Доктор продолжал вглядываться в его лицо, пытаясь определить, нет ли тут какого подвоха. Перед ним стоял исхудалый сконфуженный молодой человек, явно безденежный и забывший большую часть того, чему его когда-то учили. Наконец доктор придвинул к себе по столу рецептурную книжку, взял ручку.
- Ваше имя?
- Натан Шолль.
Доктор попросил произнести фамилию по буквам.
- Что вам требуется?
- Героин.
Писал доктор быстро. А закончив, оторвал рецепт от книжки и подтолкнул его по столу к Нату. Нат медленно протянул к нему руку.
- Сколько с меня?
- Десять долларов.
- Я… десяти у меня нет, - пристыженно признался Нат.
А сколько есть?
Нат полез в карман. Он точно знал, сколько у него денег, но притворился, будто пересчитывает их. За автобусный билет он уже заплатил, и теперь в кармане осталась пятерка, две долларовые бумажки и около доллара сдачи. Других денег у него не было, и расставаться хотя бы с частью их ему нисколько не хотелось. Вообще-то он и не собирался просить доктора о рецепте. А собирался, когда дело дойдет до денег, громко рассмеяться и уйти, однако пока доктор изучал его, решимости в нем поубавилось. В присутствии врачей ему всегда становилось не по себе.
- Шесть долларов, - сказал он.
- Давайте.
Нат отдал ему деньги. Доктор опустил две бумажки на стол, разгладил их, внимательно осмотрел. Потом сунул пятерку в карман, а доллар вернул Нату.
- Возьмите, - сухо сказал доктор. - Он вам в аптеке понадобится. Заплатить придется больше доллара, но я совершенно уверен, что в кармане у вас найдется еще кое-что.
Нат, чувствуя, что краснеет, замялся, но затем схватил свой доллар и выскочил из кабинета врача. Выйдя на улицу, он разорвал рецепт в клочки, постаравшись, чтобы они получились поменьше, и когда покончил с этим, ему немного полегчало.
В Нью-Йорке Нат оказался уже после полудня, там он доехал подземкой до последней станции, сел в автобус, шедший до улицы, на которой он жил. День стоял безотрадный, сырой. Прохожих на его улице было не много. Да он и знал здесь очень немногих, хоть и прожил всю жизнь в одном и том же доме. В таких местах люди надолго не задерживаются. Семьи перебираются сюда и, пожив несколько месяцев, уезжают. Только его семья и пустила здесь корни. Приближаясь к своему дому, Нат испытывал чувства противоречивые. Он радовался возвращению домой, но тем не менее, поднимаясь по лестнице, ощущал странную подавленность.
Сестру Нат нашел на кухне. Он любил Мэй. Ей было без малого тридцать, и когда она увидела брата, ее миловидное лицо вспыхнуло от изумления.
- Боже мой! - воскликнула она, переходя вместе с ним в гостиную. - Мы думали, тебя еще несколько месяцев не будет. Почему ты не сообщил о своем приезде?
Нат, еще продолжая улыбаться, пожал плечами. Он подошел к стулу, сел, поставив вещмешок на пол между своими ступнями.
- А где мама?
- По магазинам пошла. Ты почему не написал нам ни разу? Она места себе не находила, беспокоилась за тебя.
Нат снова пожал плечами, улыбка его стала натянутой.
- Я вам открытку из Кентукки послал, проездом. Вы ее не получили?
- Получили, но… - Мэй усмехнулась. - А ты там совсем недолго пробыл. Тебе не понравилось во Флориде?
Нат опустил глаза к цветочному узору линолеума.
- Да нет, ничего, - сказал он.
- Ты, наверное, много работал. Совсем с лица спал.
- Да, - сказал он, мысленно поблагодарив сестру за невольную подсказку. - Я там целыми днями под крышей сидел. Хотя делать мне было почти нечего. Потому и вернулся. Хочу подыскать какую-нибудь постоянную работу.
Ладони его вспотели, он вытер их о брюки.
- А малыш где?
- Дик? Только не говори мне, что ты по нему соскучился.
- Похоже, что так, - нехотя признался Нат. Детей у сестры было двое - малышка, которой не исполнилось еще и года, и почти девятилетний Дик. - Я ему подарок привез.
Он пошарил в вещмешке, нащупал коробку с купленными по пути домой коньками. Упаковочная бечевка на ней была завязана слишком тугим узлом, и Нат нетерпеливо разорвал ее.
- Детские коньки, - со стыдливой гордостью сказал он, показав подарок сестре.
Мэй грустно улыбнулась.
- Детские. Из таких он уже вырос, Нат, - мягко сказала она. - Дик вот уж несколько недель как на взрослых катается.
Нат молчал. Коньки, которые он так и держал в руке, вдруг показались ему очень тяжелыми.
- Да, - неловко выдавил он, - а идея казалась мне такой хорошей.
- Она и была хорошей, - торопливо сказала Мэй. - Ничего, скоро они пригодятся нашей принцессе. Ну вот, слышишь? Это она меня зовет.
И действительно, до гостиной донесся детский плач. Мэй встала, вышла. С минуту Нат вертел коньки в руках, потом вернул в коробку. Он все еще смотрел на них, когда вернулась Мэй.
- Нат, - сказала она, - ты это всерьез говорил - насчет постоянной работы?
Он кивнул, бросил на сестру удрученный взгляд и с горечью ответил:
- Ты же знаешь, Мэй, я не люблю бездельничать. Только я не умею ничего.
- А чем бы ты хотел заняться?
- Освоить какую-нибудь профессию посолиднее; может быть, даже в колледж поступить. - Он снова сел. Мысль эта взволновала его, и говорил он теперь с жаром: - Ты знаешь, я могу поступить в колледж. Правительство оплатит учебу. Я писал в школе хорошие сочинения. Может быть, я смогу делать что-то в этом духе - работать в газете, что-нибудь такое.
Он умолк. Сестра ничего не ответила. Нат потупился, натужный оптимизм его сменился пониманием пустоты этой надежды.
- Как Фред? - негромко спросил он.
- Хорошо. Я еще не говорила тебе, что мы подыскали квартиру?
Нат покачал головой. Новость его обрадовала, он был счастлив за сестру.
- Когда переезжаете?
- Я вообще-то не уверена, что нам стоит переезжать, - сказала Мэй. Лицо ее стало печальным. - По-моему, оставлять маму в одиночестве неправильно.
- Почему же в одиночестве? - удивился Нат. - С ней я буду.
- Так-то оно так, но тебя же вечно нет дома. Я не виню тебя за это. В твоем возрасте никому дома не сидится. Ну и не известно еще, как отнесется к этому мама. Мы ей ничего пока не говорили. Если она узнает про квартиру, так просто заставит нас снять ее.
Нат сидел неподвижно, ему было стыдно за себя - до отвращения. Наконец он встал, медленно пересек гостиную и остановился прямо перед сестрой.
- Снимите ее, Мэй, - сказал он. - О маме буду заботиться я.
Мэй молчала.
- Я серьезно, - настаивал он.
- Я знаю, - ответила Мэй, посмотрела ему в глаза, коротко улыбнулась и протянула руку к пачке сигарет. - Давай поговорим об этом, когда Фред придет домой. Ты душ принять не хочешь? Там одежда малышки висит, но я могу ее убрать, дело недолгое.
- Нет. Я, пожалуй, пойду прогуляюсь.
Мэй проводила его до двери.
- Нат, - сказала она, - возвращайся пораньше. Маме захочется увидеть тебя.
- Конечно, Мэй, конечно.
У самой двери сестра взяла его за локоть.
- Тебе деньги не нужны? - ласково спросила она.
Нат поколебался, ему было стыдно. Его охватила неуверенность в себе, унижение такое же, какое он испытывал в приемной доктора. Брать у сестры деньги ему не хотелось, однако у него осталась лишь пара долларов, а сколько времени он проведет вне дома, сказать было невозможно.
- Найдется у тебя пара долларов? - спросил он, не глядя на сестру.
Мэй кивнула, пошла туда, где обычно стояла ее сумочка. Назад она вернулась с пятидолларовой бумажкой. Нат поблагодарил ее, повернулся, чтобы уйти, но сестра снова остановила его.
- Ты ведь вернешься домой к ужину, правда, Нат? - обеспокоенно спросила она.
Он сказал, что вернется.
Пройдясь немного по улице, он обернулся, постоял, вглядываясь в свой дом. Дом был одним из многих, выстроившихся вдоль улицы длинной чередой, вплотную друг к другу, так что между ними не осталось и дюймового просвета, неотличимых один от другого в их тусклой монотонности, если не считать последнего: запыленного, старого, построенного из желтого кирпича, с черными мусорными баками перед ним, из которых ветер выдувал золу. Несколько мальчишек играли на улице в футбол. Нат вспомнил, что был когда-то неплохим футболистом. Он хорошо проявлял себя и в других играх - в панчболе, в хоккее, - однако все это было в те времена, когда от тебя только одно и требовалось: быть хорошим спортсменом. А перейдя в среднюю школу, он неожиданно попал в среду ребят с самыми разными интересами, и к испытанному им тогда замешательству добавилось жутковатое понимание того, что и район, в котором он живет, плох, и семья у него бедная, и сам он нескладен, неуклюж - деревенщина, да и только. В спорте Нат был хорош, но не настолько, чтобы его взяли в одну из сборных школы, и потому он стушевался в роении незнакомых лиц, не понимая, что ему следует делать и к чему стремиться.
Он дошел по своей улице до авеню, огляделся кругом. В двух кварталах слева от него стояла закусочная, служившая местом сбора для всех, кого он здесь знал. А сразу за ней - бильярдная. Идти туда ему не хотелось - ни в закусочную, ни в бильярдную, - но больше податься было некуда.
Перед закусочной толклось на холоде небольшое людское сборище - букмекер, несколько его клиентов, парочка заведомых бандитов и державшаяся чуть в стороне компания преждевременно повзрослевших мальчишек. Нат вошел в закусочную, взял сандвич и кофе. Ел он очень медленно. Каждый раз, как открывалась дверь, он поглядывал в ее сторону, надеясь увидеть кого-нибудь из знакомых и испытывая, однако же, облегчение при виде неизвестного ему человека. Поев, он вышел на улицу. И, недолго помедлив, зашел в бильярдную.
Людей здесь было не много, но среди них имелось несколько знакомых Ната; впрочем, желания поговорить с ним никто не проявил. Зато владелец бильярдной, Карл, едва увидев Ната, направился к нему. Карла Нат не любил. Карл был по-раблезиански вульгарным коротышкой, круглобоким и очень волосатым, с обложенным языком, который он часто показывал тем, кому, как полагал, это может подействовать на нервы. Голос у него был тонкий, а говорил он по преимуществу колкости.
- Смотри-ка, кто к нам пришел.
- Привет, Карл, - сказал Нат.
Карл был человеком, способным на все, и потому продолжения разговора Нат ждал с опаской.
- Где это тебя черти носили?
- Уезжал из города, - ответил Нат. - Пожил немного во Флориде.
Карл, слегка склонив голову набок, окинул его взглядом и насмешливо улыбнулся.
- Во Флориде, - презрительно произнес он. - Во Флориде, чтоб я сдох. Не пудри мне мозги. Не был ты ни в какой Флориде. Знаешь, где ты был, а? В Кентукки ты был, лечился там с другими ширялами. А то - во Флориде. Кого ты надуть-то пытаешься?
Нат виновато потупился, но заставил себя улыбнуться и снова поднял взгляд на Карла.
- Черт, откуда ты это знаешь? - спросил он со слабым подобием бравады.
- Откуда я знаю? - недоверчиво переспросил Карл так, точно вопрос Ната его изумил. - А Карл все знает. Ты этого не знал?
Он торжествующе хохотнул и отошел к столу в глубине бильярдной. Нат боялся даже пошевелиться, уверенный, что все слышали их разговор, но, оторвав наконец взгляд от пола, обнаружил: никто в его сторону и не смотрит. Через несколько минут Карл с нарочитой неторопливостью вернулся. Физиономия у Карла была жирная, пухлые щеки обращали его глаза в щелки, из которых сочилась ядовитая злоба.
- Бизнес нынче ни к черту. Вшивый бизнес. И знаешь почему? Карл скажет тебе почему. Потому что холод стоит, а это помещение не протопишь. Каждый, кто приходит сюда, жалуется Карлу на холод. Каждый, кроме тебя. Ты приходишь и потеешь как свинья. Как тебе удается потеть на такой холодрыге?
Нат вышел на улицу.
Там успело похолодать, а в скором времени должно было и темнеть начать. Зима всегда такова - едва-едва за полдень, и уже темно. Летом воздух здесь был хороший, чистый, люди со всего города съезжались сюда на пляж. Ночами стоял шум, и ничего не стоило познакомиться с девушкой, но зимой люди все больше помалкивали, выглядели одинокими, да и все здесь стихало, замирало, обращаясь в суровое напоминание о безнадежности жизни.
Нат, кляня свою неприятную особенность, со злостью отер лицо и, пройдя несколько ярдов, укрылся в темном проходе к двери давно закрытого магазина. Это маленькое замкнутое пространство и давало ему ощущение небольшой, но все-таки безопасности и позволяло наблюдать за дверью бильярдной, оставаясь никем не замеченным. В дверь вошли и вышли из нее несколько человек, и наконец Нат увидел человека, который заставил его выступить из темноты на свет.
- Сол! - позвал он. - Сол!
Сол, увидев его, удивился. Однако улыбнулся и тепло пожал руку.
- Здравствуй, Нат, - сказал он.
- Здравствуй, Сол. Как поживаешь?
Сол покивал. Он был на несколько дюймов выше Ната - довольно красивый, с приятными глазами и очень тонкими черными волосами. С мгновение он озадаченно вглядывался в укрытие Ната, затем обернулся к бильярдной и, похоже, все понял.
- У тебя время есть? - небрежно спросил он. - Я хочу сделать ставку, это недолго.
Нат кивнул. Встреча с Солом обрадовала его. Сол был умный, очень, три года в колледже проучился. Когда-то они крепко дружили, но в последнее время Сол держался особняком. Приятели Ната его не любили, им казалось, что он дерет перед ними нос, а их это обижало, и они время от времени отпускали на его счет шуточки. Нату эти шуточки не нравились, однако Сола он от приятелей никогда не защищал. Сол вернулся через несколько минут.
- Где ты пропадал, Нат? Давно я тебя здесь не видел.
Нат помолчал, недолго.
- Уезжал на время во Флориду.
- И как там живется?
- Совсем неплохо, - ответил Нат.
Они неторопливо пошли по авеню, миновали бильярдную, пересекли поперечную улочку и в следующем квартале присели на ступеньки перед входом в один из домов. Сол протянул Нату сигарету, какое-то время они молча курили.
- Сол, - произнес Нат и посмотрел в сторону, ему было стыдно. - Не был я ни в какой Флориде. В Кентукки ездил.
Сол негромко хмыкнул.
- Знаю, - сказал он. - На лечение?
Нат кивнул.
- Они меня вообще в порядок попробовали привести. Похоже, на наркоту я подсел не так уж и сильно. Мне даже на полный срок оставаться там не пришлось.
- Тяжело было, Нат? - спросил Сол.
- Да. Поначалу очень. - Нат издал нервный, смущенный смешок. - А ты еще покуриваешь, Сол? Ты кури, если хочешь.
- Тебя это доставать не будет?
Нат покачал головой. Сол достал из кармана тонкую сигаретку, и через несколько секунд по воздуху поплыл очень сильный, густой и сладкий запах марихуаны. На боковой улочке стояли в дверном проеме, разговаривая, юноша и девушка. В лице юноши было что-то знакомое, однако внимание Ната привлекла девушка. Издали она показалась ему красивой - очень красивой и очень счастливой, - и Нат позавидовал близости юноши к ней, его способности делать ее счастливой. Сол, куря, причмокивал, и Нат время от времени поглядывал на него с жадностью. План - штука хорошая, говорил он себе. План просто встряхивает тебя, а когда он кончается, ты на стену не лезешь, это все-таки не герыч и не кокаин, нет, план - это вещь. Он попросил Сола дать ему затянуться, тот поколебался, посомневался, но дал. На душе у Ната мгновенно полегчало. Он затянулся, задержал немного дыхание, затем вернул сигарету Солу и с наслаждением выдохнул дым.
- Знаешь, занятно, как действует на человека травка, когда он под газом, - сказал Нат. - Одна сигарета может с копыт свалить.
- Да, - отозвался Сол, - мне говорили.
- Как тебе удалось не подсесть, Сол? - серьезно спросил Нат.
Сол неторопливо покачал головой.
- Героин - дрянь, Нат, - убежденно сказал он. - Думаю, ты и сам теперь это знаешь. Ты ведь был здесь, когда он только-только появился. Помнишь, как это произошло?
Нат все помнил отчетливо. Один морячок смылся с деньгами, выданными ему на покупку фунта марихуаны. Потом он вроде бы появился снова, и двое ребят отправились к дому, в котором он снимал комнату, чтобы подстеречь его. Однако морячок не появился. Они взломали замок на двери его комнаты, переворошили все его вещи, но нашли только старательно упрятанный среди них мешочек с капсулами. Какой-то инстинкт подсказал им, что находка их имеет немалую ценность, и они вернулись с ней в этот район. А здесь нашелся человек постарше, опознавший содержимое капсул и знавший, как с ними следует обращаться.
Их было около дюжины, свернувших с авеню в темную боковую улочку, - некоторые, как Нат и Сол, пошли туда просто посмотреть, что будет. Они стянули в закусочной столовую ложку, а зажигалок их хватило бы и для того, чтобы выпарить все капсулы до единой. Шприца у них, разумеется, не имелось, пришлось обойтись подкожным введением наркотика. Они по очереди прокалывали себе булавкой кожу предплечья и втирали в ранку получившийся после выпарки порошок. Некоторые делали это не очень ловко, так что крови пролилось немало. Процедура была медленной, и еще до того, как последний из них управился с ней, первого начало рвать. Через несколько минут рвало уже всех - каждый из них впервые попробовал настоящую "дурь". Картина эта сохранилась в памяти Ната как живая, и сейчас, снова увидев ее, он ностальгически улыбнулся.
- Да, - сказал он, - то еще было зрелище.
- Жуткое, - с чувством согласился Сол. - Ничего тошнотворнее в жизни не видел. Как ты ухитрился подсесть после этого, Нат?
Нат давно уже размышлял над этим вопросом, однако и теперь довольно долго молчал, прежде чем ответить Солу.
- Не знаю, - очень тихо сказал он. - Думаю, мне просто нечем больше было заняться.
- Ну да, - согласился Сол. - Наверное, все дело в этом.
Оба замолчали. Нат снова взглянул на разговаривавшую в проеме двери парочку. Они не прикасались друг к дружке, но слегка покачивались, сближаясь и отстраняясь в упоенной, изящной, бессознательной игре соблазна, обещания, отказа, составлявшей фон их разговора.