своим песенным репертуаром. Марина с тех пор, говоря о своем сыне, всегда будет упоминать в разговоре с соседками – жёнами сослуживцев мужа – чрезвычайно большие музыкальные способности своего сына, позволившие ему победить в конкурсе на два места по классу фортепиано:
"Соискателей было более пятидесяти, а он всё-таки, победил!".
Победить в конкурсе, на самом деле, Володе помогли не выдающиеся вокальные способности или сверх идеальный музыкальный слух. Здесь не обошлось без выдумки, стратегии и маленькой хитрости. В любом подобном конкурсе очень важно оказаться в числе последних среди выступающих. Это понятно. Чтобы Володя попал в тройку претендентов, выступающих с вокалом в последних рядах, мама Марина близко сдружилась с женой одного из сослуживцев мужа Коли – Галей Эпштейн. Она преподавала скрипку в той же музыкальной школе и каким-то образом смогла "встроить" Володю предпоследним по списку. Первый шаг к победе! Затем началась работа над репертуаром. Было бы логичным и правильным спеть песню про Чапаева, который с раненой рукой пытался переплыть через реку Урал, и где в последнем куплете в него попадает белогвардейская пуля. Песня героическая и трогательная одновременно. Чапаева было жалко. Но, во-первых, наверняка кто-нибудь из соискателей тоже захочет исполнить этот патриотический шлягер и тогда, во-вторых, сюрприза не будет! Не годится! Всякие глупые песенки про зайчиков и про ёлочку – Нет! – это вообще мрак. Пацану уже восемь лет, а он про зайчика… Среди домашних заготовок в репертуаре у Володи было две "фирменные" песни: "Журавли" и "Песня первой любви". Первую песню он с интонациями Петра Лещенко и в ритме танго не раз исполнял на офицерских тусовках – вечеринках дома и в гостях. Вторая же была хитом всенародно любимого певца Рашида Бейбутова, переполнена сложными и противоречивыми чувствами и трудна в исполнении. Для Володи эта песня подходила лучше не придумаешь – сам полметра ростом, а песня про страстную любовь взрослых людей! Сегодня подобные трюки с успехом используются на конкурсах юных дарований повсеместно на обоих полушариях планеты, а тогда, наверное, он был первооткрывателем! В общем, как и ожидалось, все пятьдесят претендентов пропищали что-то про зайчиков и лисичек. Трое спели про Чапаева, а потом вышел Володя… и положил зал к своим ногам! Плакали все: жена комдива, завбазой и его жена, директор центрального гастронома с дочерью от первого брака и сестра председателя рыболовной артели камчатской рыболовной флотилии. Сам председатель прийти "поболеть" за дочурку не смог – дела! Другие тоже плакали, от смеха, естественно. И Марина плакала, но она – от счастья. Её сын – этот маленький Марио Ланца – Нет! – Карузо! Он только что своим выступлением покорил зал музыкальной школы города Петропавловска и вписал своё имя в… Куда он вписал своё имя, Марина так и не придумала, но от этого счастья у неё не убавилось.
Володя не станет музыкантом – слух хоть и хороший, но не идеальный и не абсолютный. Спотсменом высокого класса тоже не станет. Слишком рано приобщится к сигаретам и другим человеческим безобразиям. Но любовь к музыке и спорту пронесёт через всю свою жизнь до старости. Спасибо маме!
5
Год тысяча девятьсот шестидесятый стал для Марины не только годом успехов её сына на спортивной арене – его даже по телевизору показывали. Так здорово он делал "ласточку" и кувырок назад… И не только в освоении фортепиано. Этот год стал знаменательным в её жизни тем, что она впервые в жизни пошла на работу. В аптеку при медсанбате дивизиона. Справка о незаконченном высшем образовании по профилю давала ей право заведывать этой аптекой. Как ни странно, работа ей нравилась и она пропадала в обществе порошков и таблеток всё своё свободное время. Аптека помещалась в том же одноэтажном доме барачного типа, что и сама медсанчасть, в которой был зубоврачебный и процедурный кабинеты. И палата на четыре койки. Заведовал медсанчастью капитан медицинской службы Малюткин, чья внешность никак не соответствовала фамилии. Владимир Иванович был широк в плечах и ростом тянул на фамилию Большаков – никак не меньше. В зубоврачебном кабинете властвовала Раиса Петровна. Крупная и решительная женщина, никогда не останавливающаяся перед дилеммой – рвать зуб или не рвать, независимо от того, насколько подозрительно этот зуб выглядел снаружи. Она их вытаскивала до тех пор, пока больной зуб не оказывался удалённым. Обычно, со второй или с третьей попытки ей это удавалось. Глядя на только что вырванный коренной, валяющийся на дне лотка, она думала:
"Вот ведь гад! На вид обычный зуб, только с дыркой в собственную половину, а сколько неприятностей принёс такому милому человеку. – Человек – Вы в порядке? Может Вам нашатыря дать понюхать?.. – Я бы этих мерзавцев всех повырывала, да только чем этот милый человек тушёнку перемалывать будет потом?..".
Своим радикальным подходом в стоматологии Раиса Петровна опередила время. Она была, как бы, предвестником революции в зубном протезировании. С появлением имплантов количество удалённых зубов потеряло свою безвозвратно трагическую сущность: "Подумаешь – не тот зуб удалили! Сейчас соседний вырвем, а на место того, который по ошибке – тот на имплант заменим…". Так лишился половины своих, и без того прореженных цынгой, зубов командир "Пурги". Его жена тоже пострадала изрядно. Да и сыну она просверлила парочку зубов не с той стороны.
6
Письма от Люды Благуши приходили регулярно. Их тон с романтично-восторженного постепенно менялся в сторону невразумительного. Было понятно – что-то неправильное происходит в недавно образованной семье. Ничего удивительного в смене настроения невестки Марина не увидела. Слишком хорошо она знала своего брата:
"Наверное, с работой дурит. Да и не удивительно. Отец его тоже толком никогда не работал. Больше видимость создавал. А Юра и видимость создавать не хочет. Галя уже дважды помогала ему устроиться на вполне приличную работу, а его через месяц по собственному желанию из уважения к сестре. Если бы не это, так по статье погнали бы за бесконечные прогулы и опоздания. Ну что с ним делать? Чувствую, плохо кончится… Слетаю-ка я в Ленинград на недельку, а то неспокойно мне как-то. К тому же колбаса с сыром кончились, хлеб местный надоел. От него изжога. Так и скажу Коле, что за колбасой летала. Заодно отпуск в институте продлю ещё на год. В этом году всё равно сессию уже пропустила. Может быть с Вита… Нет! – Об этом думать не буду. Кончено – значит кончено! И всё на этом…".
Коля был в Охотском море. Опять кого-то ловил и догонял. Ждать его возвращения раньше, чем через месяц, не было смысла. Марина оставила ему подробное письмо на всякий случай, если она не успеет вернуться раньше него, и поехала в аэропорт.
В этот же день, а не на следующий, благодаря тому, что земля крутится, самолёт ТУ-104 тем же маршрутом с четырьмя остановками, что и год тому назад, доставил Марину с сыном в Ленинград. Рано утром следующего дня она в нервно-возбуждённом состоянии приехала на Зверинскую, чтобы увидеть брата и поговорить с его женой. Люда, предупреждённая вчерашним звонком, уже встала и на цыпочках пошла открывать дверь, услышав лёгкий стук во входную дверь. Женщины договорились, что о приезде сестры Юра до поры до времени знать не будет. Ровно в семь зазвонил будильник, возвещающий о том, что ему пора вставать и идти на работу. Иван, муж старшей сестры Галины, устроил его к себе на "Вулкан" резиновые изделия отбраковывать. Работа непыльная, и от дома близко. Пешком дойти можно. На звонок будильника никакой реакции не последовало.
– Ну, а теперь будет самое интересное, – сказала Люда, – сейчас увидишь…
Подойдя к двери спальни, она громко в неё постучала:
– Юра, вставай! Пора на работу. Я завтрак уже приготовила…
Из комнаты послышались какие-то звуки. Затем недовольный голос ответил:
– А разве уже пора? Ещё рано… Дай поспать…
– Очень даже пора, Юра!
Но ответа не последовало. В спальне было тихо. Было не похоже, чтобы кто-то собирался вставать. Прошло ещё пять минут. Люда с оттенком раздражения в голосе опять сказала:
– Вставай – опоздаешь!
– Но, ведь, не опоздал же пока. Рано ещё… – ответили из спальной.
– Видишь, Марина, и так почти каждый день. Я действительно уже замучилась с ним. Он всегда был таким? Почему ты меня не предупредила? Я бы никогда за такой экземпляр замуж не пошла. Он что – не понимает, что так нельзя? Или он хочет, чтобы я его кормила и одевала, а он будет мне дарить свою любовь? Ты про такую любовь что-нибудь слышала? Нет? А я где-то читала, что такие, как твой брат и мой нынешний муж называются Альфонсами. Мне такой не нужен, извини… – Люда перевела дух и уже не сказала, а грубо потребовала:
– Вставай, до проходной добежать ещё успеешь!
Ответ прозвучал на редкость чётко и конкретно:
– Теперь поздно… зачем вставать? Я уже опоздал! Ты сама сказала… – Юра перевернулся на другой бок и, открыв глаза, рассудительно продолжил: – Бегаю я медленно, дыхалка не та. В боку чего-то покалывает. Сердце, наверное. Позвони в неотложку. Пусть мне таблетку от сердца привезут, а я ещё немного полежу… Надо будет попозже в поликлинику сходить за больничным…
Закончив монолог, Юра потянулся, сладко зевнул и ещё раз перевернулся в кровати. Его взгляд остановился на сестре, молча стоящей в дверном проёме с решительным и очень сосредоточенным видом. Наверное, с минуту оба молчали. Юра понял, что попался с поличным и выкрутиться в такой стуации будет вряд ли возможно. Терять было нечего, и он первым нарушил молчание, решив выбрать тактику нападения:
– Вот только не надо меня жизни учить! Я, Мариночка, в своей жизни уже достаточно поработал! Имею право отдохнуть! Можно подумать, ты вся изработалась. На шею Николай Михайловича взгромоздилась и…
Марина резко перебила: